Quotes from the book «Счастье со вкусом полыни», page 2

округляться щеки, незнакомая тошнота лишала желания вкушать яства, но потом голод приходил и заставлял съедать вдвое больше

рала, точно камешки на бусах. Грех отмаливала да с замиранием сердца ждала, позовет, соскучится по ее рукам да груди горячей. А он и слова не молвил. Вгрызся в нее, в сны, в

Бесприютные обосновались на Троицкой стороне. На Никольской – возводили хоромы Строгановы. Крохотному поселению волею судьбы

рождении, в укор старшему сыну. – А он… там. – Палец уперся в низкое, укутанное серой пеленой небо. – Не знал, земля пухом. – И года не прожил, – равнодушно сообщил брат. – Авось новое дитя крепче окажется. Оттого Евфимия Саввична так печальна… В храме уже собрались

всякие мерзости в голове носишь, а, Хрисогонка? – Как мог такое подумать! Я предан телом и душой, хоть сейчас жизнью ради тебя… – Смотри, – протянул хозяин и махнул рукой, отпуская слугу. Максим Строганов еще долго сидел в своих покоях, писал, а потом выглянул в окно, вздохнул и лег здесь же, на обитой бархатом лавке, прикрывшись медвежьей шкурой – жена страсть

ее, подкрепленная молитвами, внушением духовника, а особливо рождением намоленного Ивана, одержала на долгие годы победу.

Видно, смертушка еще рядом, машет косой. Аксинья все мазала зеленой мутью обрубок, никак не могла угомониться… Что-то

дурные дела. Но та же кровь выдернула его из крестьянского, скудного мира, превратила в того, кто повелевает, решает, милует и казнит.

она куда-то скрыться от синеглазого охальника…

самое то… Но Тошка смилостивился над малым братом, да и сам был рад растянуться во весь рост на лавке, забыться тяжелым сном. Он выпряг лошадь, погладил Льнянку по уставшей холке. Зайчонок