Физика

Физика притяжения…

Химия любви…

Одно на двоих влечение

Окситоцин в крови.

И невозможно избавиться.

Желания взять под контроль.

И остается плавиться,

Терпеть внутривенно боль…

1 глава. 1 сентября

Размешиваю сахар в чашке и замечаю, что пальцы едва заметно подрагивают.

Это все от предвкушения.

Сегодня, 1 сентября, начинается моя ординатура. Для выпускницы Сеченовского университета, мечтающей стать хирургом, это долгожданный день, ведь теперь я буду почти врачом.

Я купила себе настоящие кроксы, модный халат и уже сплю и вижу, как получу своего первого пациента. То, что это скоро случится, уверена. Я все лето штудировала лекции и труды ведущих научных сотрудников клиники и кафедры, чтобы доказать всем, кто будет смотреть на меня свысока, что я не зря получила бюджетное место.

– Аня!

Поднимаю глаза на Елену Викторовну, жену отца, и она продолжает:

– У тебя каша скоро остынет. Хватит мечтать.

Вежливо улыбаюсь и, оставив чайную ложку, беру столовую.

– Все-таки не понимаю, почему ты остановилась на хирургии, – хмурясь, бубнит отец. – Женщина в терапии – это понятно, но женщина в хирургии…

Залипаю на каше и молчу. Все, что у меня осталось от Матвея – только воспоминания, браслет с планетами и его мечта. Но признаваться, что я решила выбрать эту специализацию в память о человеке, который, однажды проникнув в мое сердце, там так и остался, не могу. Отец не поймет этого. Два первых месяца до начала учебы, что я провела в Москве, были, наверно, самыми страшными в его жизни, потому как я почти не ела, лежала и смотрела в потолок отсутствующим взглядом. Думаю, всю семью Ерохиных он тогда возненавидел.

Проглатываю свои мысли вместе с застрявшей в горле кашей и запиваю воспоминания чаем. Я редко позволяю им выбираться наружу, потому как они съедают меня изнутри, выжигают энергию, а мне надо жить и идти к своей цели.

– Пап, врач – существо бесполое, – выдаю одну из фраз, которыми отстаивала право поступать на кафедру хирургии.

Волнение дребезжит в моем голосе и выдает меня, но все, видимо, воспринимают его как следствие неодобрения семьи.

– Зачем тебе это надо? – не унимается он. – Ты понимаешь, что у тебя с такой работой не будет семьи?!

Опять молчу. Заявить, что я ее и не планирую, кажется жестоким, и я пытаюсь выкрутиться, используя еще одну фразу из основных своих защитных тезисов:

– Эта профессия действительно требует большой самоотдачи и колоссального количества времени, но есть же женщины-хирурги, у которых получается все совмещать.

Отец совсем меняется в лице, он явно не одобряет подобных особ. Для него жена должна находиться дома и заниматься домашним хозяйством, и я, похоже, стану его разочарованием.

Оставляю кашу и, снова отпивая чай, гипнотизирую темную поверхность с плавающими бликами, поскольку не хочу смотреть ни на кого из присутствующих и выдать свое смятение. Тем более мысли все больше утягивают меня в бездну прошлого.

Матвей…

Парень, с которым хотела разделить свою жизнь, но судьба распорядилась иначе.

Самый красивый, сильный, умный, целеустремленный. Самый-самый!

Как я любила, когда он делился своими мыслями и планами на будущее, как мне нравилось слушать его рассказы о космосе, о науке, да просто наслаждаться тембром завораживающего голоса.

Матвей…

Мой рыцарь, который спасал меня, сражался с моими страхами. Который дал мне чувство защищенности, нужности, уникальности, подарил самые восхитительные моменты в жизни…

Наши марафоны поцелуев посреди подготовки к экзаменам… Я как сейчас помню все темы, что учили тогда. Это незабываемо. Именно благодаря ему я набрала высокие баллы и поступила в престижный вуз на бюджет.

А наша единственная, но самая незабываемая ночь любви, которая убедила, что близость с желанным мужчиной – это волшебно…

– Аня, – влетая в мои мысли, как ураган, впечатывается в меня младший брат и, не спрашивая разрешения, устраивается на моих коленях.

Треплю его чуб, а мальчик обвивает своими руками меня за шею.

– А ты правда теперь врач?

Улыбаюсь.

– Не совсем, но буду работать в больнице и учиться делать операции у самых настоящих и самых лучших врачей!

Он кривится.

– Операции – это когда режут кишки всякие.

– Не совсем.

Елена Викторовна стягивает его с меня с уговорами:

– Наиль, Анисе пора уходить, не мешай.

Поднимаюсь, бросаю «спасибо» и иду в комнату под причитание женщины «совсем ничего не поела».

Сумка у меня собрана, халат поглажен и сложен вместе с остальными вещами. Осталось только одеться.

Открываю шкаф и слышу сердитое:

– Не могла одежду заранее приготовить и не будить?!

– А ты в школу не собираешься?

– Мне позже.

Мрачнею. Дана единственная в семье отца, кто не приняла меня, когда потерянную и несчастную он привел в свой дом. Сестре пришлось делиться комнатой, вниманием родителей, а делиться она совсем не любит.

Выбегаю на улицу и ежусь. Дождь.

Ну как так, что ни первое сентября, так город плачет, а я, растяпа, без зонта.

Не возвращаться же, плохая примета.

А помимо этого, мокрое погодное явление всегда уводит мои мысли туда, куда не стоит. Дождь, мы возле цветущей будки, волшебные поцелуи Матвея…

Все! Стоп!

Сегодня важный день, и мне надо быть не сентиментальной размазней, а собранным, уверенным в себе и своих знаниях ординатором.

Так не вовремя дребезжит телефон, но я вытаскиваю его, пытаясь продолжить передвигаться от козырька к козырьку, чтобы меньше промокнуть.

– Привет, любимка.

Улыбаюсь.

– Привет.

– Ты где?

– Мелкими перебежками пытаюсь добраться  до остановки.

– Понятно. Мне до нее минут пять. Жди.

– Слушаюсь, – насмешливо отвечаю и продолжаю свой забег.

Черный BMW тормозит у остановки, и я под завистливые взгляды еще недавних товарищей по несчастью исчезаю в салоне.

– Красотка! – отвешивает комплимент парень и выруливает в  соседний ряд.

Смущаюсь.

– Скажешь тоже, – вот не умею я достойно принимать комплименты. Наверно, с недолюбленными детьми всегда так, кажется, не заслуживаю.

Смотрю на загорелое лицо своего водителя и констатирую: красивый.

Вот почему мое глупое сердце никак на него не отреагировало?!

Хотя, думаю, и правильно. Ничего серьезного, даже если бы я поддалась обаянию и решилась с ним попробовать, у нас не вышло. Макс, как блудный кот, шляется от одной кошечке к другой, а мне такой вариант не подходит. Да и вообще у меня не складывается с сексом. Кому сказать – засмеют, но в свои двадцать четыре у меня был всего один сексуальный опыт.

«Зато какой!» – кричит внутренний голос.

Это да. Может потому, что так высоко была задрана планка, я не смогла отдаться понравившемуся парню, с которым на третьем курсе решила попробовать построить отношения.

Секс на свидании в туалете…

Ну нет! Лучше вообще ничего, чем подобное.

Да и второй раз с другим претендентом, пусть и зашло дальше, но я зажалась, как девственница, которую собрались взять силой, и мы обоюдно решили, что ничего хорошего у нас не получится.

Видимо, Матвей был тем волшебником, который мог расположить мой организм к сексу или просто степень любви и доверия была такой, что я ничего не боялась и хотела его априори.

Где-то читала, что мужчину и женщину можно сравнить с огнем и водой. Сначала женщина разжигает огонь мужчины, затем мужчине нужно нагреть ее воду своим огнем. Но если разжечь огонь здорового мужчины обычно не составляет труда, то разогреть воду женщины, чтобы она закипала, не каждому под силу.

– Оброс так! – произношу я, возвращаясь в действительность.

Парень лохматит волосы и заявляет:

– Это в тренде сейчас, детка. Все медсестры будут моими.

Смеюсь.

  Стою в толпе возле кафедры хирургии и слушаю, как наши мальчики, не стесняясь меня, хвастаются своими летними победами.

Так повелось, что девочкам не особо нравилась такая зануда, как я, безвылазно сидящая за учебниками, и Макс с третьего курса, чтобы я совсем не одичала, водил меня с собой, как собачонку на поводке в компании себе подобных и очень скоро я слилась с массой и воспринималась не как девочка, а как кореш, который, ко всему прочему, всегда готов помочь по любому учебному вопросу.

– Минуточку внимания! – звучит голос профессора, вышедшего к нам, и все замолкают и устремляют на него взгляды. – Сейчас оглашу распределение по наставникам.

Он начинает зачитывать список, и я слышу свою фамилию в числе еще трех и запоминаю имя руководителя: Лешин.

– Борис Аркадьич, – звучит друг, едва мужчина замолкает. – А можно произвести жизненно необходимую ротацию?

Профессор поворачивается к нему.

– У вас обязательно она будет. Смена руководителей предусмотрена, и вы сможете поработать с тремя-четырьмя наставниками, чтобы получить большее представление о профессии.

– Да, конечно, это круто, но мне просто необходимо быть прикрепленным к одному врачу с Алабиной.

Профессор молчит, видимо, ожидая пояснения, и Макса несет:

– Она же девочка, я помогать буду и все такое… Сами понимаете. Джентльмен.

Он растягивает губы в улыбке хорошего парня, а я готова убить его прямо сейчас, но терплю, поскольку Борис Аркадьевич поворачивается и смотрит на меня через стекла своих очков, как на какое-то недоразумение, случайно попавшее в их элитный легион.

Держу взгляд. Я готова отстаивать свое решение. Только пусть что-то попробуют сказать, что я не подхожу по гендерному признаку. Я экзамены сдала лучших многих парней нашего потока.

– Подумайте, милочка, пока не поздно, о переводе.

Сжимаю губы и упрямо мотаю головой.

– Женщина-хирург – как морская свинка, – вздыхая, выдает он и приглаживает свои седые волосы, а из меня вылетает растерянное:

– Что?

Мужчина ловит мой взгляд.

– Вы не знаете, что общего между морской свинкой и женщиной-хирургом?

– Нет.

– Как морская свинка не имеет отношения ни к морю, ни к свинье, так и женщина хирург не имеет отношения ни к хирургии, ни к женщине.

Пока прожевываю обидное сравнение, профессор опять утыкает взгляд в листочек.

– Никитин готов поменяться?

Все молчат и переглядываются, услышав незнакомую фамилию.

– Тимофеев?

– Я, – раздается из толпы.

– Согласен?

Парень пожимает плечами, а Макс салютует ему руками: «красавчик».

– Все. Все отправляются на базу.

Блуждаю в коридоре напротив поста и жду, когда освободится наш наставник и подойдет знакомиться.

Парни треплются, а я пытаюсь справиться с волнением. Им то, что они, априори понравятся, а я должна произвести хорошее первое впечатление.

Замечаю вышедшего из палаты огромного мужчину в голубом хирургическом костюме и прирастаю к полу.

Что я там говорила о первом впечатлении?

На меня оно уже подействовало: боюсь.

Громила останавливается возле нашей группы, и даже мальчики, завидев его, умолкают.

– Меня зовут Лешин Алексей Леонидович. Я заведующий хирургическим отделением и ваш руководитель.

Его сканирующий взгляд проходится от Макса к Андрею и застывает на мне.

Выпрямляюсь, чтобы казаться выше, расправляю плечи. Первый шок прошел, и я снова готова бороться за свое место под солнцем.

– Алабина Аня… Аниса…

Хмурится.

– Аминовна, – добавляю я, не зная, что он еще от меня ждет. Анамнез моих знаний или личных качеств?! Мужчина скептически приподнимает бровь.

«Ну что, произвела?!» – злюсь на себя, хотя не понимаю, в чем конкретно облажалась.

– Вы в курсе, что хирургия – это неженское дело? – наконец выдает громила, давя меня тяжелым взглядом.

– Не согласна! – вздергивая подбородок, заявляю я и не отвожу глаз.

Что это – мужской шовинизм или проверка на профпригодность? Всем известно, что нерешительному, сомневающемуся и неуверенному человеку в эту профессию лучше не идти.

– Вы же не можете отрицать, что мужчины и женщины разные?! – уточняет руководитель, который, похоже, не хочет быть им.

– Но физиологическая разница не имеет никакого значения в хирургии. Сегодня хирургия – это роботы, сложные аппараты и совершенно другие подходы. Не нужны горы мышц, а выносливость – в этом женщины порой могут дать фору мужчинам и еще привнести аккуратность, точность, пунктуальность.

– Это ненормированная работа, которая никак не сочетается с социальной ролью женщины: матери, жены, хранительницы домашнего очага, – жестко парирует мужчина.

Еще один папа!

– Через какое-то время в вас взыграют гормоны, вы все бросите, потому что семья, дети, декрет, бесконечные больничные по уходу за ребенком. А сейчас вы планируете занять чье-то место, без толку украсть мое время. Для чего? Подумайте!

– Мне не о чем думать. Я хочу быть хирургом. Я не собираюсь заводить семью. Я умею отвечать за свои поступки.

Снова смотрим, не мигая, в глаза друг друга. Мы словно состязаемся, кто кого. Но у девочки, выросшей на улице и привыкшей постоять за себя, у девушки с вырванным сердцем выработался бойцовский дух, даже несмотря на то, что она может иногда дать слабину и выплакать эмоции.

– Ладно, покажешь, как умеешь отвечать за свои поступки, – произносит он, словно делая одолжение, и я выдыхаю, ощущая, что сейчас совершила первую, маленькую, но победу.

Алексей Леонидович оборачивается к парням и взглядом показывает, что слушает их.

Макс просто называет себя и «отскакивает».

Доходит очередь до самого чокнутого индивида в нашей группе.

Парень, слизывая с меня, вскидывает голову и представляется:

– Гавриков Андрей Геннадьевич. Красный диплом.

Мужчина кривит губы и холодно выдает:

– Запихните свое тщеславие куда подальше и забудьте о цвете диплома.

Максим давится улыбкой.

– Это всех касается, – строго одергивает громила. – Вы хоть и не студенты, но по-прежнему находитесь в вузе со статусом «обучающийся» и до получения звания врача должны впахивать два года и доказать на экзамене, что этого достойны. На данный момент вдолбите в свои головы: вы не хрена не знаете и не умеете, и даже не мечтайте убивать людей на моем отделении! Я запрещаю озвучивать самостоятельно установленный диагноз пациентам или назначать лечение, так как уровень ваших знаний не предполагает ответственности за проделанные действия.

Еще раз посмотрев на нас, как на отстой, он рявкает:

– Все всем ясно?

Мы дружно киваем, а наш руководитель направляется по коридору дальше.

Макс отмирает первый.

– Леший.

Переглядываемся с Андреем.

– Человекообразное существо, – произносит парень, словно это все объясняет, и добавляет: – Ничего не сказать. «Повезло».

– Ага, мог бы сейчас быть в другой группе, с более адекватным наставником.

– Любимка, но как я без тебя?

Мои брови взлетают вверх.

– А мне казалось, все наоборот. Это я девочка, которой надо помогать и все такое!

Смеется.

– Анюта, тебе не идет быть язвой.

Отмахиваюсь и думаю:

«Все гениальные люди с придурью. Прорвемся!»

2 глава. Квест

Въезжаю в Гатчину и чувствую, как сердце сжимается в груди.

Сколько я тут не был?

Шесть лет точно.

Замечаю новые вывески, почти построенное здание на проспекте и стараюсь не вспоминать, что рядом в стекляшке расположен ресторан «Токио», в котором мы отмечали с Аней сданный тест по химии, а в скверике Ленина, спасаясь от жары под кронами, ели мороженое, а в парке…

Сглатываю мешающий ком в горле и моргаю, пытаясь прогнать собравшиеся слезы. Мне до сих пор больно от ее предательства.

Прошло столько времени, но, если возвращаюсь к этому событию, или что-то напоминает о ней, все нутро режет, рвется, выворачивает, и легче сдохнуть, чем пережить этот приступ.

Останавливаю машину у «Вимоса», желая немного прийти в себя.

Закрываю глаза и снова проваливаюсь в прошлое.

Больница, сотрясение, но главное – неотпускающее волнение: что с ней?

Воспоминания размазаны, но я отчетливо помню, что пришел Егор, а Аня спала… или только проснулась…

Ее отсутствие, добавляющее накала напряжению, а потом слова матери, как новый удар по моей и так тяжелой голове: «Аня уехала».

Едва выйдя из больницы, я чуть не прибил Егора, добиваясь признания, что он с ней сделал, но отец вступился и уверил: увез его, а девушка уехала на такси.

Я восстановил симку, узнал ее номер и бесконечно звонил. Только телефон был все время выключен или находился вне зоны действия сети.

Я встречался с Майей и «пытал» ее, но одноклассница сама была в шоке от исчезновения подруги.

Как долбанный сталкер, день за днем возвращался к нашей будке и ждал девушку, но она не появилась.

Я страдал, метался, пытаясь ее найти, и мать решила добить меня, заявив, что Алабины взяли деньги, чтобы исчезнуть навсегда, и показала расписку, подписанную ее матерью.

Я не поверил.

Это просто не укладывалось в моей голове.

Но когда эмоции слегка улеглись, то попытался беспристрастно разложить факты.

Если бы Аню увезли насильно (этого сценария развития событий я придерживался большего всего), она должна была бы вернуться или как-то связаться со мной.

Через неделю, через две.

Девушка обязательно что-то придумала бы, а поскольку спустя месяц я не получил от нее никакого известия, пришлось поверить и смириться, что та, ради которой я был готов рыть землю и покорять горы, променяла меня на благополучие.

Трусливо сбежала, даже побоявшись все сказать в глаза.

Предала.

Вздыхаю, вспоминая, как весь август подыхал в берлоге и питался кефиром да йогуртом, поскольку другую пищу не мог в себя впихнуть и только начало учебного года и желание добиться своей цели: стать одним из лучших хирургов России, подняла меня на ноги.

Я вгрызался в учебники, не пропускал ни одной лекции, и однокурсники косились на меня, явно за глаза называя «ботан». Но мне всегда было фиолетово на чужое мнение.

Только на третьем курсе я стал более-менее оживать и иногда вылезать на свет божий из каморки общежития…

Открываю глаза. Тру их ладонями.

Все. Хватит вспоминать.

Прошлое делает меня слабым, а мне надо быть сильным и целеустремленным.

Подъезжаю к дому, знакомому до мелочей, и принципиально оставляю машину на дороге, а не заезжаю во двор.

С тех пор, как Егор ударил или толкнул меня, и я провел в больнице две недели, а мать подло замяла произошедшее, не дав разобраться; с тех пор, как узнал, что Ольга Константиновна дала моей любимой девушке денег, чтобы та уехала; с тех пор, как женщина, родившая меня, подтвердила, что Евгений Ерохин не является моим биологическим отцом, я больше здесь не жил. Собрал сумку и не появлялся, несмотря на слезы и мольбы матери.

Собственно, и ее существование встало для меня под сомнение. Она воткнула нож в спину, когда я был не в состоянии обороняться.

Простить предательство я не смог.

После того, как немного пришел в себя, стал искать своего биологического отца. Не потому, что глупо надеялся, что в нем проснутся отцовские чувства, а для себя. Хотел знать, чья кровь течет во мне.

По тем немногим сведениям, что дала мне мать, через полгода я выяснил, что он мертв, а еще выяснил, что у меня есть еще один сводный брат – Илья.

Он оказался намного старше, официально находился в браке и имел дочку.

Я не хотел навязываться ему, поскольку по факту мужчина был мне чужим человеком, но брат не только сам нашел меня и стал периодически скрашивать мое существование, но и кардинально изменил жизнь.

Илья перевел на мой счет колоссальную сумму, а когда я гордо заявил, что ни в чем не нуждаюсь и ничего не возьму, поставил перед фактом, что это моя часть наследства нашего беспутного отца и мне придется поделиться, если объявится кто-то еще.

Я смог позволить себе квартиру, а не шконку в общежитии.

Остальное положил в банк под проценты, на которые и жил.

Набираю в легкие воздуха.

Знаю, мне предстоит неприятная встреча и возможно не одна. Егор по-прежнему живет с родителями, и я запросто могу на него наткнуться, но у меня нет выбора. Мне нужны все оригиналы моих документов.

Знакомые ступеньки, дверь, как всегда, открыта…

Вхожу внутрь. Ничего не изменилось.

Я словно вернулся в прошлое и только пришел из школы…

Иллюзия.

Услышав шум, из комнаты выглядывает мать и, увидев меня, застывает на месте.

– Матвеюшка.

Смотрю на нее холодным взглядом. Постарела. Но не позволяю эмоциям проникнуть в себя. Я в броне.

Она отмирает и начинает причитать:

– Ты голодный? Хочешь, я пирог как раз испекла. Как чувствовала.

– Нет. Я не надолго. Мне надо забрать документы.

Отвожу взгляд в сторону. Не хочу на нее смотреть.

– Переночуешь у нас?

– Нет. Вечером лечу в Москву.

– Да, я помню. Карина рассказала.

Разговор не клеится, и я не собираюсь его вытягивать. Наверно, я плохой сын, но не могу простить предательства. Даже сейчас.

– Я пойду.

Указываю глазами на лестницу и взлетаю по ней на второй этаж.

Моя комната – еще больший квест для моего душевного состояния.

Пусть Аня была в ней всего однажды, но кресло, на котором мы сидели, сразу попадает на глаза и воспроизводит картину из прошлого, а еще этот ее заяц…

Я почти явственно слышу голос девушки:

«Давай поменяемся. Моя зайка будет с тобой и станет напоминать обо мне».

Черт, мне и без зайки многое что о ней напоминает.

Тру ладонью глаза. Набираю в легкие воздуха.

Все, хорош нюни распускать!

Давно пора все забыть. Как говорила мама, пытаясь образумить меня: «Первая любовь никогда не остается на всю жизнь!»

Девочка расставила свои приоритеты.

Не совпали.

Утри сопли и рой землю дальше. До твоей цели не так и далеко.

Открываю ящик и пересматриваю документы.

– Матвей?! Ты правда здесь?!

В комнату влетает ураган по имени Карина, и губы разъезжаются в улыбке. Моя взбалмошная красавица сестра всегда ее вызывает. От тепла, что она источает, можно согреться. И я согреваюсь в те дни, когда мы пересекаемся в Питере или когда переписываемся в Телеграм.

Ее, конечно, надо всегда одергивать, чтобы ее широкая натура, начиная кормить птичек в парке, не скормила все батоны в ближайшем магазине, а вытряхивая из кошелька мелочь для нищих, бедолага в итоге не оставляла все свои выданные на карманные расходы деньги.

Карина очень выросла, хотя на современную девятнадцатилетнюю девушку не тянет – дитя дитем.

Правда, красивое дитя, и я все время вдалбливаю в ее голову, чтобы не верила всем подряд. Боюсь, чтобы кто-нибудь не обидел.

Карина висит на моей шее, и я обнимаю ее худенькое тельце.

– Я подумала, у меня галлюцинация, когда из окна твою машину увидела.

– Нет. Мне нужно забрать все свои документы.

– Ты точно-точно решил уехать? – трогательно спрашивает она, забавно сдвигая брови домиком.

– Точно-точно, – передразниваю ее, стараясь скрыть грусть в голосе. Расставаться с ней не хочется.

Девушка кривит губы.

– Кафедра факультетской хирургии Первого МГМУ им. И.М. Сеченова является старейшей хирургической школой России, – вычурно произношу въевшуюся в голову фразу.

– Но там не будет меня…

Да, это самый большой минус моего переезда.

– Видеосвязь в мессенджерах никто не отменял.

– Ну, это не то. А пощупать тебя, – смеется она, пытаясь спрятать слезы, стоящие в глазах и тыкая мне в пресс пальцем.

– Я буду приезжать и покупать билеты тебе, чтобы ты ко мне ездила.

Кивает и всматривается в меня.

– У тебя все хорошо?

– У меня все норм.

– Что такое твое норм?! Бывает хорошо или плохо! – поучает меня мелкая, и я выдаю правду:

– Малышка, это значит, что твой брат скорее жив, чем мертв.

– Ты по-прежнему…

– Стоп.

Не хочу говорить на запретную тему. Поездка в Гатчину и так выбила почву из-под ног.

Карина замолкает, и я усаживаю ее в кресло, и мы болтаем еще полчаса о всякой ерунде, просто желая побыть вместе, а потом сестра спускается проводить меня.

Мать подходит и снова заглядывает в глаза. Смотрю открыто, но холодно. Да, я сволочь, но я не готов, получив по одной щеке, подставить ей другую.

Поднимаю руку в прощальном жесте и направляюсь к двери под Каринино «пока, бро» и материно «береги себя, сынок».

Сажусь рядом с чемоданом и смотрю перед собой в пустоту.

Да, поездка в город детства выбила почву под ногами. Но это временно. Завтра будет легче. Послезавтра вообще забуду.

Да ну?!

Ладно, не забуду, но стану воспринимать как вялотекущую запущенную болезнь, от которой нет лекарства и с которой надо просто смириться.

– Ты такой грустный сегодня.

Поднимаю глаза на вошедшую Лану.

– Не люблю ездить… – язык не поворачивается сказать ни домой, ни к родителям и я выдаю: – В Гатчину.

– Но это же твой родной город.

– Что ты хотела?

Девушка садится мне на колени и обвивает руками шею.

– Ты еще не уехал, а я соскучилась.

Она наклоняется и целует, провоцируя, но мне сейчас совсем не до секса.

Аккуратно приподнимаю ее с себя.

– Прости, я сегодня такой загруженный.

Лана улыбается и смотрит с любовью. А я не могу ее отзеркалить, лишь эгоистично принимаю, чтобы жить дальше.

– Неужели нельзя позвонить и договориться, чтобы ты приехал на неделю позже вместе со мной? – спрашивает она, уже стоя в дверях.

– Учеба начинается первого сентября, я и так приду только второго.

Девушка вздыхает и заводит свою песню:

– Чем тебе не угодил Питер?!

– Проходить ординатуру в старейшей хирургической школе России – это удача.

– Ладно. Как все утрясешь с жильем, напиши. Я как раз отработаю свои последние дни, – бросает девушка и шутливо добавляет. – Если из-за тебя я не найду в Москве подобную работу, то тебе, Никитин, придется меня содержать!

Растягиваю губы.

– Это вообще мужская обязанность – содержать девушку.

Она отправляет мне одну из своих солнечных улыбок и, поправляя белокурые локоны, уходит, оставляя меня наедине с моей болью.