Read the book: «Нелюбимая для Крутого»

Глава 1

Игорь

Я давно работаю врачом, часто на износ, и чего я только не видел. Так уж повелось, что да, я бандитский лекарь. Обычно я не отказываю, потому что они тоже люди, но порой мне жутко от того, какие пациенты ко мне приезжают, и к каким я сам мотаюсь внештатно по ночам.

Эта девочка Даша. Молодая наивная дурочка вообще не понимала, куда попала и в какие дебри лезла. Я ее предупреждал, клянусь, было. Еще тогда, когда в клубе Крутого ей насыпали стекла в туфли.

Уже в тот момент ей надо было бежать и чтоб аж пятки сверкали, но она не послушала. Спустя почти три месяца мне привезли ее в больницу едва живую.

Бледная, в полнейшем шоке, избитая, изнасилованная. Даша не реагировала ни на голос, ни на свет. Давление критически низкое, температура упала, она замерзла. Не мудрено, потому что на ней ни хрена не было одежды кроме куртки Валеры в пятнадцатиградусный мороз.

Я просто врач и не хочу знать, за что эти скоты с ней такое сотворили. Это не мое дело, вот только то, что я от Валеры услышал, дало понять, что Даше пиздец в любом случае.

Крутой считает ее крысой, а это значит, что эта девочка получила волчий билет. Звучит красиво, но в их понимании это билет в один конец.

Я знаю правила Прайда, и Даше об этом говорил, но мы же любим летать в облаках. Меня никто не слушал, дядя Игорь всегда несет ерунду, правда?

Я помню, как Даша тогда смеялась. Она искренне не верила, что такое существует, она вообще слабо представляла, с какими людьми пыталась играть в игры.

У нее были сотни попыток свалить, уехать, да хотя бы ногу сломать, но уйти из Прайда,

но эта девчонка упорно лезла туда, и я до сих пор понимаю, зачем ей это было надо.

Это меня не касается, но все равно теперь я чувствую ответственность. Я был свидетелем, как они с Крутым сошлись, и то, что мы сейчас имеем, был скорее, вопрос времени, чем исключением из правил.

Ее растерзали там как котенка, словно волки, которые видят слабого, и хотят от него избавится. Вот что с ней сотворили.

Прайд не место для слабых, и ошибок там никто не прощает. Я отдаленно, но все же знал, что творили Фари с Брандо, и как они к этой власти шли, как поднимался Крутой, как они вместе протаптывали себе дорожку вверх, не опуская головы.

Даша захотела власти, денег, признания? Не знаю. Я до сих пор не понимаю, зачем она вообще туда приперлась.

Это криминальная элита, и они никогда чужих не брали в Прайд. На что эта девчонка надеялась, хотя уже поздно гадать. “Знал бы, где упасть, соломки подстелил бы”, но поздно. Даша уже упала и сильно.

Все что могу теперь – по-тихому определить ее в отдельную палату подальше от глаз. Я регистрирую свою новую пациентку на чужое имя, потому что если ее влиятельный приятель придет сюда, не поздоровится уже мне, а я не хочу этого.

Я просто врач, у меня много пациентов, но не принять Дашу в том состоянии, в каком она поступила, я просто не смог. Чтобы она не сделала, так нельзя. Женщина в конце-концов, но кого это волновало.

Прошли сутки густой тишины, но никто к ней не приходил. Ни матери, ни родственников, какого. С собой у Даши не было ни документов, ни денег, ни хрена.

Это проблема, потому что долго удерживать ее в отделении на птичьих правах я не могу.

Рано или поздно мое влияние закончится и ей надо будет выписаться, хотя куда, я понятия не имею. Если Даше реально выдали волчий билет, то, как только она переступит порог больницы, ей перережут глотку за предательство.

***

Валера Чародей и Игорь доктор

Это была случайность, просто стечение обстоятельств, что я оказался с той бильярдной как раз тогда, когда с ней… случилось это. А теперь больница. Хорошо, что есть Погосов. Дай бог, мне он никогда не пригодится.

– Игорь, как Даша?

– Плохо, Валера, плохо. Двое суток прошло, она все еще толком не пришла в себя. Скоты, что вы с ней сотворили.

– Плачет?

– Нет, у нее шок. Истерики. Плакать тут больше не поможет.

– Что-то говорила?

– Вообще ничего. После того, как ее едва не задушили, Даша не говорит. Интересно, с чего бы это. Первые сутки она вообще не реагировала ни на что, сейчас под успокоительными.

– Выкарабкается?

– Я не знаю. Ее изнасиловали, по телу множественные ссадины и вывих плеча. Вправили уже. Блядь, вы эту девку на хрен поломали! Вот скажи мне пожалуйста, Валера: как вы это допустили? Сволочи, управы на вас нет, вы что с ней сделали, а? За что?!

Игорь аж шипит на меня, но что я ему отвечу. Я сам охуел, когда ее там увидел. Обнаженную, избитую, измученную.

– Хм, Даша крысой оказалась, может, ты не в курсе – Фари погиб из-за нее. Это она Крутого обокрала, на него уже дважды было покушение. Ее в том кабаке убить должны были. Я случайно вообще зашел. Не говори только никому, пожалуйста, что это я ее забрал. Мне тогда самому влетит, дальше некуда.

Игорь бледнеет, смотрит на часы.

– Боже, Фари… мне трудно поверить, как. Охренеть просто. Так, а мне что с Дашей делать, только не скидывай с больной головы на здоровую.

– Я не знаю. Лечи ее.

– Лечи?! Смеешься? Валера, ты привез эту девочку едва живую. Сейчас Крутой просечет, где ее прячут, придет и бошку мне открутит. С ним воевать я не буду. Мне эти проблемы на хрен не сдались! Так, знаешь что – мы ее слегка подлатали, все, забирай обратно.

– Куда? Ты же сам сказал, она никакая.

– Да куда хочешь! Блядь, вы же сами меня потом загрызете!

Вижу, как Погосов нервничает, что для него не свойственно, хотя меня и самого колотит. В Прайде разное было, но такого трешака я еще не встречал.

– Игорь, послушай: этой девчонке и так пиздец будет. Ее приговор был подписан еще в той бильярдной. Если Крутой Дашку найдет, некого уже будет лечить. Мне некуда ее забирать, честно. Пусть еще поживет.

– Я не хочу проблем. Это очень серьезно, если она реально предала…

– Ты видел Дашку, Игорь? Ей восемнадцать лет. Ну какая из нее крыса? Там что-то не то, но пока разберутся, она попадает под замес, и жалеть ее никто не будет.

– Черт! Ладно, пока она у меня под левыми документами, но никому ни слова. Я не шучу, Валера. Ищите выход.

– Хорошо. На вот, деньги на лекарства.

– Забери, Валера. Есть у меня лекарства! Не надо.

– К Даше можно зайти?

– Смысла нет, она все равно никакая пока. Я ее успокоительными накачал. Приходи через пару дней. Родственников что ли, ее найди: маму, папу. Все, нагулялась уже, пусть домой забирают! Я сразу говорил: ей среди вас не место!

– Да кто ж думал, что такое будет? Игорь, клянусь, Дашку никто не обижал, холили, лелеяли, за стол пускали. Крутой с нее пылинки сдувал, целовал, зажимал. По крайней мере, я другого не видел.

– Любовь и ненависть две стороны одной медали, и я не знаю, по какой погоде вы эту моменту переворачиваете. Вот как знал, что в Прайде вы все звери дикие. Как знал! Все, я пошел. Меня без повода не трогать! За девчонкой смотрю.

Пожимаем руки, я ухожу из отделения, чертыхаясь про себя.

Честно говоря, я был в шоке, когда узнал что случилось с Фари. Это просто в голову не укладывалось. Ганс утром позвонил и сказал, что под машиной граната была. Его порвало на куски, похороны через два дня, там же поминки.

Я не думал, что все повернется так, я вообще оказался в той бильярдной случайно. Зашел забрать старый карточный должок, а там они в соседнем зале. Все звери Прайда, Брандо только не было, он как раз погнал в морг.

Я услышал глухой стук где-то в углу, словно кто-то упал, а после увидел, как на другом конце коридора Крутой пошел на выход. Он был пьян, мягко говоря, едва стоял на ногах, а после Савелий упал на пороге. Мне казалось, он выблевал все свои кишки, ему стало херово.

Я же не вышел из тени. Кто-то из охраны подошел к Крутому, но мне это даже сыграло на руку. По жизни привыкший ходить незаметно (да, я вор, уж простите), я вошел в большой бильярдный зал, и увидел там эту девчонку.

Честно говоря, я просто офигел.

Даша-радость наша, девушка Крутого или кто она там ему, лежала на полу.

Я сначала подумал, что она мертвая, так как Дашка вообще на меня не отреагировала, хотя ее глаза были открыты.

Избитая, в крови, голая. Она тихо дрожала. Отопления почему-то не включили, и в клубе реально был дубарь, как на улице. Ее губы посинели, она держалась за плечо и просто смотрела куда-то мимо.

Все что я смог – быстро снять с себя куртку и закутать в нее девочку, вынести ее по-тихому через черный вход.

Чуть позже днем от Ганса я узнаю, что Даша была крысой, вот только, если честно говорить, верится мне в это слабо.

На Киру бы подумал скорее, чем на нее, бред какой-то, но они все были в этом уверены на двести процентов.

Они ей выписали волчий билет в той бильярдной, а это значит, что за Дашкой охота теперь открыта. Когда Крутой в себя придет, он тут же начнет мстить за Фари, и эта девочка будет первой, кого он пойдет добивать.

________

Добро пожаловать в мою новинку!

Буду рада вашей поддержке.

Глава 2

Я сделала страшную ошибку и поняла это только тогда, когда оказалась совсем одна. Обнажена, растерзана и никому не нужная. Крутой ушел, он бросил меня как мусор, точно сломанную куклу, просто мясо, которое отдал на растерзание своим волкам.

Я помню, что ко мне какое-то время никто не подходил, а я встать не могла. Не могла кричать, не могла пошевелиться и даже плакать.

Это был мой конец, мой итог беспечности, а ведь практически до последнего дня я была уверена, что все контролирую и вдруг чего, смогу остановить ложь, и мне за это ничего не будет.

Не знаю, я просто верила, что эти взрослые мужики сами как-то разберутся, а я просто уйду. Как же глупо и наивно это было. Я начала игру, правил которой совсем не понимала, я не знала, что они такие… что Он такой.

За мной пришли и забрали даже быстрее, чем я поняла, что меня вообще ищут.

Как я могла хотя бы на миг представить, что одна смогу справится с ними всеми? Со всеми, кто против меня. Что я могла сделать против них? На кону всегда стояла сестра, и я слишком поздно осознала, что мне надо было бежать намного раньше. Это все было так непродуманно, в такой дикой спешке, я вообще ничего не понимала, и в какой-момент все просто рухнуло.

Вся моя жизнь начала разваливаться на куски. Казалось, еще я недавно я была девушкой влиятельного мужчины, который всегда защитит, а теперь он сам готов мне перегрызть глотку.

На самом деле, никакой защиты не было. Никто из так называемых “братков” за меня не вступился, и я поняла, что ни слушать, ни прощать меня никто не собирается. Это был билет в один конец, и Савелий выдал мне его в руки лично.

Брандо и Ганса там не было, но уверена, даже если бы и были, загрызли меня вместе во всеми. Особенно Брандо. Боюсь представить, каково ему теперь после потери родного брата.

“Волчий билет”. Они так это называют, и это самое страшное, что я вообще испытывала в своей жизни.

Я орала до срыва связок где-то внутри, но на деле не произнесла ни звука. Я не могла. У меня словно вырезали голос. Помню, как Крутой душил меня, как орал “ни звука”, и я замолчала, он не хотел больше слушать мою ложь, в которой я в какой-то момент увязла, точно в болоте.

Все случилось в каком-то диком дурмане, и понимала я только одно: я предала Савелия, за что он меня наказал. При всех, а после он отдал меня на растерзание своим дружкам и ушел. Просто бросил меня, как объедки.

А потом ко мне кто-то подошел и наклонился рядом. Высокий силуэт, который у меня перед глазами расплывался от слез. Меня укрыли курткой и взяли на руки. Это был мужчина, но почему-то я не могла разобрать ни его внешности, ни голоса.

Я не знала, куда меня везут, мне просто было холодно и больно. Очень. Везде. Это все, что мой воспаленный мозг еще мог осознавать.

Это был Валера. Только в больнице я узнала его, а после пришел Игорь. Он что-то спрашивал у меня, все светил мне фонариком в глаза, но если честно, я не запомнила ни одного слова. Я не могла ничего ответить, не понимала даже вопросов толком. Не знаю, что это было. Агония, пожалуй, ближе всего.

Помню, что меня чем-то укрыли, Игорь что-то быстро вколол мне в руку и меня повезли на рентген.

Врачи, не знаю, сколько их было. Все смотрели на меня, и мне хотелось от этого сдохнуть.

Мое плечо. Когда я упала со стола на пол, оно сильно хрустнуло, и с того момента я не могла шевелить рукой. Кажется, они думали, что там перелом.

После рентгена пришел другой врач, их главный травматолог. Такой здоровый дядька, он смотрел мои снимки, а после на мое горемычное плечо.

Мне было страшно, меня трясло, я боялась прикосновений, но на это никто не реагировал.

Я не могла кричать, у меня дико болело горло. Этот травматолог так меня зажал, что я думала, у меня треснут ребра, но нет. Это хрустел выбитый плечевой сустав, который он мне вправлял без наркоза.

***

Игорь

Открываю дверь палаты. Даша лежит на кровати. Я знаю, что она не спит. Она может засыпать только от препаратов, а сейчас перерыв, и я зашел специально в это время.

– Даша, поговорить надо.

Молчит. Ни звука не произнесла с момента поступления, и это беспокоит меня больше всего. Там не столько травма горла, сколько испуг, психологическое просто дно.

– Я знаю, что ты меня слышишь. Как плечо? Болит?

Тишина, даже не дернулась.

– Крутой это сделал? Я должен спросить.

Вижу, как закрывает глаза, шмыгает носом. Не скажет, хотя и так уже понятно.

– Хорошо, в общем, дела такие: я говорил с гинекологом. Рита Викторовна сказала, дети у тебя будут и ничего прям такого страшного нет. Немного времени и все заживет. Синяки за две недели должны сойти, плечо будет восстанавливаться дольше. Повязку не снимать, никаких нагрузок на руку. Хм, и да, венерических заболеваний не обнаружено, беременности не будет, мы сделали экстренную контрацепцию.

Я много чего говорил пациентам, но сейчас все равно тошно. Валера пришел вовремя. Если бы не он, Дашу бы там на куски порвали, хотя и того, что Крутой сотворил в одиночку с этой девочкой, и так достаточно.

Подхожу ближе, Даша дергается едва уловимо. Ресницы мокрые, слезы стекают по бледному лицу на виски. Восемнадцать лет, ребенок вчерашний. Крутой, сука, я ведь знал, что он опасен, я ее предупреждал, но уже поздно. Что уж плакать и причитать. Теперь это ничем уже не поможет.

– Даша, ты можешь пробовать говорить. Я знаю, глотать тебе больно, но связки не порваны. Не бойся, голос должен восстановится.

Снова тишина. Плачет. Без единого звука. Плечи вздрагивают.

– Скажи мне, кому звонить? Мама, папа, родственники какие? Ты тут под левыми документами, надо чтобы кто-то тебя по-тихому забрал. Есть кто-то на примете, к кому можно обратиться?

Едва уловимо отрицательно кивает.

– Даша, давай так, я не лезу в ваши разборки, но хочу помочь. Просто по-человечески. Валера того же мнения. Если у вас что-то произошло с Крутым, тебе надо сваливать из города как можно быстрее. У тебя есть место, где ты живешь, где сможешь прийти в себя? Чародей тебя сюда привез, он же смог бы отвезти домой или куда скажешь.

Снова качает головой. У нее ничего нет и это пиздец, как плохо, а еще я знаю, что Крутой скоро начнет ее искать и я первый, на кого он подумает.

– Ладно, придумаем что-то. Значит так: еще пару дней побудешь здесь тихонько, я хочу удостоверится, что ты начала говорить. Потом выпишу, дома отлеживаться будешь. Найдем тебе комнату временную или что-то подобное подальше от этого города. Прости, без документов долго держать тебя я здесь не могу. И это – знаю, у нас в отделении кормежка не очень, но хотя бы что-то. Пожалуйста, Даша, начинай есть сама.

Она молча смотрит на меня. Глаза красные, заплаканные. Я не лезу ей в душу, хотя и так видно, что над ней здорово поиздевались. Крутой, сучара, постарался на славу.

Я знал, что он без тормозов. И Фари такой же был жестокий, Брандо и Соловей, но они своих никогда не трогают. “Своих” тут ключевое. Даша больше не входит в Прайд, а предателей они не прощают.

Вижу, как осторожно поворачивается, тянет руку к трубке в носу.

– Нет, не вытаскивай! Это воздух. Тебе так легче будет дышать. Ладно, отдыхай. Зайду позже.

Не реагирует, так бывает у пациентов, перенесших насилие. Они либо не могут успокоится, либо наоборот, впадают в оцепенение, не могут спать.

У Даши были истерики в первые пару дней, которые мы глушили успокоительным, так что теперь она либо ревет либо спит. И еще она не говорит и не ест ни хрена. Это беспокоит меня даже больше, чем ее выбитое к чертям плечо.

Удивлен ли я? Нет, с такой силой, как у Крутого это, скорее, закономерность. Странно, как он ее реально не задушил. Синяки на шее от пальцев очень даже заметные.

Я не знаю, что с ней будет теперь, но очень надеюсь на, то что Даша быстро отойдет от этого состояния, начнет говорить и есть, потому что вызывать еще и психиатра мне точно не хочется.

Глава 3

Прихожу в себя в большом зале. Вокруг бильярдные столы, я лежу на диване и никого нет рядом. Прошел час? Нет, больше, смена даже другая.

Вообще не помню, как пришел сюда, пацаны, наверное, перетащили.

Голова гудит, перед глазами все двоиться. Я не знаю, сколько выжрал, вообще ни хера не понимаю.

Жека, бармен, говорит, что я был в отключке почти сутки. Сутки блядь, как Фари мертв. Нет его. Нет, блядь, больше с нами.

Сорок три пропущенных в телефоне. Брандо, Ганс, Соловей, Гафар даже проснулся, а я все еще с трудом верю, что жизнь поломалась на “до” и “после”. Из-за нее.

Предала сука, предала, тварь!

Боже, как же я ненавижу ее. Даша. Моя девочка с голубыми глазами. Я ей сердце открыл, а она мне в душу наплевала. Я ее в свою семью принял, а она нас погубила.

Гребанная засланная крыса с внешностью ангела, а ведь Фари был прав. Он с первого дня ее подозревал, тогда как я был настолько очарован этой ведьмой, что не слышал, не тупо воспринимал его предупреждений.

Фари, прости. Если бы я не поплыл от нее, ты был бы жив. Твой сын не остался бы без отца, а жена без мужа. Брандо не лишился бы брата, и я тоже.

– Где она? ГДЕ?!

Встаю с дивана, осматриваюсь по сторонам. Я помню, как прямо на этом столе бильярдном эту змею душил, как она извивалась, пыталась царапаться, отбиваться.

Я трахал эту ведьму и клянусь, я хотел ее удавить и удивиться самому следом.

Сначала она сопротивлялась, а после просто стонала, пищала, рыдала. Я не знаю, что это было. Какой-то ад, безумие. Я просто драл ее и ненавидел себя за то, что не смог эту тварь убить сразу.

Нет, я выстрелил в нее, но в последний момент слегка отвел руку в сторону и пуля пролетела рядом с ее ухом. Нет. Это было бы слишком просто, девочка, а легко я не хотел.

Я хотел ее боли и страданий, я хотел, чтобы Воробей хоть на секунду поняла, какого теперь мне. Какого всем нам потерять Фари.

– Савелий Романович, все в порядке?

– Где девка? Даша. Где она, Жека?

– Когда я на смену утром пришел, никакой девушки тут не было. Охрана и вы. Все. Пацаны сказали, клуб пока закрыть. Никого не пускать, пока вы тут.

Перевожу дыхание, хотя в груди все просто разрывается от боли. Мне орать хочется и биться об стену головой. Сестру потерял еще мелкой, мать вышла в окно, а теперь и Фари. Кто угодно, но только не он.

Единственный, кто меня понимал, кто был ближе брата, и это все Она. Назло. Мне назло или что?!

Я не понимаю. Я же по-доброму к ней. Подарки, квартиры, цветы. Своей уже считал. Сука. Все бабы, видно, такие твари бездушные. Ничего в них святого нет, греебанная продажная змея.

За что… почему, блядь, ты так поступила! Эта крыса сделала мне так больно, что я дышать теперь нормально не могу. Горит все внутри, переворачивается, и как оказывается, змейки моей больше здесь нет.

Свалила, а точнее, ее спасли. Очень красиво и тихо, пока я блевал у входа, ее кто-то вывел. Камеры есть внутри помещения. Скрытые, но не для меня.

Валера.

Сука, гребаный щипач Чародей!

Вот он входит, я его даже не замечаю. Вот к предательнице подходит, берет ее на руки и выносит через черный вход.

Его никто не видел. Как… Блядь, нас там было восемь человек! Он вор. Это его профессиональный навык.

И что самое интересное: трубку теперь Валера не берет. Знает, конечно же знает, что я бошку ему оторву, сучара, потому шифруется.

Если он с ней, удавлю тоже, только сначала мне узнать надо, на кого эта тварь работает. Воробей не могла все делать одна. Документы на казино она точно кому-то левому передавала.

***

Я смотрю в окно. Там пролетают редкие снежинки, хотя небо такое черное, холодное, страшное. Это мое зеркало. Это то, что у меня внутри.

Я не могу двигать левой рукой, ее туго забинтовали вместе с плечом. Недавно заходила санитарка. Принесла мне мыло, халат, расческу, тапочки и полотенце, потому что ко мне никто не приходит.

Никто крысу навещать не собирается, незачем. Уверена, это либо Валера, либо Игорь передали вещи. Не знаю, честно говоря, почему они мне помогают. Я чувствую себя изгнанницей, а такие обычно долго не живут.

Те, кто попадает вне зоны стаи, как правило, сдыхают, потому что для них больше не остается никаких благ и защиты.

Кстати о защите, Крутой как-то сказал, что всегда будет за меня. Я поверила и какое-то время защита у меня была, но она оказалась довольно быстро проходящей. Такой тонкой и хрупкой… как пергамент.

Как только меня признали крысой, в тот же миг эта мнимая защита треснула как хрусталь, и ее острые осколки со всей дури врезались мне в сердце.

Покровительство Крутого пало, рассыпалось, точно песочная крепость на солнце. Защита кончилась, он сорвал ее с меня вместе с одеждой и заставил танцевать голой. При всех.

Я не знаю, сколько прошло часов или дней, все слиплось с одну долгую черную кляксу. Когда я просыпаюсь, вижу, как медсестры меняют мне капельницы, тыкая в руку иголки и смотря на меня то ли с осуждением, то ли просто с пустым безразличием.

Я не могу сама встать и банально без помощи санитарки дойти до туалета. Ощущение такое, что меня сбил поезд и если честно, я боюсь убрать одеяло, чтобы увидеть свое тело.

Там все болит, печет, жжет. Везде, особенно ниже пояса, бедра, промежность. Крутой не церемонился, он драл меня как последнюю суку, которой я теперь для него и являюсь.

Кажется, вопрос только времени, когда меня добьют. Я уже спустилась с небес на землю, я все понимаю. Савелий Романович подписал мне приговор, и я сама в этом виновата. Я наделала столько ошибок, но время не вернешь назад, как бы долго теперь не плакала. Плевать, к черту.

Главное, чтобы моя Алиса была и дальше в безопасности. Тетка о ней позаботиться, пусть сестра простит меня тоже. Я сделала все что могла, я не хотела ничего плохого, а в итоге получилось все самое страшное, что только можно представить.

Первые сутки я не помню, все как в тумане, я думала, что умерла, но нет. Игорь упрямо не хотел меня отпускать, и мне в руку то и дело тыкали иголки.

Санитарка сегодня приходила снова. Принесла мне на тумбочку поднос с едой. Синеватая манка и чай, гречневый суп.

Я не тронула, мне очень больно глотать. Игорь сказал, что говорить можно, но я почему-то не могу. Не получается. И не хочется. Какой смысл? Тот, кто мог меня услышать, не сделал этого. Я просто его предала.

Превозмогая боль в плече, осторожно поднимаюсь на кровати. Смотрю на этот снег через окно. Травматологическое отделение, четвертый этаж. Этого хватит, интересно чтобы все закончилось?

Игорь спрашивал, кому можно позвонить. Маме, разве что на кладбище, отца я не знала толком, а отчим Юра будет только рад узнать, что я умерла.

Есть сестренка Алиса, но она еще маленькая, и я не могу ее подставлять. Особенно теперь, когда на свой шкуре знаю, какого это играть в игры с бандитами. Они всегда сильнее и они всегда поломают до основания. Как Он меня сломал, а после распахивается дверь и я вижу того, кого предала.

Савелий Романович Крутой собственной персоной.

Высокий, крепкий, сильный, как всегда, одет с иголочки. Черный костюм и рубашка черная, на плечи наброшено дорогущее презентабельное пальто.

Мы всегда были из разных слоев общества: он пламя, а я лед, и я обожглась об него. Сильно.

Савелий входит тяжелым шагом и закрывает наглухо дверь, а я чувствую, как до ужаса сильно болит в груди.

Он так быстро нашел меня. Зачем?

Понимание приходит быстро и больно колет в груди.

Савелий Романович приехал меня сюда добить, раз с первой попытки не вышло.