– Дальше, – потребовала я, внутренне негодуя, что моё самочувствие интересует Радмилку куда меньше сплетен, но не имея сил это высказать. Снова отпила из бутылки. Голова болела всё сильней и немного кружилась.
– А потом Лучезара обнаружила, что оставила дома кошелёк и решила вернуться. Мы с девчонками вошли внутрь общаги, стоять же на улице холодно. Продолжили трепать языками. Поговорили об очередном конкурсе «Краса ВГА». Скоро уже, год заканчивается…
– Дальше.
– Видим, по лестнице спускается Славомир. Чего по лестнице? Лифт работает. Он явно торопился. Я ещё подумала: наверное, с Лучезарой столкнулся. Его остановила вахтёрша и давай что-то талдычить. Бедняжка уйти не успел, – в голосе Радмилки отчётливо звучал сарказм, – подлетает наша Верещагина и принимается вопить на весь белый свет о том, что он сразу должен был сказать ей всю правду про него и тебя. Ну, когда твоё имя прозвучало, я решила, что пора сматываться, а то и до меня доберётся. Мне зачем эти проблемы? И заодно подумала узнать, как ты тут?
Я через силу кивнула. Радмилка продолжила:
– Зорица происходящее снимала. Охотница за сенсацией! Я на один пролёт поднялась, чтобы Лучезара, спасите боги, не заметила, и слушаю, что будет дальше. Как она со Славомиром поступит. Лучше же один раз увидеть, чем потом в разных трактовках выслушивать.
Получается, она не слишком торопилась узнать, как я тут.
– Славомир пытается ей что-то сказать, надо же от дуры отмахаться. А она ему так громко: замолчи! Молчи, я сказала! Скажешь слово – окаменеешь до колен, скажешь два – до пояса! А три – весь окажешься каменным! Прям сказка! Знаменитая формула. Потом она выбежала и ещё на улице заходилась как оглашенная. Ну, я сюда пошла. Зорица напишет обо всём.
– Радмила, мне плохо, – выдавила я. Мысли начали мешаться. В теле поселились неприятные ощущения.
– Ух ты! Мамочки! – Барышникова вскочила и выбежала в коридор. Вскоре вернулась со Златкой. Та присела со мной рядом, заглянула в каждый глаз, оттянув веко, потрогала лоб.
– У тебя жар. Голова не кружится? Не тошнит?
– Тошнит.
– Лучезара могла от души приложить. Сама говорила. Надо ЧЛП вызывать.
«Чародейная лекарская помощь». Вы-то мне сейчас и нужны.
– Вызывай, – взмолилась я, чувствуя не столько дурноту, сколько страх.
Девчонки исчезли. Меня охватила слабость. Перед глазами потемнело.
Часть II
Глава I
Кружевная переписка
Лютень, 6. 11199 год.
Добрыня: Наговорились?
Весна: Да если бы. Скажи, там девушек много?
Добрыня: Вы почти полчаса языками чесали.
Весна: Не подслушивай.
Добрыня: Мы в одной комнате живём.
Весна: Так девушек много?
Добрыня: Это столица. Здесь всего много. Что-то раньше ты не изводила себя ревностью.
Весна: Раньше… сама не знаю.
Добрыня: Как дома?
Весна: Отец и К. на охоте. Со вчерашнего дня. Большой заказ поступил. К. всё ещё со мной словом не перемолвился. Прямо жутко бесится, что совет старейшин решил отправить в столицу тебя, а не его. Он же весь из себя старший брат. Думает, что имеет преимущество. И всё в том же духе. Надоел. Всех измучил.
Добрыня: Я так и думал. Мог бы мне высказать.
Весна: Да ну его.
Добрыня: Как младшие?
Весна: Как всегда. Истома опять лежит. Ты купил лекарства?
Добрыня: Отправил ещё седмицу назад.
Весна: Там правда дешевле?
Добрыня: Лучше не спрашивай. Расстроишься.
Весна: Следовало ожидать. И можешь считать меня истеричкой, но напомни Сивогривову, если он вдруг забудет, – пусть только попробует смотреть на девок. Узнаю – заклюю. И пусть волк из него многопудовый – в воздухе он меня не достанет. А я его – запросто. Пусть не забывает, что в нашей семье все орлы – птицы боевые.
Добрыня: Уже считаю тебя истеричкой.
Весна: Сама не ожидала. Мы же не расставались никогда. А тут почти полмесяца.
Добрыня: Я иногда думаю: если вы поженитесь, кем родятся ваши дети?
Весна: Ты о чём? Знаешь ведь, в нас природа сильная. Все, кто с нашей семьёй роднятся, порождают орлят.
Добрыня: Беда в том, что мы ничего не знаем о семье твоего избранника.
Весна: Я вот сейчас недоверчиво фыркаю.
Добрыня: Он тоже. Говорит, его генетика твою перегенетит.
Весна: Ну-ну…
Глава II
…Низкорослый пухлощёкий лекарь закончил свои объяснения и внимательно посмотрел на меня.
– То есть как – нижняя половина козья?
Услышанное в моей голове не укладывалось. Тем более что утром, когда я пришла в себя, то смогла подняться и выйти из палаты в коридор лечебницы. И моя нижняя половина находилась при мне. Вся, до последней клеточки. Именно моя, а не чужая.
– Так. Насколько мы поняли, заклинание будет действовать только в тёмное время суток. Днём вы сможете вести обычную жизнь. Ходить на учёбу. Встречаться с друзьями.
– А ночью?
– Ночью? – лекарь слегка замялся. – Ну что ночью? Ночью нужно спать.
– Я работаю ночью, – я почувствовала прилив сил, вполне годных для скандала. – В харчевне. Подносы ношу.
– Ну-у-у-у, – протянул толстячок, – наверное, придётся уйти оттуда. Впрочем, можно и остаться.
Вероятно, он имел в виду, что работница-полукоза сможет привлечь в харчевню больше клиентов. К обоюдной выгоде для нас с Владимиром. То есть хозяин заработает на нескончаемом потоке посетителей, а я – на чаевых.
– И что? Ничего сделать нельзя?
Абсолютно не хотелось показывать всем последствия заклятия Лучезары. Да и сама их ещё не видела. Вчера в лечебницу меня привезли в бессознательном состоянии. Только утром узнала, что после захода солнца нижняя половина моего тела покрылась шерстью, ноги вытянулись, ступни превратились в копыта… бр-р-р-р-р… жуть!
– Я не хочу, чтобы это повторилось! Измените что-нибудь! Исцелите меня!
– К сожалению, пока невозможно что-либо исправить, – лекарь изобразил на лице ободряющую улыбку. – Но со временем обязательно… За вами будут наблюдать. Понимаете, мы сделали всё, что могли. Сейчас нам нужна сама Чародейка, наложившая заклятие. Необходимо знать, какие именно слова она произнесла.
– Я не запомнила…
– В том-то и дело. Потерпевшие никогда не запоминают сказанного. Просто в тот момент они ничего не слышат. И свидетелей в данном деле нет. Как только стража отыщет злодейку, так сразу именно ваш случай станет для нас яснее. Но даже если вдруг её не найдут, что очень маловероятно, – уверяю, заклятие рано или поздно само утратит силу. Постепенно сойдёт на нет.
– Какой период времени вы включаете в понятие «рано или поздно»?
Я пошевелила пальцами правой ноги, торчавшими из-под одеяла. Неожиданно они мне стали очень нравиться. Просто не желала я видеть их перевоплощение в копыто.
– Ну-у-у-у, – лекарь подбирал слова, – может, месяц, может, год. Может, пять лет…
Всё моё нутро взбунтовалось против продолжения. А то ведь таким образом он и до сотни дойдёт.
– А если я вся стану козой? Или на другой день нижняя половина из козьей не перейдёт снова в человечью?
– Исключено, – собеседник помотал розоволанитной головой. – Первые сутки показывают полностью, как отразилось заклинание на человеке и что теперь будет происходить, – постарался заверить он меня, но тут же отвёл глаза и добавил: – Обычно.
– Обычно?
– Не переживайте. Поначалу превращения будут происходить немного болезненно. А потом вы перестанете их замечать.
– Что значит «обычно»?
– Ну, это я так… Что вы?.. Всё уладится.
Успокаивал он неубедительно.
– Вы издеваетесь? Как можно не замечать свою полукозистость? А если у меня волосы на лице вырастут? – я бросила взгляд на свою соседку по палате. Утром я думала, что это сосед. Усы, густая борода, кустистые брови и две косы до пояса. Затем мы познакомились. – И потом год – это же очень много! А пять – и вовсе!..
– Сроки, конечно же, приблизительные, – лекарь замахал руками. – Вот отыщется преступница, и многое станет понятно.
Он встал, объявил, что пора идти, и покинул палату. Я упёрла задумчивый взгляд в кафельный пол мертвенного серо-голубого цвета и попыталась навести порядок в мыслях. Выходило, что:
Лучезара одарила меня проблемой. Совершенно незаслуженно, надо сказать.
Теперь она в розыске, и пока не отыщется, проблему не разрешить.
Чего это я так невежливо к проблеме отношусь? Это же целая проблемища. Надо наградить её заглавной буквой.
Итак, Проблема!
Я пострадала из-за трусости Славомира и недалёкости одной ведьмы.
Проблему, как выяснилось, не могут решить даже те, кто сделал излечение от заклятий своей профессией.
Как быть дальше?
Обычно я реву в подобные моменты. Но сейчас слёзы куда-то запропастились, голова работала отвратительно. Не отошла я ещё от вчерашнего потрясения и ночных превращений (пусть даже не помню их), жара и плохих новостей.
Я почувствовала взгляд и подняла голову. На меня смотрела чрезмерной волосатости соседка.
– Чего глядишь? – резко поинтересовалась она. – Ты тоже ночью ужасно выглядела. – И тут же заплаксивела: – Ты хоть ночью, а я постоянно…
Вот у кого слёз в достатке!
Её звали Власта. Она приехала с Юго-Западной Окраины. Окала и приближала «г» к «х». За два часа, прошедшие с нашего знакомства, волосатая рыдала уже в третий раз.
Ну да! Всегда найдутся те, кому хуже, чем тебе. Чтобы слегка угомонить пациента, надо уложить с ним рядом несчастного, по которому заклятие ударило сильнее.
У меня же угомониться не получалось. Лишь сильнее нервничала. Проблема!
Я поднялась с кровати и подошла к зеркалу, висевшему над раковиной в углу нашей маленькой и совсем неуютной палаты. С гладкой поверхности на меня смотрела вполне себе обычная Добряна Вьюжина, только немного бледная и с кругами под глазами. Хорошо, хоть шерсти не видно.
Соседка заныла ещё громче, и я вышла наружу, понимая, что не в состоянии сейчас сочувствовать кому бы то ни было. Мне бы кто посочувствовал.
Похоже, вся лечебница была выкрашена в мерзкий серо-голубой. Стены, кое-какая мебель, плитка на полу имели тот же оттенок. Мимо меня по коридору прошли несколько человек. Одни – в домашних халатах, другие – в пижамах. Все не имели явных следов магического воздействия. А я не стала разглядывать, искать. Неприятно. Не хочу узреть следы неявные. Ещё информацию, полученную от лекаря, не переварила.
Интересно, мне кто-нибудь привезёт халат? Хожу тут в серой больничной рубахе.
Привезли.
После обеда, состоявшего из безвкусных щей и картофельного пюре с миниатюрной котлеткой, возле моей кровати появились Радмилка, Златка и Милорад.
– Держи, Вьюжина, – Радмилка принялась выкладывать из сумки мои вещи. – Надеюсь, захватила всё что нужно. А то больше я к тебе не поеду. Утомительно, знаешь ли: подземка, электричка, пешочком. А на улице, кстати, минус двадцать.
– Электричка? – переспросила я. – Мы разве не в городе?
– В Доброделово, – ответил Милорад. – Здесь целый Чародейный лечебный комплекс. Полпригорода занимает. А-а-а-агромный! Чего тут только нет!
– Как состояние? – поинтересовалась Златка. – Нам уже растолковали, что днём ты неопасна.
– Очень смешно, – буркнула я. – Не вздумайте никому проговориться.
– А о чём? Лекарь сказал, с тобой по ночам небольшие изменения будут происходить. И всё. Без подробностей. Давай выкладывай.
– Ага. Сейчас. Разбежалась. А завтра обо мне вся общага трепаться начнёт.
– Ай-яй-яй, – притворно разобиделась Радмилка и поставила на стол мою кружку с карнавальной маской на лиловом боку (ценой многих усилий спасённую от скандалов соседок). – За кого ты нас принимаешь, Вьюжина?
– За тех, кем вы и являетесь, – язвительно улыбнулась я. – Болтушки. Буду говорить только в присутствии своего защитника.
– Он здесь, – Златка указала на Милорада, затем махнула рукой. – Да и не говори. И так всё понятно.
– Что тебе понятно? – насупилась я.
– Ну, всё-таки нам в прошлом году читали спецкурс по травмам, нанесённым волшебным способом. И по тому, какую помощь должен оказать Численный лекарь, если рядом не оказалось Чародейного.
– Что слышно про Лучезару? – перевела я беседу на отдалённую тропку.
Все трое открыли рты, но Радмилка жестом заставила остальных замолчать.
– Там такое! Не вовремя я съезжаю. Самое интересное начинается.
Она извлекла из сумки мои тапочки и поставила их возле кровати.
– Съезжаешь? Когда? Ты ведь теперь можешь остаться.
– Поздно уже. Документы подписаны. Квартира освобождается сегодня. Пора.
– Ладно. И что там?
Гости так загадочно поглядывали, что моё любопытство выросло до небес.
– Славомир окаменел. Целиком. Верещагина же ему велела помолчать, но не уточнила, сколько времени и о чём конкретно. А когда она убежала на улицу, к Славомиру подскочила Зорица. Они, как стало известно, с подружкой, кроме своего журнальчика, теперь ещё и стенгазету выпускают со всеми новостями ВГА. Вчера первый выпуск вышел. Про Забытых написали. Ты, может, обратила внимание? Внизу в главном корпусе висит.
Ага! Точно. Видела вчера толпу перед доской, где объявления вывешены. В трудноисчисляемом количестве. Но не придала значения.
– А тут гром и молния, – вступила Златка. – Чародейка на весь околоток голосит, что Славомир ей с тобой изменяет.
– Неправда, – слабо возмутилась я.
– Правда-неправда, – Радмилка приняла глубоко философский вид и пожала плечами. – Кому сейчас какое дело? Голосила она что-то другое, но имя твоё все слышали. Так что о тебе и так вся общага треплется. Сплетни по Академии не просто ползут, а скачут, как блохи.
Да уж… могу представить.
– А Славомир?
– Он Зорице пару ласковых брякнул. Ну не в настроении пребывал несчастненький. И окаменел. Почти час возле вахты стояла статуя – попробуй обойди. Пока его родители не увезли.
Описываемые события забавляли Радмилку. Златка не так откровенно демонстрировала улыбку. Милорад выглядел озабоченным.
– Но это же ужасно, – проговорила я. – Как его раскаменить?
Личная Проблема начала казаться не такой уж страшной.
– Да успокойся, – Радмилку совершенно не волновала судьба Славомира. – Его папашка что-нибудь придумает. Денег навалом. Не придумает сам, наймёт человечка мозговитого.
Власта на своей кровати слишком громко всхлипнула. Все оглянулись на неё. Потом Радмилка наклонилась ко мне и шёпотом поинтересовалась:
– Это кто?
– Беглый каторжник. Барышникова, ну как ты думаешь? Такая же, как я. Одной дурой пришибленная.
Соседка по палате с утра успела просветить меня относительно своих приключений. В её случае это был банальный любовный треугольник. Увлеклась Власта одним мальчиком… Я не вникла во все перипетии, но вроде он сам Численный, а подружка у него Чародейка. И эта самая подружка позабыла про незаконность колдовского способа борьбы с противниками и прибавила волос на свежем, молодом личике соперницы. Как похоже. Но ведь у Власты по-настоящему любовный треугольник. Не как у меня. За что я страдаю?
И ещё я не разобралась: куда делась ревнивица и почему волосатую до сих пор не привели в порядок? Второй месяц здесь валяется. Слушала без должного внимания.
– Я, вообще-то, имела в виду: мальчик или девочка? – тихо пояснила Радмилка.
– Под хвост загляни, – так же тихо посоветовала я и вернулась к оставленной теме. – А с Лучезарой что?
– Сбежала, – сказал Милорад. Одно слово успел вставить в повествование девчонок.
– Зорица сообщила, что Верещагина возле общаги глотку драла, не жалея. Свидетелей нашлось достаточно. Все сходятся в одном: она клялась, что любая девушка, которая Славомиру не безразлична, непременно пострашнеет.
– В связи с чем мы пораскинули мозгами, – продолжила Златка, – и пришли к выводу, что достаться в первую очередь… прости, во вторую – первая твоя, должно кому?
– Кому? – хмуро поторопила я.
– Ну Любаве, конечно, – поразилась моей недогадливости Радмилка. – Славомир же вокруг неё увивается. А скоро очередной конкурс «Краса ВГА».
– Радмила, не злорадствуй, – призвала я. – На тебя он тоже в своё время пару раз посмотрел. Вдруг заклятие пойдёт по цепочке и заденет всех, на ком Гуляевский глаз когда-либо останавливался.
Думая о Любаве, я перевела взгляд на Милорада. Тот пялился в сторону умывальника, демонстрируя, что вовсе не интересуется нашими пересудами.
– Если бы речь шла о Ратмире, то стоило б опасаться за всех красавиц общежития, – вставила Златка. – Кобелино блудливый! А Славомир…
– Откуда ты знаешь?
– Так никогда не происходит, – подала голос Власта.
– Как? – обернулась к ней Радмилка.
– По цепочке. Самые действенные заклятия накладывают, видя перед собой жертву. Зрительный контакт важен. А коли издалека, да не называя определённого имени, – не пойдёт. Разве что она сильная колдунья, со степенями. Тогда конечно. Но всё равно без цепочки.
– Ты, я смотрю, в этом разбираешься, – заметила я, вспоминая, какой качественный зрительный контакт состоялся вчера у нас с Лучезарой.
– Была возможность тему изучить, – Власта снова всхлипнула и уткнулась носом в платок.
– Да кто ж знает Лучезару? Вдруг она имя называла? – предположила Златка. – Не могла же она не иметь понятия о Любаве. И вообще, почему Сухова каждый год в конкурсе красоты участвует? В мировой практике победительница прошлого года поздравляет победительницу нынешнего и машет ручкой. А у нас другие правила.
Гости задержались у меня. Успели съесть половину привезённых сладостей. Все сладкоежки собрались, кроме Златки. Она поменяет вагон конфет на кусок мяса. А стрелки часов неминуемо двигались к тому моменту, наступления которого я панически боялась.
– Да! Я же тебе ещё журнальчик привезла, – вспомнила Радмилка, когда посетители заговорили о том, что пора и честь знать.
– Надеюсь, не от Лучезары остался? – осведомилась я.
– На свои кровные купила. Белыми своими ножками в ларец ходила. Белыми своими ручками расплачивалась.
– И всё-таки как она тебя, а? – сострадательно спросила Златка. – Мы никому не скажем. Честно.
Да я знала, что они не станут кричать о моей беде на весь Великоград. Милорада хоть пытай. Девчонки тоже вовсе не балаболки. Просто я отложила момент, когда придётся открыть всю правду. Очень не хотелось озвучивать услышанное от лекаря применительно к себе. Когда узнаёшь, что у кого-то случилось горе, жалеешь того человека (или злопыхаешь. От ситуации зависит да от людей. Со мной такого не происходит) и надеешься, что тебя подобное несчастье обойдёт стороной. Причём – за много кварталов. Но если с тобой это уже произошло и нужно поговорить, а ты ещё не принял свершившийся факт и не готов в него поверить…
Стрелки часов ещё малость приблизили закат.
– Она сделала то, что ей казалось важным. Чтобы я уж точно не смогла привлечь Славомира. Да хренчик-венчик! – вспыхнула я, – ему и не хотелось смотреть на меня. Будто ему смотреть больше некуда!
– С чего всё началось?
Я рассказала, как Славомир явно трусил. Он даже не произносил имени Лучезары. Есть такое поверье: дескать, упомяни имя Чародея, и он узнает, что ты о нём говоришь. Впрочем, диалог у нас с Гуляевым худо-бедно клеился и без имён. Ещё б Верещагина не заявилась в неподходящий момент и не проявила свою непроходимую тупость во всей красе…
– Только никому, ладно? Про мою козлоногость… – грустно глядя на девчонок, попросила я. – В Академии сейчас есть о чём поговорить, сами сказали. Не стоит меня лишний раз упоминать.
– Нам положено хранить тайну недужного, – одновременно печально и торжественно проговорила Златка.
Милорада просить не требовалось.
– Да и вообще, Вьюжина, как ты можешь? – снова попыталась застыдить меня Радмилка.
На самом деле она способна легко выдать чужой секрет, если это принесёт ей выгоду. Но только в том случае, когда дело не касается друзей.
– Пожалуйста.
– Не боись! – Радмилка запихнула опустевшую сумку под кровать с намёком, что мне она ещё понадобится.
В палату вошёл уже знакомый лекарь. Я мысленно сравнила его с лоснящимся пончиком. Весь такой круглый.
Лекарь призвал гостей покинуть лечебницу. Я поняла: это потому, что солнце скоро сядет. Ведь время для посещений ещё не вышло.
Милорад подошёл и наклонился, чтобы чмокнуть меня в щёку.
– Держишься? – негромко поинтересовался он.
– Боюсь ужасно, – также шёпотом призналась я.
– Я бы остался…
– Ни в коем случае! Сама не хочу видеть метаморфозу. А уж тебе показывать – тем более.
– Ну ладно, – он поцеловал меня в другую щёку и разогнулся. – Завтра не приеду. Постараюсь в четверг вкусного привезти.
– Не утруждайся, – махнула рукой я. – Просто сообщай обо всём происходящем.
– Я напишу, – Дубинин попытался жизнеутверждающе улыбнуться. Получилось неубедительно. И вышел вслед за девчонками.
Лекарь (мне стало известно, что звали его Вадим Ростиславович) дал выпить расслабляющего отвара и находился рядом, пока превращение не завершилось. Может, питьё подействовало, но я испытывала не столько боль, сколько жуткий зуд в той части тела, что ниже талии. От него хотелось плакать и смеяться одновременно. Плакать в моём случае было бы несомненно уместнее, однако почему-то получалось смеяться. Процесс длился минут десять. А ожидала я его с трепетом целый день.
Вадим Ростиславович предложил посмотреть на себя. Пройтись, чтоб попривыкнуть. Я отказалась. Пока козьи ноги скрыты от моих глаз под одеялом, о них можно не думать. Ну, то есть попробовать не думать. Сильно-сильно постараться… А вот когда захочется прогуляться по коридору до необходимой комнаты (чашка с отваром оказалась немаленькая), не думать уже никак не удастся. Время даже не вечер. А уже темно. Дотерпеть до восхода – проигрышный вариант. Но я до последнего отказывалась вылезти из-под одеяла. И уснула.
А ночью пришлось подняться. Зов естественной потребности сильнее страха. Ноги странно пружинили. Ох, мамочки! К такому нужно приноровиться. Тапочки надеть не сумела и плюнула. Копыта зацокали по полу. В халат облачаться тоже не стала.
Выйдя из тёмной палаты в коридор, где горели дежурные лампы, я приковала взгляд к потолку, а руками ощупала место пониже спины. И вскрикнула, обнаружив хвост. Короткий козий хвостик. Чудовищно!!!
Я приготовилась забиться в истерике. Скосила глаза и осмотрела себя. Обычно склонная к слезам и нытью по поводу своей внешности (множество комплексов обитают в моём сером веществе, что поделаешь…), тут не заплакала, а внезапно разозлилась. Что не убивает – делает нас сильнее, так? (На самом деле не так, но сейчас не об этом). Ныть можно, когда лень что-то менять, в остальных случаях необходимо бороться.
И я поцокала, обещая себе, что научусь ходить, да что там – бегать на новых ногах. И только попробуйте посмеяться! И думайте про меня, что хотите, недалёкие тараторки из ВГА! А ты, Лучезара, бойся попасться мне на глаза! Ты сворачиваешь ложку в спираль одним взглядом? Ха-ха! Вот дам копытом по башке!
А может, стоит написать заявление на кровную месть? Я задумалась. Но через мгновение отмела бредовую идею. Что я сделаю Лучезаре? Превращу её в лошадь? Чародейные дела мне не по силам. А принцип правильной мести состоит в том, чтобы принести обидчику тот же вред, что и он тебе. Иначе баланса не будет. Нарушать баланс не надо. Так всегда кто-нибудь останется неотомщённым. Лучше уж простить.
Главный Вселенский закон гласит: «Никогда не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступили с тобой». Отсюда вытекает вовсе не Вселенский: «Каждый заслуживает, чтобы с ним поступили так, как он поступает с другими». Отмени этот закон, и истинная справедливость исчезнет. Без неё, конечно, можно жить. Только найдётся много недовольных.
Да ладно уж! Что я действительно сделаю Лучезаре? Позлюсь, понакручиваю себя и… смирюсь. Но искать её надо.