Глава X
Около одиннадцати вечера пришло сообщение от Дубинина: «Завтра после обеда едем на Остров». Подумала было позвонить и потребовать объяснений, но тут в дверь постучали. Я закрылась на замок и щеколду ещё до превращения, установив для комнаты 1407 новое правило: никаких открываний двери после заката. Разве что совсем припрёт.
Решила не отзываться. Через полминуты стук повторился. Я подошла (ох и неудобно на козьих ногах ходить!), прислушалась.
– Ты уверена, что она дома?
– Зорица, ты сама свет видела.
– И что? У неё тут свет каждый вечер горит. А по слухам – она в лечебнице.
Как любопытно. Надо спросить у Милорада, чем он тут занимался. Больше-то ни у кого ключей нет.
– Девчонки сказали, что видели её сегодня.
Зорица снова постучала. Затем сочла, что этого недостаточно, и, наклонившись к замочной скважине, прокричала:
– Добряна, ты дома? Открой, пожалуйста. Очень важный разговор.
Что так орать? Я рядом стою.
– Очень-очень важный.
Я вернулась к столу и продолжила переписывать лекции из Надёжиной тетрадки.
Опять стук. В голосе начало прорезаться нетерпение:
– Добряна, ну очень надо! Очень.
Как-то слишком много «очень» для одного вечера.
– Сейчас всплакну, – язвительно отозвалась я шёпотом.
Услышала, как в коридоре открылась дверь другой комнаты. Потом голос Златки:
– А её нет. Уехала. К Радмилке. С ночёвкой.
– Так свет горит.
– Подумаешь, свет. Наверное, как и прежде, Дубинин с Усмарём.
Ага! Понятно. Эти двое в моих апартаментах дрыхли. К Ратмиру, скорее всего, девушка приходила. Обычно его присутствие соседей не останавливает (оно никого не останавливает – это же общежитие), но если тем есть где переночевать…
– Они открыли бы, – нерешительно выдвинула гипотезу Зорица, не стремясь принимать на веру слова Златки.
Та ничего не ответила.
Вечерние гостьи продолжили тарабанить в дверь. Вот настырные! Но через несколько минут всё-таки сообразили убраться. Давайте, акулы пера! Работайте плавниками, гребите восвояси!
Вскоре выяснилось, что Зорица любит и умеет добиваться поставленной цели. Обычно я уважаю таких людей. Однако эта конкретная особа ничего, кроме презрительного раздражения, не вызывала.
Она отыскала меня на следующий день в коридоре малого корпуса. И заговорила с приторной отзывчивостью в голосе:
– Добряна, необходимо написать о тебе в «Вестнике ВГА».
Вот так. Сразу к делу. Могла бы для приличия сперва о здоровье справиться.
На меня с утра изо всех углов Академии косо смотрели и за спиной перешёптывались. Некоторые даже каверзные вопросы задавали. Дескать, почему я без ослиных ушей, не рычу дико и руки у меня не связаны. Я пару раз вспомнила о Лебяжьем. Но потом нездоровые вопросы так взбесили, что мысленно пообещала всей Академии: «Не дождётесь, не смотаюсь!»
О, да, Зорица! Я уже разбежалась давать тебе пищу для очередных грязных россказней.
– Неужели? – сухо осведомилась я, продолжая путь в сторону столовой. Время обеда.
– Конечно. Я столько всего наслушалась про историю с Лучезарой. А ведь люди должны знать правду!
Как патетично.
– Не боишься? – я бросила взгляд на неистовую писаку. – Как насчёт «опасна для общества»?
– Это не я написала, – выпалила Зорица, и я по глазам поняла: врёт. – Я так не думаю.
Откуда-то сзади появился Милорад. Грубовато оттолкнул в сторону собеседницу, а меня потащил за дальнюю колонну скромного фойе. Немного не дошла до вкусных коржиков.
– Мы едем на Остров, – напомнил Дубинин.
– У меня занятия до половины пятого.
– А давай после половины пятого, – наигранно согласился братец. – Просто жажду посмотреть, как ты в подземке заход солнца встретишь.
Я вздохнула. Кто знает, насколько может поездка затянуться. А темнеет рано.
– Что на Острове?
– На Острове мамочка Лучезары. Хочу, чтоб она посмотрела в глаза мои суровые. А заодно разъяснила, почему ты вынуждена страдать от козней её дочери.
Идея, в общем, неплохая.
– Согласна, – кивнула я, – только…
Собиралась предложить сначала пообедать, но из-за колонны вышла Зорица:
– Я с вами.
Пока я подыскивала слова, дабы ответить в лучших традициях несуществующей Ратмировской школы ораторского искусства, Дубинин гаркнул:
– Нет!
И в скором времени мы оказались на улице.
– Как ты узнал адрес? – полюбопытствовала я по пути к подземке. – Глава дал?
– Нет, конечно. Я ж рассказывал тебе. Боянович орал на меня. Я орал на него. Думал, он исполнит свою угрозу и вышвырнет нас к нечисти из Академии…
– В Монте-Жопинск? Хорошо бы. Меня там никто не знает.
– …потом он спасовал. Извинился. А адрес я в Кружеве отыскал. Сам временами не верю, но, зная лазейки, в переплетениях можно найти, что пожелаешь.
Милорад изменился. Внутренне. Но даже внешне стал выглядеть казистее. Победы окрыляют. Придают уверенности. Уверенность делает людей привлекательными. А извинения от нашего деспотичного главы и крупная академическая выплата, выбитая Дубининым для меня, – это несомненные победы. Боянович – человек прижимистый.
Или произошло что-то ещё? О чём я не знаю…
В общем, уверенный Милорад нравился мне больше, чем Милорад самоедствующий. Пока на него не накатил приступ хандры – что не редкость, надо любоваться.
– А это законно?
– Не совсем, – ушёл от прямого ответа Дубинин. Обычно он на такие вопросы отвечает: «Совсем незаконно».
Мой названый родственник с вычислителем дружит давно и близко. Одного его приятеля за такую крепкую дружбу судили. Ничего серьёзного. Ну влез на страницу воеводства. Но никаких тайн княжества не разведал. Хотя попадаться второй раз не стоит. На что я толкаю Милорада?
Станция подземки «Островная» отличалась от всех остальных. Я больше нигде – ни в Великограде, ни в Святогороде – не видела, чтоб на перроне журчали фонтаны. Мозаичные панно на стенах восхваляли Чародейное сословие и его вклад в благополучие всего человечества.
Как-то слишком помпезно. С фонтанами перегнули.
Встав на ступеньку самодвижца, я глянула вверх. Глубокая станция. Как в холодной столице. Понятно, Святогород на воде стоит. Да и «Островная» практически под рекой. У меня перед глазами возникла отчётливая смена кадров. Рушатся под напором воды стены, все пугаются, вопят, падают, тонут. Ох уж это моё богатое воображение! Странная потребность представлять гипотетические происшествия в красках. Чтобы отвлечься, я повернулась к Дубинину, который стоял ступенькой ниже и задумчиво разглядывал хвалебные плакаты на округлых сводах.
– На Остров так легко приехать. Какого упыря мы тогда за экскурсию платили?
– А я вам предлагал, – с непонятным чувством воззрился на меня Милорад. – Кто кричал: «Пусть нам всё расскажут и покажут!»?
Наверху мы принялись кружить по окрестностям. Остров казался чище остальных районов столицы. Снег в людных местах не превращался в грязную, чавкающую под сапогами массу. Лежал ровным слоем. И никакой гололедицы. Светомобили сверкали гладкими боками. Грязеотталкивающее заклятие, не иначе. Слышала я про такую услугу. Это как с Лучезариной покраской волос. Дорого, но надолго. Года три машину мыть не придётся. И обувь почти у всех блестит.
Мы с Дубининым в Островном царстве безслякотья смотрелись пришельцами из Туманных земель. Нет, таких не найти на карте мира. Их авторы одной кинотрилогии придумали. В экранных землях день за днём туман, сыро и, соответственно, грязюка страшная. Впрочем, всегда ли мы можем отделить выдумку от реальности? Да и что такое реальность? Мир, какой мы лепим сами, предварительно придумав его образ?
Милорад говорит, все измерения, сотни их или тысячи, очень похожи и в то же время абсолютно разные. Но люди – везде люди. Зло они творят или добро – оно дублируется по всем мирам. И созданное руками – тоже. Книги, песни, статуи радуют людей в тысяче мест, но лишь в одном экземпляре. К чему я это?
А, да! Из машины, стоявшей у обочины, доносилась песня: «Чёрный ворон, чёрный ворон…» У Владимира она каждый вечер играла. Наизусть знаю. И вдруг подумала, что в тысяче миров сейчас так же звучит эта песня. Только где-то её менестрель поёт, а где-то – певичка на концерте. Во всяком случае, так утверждает Милорад. А я ему верю. Он любимую тему хорошо изучил.
«Чёрный ворон…» – я начала подпевать, но вскоре песня затихла вдали.
– Нет, ну здесь должен быть.
– Дубинин, давай уже спросим у прохожих, где твой таинственный Заячий переулок.
– Да подожди. Я смотрел в Кружеве карту. Недалеко от подземки.
– А тут всё рядом. Но почему-то полчаса уже бродим. Я замёрзла.
– Двадцать минут, – поправил Милорад.
Вот дотошный. Я совсем не прочь погулять по Острову. Но не с урчащим желудком. Надо же, пока отдыхала в лечебнице, совсем отсутствовал аппетит. Хотя причины понятны. Тогда я не могла отойти от потрясения, что вовсе не способствует хорошему пищеварению. У меня точно. Радмилка, напротив, когда нервничает, жрёт не останавливаясь. И ещё в лечебнице было тепло. Причём отапливалось здание совершенно точно волшебным способом. Я ни одной батареи там не заметила. А здесь гуляю по морозцу – пальцы коченеют. И уловив запах горячей еды, делаю охотничью стойку у дверей каждой забегаловки. А их мы прошли уже штук восемь. Да и от стресса чуть оклемалась. Составлен план действий. Необходимо двигаться дальше.
Только я подумала, что в богатом доме Верещагиных могут и накормить (и я тоже найду, о чём поведать Радмилке, мол, не одни Гуляевы угощают душевно и вкусно), как мы обнаружили Заячий переулок. И сразу искомый дом номер три. Выглядел он внушительно. Три этажа, лепнина, нависающий над входной дверью, весь какой-то ажурный, балкончик. Дом оказался плотно прилеплен к соседним таким же. Покрашен в нежно-зелёный цвет. Около двери я ожидала увидеть звонки с номерами квартир, но имелся только один. Милорад вдавил кнопку.
Мы думали, дверь откроет дворецкий. Но наружу выглянула сама Забава Верещагина. Я узнала её. К статье Зорицы об актрисе прилагались светопортреты разных лет. На них она выглядела хорошо. Сейчас же на лице Забавы читалось страшное утомление. В таком состоянии обычно не до гостей.
– Кто вы? – сердито встретила нас хозяйка. Голос с хрипотцой.
Милорад взялся пространно излагать наши цели и надобности, но Лучезарина мать не дослушала. Злобно выдохнула:
– Опять?! – и собралась захлопнуть дверь. Дубинин её удержал. Стал изъясняться напористей.
– Да не знаю я, где моя дочь! – выплеснула свои страдания актриса. – Как же вы все меня достали!
И снова совершила попытку от нас отгородиться. Милорад в ответ прочно установил свой ботинок на толстой подошве в щель дверного проёма.
– Знаете что, – грозно начал братец, и я с восторгом почувствовала, что горжусь им. Давно таким воинственным не видела. В Дубинине нет наглости. Она поселяется временами, ненадолго. Постоянно проживать отказывается. – Ваша дочь умудрилась наложить чары не только на Гуляева. Пострадали несколько человек. Кто должен её кашу расхлёбывать?
– Лично я ничего не могу сделать, – медленно проговорила старшая Верещагина. Мне показалось, что она еле удерживает себя от истерики. Надо полагать, мы совсем не вовремя. Её уже измучили. Не только мы с расспросами лезем. Только вот меня за несколько дней тоже измотали превращения.
Не поинтересоваться ли, как в этом красивом доме обстоят дела с ложками? Взорвётся она после этого, или нет?
– Я в курсе, – кивнул Милорад. – Кто может?
Я поняла, что имеет в виду хозяйка. Зорица упомянула о том, как Забаву в молодости судили за незаконное чародейное воздействие на Численных. Она никого не убила и не покалечила, но запрет на вольное колдовство действует до сих пор. Это значит, что совершать любое волшебство, какое отразилось бы на другом человеке – неважно, на пользу или во вред, она не должна. Иначе – новые санкции. И вообще, вне дома ей лучше не ворожить. А дома лишь для себя, в бытовых целях.
Также Зорица не преминула заметить, что чародейный дар у Забавы не велик. Тоже мне, эксперт. Как она может делать такие заявления? И естественно, акула проехалась по Лучезаре. Дескать, яблочко от яблони недалеко падает. Даже если яблоня растёт на высоком обрыве, а яблочко летит многосаженным путём в глубокое синее море. Всё равно недалеко. Потому что родственные связи, воспитание, наследственность. Короче, я надеюсь, эта статья никогда не попадётся на глаза Забаве Верещагиной.
– О боги! Откуда я знаю? Идите к лекарям. Есть много клиник. Всякие там зарубежные методики.
Я отметила, что сердилась мама так же, как дочка. Мимика, жесты, срывающийся голос.
– Ага! И всё это стоит баснословных денег, – счёл нужным вставить Милорад.
– Вы, что, денег хотите? – ахнула Забава.
Что-то задушевная беседа поворотила не в то русло.
– Нет. Помощи!
Верещагина-старшая уже не слушала.
– Проваливайте! Шарахаются тут всякие!
Она открыла пошире дверь и попыталась оттолкнуть Дубинина.
– Ладно, – прекратил сопротивляться тот, миролюбиво развёл в стороны руки. – Последний вопрос: как найти названую сестру Лучезары?
Забава замерла и уставилась (весьма, надо сказать, красивыми глазами) на привязчивого гостя.
– Ягоду? Зачем вам она? Лучезара с ней поссорилась. Они уж года два не разговаривают.
Мы с Милорадом переглянулись.
– Два года? – растерянно пробормотала я.
– Ну а найти-то её можно?
– Понятия не имею, – Забава пожала плечами. – Она за океаном живёт, насколько я слышала.
Час от часу не легче. А я надеялась. Дубинин, видимо, подумал о том же.
– Как у неё фамилия? И год рождения?
– Кузнецова, – протянула быстро успокоившаяся хозяйка. – А, нет, уже Хабарова. Родилась в восьмидесятом, как и Лучезара. Для чего вам это? Она не станет помогать. Они страшно разругались.
– Посмотрим, – буркнул Дубинин и убрал ногу.
– Смотрите! – Забава захлопнула дверь.
Мы помолчали.
– Ну, – фыркнула я, – встреча прошла продуктивно?
– Я думаю, – отозвался Милорад, глядя в сторону.
– Давай уже, раскрывай карты. Кто ещё? – я прислонилась к лепным цветам на стене и осмотрелась. Узкая улочка. Дома довоенной постройки. Машины, не торопясь, катятся в одну сторону. В две – не разъехаться.
– Ты о чём?
– Не придуривайся. Сам сказал: кроме Гуляева пострадали ещё несколько человек. Так сложилось, что одного из них я знаю. Кто дальше по списку?
– Пошли в «Зелёную корову», – предложил Дубинин, – мы видели по дороге.
«Зелёная корова» – единственное заведение в Великограде, которое нам по карману. Оно сетевое. Много «Коров» раскидано по городу. И кухня там относительно приличная. Не банальная быстрая еда. Дизайн под старину. Деревянная массивная мебель. Славные пасторальные картинки на стенах. Самообслуживание. Идёшь с подносом, как в академической столовой. Мне нравится.
Одного не пойму: почему зелёная? Возле каждой харчевни этой сети стоит корова. Зелёная, в натуральную величину. Из непонятного материала.
Психоделическая картинка получается.
Я взяла суп, блины и кофе. А хотелось хватать всё подряд. Чувствовала себя такой голодной. Дубинин к тому же самому положил на поднос ещё мясной салат и кусок торта. Пока мы ожидали своей очереди у кассы, он предложил мне взять что-нибудь в довесок. А когда я отказалась, проговорил:
– Я тебя столько лет знаю, но всё никак не могу понять одной вещи. Сначала жалуешься на пустой желудок, а потом объедаешься маленьким кусочком. Говоришь, что равнодушна к еде, а сама ноешь от того, как обожралась у Владимира.
– Вот такой забавный я зверёк, – Дубинин выше меня на голову. Когда стою рядом, приходится смотреть вверх. – Если бы я себя понимала, то смогла бы объяснить тебе, как понимать меня. Но я себя не понимаю и потому не скажу тебе, как понимать меня. А вот если бы ты понимал меня, то смог бы объяснить…
– Так, всё! – оборвал Милорад, а то словоблудие могло затянуться.
– А ты не так давно худеть собирался, – после недолгого молчания отметила я.
– Живот растёт, – тихо пожаловался братец.
Где он у себя живот увидел? Нет, конечно, если сравнивать его фигуру с накачанными торсами соседей…
– Двигаться больше надо.
Мы расплатились, сели за стол, и я повторила вопрос о других пострадавших.
Дубинин накинулся на еду, потому ответил с набитым ртом:
– Любава.
Выяснилось, что после обсуждения с девчонками в лечебнице вероятности нанесения магических травм другим особам женского пола, к каковым посмел неравнодушно отнестись Гуляев, Дубинин набрался смелости прийти к Любаве. Узнал, что живёт она на четвёртом этаже общежития (по соседству с Надёжей, как оказалось), и рискнул. В качестве предлога заготовил умную фразу. Будто бы выясняет обстоятельства произошедшего. А все вокруг только и делают, что переживают за невинно пострадавшую красу ВГА. (Ну то есть это он полагал, что фраза умная.)
Медленно волокся вечер прошлого вторника. Поздний вечер. Любава вторые сутки пряталась. Как она умудрилась сделать так, что в общежитии никто не заметил, что кожа у неё покрылась пятнами размером с металлическую монетку в четверть куны?
В общем, сначала Любава не собиралась открывать дверь незнакомцу, появившемуся почти за полночь. Некоторое время объяснение велось через замочную скважину. Соседи наверняка подслушивали – ничего же не скроешь.
Каким-то образом Милораду удалось расположить к себе девушку. Она впустила гостя. Поначалу просила на себя не смотреть. Он нёс околесицу, мол, совсем незаметно. Хотя заметно даже при тусклом освещении. Ой-ёй-ёй, как заметно! Сам признался. Накрылась разбитым корытом очередная безоговорочная победа в конкурсе.
Любаве требовалась поддержка. Её соседка по комнате ещё не вернулась с зимнего отдыха, и никто другой не познакомил с новостями, не рассказал о буйной Лучезаре и её проклятиях. Задача легла на плечи Дубинина. Приятная задача, ведь он выяснил, что Гуляев интересовал Сухову не больше, чем я – Забаву.
Милорад дал обещание найти способ снять заклятие. Опрометчивое, на мой взгляд. Вдруг не найдёт? Впрочем, впечатление он, я уверена, произвёл. И ещё поклялся никому не открывать чужой тайны.
– Трепло! Мне же открыл.
– Ты не считаешься. Ты тоже в поиске выхода. Вроде как мой напарник. И потом, ты же будешь хранить молчание.
– А если не буду? – тут я, конечно, удумала поиспытывать на прочность нервы Дубинина. Наклонилась над столом, заглянула в глаза.
– Тогда каждое твоё слово будет использовано против тебя, – парировал оппонент. Убедительно, стоит заметить.
– Ясно, – я отодвинула тарелку из-под супа. – А делась она куда? Что, так и сидит в четырёх стенах?
– Нет. Она уехала домой. Я проводил её тогда же ночью. Билеты на вокзале купил. Она в угол забилась, лицо закрыла. Недалеко живёт. В Щукинске. Четыре часа на поезде. Утром прислала сообщение: «Доехала хорошо». И в Академию сама позвонила, сказала, что заболела.
Я откинулась на спинку стула, раздумывая о том, что зря взяла блины. Супом насытилась. Дубинин прав, странная я какая-то. На владимировской кухне аппетит не пропадал никогда. А тут…
– Когда я заикнулась о доме, ты начал протестовать.
– Тут другое дело. На ней заклятье висит круглые сутки, а к тебе заходит переночевать. И потом она вернётся – я знаю, а ты…
Потрясающая убеждённость!
– Молодец, сынок, – оценила я с изрядной долей благодушной издёвки, – ты стал совсем взрослый. Научился разговаривать с девушками.
– Заткнись, Вьюжина, – беззлобно посоветовал Милорад. – Давай лучше продумаем дальнейшие действия. Предположим, Ягода и вправду откажется помогать. Я звонил в клиники, в платные лечебницы. Цены бешеные, а гарантий – никаких. Везде отвечают: «Кто способен дать гарантии, если речь идёт о заклятиях?» Что вы тогда деньги такие берёте? Пламена сказала, что ей нужно посмотреть на человека. За руку подержать. Но Любава в Лебяжье не поедет. И к местной Яге, в Щукинске, тоже идти отказывается. Не доверяет.
Я натянуто улыбнулась и произнесла с наигранным разочарованием:
– Думала, ты ради меня стараешься.
– И ради тебя тоже, – серьёзно ответил Дубинин. Покончил со своими блинами и принялся за мои.
– Про Ягоду можно забыть, – размышляя вслух, я смотрела в окно на зелёный бок коровы. – Тебе же сказали, она в Заокеанье. Найти – не вариант.
– Угу, – отозвался Милорад, – только существует в мире одна интернациональная штука. Кружевом в простонародье кличется.
– И?
– Кто сейчас не зарегистрирован в социальных сетях?
Кружевная переписка
Лютень, 18. 11199 год.
Добрыня: Всё! Не могу больше!
Весна: Что так?
Добрыня: Не в силах видеть этот город! Как люди здесь живут? Подозреваю, они просто никогда не слышали о естественной среде обитания. Я в лес сейчас готов на неделю уйти. Чтоб тишина. В городах Забытии мне так трудно не приходилось.
Весна: Я бы с радостью тебя сменила, но… поговорила со старейшинами. Услышала, что меня они не посылают, потому что глава вашей Академии не может выделить отдельную комнату для меня в вашем общежитии. Подселить меня ни к кому нельзя, видите ли. А вот наш братик уже пакует манатки. Ему отдельную комнату не надо. Он у вас третьим собирается стать.
Добрыня: Я сейчас мигом тоже брошусь манатки паковать. Мне братика дома хватало. Здесь и без него нервотрёпки валом.
Весна: Я уже думала рвануть к вам, поселиться с Сивогривовым, чтобы К. места не осталось.
А ты ведь не бросишь столицу? Ты никогда не бросаешь начатого.
Добрыня: Ну-у-у-у – это в некотором смысле признание несостоятельности.
Весна: Сегодня по ДВ показывали вашу Академию и надпись на стене: «Долой Забытых из Великограда!»
Добрыня: Она ночью появилась. Утром уже замазывали.
Весна: Мама сразу плакать начала. Утверждать, что она изначально не ждала от вашей поездки ничего доброго. Так боится, что Численные вас погонят. Или… Ну ты же знаешь, наша мама всегда себе найдёт причину для слёз.
Добрыня: Успокой её. В крупных городах никому ни до кого нет дела. Для большей части Численных мы просто не существуем. Да и нас стенописью не смутить.
Весна: А мне неприятно. Мама росла на историях, как Численные с Чародеями гонялись за оборотнями с вилами.
Добрыня: Началось. Здесь и вил ни в одной лавке не купишь. И если что, мы с Храбром успеем убраться. Не сомневайся.
Весна: Приличные люди в столице имеются?
Добрыня: Представь себе. Хотя общая картина неутешительная. Определённый процент уверен, что мы буквально вчера из пещер выбрались. Что нам полагается дубинами в зубах ковыряться и мычать. На днях пришла девушка, интервью для научного журнала брать. Когда она вопрос задавала, сразу принималась его объяснять. Ей в голову не приходило, что мы с первого раза понимаем. Сивогривов – он же любит постебаться – взялся рассуждать про политическую ситуацию на Предельном Востоке, про биржевые торги, а затем перешёл к искусству, а конкретно к позднему абстракционизму. Девица на него смотрела, как на копчёную рыбину, внезапно начавшую философствовать. А после того как я на следующий вопрос ответил: «Нельзя жить по принципу après nous le déluge[1]», оказалась совсем дезориентированной. Она не поняла, на каком языке я разговариваю, и, судя по глазам, не знала, что эта фраза означает. И эти люди считают, что за нами по интеллекту только растения!
Почему всегда находятся те, кто, не обладая учёностью, берётся учить других? Кто, не обладая душевными качествами, рассуждает о душе? Почему глупцы стремятся переделать умников, руководствуясь принципом большинства?
Весна: Вся человеческая история стоит на этом фундаменте.
Добрыня: Абсурдный фундамент.
Я уже привык цитировать известных людей к месту и не к месту. Что-то доказываю.
Весна: А вы достаточно веточек в нору притащили?)))
Добрыня: Конечно. Надо поддерживать имидж.)))
Весна: Я тебе, кстати, и раньше твердила, что не может отличаться обилием мозга общество, которое годами смотрит по ДВ «Хоромы-2».
И как думаешь, стоит попенять старейшинам, что они выбрали лучших для отправки в столицу? Сильных, красивых, талантливых, образованных. В Прилучье ведь и мычащих посредственностей полно.
Добрыня: Смущаюсь…
Собиралась ответить, мол, я не зарегистрирована в социальных сетях – только я там зарегистрирована. Давным-давно не заглядывала, но дела это не меняет. Социальные сети – обманная трясина несуществующих отношений. Что-то кому-то писать, ждать ответа, выкладывать светопортреты… дикость.
Однако Дубинин оказался прав. Он прошерстил Кружево и отыскал на «Задружим» Ягоду Кузнецову-Хабарову, восьмидесятого года рождения, проживающую в Заокеанье. Кузнецовых в Кружеве – пруд пруди. Самая распространённая фамилия. Хабаровых тоже немало. А вот обладательница этих двух фамилий в тандеме да ещё с именем Ягода нашлась одна.
Милорад написал в Заокеанье подробное письмо. Он уважает обстоятельность. Деловито ко всему подходит. И мы принялись ждать ответа.
В Академии на меня продолжали смотреть с затаённым подозрением в глазах. Показывали пальцем, иногда пытались заговорить, но я проходила мимо. Напускала на себя независимый вид. На деле чувствовала, что это ложная независимость. Кого ею можно обмануть? Не себя точно.
Зорица не отставала. Она из кожи вон лезла, привлекая моё внимание к тем, чьё внимание очень даже привлекала я. Посмотри, шептала она, как они все на тебя пялятся. Давай откроем людям истину. Всего-то и надо объяснить, что произошло в действительности. И остальные прекратят домысливать. Нет домыслов – нет сплетен.
Я перестала отвечать. Какой смысл тратить слова на человека, который не желает их слышать?
Тогда Зорица предложила заплатить за эксклюзив. Далась ей эта правда!!! Сперва предложила гривну, затем – две. Эх, жалко, у неё нет конкурентов. Я могла бы выставить истину на торги. Деньги – штука необходимая. И никогда мне ещё не предоставлялась возможность получить их столь лёгким способом…
(Кстати, о деньгах. Надо бы заглянуть к Владимиру. Он мне должен остался.)
…но я продолжала отнекиваться. А в какой-то момент задумалась: собственно, почему? Может, и впрямь стоит открыть людям глаза? Обелить себя. И тут же одёрнула: нет. Во-первых, мне Зорица просто не нравится. Раньше она относилась ко мне, как к предмету, понапрасну занимавшему место в комнате Лучезары. Во-вторых, я ей не верю. Ей никто не верит. Так как те, кто поверил, впоследствии об этом пожалели. В общежитии грязные истории быстро становятся достоянием общественности.
Ну, и в-третьих…
…да просто не хочу.
– Четыре гривны, – выдавила Зорица, подойдя вечером четверга к дверям моей комнаты. – Добряна, прошу тебя, открой, и мы всё обсудим.
Как же ей не терпится ко мне попасть!
Деньги уже совсем неплохие. Неужто её вшивая газетёнка позволяет так просто раскидываться средствами? Не думаю, что глава помогает Зорице деньгами. Наверное, он предоставил ей помещение и печатное оборудование, а в остальном пусть вертится сама. Хотя… могу ошибаться.
Я продолжила действовать по принципу: моя твоя не понимает.
К полудню пятницы ответ от Ягоды ещё не пришёл. Меня поставил в известность Милорад, когда мы столкнулись с ним в главном корпусе. Паника, глубоко скрытая в душе, начала высвобождаться. Она и до этого высовывала голову по сотне раз на дню. Может, Ягода не хочет обращать на нас внимания? Может, это не та Ягода? Может, глупо ждать ответ через соцсети? Люди в них годами не заглядывают. Может, стоит поискать другой путь?..
– Угомонись, – призвал Дубинин, – третий день всего.
А окружающие продолжали на меня поглядывать. Иногда находиться в центре освещённого круга приятно. Уж точно не чувствуешь себя серой мышью. Но тут наблюдается несомненная передозировка внимания. Я даже начала желать, чтобы ко мне уже подошли. Задали вопросы, поделились тем, что себе намозговали. Сделали что-нибудь!
Ну и…
Надёжа остро реагирует на такие вещи. Она бы сказала: «Сама нарвалась». Дескать, осторожнее нужно с желаниями и всё в том же духе.
Я в тот вечер у неё задержалась. Зашла после лекций на блинчики. Сопроводила погулять с ребёнком. Взяла учебник по теории стихосложения. Контрольную нужно до новогодних праздников написать. Когда вспомнила, что время имеет особенность течь, солнце уже прощалось со зрителями. Я и не заметила, что небо темнеет. Зима в средней полосе княжества характеризуется постоянной затянутостью неба. Никакой возможности следить за светилом.
Я заторопилась отсчитывать ступеньки (с лифтами, по обыкновению, ситуация аховая, Малина экономит энергию). На девятом или десятом меня остановил бритый наголо, склонный даже не к полноте, а к переполноте детинушка, от коего откровенно несло изрядным количеством поглощённой водочки.
– О, Добряна, – возрадовался он, – а я как раз тебя хотел…
Вот тебе и привет! Ты ничего не перепутал, как тебя там?
А мы ведь с ним знакомились. Однажды в карты вместе играли. Детинушка с Ратмиром приятельствует. Я ещё как-то их обоих застала, когда они дрянь непонятную курили.
– …хотел спросить, – продолжил здоровяк, преграждая мне путь.
Как не вовремя! Через несколько минут я ему отвечу на все вопросы. Причём без помощи слов. И порву при ответе свои последние приличные джинсы.
– Отвали, пожалуйста, – вторым словом я попыталась смягчить невежливость первого.
– Стой! – толстяк перехватил меня в момент прошмыгивания у него под рукой и припёр к стенке. – Я же только поговорю, ты не думай…
Да я и не думаю, идиот! В смысле думаю, но не о том.
– Тут слушок такой ползёт пригожий, что это ты ведьму подговорила Гуляева приложить. Что ты всем так мстишь. А чего он тебе сделал-то?
– Пусти, а, – я дёрнулась, но любознательный остолоп подпёр меня брюхом – не вырваться.
– Нет. Нет. Нет. Ты постой. Или я зря… – на его не самом понятливом лице начала слабо отображаться работа мысли. – Вдруг ты и меня тоже? С тобой опасно связываться, Добряна!
Выдал бы себе эту сентенцию до того, как меня остановить.
Я бросила взгляд через пухлое плечо в клетчатой рубашке на противоположную стену. Цифра «десять» бордовой краской на синем фоне. Десятый этаж. Если я позову на помощь Дубинина, он услышит? Ой, нет! Он сегодня на работе.
– А ты, что, собирался?
– Чего собирался?
Ну, тупой!