Read the book: «Письмо на берегу»

Font::

Художник: Елизавета Чукина

Часть первая
Белая сорока
2018 год

Пролог

Нельзя было оставлять всё как есть. Да, в этом проклятом троллейбусе не срабатывал телефон, но Алина могла постучать водителю, чтобы открыл двери и выпустил её, а потом, проглотив бьющийся в горле страх, позвонить по всем известным с детства номерам. А если бы не ответили, закричать так, чтобы услышали прохожие и жильцы ближайшего дома. И те, у неё никак не поворачивался язык, чтобы их назвать. Они тоже должны были услышать и пусть не испугаться, но хотя бы понять, что тут не одни.

Но Алина ничего такого не сделала. Не встала, не постучала водителю и даже не вынула из кармана мобильник. Закусила губу, крепче сжала кулаки и всё.

Её будто парализовало, будто пришило намертво к троллейбусному креслу.

Троллейбус проехал ещё немного вдоль пустыря и повернул. Теперь через окно Алина видела серые дома в четыре этажа. Они казались неправильными, словно им отрезали верхушки.

Алина смотрела на дома, на аккуратно подстриженные яблони, на выщербленный асфальт и лужи, а видела его лицо – искажённое, бледное, но всё равно такое, от которого можно сойти с ума.

Наверное, она и сошла с ума, и не сейчас, а когда в первый раз увидела Тима. А может, когда узнала про Асю, или только что, когда сдала его с потрохами этим, назвать которых не поворачивался язык. Ведь сдала же, сдала. А потом струсила – непростительно и подло.

Алина встала и пошла к дверям. Она – не предательница. Сейчас она выйдет на остановке и придумает, как прекратить эту жуткую жуть.

Троллейбус рывком прибавил скорость. Алину качнуло, она взмахнула руками и в последний момент успела схватиться за поручень. Поручень оказался странный – тоньше обычного и пошатывался, – и всё-таки он не позволил ей упасть, а это было главное.

– Девушка, вам удобно?

Голос прозвучал из-за спины. Говоривший сидел так близко, что Алина почувствовала его дыхание у себя на шее. Она вздрогнула и обернулась.

Этого просто не могло быть!

Конечно, это был не Тим, а слегка похожий парень года на два старше, но всё равно у Алины вспотела макушка и по спине побежали мурашки.

– У-удобно! – заикаясь, ответила она.

– Тогда ладно, – кивнул парень. – Для красивой девушки чего не сделаешь.

Она непонимающе похлопала ресницами, но вдруг ещё раз посмотрела на свой поручень и поняла. Никакой это был не поручень, а вовсе даже странная конструкция из реек, упакованная в картон и полиэтилен. Конструкция стояла около парня, а он придерживал её рукой, не давая упасть, и при этом читал электронную книжку. Книжка была интересная, потому что, даже разговаривая с Алиной, парень косился на экран.

Когда Алина это рассмотрела, ей захотелось провалиться. Вот прямо тут, сквозь грязный троллейбусный пол. Но пол расступаться не собирался – шатался и подпрыгивал под ногами в такт движению и всё.

– П-простите! – пробормотала она.

– Никогда не проси прощения у парней, – прошептал он громко. – Мы этого не заслуживаем.

У Алины закружилась голова. Она подумала, что зря отпустила поручень, пусть и ненастоящий. Он бы ей сейчас пригодился, очень даже.

– Тогда не прощайте! – пробормотала она и отвернулась.

– Вы всегда слушаетесь первых встречных?

Вопрос был брошен ей в спину, вкрадчивый и насмешливый. Хочешь – поворачивайся и отвечай, не хочешь – стой бессловесной дурочкой.

Алина решила, что ей наплевать: дурочка и дурочка. Не до того!

Троллейбус остановился, как положено, но двери не открылись. Алина уже спустилась на нижнюю ступеньку и теперь лихорадочно дёргала железную ручку. Ручке было всё равно.

От злости Алина стукнула кулаком по створке и взвыла от боли.

– Передние двери не открываются. Выходите через задние, – запоздало объявил водитель.

– Спасибо! – прошипела Алина. – Спасибо, что предупредили!

И побежала к задним дверям.

Пока она бежала, водитель покашлял в микрофон, а потом включил равнодушно-бодрое: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…»

И в самом деле двери закрыл.

– Вы что? – закричала она и стукнула теперь уже заднюю дверь. – Издеваетесь?

Водитель не ответил, задняя дверь – тоже.

Троллейбус дёрнулся и поехал, набирая скорость.

Пока Алина бегала туда-сюда и билась в двери, парень молчал, будто его и не было.

Когда она поняла, что всё равно пропустила остановку, то повертела головой, выискивая его, и, понятное дело, нашла. Он смотрел на неё очень внимательно, как будто ему нужно было разгадать ребус, нарисованный на её платье.

Наткнувшись на его взгляд, Алина смутилась и обрадовалась одновременно, но через секунду поняла, что радоваться нечему. Толку-то от взглядов, если человек сидит и молчит, а ей выходить на следующей остановке? Разве она успеет хоть что-то объяснить, чтобы он согласился помочь?

Внезапно стало так тоскливо, что захотелось сделать что-нибудь странное. Например, подойти к нему и снова схватиться за импровизированный поручень. Или спросить, как его зовут. Или…

Алина ничего не успела, он встал и подошёл к ней сам. А может, вовсе не к ней, а к задним дверям, около которых она стояла.

– Выходите, девушка?

Вопрос прозвучал насмешливо, и она решила обидеться, правда, опять не успела.

– Хотите, я вас провожу?

И что ей было делать? Помотать головой и гордо отвернуться? Наверное, это было бы правильно, но она не смогла. Слишком дорого пришлось бы заплатить за эту правильность.

– А вы хотите меня проводить? – спросила Алина.

Он улыбнулся:

– А вы как считаете?

Она подумала, что он слишком умничает, когда так говорит. Лучше бы просто ответил:»Да», и она бы согласилась. А так он вроде бы и предлагает, но в то же время насмехается. Или она слишком мнительная, и он ничего обидного не делает? Пока Алина соображала и никак не могла придумать, что ему сказать, он пришёл на помощь.

– У вас ещё есть время подумать. Мы переедем через мост и только потом остановимся.

– Как через мост? – похолодела она. – Через какой мост?

Сказать по правде, Алина никогда не ездила на этом троллейбусе дальше своей остановки и поэтому знать не знала, что впереди река. Или нет там никакой реки, а мост – обычная эстакада?

– Самый длинный мост через реку в нашем городе, – ответил он. – Один километр двести метров.

Это был удар в солнечное сплетенье, не лучше. Но Алина всё-таки ещё держалась.

– А там что – река? – спросила светским тоном.

Он усмехнулся. От этого его лицо стало старше, ей даже показалось, что он наверняка закончил школу.

– А вы этого не знаете?

Алина разозлилась:

– Я много чего не знаю. И что?

Усмешка превратилась в улыбку.

– Мне нравится, что вы в этом признаётесь. Но я не думал, что можно дожить до семнадцати лет и не знать, что в твоём городе есть река.

– До семнадцати, может, и нельзя, – через силу поморщилась она. – Но мне-то шестнадцать.

– А вот скажите, – его голос стал задумчивым, а взгляд неожиданно изменился, – неужели за все шестнадцать лет вы ни разу не гуляли по набережной? Не катались на катере?

Кажется, её возраст его не отпугнул. На мгновенье у Алины появилась уверенность, что ему было бы всё равно, даже если она бы сказала, что ей десять. Но это ей не понравилось, и она решила подумать о другом. Например, почему он спрашивает про набережную и катер? Хочет пригласить на прогулку? Вот пусть прямо сейчас с Алиной и идёт! Только не по набережной и без катера.

– Не с кем было! – сообщила Алина и покраснела.

Уж больно это прозвучало неловко.

Он понял, но сделал вид, что удивлён и не больше:

– У вас нет подруг?

Алина посмотрела на него и решила, что больше не хочет играть в этот словесный пинг-понг.

В голове у неё всё равно стучал метроном, выговаривающий вместо ударов одно-единственное слово: «Поздно!» Этот проклятый троллейбус увозил их всё дальше и дальше. Вот как она вернётся к пустырю? Как?

– У меня нет парня.

Он сразу поскучнел и даже чуть-чуть отодвинулся. Честное слово, что она такое сказала? Разве он сам вёл разговор не к этому? Просто она хотела ему помочь, чтобы успеть сказать самое важное до того, как троллейбус остановится. Чтоб он не сбежал. Ну, или не остался внутри.

Сейчас их везли по совсем узкой дороге. Улица заросла жёлтыми акациями, и в некоторых местах ветки с подсохшими цветками прижимались к троллейбусным окнам и даже царапали их, роняя лепестки, будто крошки яичницы-глазуньи.

Она посмотрела в окно и вдруг замерла, охваченная непонятной болью. Боль пульсировала везде – в висках, в горле, в сердце и даже, кажется, под коленками. Это было так неожиданно и так остро, что на глазах выступили слёзы, а слова застряли и превратились в невнятное крошево звуков.

– Что-то случилось? – спросил он и наклонился к ней.

Как доктор над пациенткой, честное слово!

Она качнула головой. То ли да, то ли нет – понимай, как знаешь.

– Я могу помочь?

И вдруг боль отпустила, мгновенно, как и появилась. Она подумала, что такого не бывает и что ей всё померещилось: и боль, и его участие, и внезапное исцеление.

Троллейбус подпрыгнул на колдобине и, утробно зарычав, въехал на мост. Мост и в самом деле был длинный, и в самом деле под ним текла река, широкая, медленная истыканная воронками водоворотов. А ещё из воды торчали камни. На одном, ослепительно-чёрном и гладком, она увидела птицу. Сначала ей показалось, что это чайка, но Алина усомнилась, что бывают абсолютно белые чайки. К тому же ей никогда не встречались чайки с такими хвостами. У этой птицы хвост напоминал сложенный веер. Сейчас расправит его, обмахнётся и превратится… в кого превратится странная птица, Алина не успела придумать.

– Смотри! – сказал он. – Белая сорока!

Она сразу же поняла, что он прав. Конечно же, на камне сидела сорока-альбинос, а вовсе не чайка.

– Я думала: таких не бывает, – призналась Алина.

– Бывают, – тихо ответил он. – Ты же есть.

Она не вскрикнула и не упала, просто захлебнулась на вздохе и подумала, что в троллейбусе кончился воздух. Вот так был – и вдруг кончился, будто выкачанный гигантским насосом.

Если бы он её ударил, было бы лучше, но он не ударил. Он напомнил ей о том, о чём вспоминать было не просто больно – невыносимо, особенно сейчас, когда она знала, чем всё закончится. Ну, почти знала.

Глава 1
Как в больнице

Город встретил её не дождём – моросью, густой, сизой, ледяной. Или это просто Алина промёрзла до костей, и теперь пограничной со льдом ей показалась бы любая вода. Даже такая, висящая в воздухе мелкими каплями, напоминавшая то ли слёзы, то ли холодный пот.

Пришлось накинуть капюшон и втянуть ладони в рукава куртки. Это получилось легко. Ладони у Алины были узкие, а рукава – нестандартной и длины, и ширины – со стратегическим запасом.

Но даже спрятав под куртку всё, что получилось, Алина ёжилась от ветра и нового для неё, пропитанного влагой насквозь воздуха.

До троллейбусной остановки она дошла спокойно. Триста метров от вокзала по прямой – посмотрела бы Алина на того, кто не дошёл бы. А там её уже ждали – всё по-честному.

Бабушка так и сказала: «Тебя встретит Тимчик. Встретит и довезёт. Я его попрошу, он не откажет». Алина хотела возмутиться и объяснить, что прекрасно доберётся сама, без всяких там безотказных Тимчиков. Не хватало ей ещё! Но потом вспомнила про чемодан с отвалившимся колесом и про то, что поезд приезжает в девять вечера. А это поздно. Это значит, что через полчаса город зальют чернильные сумерки, и с каждой минутой они будут всё гуще. А у Алины астигматизм и видит она одним глазом на два метра вдаль, а вторым получше, конечно, но всё равно в темноте в незнакомом месте – ой! Хоть садись, где стоишь, и жди рассвета.

В общем, стало ясно, что без Тимчика не обойтись.

Но это было ужасно. Алина сразу представила себе, как он выглядит. Представила и затосковала. Конечно, всё бывает, и есть шансы, что Тимчик – неплохой парень, но Алине точно не понравится. Как может нравиться человек с именем Тим? Вот как? Это же почти то же самое, что… Ну ладно, не важно.

Алина угадала. Парень на остановке оказался невысоким, темноволосым и каким-то не то чтобы угловатым, но явно не отличающимся ни гибкостью, ни изяществом. Он стоял, широко расставив ноги, засунув руки в карманы короткой кожаной куртки, и смотрел даже не на Алину, а на морось над её головой. Это было смешно, потому что такая поза подошла бы капитану корабля, отправляющегося в кругосветку, а не мальчишке, бабушкиному соседу. Да ещё и Тимчику.

– Привет! – сказал некапитан. – Я – Тим. А ты – Алина.

Он не спросил, а произнёс её имя с утвердительной интонацией, как будто ни секунды не сомневался, что она – это она. Произнёс и улыбнулся. У него была очень хорошая улыбка, Алина даже растерялась. К человеку с такой улыбкой хотелось броситься навстречу и рассказать про всё, что случилось за последние месяцы. Человек с такой улыбкой обязательно поймёт правильно и придумает, как можно исправить то, что Алина сама ни за что не исправит. И скажет: «Всё будет хорошо». Вот просто скажет, и она сразу же ему поверит.

Да ну, глупости какие лезут в голову! Это просто бабушкин сосед. Тим к тому же. А она – это она, несмотря ни на что. Ни к чему ей это всё. Тем более, она приняла решение.

Алина подняла голову и улыбнулась официальной улыбкой.

Тим отбросил чёлку:

– Я хотел…

И на этом слове встретил её взгляд. И замолчал.

Алина сама не смогла бы объяснить, что он там увидел, в её глазах. Вроде бы она старалась никакого особого презрения по поводу и без оного не изображать.

Но Тим что-то увидел – точно! Или почувствовал, что ли?

– Извините, – совсем другим голосом оборвал он сам себя.

И улыбаться перестал.

Но чемодан взял и легко заправил его в открывшиеся двери троллейбуса.

– Спасибо, – пробормотала Алина.

Тим пожал плечом и с тем же новым равнодушным выражением лица откатил чемодан на заднюю площадку.

Алина как-то сразу поняла, что никакого разговора не получится. Поняла, обиделась и прикусила язык, чтоб зря не начинать.

Но чем больше она его рассматривала, тем сильнее ей хотелось познакомиться. Тим был не таким, как мальчишки в Алинином классе. Он вообще не был похож ни на кого из её знакомых.

«Он никогда мне не понравится», – решила Алина.

Прошло пять минут.

«А он красивый», – ни с того ни с сего подумала Алина.

То есть, наверное, вряд ли про него так сказал бы кто-то с точки зрения классических понятий о красоте, но для Алины это ничего не меняло. Зря она так на него посмотрела и подумала зря. Что ей теперь делать?

Троллейбус ехал быстро. Алина схватилась за поручень и боялась отпустить. За окном темнело, в салоне мигали лампочки, и всё вокруг казалось больным и призрачным. Как в больнице, где Алина провела этой весной две недели. Две бесконечных недели, когда запросто можно было сойти с ума. Или поседеть. Или просто разучиться жить нормальной жизнью нормального человека.

* * *

Она никогда бы не поверила, что за две недели может измениться. То есть меняться Алина, наверное, начала в первую же ночь, но едва ощутимо. А перед выпиской перемены бросились в глаза. В больнице вообще выходило на первый план главное, а остальное отваливалось, как высохшая шелуха.

Оказавшись на узкой кровати, странно поставленной не у стены, а на расстоянии сантиметров двадцати от неё, Алина сначала была уверена, что мгновенно уснёт. Она устала насквозь, до последней капли, тяжко и почти невозможно. Но вместо сна к ней пришло отупение, от которого хотелось подышать ртом и погрызть пальцы, а за ним – тревога, ни о чём конкретном и сразу обо всём.

Это оказалось непривычно и почти больно. Нужно было что-то сделать, а не валяться на казённом бельё и то ли думать, то ли бредить. Она же не в психушке лежала и не в неврологии, чтобы нервы вели себя вот так. Это там, наверное, уместно, а в обычном терапевтическом отделении трястись от непонятных страхов – ни к чему и не с чего.

Алина попыталась считать баранов, но те не считались. Зато вместо баранов она начала думать о людях, и ладно бы обо всех подряд – нет, только о самых-самых. Тех, из-за которых оказалась в больнице. От этого сон если и приближался, то теперь улетел совсем далеко, и Алина вспомнила о последнем средстве – старой-старой игре. Сначала они играли в неё с мамой (тогда мама была ещё прежней и играла с Алиной), а потом Алина одна, про себя, когда не могла успокоиться или заснуть.

Всё было очень просто – лежишь с закрытыми глазами и вспоминаешь названия фильмов на каждую букву алфавита. Самые редкие, вроде Ы, конечно, пропускались, а остальные – ни-ни, даже если ни одно название не шло на ум.

Алина закрыла глаза и осторожно поправила одеяло. Одеяло и то от усталости и бессонницы превратилось в источник тревоги. Алине казалось, что оно обязательно свалится на пол, и тогда придётся шуршать в темноте, подбирая его, а от шуршания могут проснуться соседки. Плохо же, если так.

Одеяло не свалилось. Соседка слева закашлялась, но легко, и опять наступила тишина, только щёлкало в темноте что-то непонятное, как будто отсчитывал время невидимый метроном. Время, оставшееся до. До рассвета, например, или до первого визита лечащего врача. Алина почему-то очень боялась его. В смысле и врача, и визита. Ей не сказали даже его фамилию. Когда в приёмном покое заявили со всей уверенностью, что в больницу её положат и зря доктор из неотложки сомневался, Алину пронзил такой внезапный и такой острый страх, что она забыла даже заплакать, а не то что спросить фамилию лечащего врача.

Товарищи дорогие! Она за свои шестнадцать лет ни разу не лежала в больнице. И в санатории не была, и даже в загородном лагере, как лучшая подруга Аннушка. Только на той несчастной Аннушкиной даче, на которой начались все неприятности. Если сломанную жизнь кто-нибудь отважился бы назвать неприятностью.

Глава 2
И позвони!

А всё началось так красиво и так легко, что Алина почти поверила – это судьба. Ну должна же судьба быть справедливой. Если дома у Алины плохо, то может быть хоть в школе хорошо? Или не совсем в школе, а вот так – в личной жизни?

Сначала ни о какой личной жизни Алина не думала. У неё хватало других мыслей и дел. Не слишком весёлых, прямо скажем. Нужно было ходить с мамой в магазин. И помогать на кухне. И убирать квартиру. Алина и раньше, конечно, помогала, но раньше её помощь была не обязательной, мама справилась бы и без неё. А теперь Алина всерьёз сомневалась, что мама справится.

Однажды Алине было совсем тоскливо. Она проснулась в воскресенье утром и вдруг подумала, что так просто нечестно. Девчонки-одноклассницы сейчас ещё спят, а когда проснутся, начнут завтракать чем-нибудь вкусным. Блинчиками, например. Или омлетом. Или творожной запеканкой с изюмом и орехами. А верх у запеканки будет золотистый, и по всей квартире запахнет ванилином и корицей. А может быть, даже немножко кардамоном. Алина не очень любила кардамон, но его запах напоминал о праздниках и домашней выпечке. А если в доме пекут что-то вкусное, значит, там всё хорошо. Никто не болеет, ну, если только лёгкой простудой. Никто не сидит в комнате с отсутствующим видом и не пытается вязать носок.

Мама сидела и пыталась. Сначала петли соскальзывали со спиц, раз, другой, третий. Мама осторожно и неуклюже надевала их обратно, а они опять соскальзывали. Алина бы плюнула и выбросила в мусорное ведро и спицы, и нитки. Но мама не выбрасывала. Она очень старалась, и в конце концов у неё получилось. Петли набрались, носок начал расти.

С тех пор мама чаще всего вязала. А вот завтрак приходилось готовить Алине.

В то утро Алина думала, что сейчас она сварит пельмени и уйдёт куда-нибудь до вечера. Например, в гости. Ну и что, что никто не звал? К лучшей подруге можно и так, без приглашения. А можно пойти в ближайший торговый центр у метро и там побродить по магазинам. А потом зайти в кафе. И ещё, например, в парикмахерскую и на маникюр. Деньги у Алины давно лежали в старом кошельке. Не слишком много, но ей бы хватило. Это были подаренные отцом и бабушкой на день рождения деньги, их Алина имела полное право потратить как угодно.

Пельмени расползлись – мясо отдельно, тесто отдельно, – и есть их могли только очень выносливые люди. Такие, как мама с папой. Они и ели. И честно не замечали, что Алина переварила пельмени минимум на полчаса. А Алина это есть не могла. Она даже пробовать не стала. Выпила какао с молоком, съела хлебец с сыром и отпросилась до вечера.

– Я гулять. А потом подстричься. А потом к Аннушке в гости. Да, телефон заряжен. Да, я всегда на связи. Да, в восемь точно буду дома.

Алину отпустили. Родителям было жалко её, наверное. А может, и себя тоже.

В торговом центре Алина сразу почувствовала себя неуютно. Было слишком рано, магазины только открылись, и заходить в них не хотелось. Сомнительное удовольствие – бродить одной среди вешалок с одеждой и витрин с бижутерией под недовольными взглядами невыспавшихся продавщиц.

Алина прошла мимо нескольких секций с платьями, пальто и обувью и почти ткнулась лбом в прозрачную стену с высокими стеллажами с той стороны. К счастью, всё-таки не ткнулась, а вовремя остановилась и сообразила, что пришла к книжному магазину. Большому, с несколькими залами, игровой комнатой и диванчиками, чтоб можно было посмотреть книги или просто отдохнуть. Алина когда-то заходила сюда и вспомнила, что магазин работает двадцать четыре часа в сутки и что там присутствие утреннего посетителя никого не смутит. Продавцам будет всё равно.

Алина зашла в отдел с художественной литературой и начала рассматривать стеллаж за стеллажом. Ей больше всего нравились книжки про любовь. Нет, не дурацкие истории, в которых бедная, но прекрасная девица, продав дом за долги родителей, приезжала в незнакомую местность и там встречала мрачного незнакомца, который через пару страниц спасал её собачку от неминуемой гибели, а ещё через пару страниц от такой же гибели и её саму. Ну и потом ещё девица могла вылечить его от тяжёлой болезни. И выйти замуж. Выйти замуж – непременно! А Алине про замуж было неинтересно. Ей нравилось читать про девчонок – таких, как она.

Книжки про обычных девчонок тоже, к счастью, попадались не очень редко. И Алина встала около стеллажа, чтобы посмотреть повнимательней. А потом выбрать и прочитать по несколько страниц из каждой. Этого Алине обычно хватало, чтобы решить – интересна ей книжка или нет.

Она вытащила одну в обложке с белым корешком и села на специальный диванчик. На обложке Алина увидела картинку: темноволосого мальчика на катере и рыжую девчонку на берегу. У мальчика были синие глаза, и он так улыбался, что у Алины замерло что-то внутри. А потом отмерло, и она вдруг подумала, что он на кого-то похож.

Алина ещё немножко посмотрела на обложку, и её осенило. Мальчик не то чтобы как две капли воды, но всё же достаточно сильно напоминал Матвея из параллельного класса. Алина знала его не очень хорошо, вернее, почти совсем не знала. Он перевёлся к ним в школу недавно из какой-то гимназии, но сразу нашёл себе компанию и всегда ходил в окружении и мальчишек, и девчонок. Девчонки, кстати, ловили каждое его слово. Ни стыда ни совести!

Алина подумала, что если бы встретилась с этим Матвеем один на один, то, может быть, он бы ей и понравился. Потому что симпатичный. Да что там, красивый. И высокий. И не толстый совсем. А запястья узкие, как у девчонки, и пальцы длинные и тонкие. И ещё глаза – может, и не совсем синие, как в книжке, но всё равно на такие посмотришь и сразу точно не забудешь. Не зря же за этим Матвеем бегает столько одноклассниц. Но шансов на такую встречу практически нет. Да и не надо. Алина прекрасно обойдётся без всех мальчишек вместе взятых. И без каждого в отдельности тоже.

– Девочки читают про любовь. Кто бы сомневался?

От этих слов, прозвучавших за спиной, Алина вздрогнула и чуть не уронила книжку. Только этого ей не хватало – чтобы за ней подсматривали и комментировали, что она тут читает.

Алина перехватила книжку, чтобы не упала, и обернулась.

За спинкой её диванчика стоял Илья Кольцовский, одноклассник Матвея. Но вот как раз его, в отличие от Матвея, Алина знала неплохо. Во-первых, потому что в одной параллели они учились с первого класса. А во-вторых, Илье явно нравилась Аннушка. И он это не просто не скрывал. Он каждый раз пытался продемонстрировать свои чувства с энтузиазмом героя какой-нибудь старой комедии, в которой перемешаны романтические эпизоды, юмор абсурда и миллион оттенков одного и того же чувства. Понятно какого.

– Привет! – сказала Алина.

Она не очень понимала, как с Ильёй общаться здесь. Как со старым знакомым? Но вдруг он решит, что она с ним кокетничает? Или просто поздороваться и уйти? Вернее, пусть он сам уходит, вот что. Алина собиралась провести в книжном ещё час как минимум.

– Привет, – улыбнулся Илья. – А чего ты тут одна?

Улыбка у него была ироническая. Или Алине показалось?

– А ты типа втроём? – ехидно начала она и выразительно посмотрела Илье за спину. Как будто пыталась рассмотреть его спутников.

Илья усмехнулся:

– Да нас вообще много.

– Вас миллионы?

Когда-то этот вопрос задавал папа, и у Алины его выражение сейчас вырвалось само. Она не раз замечала, что так бывает: слышишь сто раз какую-нибудь присказку или поговорочку, надоедает она тебе до смерти, раздражает и почти бесит. А потом р-раз – и сама её выдаёшь. Внезапно для себя.

– Да не, – покачал головой Илья. – Поменьше. Можешь сама посчитать.

Алина поняла, что он вовсе не разозлился на её иронию. Он вроде бы, наоборот, зовёт её куда-то. И, собственно, почему бы ей не пойти? Делать всё равно нечего. А в книжный можно вернуться в любой момент.

– И далеко идти? – осторожно спросила Алина.

Она не хотела, чтобы Илья подумал, что она по первому зову готова лететь куда угодно. Ещё не хватало!

– Ко входу в метро. Все там.

– Все там, а ты тут? – не удержалась Алина.

– Ну да. Я просто воды хотел купить.

Алина вспомнила, что рядом с книжным и в самом деле есть продуктовый магазинчик.

– А так-то мы на квартирник, – продолжил объяснять Илья. – Хочешь, поехали с нами?

Алина слегка опешила. На квартирник – это в сто раз круче, чем мотаться по торговому комплексу. Но ехать туда с Ильёй – это же как-то не очень… По отношению к Аннушке.

– А если одна боишься, Аннушке позвони, – подсказал Илья.

И такое у него при этом было равнодушное лицо, что Алина сразу же поняла, из-за чего вообще её позвали на тот квартирник. Вернее, из-за кого.

Сначала она хотела возмутиться, а потом подумала: «Ну и что? Что в этом плохого?»

– А ведь позвоню, – кивнула Алина.

– И позвони! – поддержал Илья.

В глазах у него появились хулиганские огоньки. Вот ведь чудеса – только что не было.

И Алина не стала больше ни о чём спрашивать, а позвонила.