Read the book: «Абсолютное зло», page 11

***

Пробуждение от боли уже привычно. Один удар ногой в живот – и ты вырываешься из блаженного сна, второй удар – осознаешь реальность.

Все тело свело от холода каменного пола. Ничего лучше здесь нет. Каждый день я начинаю с надеждой, что о станет последним в моей жизни. Еще ничего я так не жаждал как смерти. Но смерть слишком большой дар. Он его не получат. Моя жизнь – моя смерть.

Замки моей тюрьмы со стоном завращались, решетка истошно заскрипела. Первыми, как обычно, входят телохранители.

Жалкий трус.

Заведя руки за спину, они смотрели перед собой. Ни разу за много месяцев моего пребывания здесь ни один не взглянул на меня. Таков приказ. А их исполнение всегда безупречно. Бит, резать, пытать – всё безупречно исполнено. Ведь наказание за неповиновение – смерть. Иногда я им завидую.

Вслед за стражей появляется он. Полы его плаща ползут по грязному сырому полу. Ткань медленно пропитывается моей кровью, которой он залит. Здесь много крови. Порой кажется, нет ничего кроме нее – глаза застилает алой пеленой.

– Уже утро, Дан-Ар, – его голос звучит успокаивающе, внушая ложное доверие и доброе расположение. Все обман. – Каким будет ответ сегодня?

Я стою на коленях, скованный цепями – он не позволяет мне быть выше его. Так он тешит свое самолюбие. В глубине души я улыбаюсь. Что бы он ни делал, я всегда буду превосходить его по происхождению и положению. Он никто.

– Нет, – хриплю я. Мой голос давно потерял свое прежнее звучание.

На его лице появляется уродливая гримаса гнева:

– Тогда до завтра, Дан-Ар Рих Эттр.

В тесной камере появляются два стражника. Они хватают меня и, не давая возможности подняться на ноги, тащат по темным коридорам. Я знаю, что будет дальше. Так повторяется изо дня в день. Но я готов. Страха нет. Его давно поглотила боль. Лишь она дает мне понять, что я еще жив.

Звенящий свист. Я рефлекторно напрягаю все тело. Огонь пробегает по моей спине. На ми забыв о гордости, я кричу, ища в этом спасение.

Глава 11

Меня разбудил собственный истошный крик, заставив подскочить на кровати. Я часто моргала, разгоняя туман сновидения. Узнавала стены своей спальни и понемногу приходила в себя: кошмар закончился, я в безопасности.

Никогда раньше мне не снилось ничего кровожадного и ужасающего. И тем более такого реалистичного. Я будто собственной кожей ощущала холод и жесткость каменного пола, слышала звон цепей и свист кнута. И ту раздирающую на части боль от его ударов. И запах крови. Точно такой же как в ту точь в переулке.

Растирала виски, изгоняя из головы настойчиво рвущуюся на поверхность догадку. Отчаянно цеплялась за надежду, что ночные образы всего лишь последствия алкоголя. Или же таким образом мой перегруженный разум осмысляет новую действительность. Но карточный домик, в котором я пряталась, рухнул, когда вспомнила все те шрамы, что опутывали тело Дана. Те отчаянье и боль, что я видела во сне, принадлежали ему.

Меня затошнило от отвращения, что кто-то способен на такое. Это бесчеловечно. Но скорей всего он не человек…

Дверь распахнулась, громко ударившись о стену, и переполошенные Ира с Артемом влетели в спальню. Оба были еще сонными и помятыми с ночи.

– Что? Здесь кто-то есть? – оглядывались по сторонам в поисках причин, по которым я подняла крик.

Но я была не способна что-то либо ответить: расталкивая друзей, я побежала в ванную, где следующие полчаса провела, склонившись над туалетом. Все-таки напиться было до примитивного идиотской затеей. Проблемы это не решило, а ко всему прочему добавило жуткое похмелье. Чувства притупились на короткий вечер, а сегодня они раздирали меня с новой силой.

Спустя время Ира не выдержала и все-таки постучала в дверь, чтобы проверить мое состояние.

– Ты как? – вновь этот обеспокоенный тон, который я слишком часто слышала от нее в последние недели.

– Хочу умереть, – севшим голосом прохрипела я через дверь. И это самое точное описание моего состояния.

Мой измученный вид вызывал у окружающих только сострадание, наверное, поэтому Ира не расспрашивала, где я так напилась прошлой ночью. А может, ей наплевать. Не могла осуждать ее за это, всему виной я сама: отвергала каждую ее попытку достучаться до меня. Вынуждена признать, что оказалась не лучшей подругой: не интересовалась Ириными делами или переживаниями, зациклилась на себе. Выходит, человек – не единственное эгоистичное существо в этом… Мире? Вселенной? Не представляла, какая градация у бытия. Теперь все давно знакомые истины я подвергала сомнению.

Лежа на кровати, приходила в себя. В компании бутылки воды, которую периодически открывала и большими глотками спасалась от обезвоживания. Спиртное изрядно подчистило мне память: так и не смогла вспомнить, как вернулась домой. Скорей всего, этому поспособствовал Дан. Забавно. Все в один голос твердят, что он втянет меня в неприятности, но на деле это я создаю ему проблемы.

Телефон на столе завибрировал и с глухими ударами начал свой нервный танец по гладкой поверхности. Родители названивали с самого утра, но я игнорировала их: мне нечего им сказать. Обвинять и упрекать? Затеять ссору? Расспросить о родном мире и их прошлом? Пока не готова к новым откровениям. Сойду с ума, если всплывут еще более темные тайны. Я не знала, что делать дальше. Притворяться, что ничего не произошло? Продолжать посещать консерваторию? Жить, как ни в чем не бывало? Запереться в комнате и куда не выходить? На данный момент мне хотелось именно этого: как в детстве укрыться одеялом с головой и спрятаться ото всех проблем. Но в дверь постучали, не давая безмолвно умереть в собственной постели. Я не стала отзываться, надеясь, что по ту сторону решат, что я сплю, и оставят в покое.

– Маш, – позвал знакомый голос, – впусти меня.

Сразу вспомнила последнюю встречу с Ромой, и на душе стало еще хуже. Думала, он больше никогда не захочет меня видеть. Но он все равно здесь, за дверью. Ведь это больно: быть так близко к желаемому и не иметь возможности обладать им. Мне как никогда сейчас нужна была его дружба, поэтому я поступила эгоистично и открыла дверь.

Рома стоял, привалившись к дверному косяку. Он разглядывал меня, наверняка, отмечая разбитое состояние. Сам же выглядел свежим и бодрым, но глаза казались потухшими. Но не только эта деталь сегодня казалось в нем иной. Не могла разумно объяснить, но только осознала, что по-настоящему увидела парня только сейчас.

– Хотел удостовериться… – только начавшаяся речь оборвалась, и он напрягся, впиваясь в меня пронзительным взглядом. Не сомневалась, он тоже почувствовал нечто странное. Глянул через плечо, проверяя нет ли свидетелей, и затолкал меня внутрь, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Рома держал меня за запястье и всматривался в глаза, пытаясь прочитать в них нечто известное только ему. Ситуация, возможно, со стороны выглядела напряженной, но я не ощущала угрозы. Воздух вокруг трещал и вибрировал, будто аккумулируя внутри меня энергию. Но и это не пугало. Это казалось естественным.

– Что он с тобой сделал? – Рома предсказуемо обвинил во всем Дана. – Так не должно быть, – размышлял вслух.

Только сейчас я сообразила, что и он многое скрывал о себе. Они с Даном хранили одну общую тайну – мою тайну.

– Ты не человек, – знание, как внезапное озарение, пронзило меня.

Словно признав во мне опасного врага, Рома разжал пальцы, отступая.

– И кто же я тогда? – осторожно спросил он, прощупывая почву.

– Не знаю, – этого имирт мне не подсказал. – Возможно ты оттуд же, откуда и я, – размысляла логически, припоминая все те странные названия, что упоминал вчера отец. – Из Кариара.

Рома замер и продолжал сканировать меня взглядом:

– Почему я раньше не понял кто ты?

Он не доверял мне: искал причины и способы того, каким образом мне удалось обвести его вокруг пальца.

– Ракран, – всплыло в памяти, – он скрывал меня ото всех.

– Дан-Ар? – предположил, что это его рук дело.

Я покачала головой, вынужденная признать, что стала жертвой заговора самых близких:

– Мой отец.

Рома чуть опустил плечи, немного расслабляясь.

– Так ты не знала о своем истинном происхождении? – легко догадался, сложив фрагменты картины воедино. – Почему тебе не сказали? Так нельзя, мы не должны забывать, кто мы есть.

Казалось, он единственный, кто понимал, что я сейчас испытывала. Остальные не видели в сокрытии моей сущности и сопутствующей лжи ничего предосудительного.

– На меня обрушили гору информации, – осела на кровать, признаваясь в своей беспомощности, – кучу незнакомых понятий, которые только больше запутывают. – Я была сбита с толку, и хотела вернуть в жизнь прежнюю ясность и стабильность. – Не просила, не хотела… Зачем они так со мной?

– Успокойся, – Рома в два шага уже стоял рядом и, присев, снова взял меня за плечо, только на этот раз желая утешить: – Я могу ответить на твои вопросы. Ты знаешь, как зовут твою семью?

– Рит, – произнесла ничего не значащее для меня слово. Не думала, что это вообще имеет какое-то значение, но Рома нахмурился, словно услышал нечто знакомое.

– Манри? – спросил с таким видом, как будто я без затруднений должна понять его. – Прости, – опомнился. У меня не было даже элементарных знаний о собственном мире, поэтому он начал с азов: – В Кариаре существует что-то вроде деления на социальные классы или касты, – начал объяснять. – Это трудно точно перевести. Я, например, из сакри. Наша стезя – военное поприще, либо личной охрана правящей семьи. Манри в большинстве своем занимаются созданием украшений и оружия. Куют клинки и мечи.

– Оружие… – растерянно повторила. Ювелиры и кузнецы – вот, кто мои родители на самом деле? Интересно, этот как-то связано с тем, что им пришлось бежать?

Вновь подкатила тошнота. Я встала с кровати и распахнула окно, впуская в комнату холодный осенний воздух. Медленно вдыхала его до тех пор, пока не стало легче. Рома тем временем безмолвно дожидался, когда я буду готова слушать дальше. Вдруг до меня дошло, что я не знаю его настоящего имени. Мы все прикрывались ширмами, прятали себя настоящих за рядовыми человеческими именами и чуждым укладом жизни. Сколько еще моих знакомых скрывают свою истинную сущность? А сколько таких, как мы, населяют мир?

– Меня зовут Мир-Рия, – вернула себе истинное имя, – а тебя? – обернулась к другу, чтобы познакомиться с ним заново.

– Рем-Ярн, – произнес странное и неудобоваримое. – Можешь называть меня Рем, – улыбнулся, когда догадался, о чем я думаю.

– Рем, – попыталась освоить непривычное звучание. – А ты видел Кариар? – в последнее время часто о нем слышала, но представления не имела, что он собой представляет.

– Да, – короткий, но до краев наполненный горечью и тоской ответ. – Он похож и одновременно не похож на это мир. Там есть и живописные цветущие долины, и лишенные жизни песчаные пустыни. Небо там тоже голубое, но почему-то ярче, воздух свежее, закаты и рассветы незабываемые. Наша земля дает нам жизненную энергию, поддерживает баланс имирта. Здесь же мы не находимся в гармонии сами с собой. Ты все время на взводе, как натянутая струна.

На протяжении всего монолога его глаза горели, а на последних словах потускнели, словно он говорил о несбыточном и невозвратном.

– Сколько тебе было, когда ты покинул его? – бередила его раны, но никто другой сейчас не мог ответить на мои вопросы.

– До пятнадцати лет я жил в Ривале, – с поистине военной выдержкой рассказывал, возвращаясь в болезненной прошлое. – Достаточный юный, чтобы легко освоиться в новой жизни. Старшему поколению перемены давались тяжело: вокруг всё чужое, даже язык.

– Что такое Ривал? – мне захотелось побольше узнать о месте, что являлось моей родиной.

– Ривал был центром Кариара…

– Почему был? – с тревогой перебила его.

– Его больше нет, – сухо пояснил, пряча за беспристрастной маской истинные чувства. – У Кариара богатая история, но если уложить ее в цепь важнейших событий, то она представляет собой начальный этап, когда предки современных кинхарцев были дикарями; затем наступил затяжной период межплеменных войн; борьба за власть и появление первого Прэя; время затишья и благосостояния; темная эпоха, называемая «лха рикта» – война всех; затем мощный расцвет и настоящее время. – Он сделал небольшую паузу после чеканного перечисления по большому счету безразличных ему событий, когда коснулся того, чему сам стал свидетелем. – Сейчас в Кариаре война, какой он еще не знал.

Мне все больше не нравилось то, что я слышала. И не только по той причине, что происходящее было ужасным, но потому, что в моей голове один за другим выстраивались в ряд факты. Чем больше я находила логическую связь между ними, тем больше нервничала.

– А кто такие Рих? – восполняла недостающие детали головоломки.

– Правящая семья, – пояснил Рома, хотя и не совсем понимал, к чему я клоню. – Власть передается по наследству: от отца к сыну. От Прэя к Вилину.

Все окончательно встало на свои места, я посмотрела на каждый поступок и слова Дана под другим углом. Прочитала все, что таилось между строк.

Я схватила со стола телефон и выскочила из спальни. Рома кинулся следом, но я остановила его:

– Со мной все будет в порядке, – заверила, – это безопасно.

Услышала за спиной шумный вдох и удар, наверное, кулака о стену. Как бы он не злился и не волновался, я не могла взять его с собой: мне нужно поговорить с Даном наедине.

***

Я прижимала к уху телефон и оглядывалась по сторонам, думая, в какую сторону двигаться. Кафе и любое другое общественное заведение казалось неподходящим для разговора. Не хотела, чтобы были свидетели. Я не собиралась быть сдержанной и подбирать выражения.

– Ри-и? – раздался в трубке голос Дана. Вдруг пришло осознание, что он далеко не тот, кем я его считала. И его способности далеки от человеческих.

– Я жду тебя, – подняла глаза на табличку с адресом дома напротив, – на Рудничной пять, – и отключилась, не оставляя ему выбора.

И минуты не прошло, как он вынырнул из-за угла дома и стремительной походкой приближался ко мне. Судя по суровому выражению лица, он не был настроен на задушевную беседу.

– Мне не до игр, – схватил меня за локоть и потянул за собой в ближайшую подворотню. – Если ты думаешь, что я, как собачка, буду бежать на каждый твой зов и выполнять любую прихоть, ты ошибаешься.

– Хотела предупредить, – дернулась, не желая, как прежде, быть послушной девочкой, которой указывали, что делать и она безропотно выполняла все, что не скажут, – чтобы ты держался подальше от моих родителей, – много времени не понадобилось, чтобы догадаться, во что он собирается их втянуть.

Дан понял, что бессмысленно юлить и отпираться. Выпрямился, лицо стало непроницаемым – передо мной сейчас стоял совсем не друг детства, а кто-то другой. Тот, кем он всегда и был, просто я не знала его с этой стороны.

– Ты не имеешь права просить меня об этом, – его тон в пустом узком переулке звенел гулким эхом.

– Это моя семья, – попыталась достучаться до него, – и я не хочу, чтобы они пострадали. Не думай, что я не буду защищать их до последней капли крови, – напомнила его недавние слова.

– И я лишь защищаю свою, – откровенно манипулировал мной, играя на чувствах. Разозлилась от такой низости и выкрикнула, заставляя воздух вибрировать от всплеска ярости:

– Это всего лишь борьба за власть! Или будешь отрицать, что ты у нас что-то вроде наследного принца и трон проклятого Кариара принадлежит тебе!?

Дан ничуть не изменился в лице: его не тронули ни мой крик, ни обвинения, брошенные в лицо.

– Вижу, ты многое узнала, – сухой, деловой тон, словно я поданный на аудиенции его величества, – но владеешь разрозненной информации и не можешь видеть картины в целом.

От этой его манеры держаться, он казался достижимым и абсолютно чужим. Эта невидимая пропасть между нами делал меня маленькой и ничтожной рядом с ним.

– Не разговаривай так со мной!

– Разве не так должен вести себя “наследный принц проклятого Кариара”? – холодная ярость пылала голубым пламенем в его взгляде. – Ты ни черта не понимаешь, Ри-ри.

Нелепо обвинять меня в этом, тогда как сам делал из всего тайну. Он, так же как и мои родители, никогда не рассказал бы правды о себе. Просто бы снова исчез, оставив в неведении. И, возможно, уже не вернулся: мог погибнуть на этой непонятной мне войне. Страх впивался острыми когтями в сердце, кромсая его и заставляя истекать кровью.

– В этом только твоя вина, – впервые мне по-настоящему захотелось избавления от моей необъяснимой одержимости Даном. Пробудившийся внутри имирт, который я ошибочно называла интуицией, шептал, что рядом с ним меня ждут одни разочарования. – Я устала ждать, устала от вранья, – развернулась, чтобы уйти. Кто я такая, чтобы требовать от наследника Кариара объяснений?

– Постой! – раздался за спиной приказ, но я не сбавила шаг. Тогда Дан догнал меня и снова сжал мою руку железной хваткой: – Хочешь ответы? Ты их получишь.

Обескураженная его заявлением, я позволяла ему затащить себя в самый темный закоулок. Без капли теплоты и интимности он прижал к себе, и я снова ощутила тяжесть и тошноту, как и в прошлый раз, когда мы переместились к дому моих родителей.

Окутавший меня запах смолы немного привел в чувства. Я чуть отступила и ощутила под ногами мягкий ковер из хвойных иголок, подняла голову – меня окружал зеленый лес. Пока я разглядывала ряды уходящих в небо стволов, Дан, делая неразличимые пасы пальцами, рукой описал в воздухе контур высотой в свой рост. Сжал кулак и ударил по воздуху, который в тоже мгновение превратился в несокрушимую преграду. По всей поверхности очерченного контура пошла рябь, словно по воде, в которую бросили камень. Я приблизилась и коснулась вибрирующей поверхности – легкое покалывание, как от статического электричества.

– Невероятно, – выдохнула, зачарованно разглядывая как искрит и переливается нечто на кончиках пальцев.

– Эта грань разделяет миры, – произнес Дан, словно наставник, разъясняя все тонкости сложной науки путешествия между мирами.

– Всего шаг, и мы в другом мире? – никак не могла поверить в реальность происходящего.

– Сделай этот шаг и узнаешь, – и протянул раскрытую ладонь.

Неизведанное влекло и пугало одновременно. Я собиралась совершить то, о чем нынешняя наука могла только мечтать. И для этого нужно лишь сжать руку Дана. Тогда я впервые задумалась над тем, насколько большой силой он обладает.

Дан ждал ответа, а я не могла понять доверяю ли ему. Он столько лгал мне. Но всегда приходил на помощь, когда я сталкивалась с трудностями.

Я решилась: крепко сжала руку Дана и отправилась за ним в неизвестность.

Из лесной прохлады сумерек я перенеслась в жаркий сияющий день. Солнце било в глаза, ослепляя и заставляя жмуриться. Казалось, оно ярче того, к которому я привыкла. Теплый ветер развивает мои волосы, принося с собой аромат спелых фруктов, а высокая трава щекотала колени. Имирт в груди вспорхнул притаившейся бабочкой и меня наполнило неповторимое чувство покоя и единения с миром. Я словно наконец вернулась домой.

Мы спускались по зеленому склону, уходящему вниз к живописному лесу, деревья которого, помимо естественного зеленого, пестрили небывалыми цветами: сиреневая листва чередовалась с бирюзовой, бледно-розовой. Я проводила ладонью по макушкам непонятных растений, вдыхая пряные ароматы иссушенной солнцем травы. Как неопытный ребенок, делала свои первые шаги в большом мире.

Лишь по шороху травы я догадывалась, что Дан идет позади. Он не разделял моего восторга: возвращение домой волновало его, но с каким-то оттенком печали.

Вскоре мы покинули лощину, и я увидела скалистую местность. Дан целенаправленно шел вперед, взбираясь в гору. То, что он хотел мне показать, находилось именно там. Представила, какой вид может открыться мне с вершины, поэтому, охваченная детским азартом, заторопилась вверх.

Почти у самого пика я обернулась к лежащей внизу долине: зеленые холмы обвивали поблескивающие на солнце реки, уводящие за собой в густые леса и бескрайние степи. Ничего прекрасней я в жизни не видела.

Дан не думал останавливаться и упорно карабкался к вершине. Мне пришлось оставить безмолвное созерцание неземных красот и догонять его. Такой стремительный подъем давался нелегко, а дыхание Дана, казалось, даже не сбилось.

– Сердцем Кариара всегда был Ривал, – ровно, без запинок и придыхания, звучал его голос. – Город был стратегическим опорным пункт, культурной столицей, обладал заметным политическим влиянием. К нам прислушивались, наше мнение уважали. Вместе с тем побаивались. Сохранилось множество легенд и достоверных исторических фактов о силе духа нашего народа, о воле к победе, о стойкости к невзгодам. В нас с детства взращивают любовь к родине, гордость за свое государство. Это не слепое поклонение, просто мы ценили то, что имели, то, что создали и передали нам предки.

Вместе с речью Дана закончился наш подъем. На вершине встретил свежий морской ветер и раскинутые у подножия скал почерневшие руины огромного города. На выжженной земле не осталось ничего живого: ни травы, ни деревьев. Какие бы сооружения здесь ни возвышались раньше, теперь от них осталось жалкие следа. Как будто кто-то хотел избавиться от всего, что могло напомнить о существовании города.

– Почему его уничтожили? Зачем такая жестокость?

– Это законы войны, – получила еще один урок от Дана. – Разрушение Ривала стало уничтожением всех надежд и веры кинхарцев. Когда нет дома, нет места, куда можно вернуться, чувствуешь себя потерянным. Это делает тебя слабым противником.

В каждом слове чувствовалось, что потерю города он считал своим личным поражением. Ривал был не просто центром Кариара, а домом Дана – местом, где он родился и вырос.

– Я намерен возродить Ривал, – уверенно заявил.

Оглядывая серые руины, я подумала, что это безнадежная затея.

– Ты хочешь создать армию, – предугадывала его отчаянные замыслы.

– Представляешь, сколько таких как мы разбросаны по миру? – воодушевился Дан, уже строя грандиозные планы. – Сотни, тысячи. Одни сами бежали по разным причинам, других мне удалось перебросить незадолго до уничтожения Ривала. Многие готовы вернуться домой. Осталось только сплотить их.

Даже не будучи стратегом и опытным военным, я прекрасно понимала:

– Это самоубийство. Кто все эти люди? Обычные работяги, никогда в жизни не державшие в руках оружие? Какой от них толк? Просто пушечное мясо.

– Я научу их сражаться, – казалось, он все продумал, и ничего не могло его остановить или поколебать уверенность, – сделаю воинами.

– На это уйдут годы, – на это могла уйти вся его жизнь. Вся наша жизнь.

Но Дана не волновали такие мелочи, как собственное благополучие, он хотел лишь одного – мести:

– Я не тороплюсь. Оглянись, мне некуда отступать.

Внутри что-то надорвалось. На алтарь этой войны Дан готов положить собственную жизнь. Он опустошен и единственным своим наполнением считает месть, гнев и ярость. Это источник его силы и смысл жизни. Его сердце навсегда отравлено. Теперь в полной мере прониклась его словами о безумцах и отчаянных.

Потрясенная, я не чувствовала больше опоры под ногами и опустилась на землю.

– Какой ответ дали мои родители? – рука сама сжала украшенный камнями кулон, который они подарили мне на шестнадцатилетие. Скорей всего, они сделали его своими руками. Он был уникальным, нигде больше я не встречала затейливых узоров.

– Пока молчат, – получила слабую надежду, которую Дан тут же бессердечно отобрал: – Я не могу их заставить, но и отказать не вправе. Не проси об этом.

Я уже ни о чем не смела просить, даже о том, чтобы покинуть это пугающий край, еще недавно казавшийся мне раем. Но Дан сам будто торопился сбежать от гнетущего прошлого, о котором напоминали развалины Ривала.

– Пора возвращаться, – протянул руку, помогая подняться.

***

Обратно мы шли уже другой дорогой. На этот раз перевалочным пунктом стал не хвойный лес, а пустынный берег моря. Дан перестраховался, выбрав новое место. Он объяснил это тем, что имирт создает колебания, распространяет энергию, по которой нас могут отследить харпы. Ни в коем случае нельзя привести их к дому. К тому времени, когда мы оказались на его пороге, совсем стемнело.

Холод пробирал до костей. В дверях нас встретил встревоженный Энтал. Его не удивило мое появление. Наверное, он был в курсе, что я одна из них. Стало горько и смешно, когда я вспомнила гневную речь Алу, что мне никогда не стать такой, как они. Не желая этого, я опровергла ее слова.

Дан с Энталом обменялись короткими фразами на своем языке. Хотя, наверное, на нашем. Только я ни слова не понимала.

– Возникли срочные дела, – пояснил Дан, будто прося дождаться. – Побудь с Алу, – подтвердил мои догадки короткой просьбой. Подозревала, что эти дела скорее опасные, чем срочные.

Не горела желанием оставаться наедине с его сестрой, которая ненавидела меня, но возвращаться в свою квартиру тоже не хотела: чувствовала себя там как неприкаянная.

– Хорошо, – все-таки согласилась. Они растворились в вечернем сумраке, а я прошла в дом.

Долго бродила по пустым, едва освещенным комнатам в поисках Алу, но скоро нашла ее на заднем дворе. С усердием, за которым скорее всего скрывался подавленный гнев, она метала ножи в дерево.

Я наблюдала за ее точными, выверенными движениями, и размышлял над тем, зачем девушке в ее возрасте такие навыки. Могла только догадываться, что ей довелось пережить за годы войны.

Я долго думала, как подступиться к Алу.

– У тебя отлично получается, – попыталась завязать разговор, но она лишь бросила на меня презрительный взгляд. Но я не собиралась так быстро сдаваться: – Кто тебя научил? Дан?

Она усмехнулась, и продолжила свое занятие.

– Научишь меня? – попросила я.

Алу израсходовала весь свой запас ножей и подошла к дереву, методично выдергивая лезвия из ствола.

– Ну попробуй, – вручила один из них мне.

Я неловко вертела в руках увесистый кинжал, изящной отделки.

– Просто швырнуть? – подняла глаза.

– Во-первых, нож надо держать так, – она правильно вложила оружие мне в ладонь. – Целься и кидай, – скомандовала.

– А во-вторых? – спросила прежде, чем приступить к тренировке.

– Не говори «швырять», ножи метают.

Я долго прицеливалась, но как только почувствовала на себя нервный взгляд Алу, выпустила лезвие из руки. К моему удивлению оно с глухим звуком вошло в дерево.

– Еще, – протянула она следующий нож.

Так продолжалось до тех пор, пока все они не перекочевали в ствол. В новый заход, мы метали по очереди, соревнуясь.

– Ты прости, что при первой встрече была грубой с тобой, – наконец заговорила Алу. – Я же не знала, что ты с нами заодно.

Не стала разочаровывать ее и признаваться, что вовсе не собираюсь принимать участие в некой мифической войне ради мира, который толком и не знаю.

– Я не обижаюсь, в какой-то мере понимаю, – старалась не спугнуть ее.

– Понимаешь? – Алу переполняла горечь и боль, и, видимо, их никому было выплеснуть. – Да что ты понимаешь? – Плотину словно прорвало, и она начала изливать мне душу: – Раньше у меня был старший брат, любящий и защищающий от всех бед. А потом, в самый тяжелый момент, когда отца не стало, и вся моя жизнь превратилась в кошмар, он просто исчез на долгих четыре года. Мы даже не знали, жив ли он. А когда вернулся, это был уже совсем другой человек. – Один за одним она всаживала в дерево кинжалы. – Знаешь, почему я сейчас с ним? Наша мать заставила его взять меня с собой. Она хотела, чтобы с ним был близкий человек. Возможно, она полагала, что и мы так станем ближе. Но, как видишь, получается все с точность до наоборот. Я стараюсь лишний раз не попадаться ему на глаза. Так проще выживать, – она запустила последний нож, в который, казалось, вложила всю свою ярость. Собрав их, она завернула их в кожаный чехол и ушла в дом.

Представила, как она сидит в одиночестве в одной из мрачных комнат, и стало нестерпимо жаль ее. Хотела помочь, но вряд ли она впустит меня, даже простой я под ее дверью хоть всю ночь.

После сегодняшнего путешествия и так до конца не покинувшего меня похмелья я чувствовала себя уставшей. Растянулась на кровати Дана, решив, что это первое место, где он станет меня искать по возвращении. Пообещала себе лишь ненадолго прилечь, но скоро забылась глубоким сном.

***

В ушах, словно бурная река, шумела кровь. Казалось, я слышу стук собственного сердца.

БУМ! БУМ! БУМ! БУМ! БУМ!

Как набат. Он подгонял, заставлял сделать неизбежный выбор.

БУМ!

Жизнь или смерть?

БУМ!

Я или он?

БУМ!

Как сильно я хочу жить?

БУМ!

Смогу убить?

БУМ!

Убей!

БУМ! БУМ! БУМ!

Бей! Бей! Бей!

Заношу нож. Острое лезвие рассекает плоть. Сильней сжимаю рукоять. Странное ощущение, будто я держу в руках чужую жизнь. Стоит вынуть нож и жизнь вместе с багровой кровью медленно покидает тело. Она уже на моих руках. Теплая, с удушающим запахом смерти. Я – смерть.

Слышу жуткий стон, как зов. Зов смерти, дарующей избавление, или мольба о помощи?

Заглядываю в лицо – незнакомец. Или я раньше видел его, но не замечал?

Он такой же, как и я. Все мы тут безликие тени. Желание жить осталось не у многих. Но я все еще борюсь, поэтому поворачиваю кинжал, нанося смертельные раны. Теперь он точно не выживет. В каком-то смысле это акт милосердия, но он не избавляет от чувства вины. Оно постепенно нарастает, подступает к горлу вместе с тошнотой. Но я слышу гулкий звон – время вышло, нужно снова бороться. Вырываю лезвие из обмякшего тела. Оружие мне еще пригодится. Чтобы убить вновь.

***

От охватившего меня ужаса я проснулась, мгновенно распахнув глаза. В горле все ныло от немого крика.

Я вскочила с кровати и побежала в ванную. Умывалась холодной водой до тех пор, пока руки и лицо практически не онемело. Хотела, чтобы и внутри все так же заледенело, избавив от отвратительного чувства. Дан кого-то убил, и делал это не раз. Для меня это не было неожиданностью. Только увиденное совсем не походило на честную борьбу. Дана будто принуждали убивать. Какое чудовище на такое способно?

Вернулась в постель, но уже не могла заснуть. Мысли неизбежно возвращались к кошмару. Тогда я вышла из спальни.

Медленно двигалась в темноте по коридору. Меня переполняли незнакомые ощущения. Справа от спальни Дана была комната Алу. В моем сознании это всплыло неожиданно и закрепилось там, как факт. Словно по кончикам пальцев пробегало исходящее от нее умиротворение. Про себя я улыбнулась: так сладко спят только дети. Какой же она все-таки еще ребенок.

Дальше я ощутила имирт Энтала – никак иначе я это назвать не могла. Он напоминал игривого пса, которому всю ночь снится, как он гоняется за котом. Вместе с тем безграничная преданность, словно впитанная в кровь, омывала меня невидимыми потоками.