А позже получила твое письмо, другое, третье. Тягомотину твою праведную прочитала про общество и правопорядок, и ожило во мне что-то, взбунтовалось. Так потихоньку и начала писать, вдохновляться, о свободе вспоминать, о том, как вишня цвела у ручья, как с Васей гуляли, счастливы были. Треугольник этот до дыр зачитала, да и позабыл он уже обо мне. Столько лет прошло…
А тут ты появилась, правильная такая, но не донца, как выяснилось. Начали с тобой переписку вести и как-то мне жить захотелось, творить. О природе писать, о воле, о жизни.
А ты, торгашка, меня увековечить, оказывается, решила… Вот спасибо! Деньги пригодятся, конечно, только вот писать мне нельзя, опять посадят. За Круглову тебе отдельная благодарность, комплимент, конечно. Как угадала, не знаю.
– А ты что Круглова что ли?
– Круглова. Лариса Валентиновна. – Ларка улыбнулась и поднялась с земли. К тому моменту, когда она окончила рассказ, уже вечероло и лес потихоньку окрашивался золотом.
– А что же с мужем-то стало твоим?
– Не знаю, только стих ему отправила и все. Не узнавала больше, не хотела ни рану бередить, ни его тревожить. Дома небось чаша полная, жена-хозяйка и детей с десяток. Мужик-то хороший, любила его сильно.
– Ларис, может попробуем писать? У меня знакомые есть, да и псевдоним изменим. Никто ж не узнает, что это ты. Давай, а? Хорошие стихи же. Их должны читать.
Ларка молча посмотрела в небо и с выдохом промолвила:
– Давай. Больше уже не посадят. Время изменилось, а работа нужна. Может журналистом пойду.
– Ну да, здорово было бы…
Мы знали, что Ларка не пойдет журналистом. Не тот характер у нее, да и на заказ писать бы она не стала, но как-то ее подбодрить хотелось нам обеим.
Мы сидели и понимали, что уже не сможем больше расстаться. Слишком много общего у нас было: стихи, рассказы, природа, Василий, оставленный со стихотворением, сложенным аккуратным треугольником. У нас начиналась новая жизнь. Одна на двух одиноких и в меру воспитанных женщин.
– А что за стихотворение-то последнее?
Задумавшись на минуту, Ларка молча встала и подошла к сцене. Постояв так немного, она поднялась на нее и, вдохнув, прочла стихотворение. Такого мастерства я никогда не встречала. Ее четкая и мягкая речь рождала образы в моей голове словно кинокартину. Передо мной стоял Поэт с выражением и мастерством актрисы Большого, проживающий свое произведение прямо на моих глазах на сцене. На сцене жизни.
Отпускаю тебя, словно в море корабль.
Отпускаю тебя, будь же счастлив, мой друг.
Словно желто-зеленый прохладный сентябрь
Отпускает ноябрь серебристый и вдруг,
Вдруг свободой залито все синее небо
И свобода сияет в оживших глазах.
Отпускаю тебя, где бы, милый, ты ни был.
Будь же счастлив как радугой счастлива летом гроза.