Лекарства были, как и травяные сборы, только вместо дома Ольга поехала почти в самый конец города к «Строймаркету». Оглядев громадное серое здание, за которым виднелся склад в окружении недостроенных многоэтажек, девушка взглянула на свою призрачную спутницу.

– Показывайте.

Виктория беззвучно обогнула комплекс и вывела ее к разрытой яме, обнесенной предупреждающими знаками. То ли там трубы менять собирались, то ли еще чего, но до ума дело не довели, поэтому раскоп зиял рыжей язвой возле дороги, собирая на дне лужи дождевой воды и мелкий мусор. С трудом спустившись вниз, Ольга углядела белую сумочку, завалившуюся между трубами. Батарея у телефона села, но зарядное устройство помогло реанимировать аппарат. Не считая число пропущенных, девушка открыла телефонную книгу.

– Кому будем звонить?

Несколько мгновений Виктория колебалась, потом выбрала:

– Артем.

Выдохнув, как перед прыжком в воду, Ольга нажала кнопку вызова. Гудки уходили в пустоту. Один, второй, третий, четвертый…

– Вика?!

– Слушай и запоминай, – сказала девушка, искренне надеясь, что голос не подведет. – На запад по трассе от «Строймаркета», второй спуск от моста, проехать метров семьсот и повернуть направо. Там будет овраг на, дне которого Виктория. Сбившего ее человека зовут Игорь. Серебристая «Тойота».

Повторив названный Викторией номер, она отключилась. Артем что-то кричал в трубку, Виктория из последних сил сдерживалась, глядя на девушку, но та уже выключила телефон и тяжело привалилась к бетонному забору. Кровь стучала в висках набатным колоколом, к горлу подступил ком.

– Спасибо, – шелестнуло у самого уха, и холодные призрачные руки коснулись волос.

– Пожалуйста,– хрипло отозвалась девушка, чувствуя, что голос начал срываться. – Виктория, скажите, а умирать… Как это?

– Больно, – ответила та. – Но очень быстро.

– Спасибо, обнадежили, – криво усмехнулась Ольга, поднимаясь к остановке.

Она хотела многое спросить, но встречная машина ослепила светом фар, а когда девушка обернулась, Виктории рядом не было. Все верно, надежда, последняя ниточка, связывающая ее с миром живых, оборвалась. Ноги сами понесли мимо остановки, куда-то вглубь района, к старому парку, над которым висела облупившаяся надпись «Семейный отдых». По засыпанным гравием дорожкам носились дети, чинно прогуливались бабушки и дедушки, гомонили подростки, пытающиеся перекричать вопящие на разные голоса колонки. Ольга миновала аллею, посвященную героям Отечественной войны, и вышла к заросшему озерцу, что располагалось в самом сердце парка. Клены и липы гулко шелестели, поскрипывали темные ели, устремившие острые макушки к вечерним небесам. Плеск воды успокаивал, словно гладил прохладными ладонями разгоряченное сознание. Правильно ли она поступила? Ответить некому. Еще раз посмотрев на телефон Виктории, который до сих пор держала в руке, девушка размахнулась и зашвырнула его в озеро.

– Простите, русалочки, девы озерные, – прошептала она. – Не нарочно я ваши владения засоряю…

Конфет при себе не было, Ольга сняла плетеный браслет с коралловыми бусинами и опустила в воду.

В тот же миг на глубине мелькнула едва различимая девичья фигура, из-под воды взглянули светлые глаза. Ветер принес звон хрустальных колокольчиков, от которых стало легко и горько. Вода ласково шептала, перебирая зеленые пряди прибрежных трав, успокаивала, унося дурные мысли и тревоги.

Ранние звезды перламутровыми каплями раскатились по синему бархату неба. Ольга долго сидела на берегу, глядя вверх, и казалось, будто весь город накрыли огромной чашей, на дне которой замерли крошечные капли молока, готовые сорваться вниз. Одна не удержалась, мелькнула и скрылась за островерхими елями. Интересно, почему в городе небо словно удаляется от земли, холодно мерцая сквозь сизую дымку, а в Ганиной Пади оно чистое, глубокое, как омут лесной, и звезды сияют крупные, хоть руку протягивай и бери? Жаль, что нельзя сорваться прямо сейчас и уехать в деревню, где воздух пахнет медом и полынью, где стелятся по ветру шелковые травы, чинно кивают деревья в лесу, и лунный свет заливает прозрачным серебром тихие улицы. Еще два дня ждать…

Полуденное солнце раскалило воздух над полями, высветлило травяную зелень и небесную синь. Зато под сенью леса царила благодатная прохлада, полная птичьих перекриков, загадочных шорохов и хрустких шагов. Ольга бодро шагала по едва заметной тропинке, рядом бежал Серый бок, высунув бледно-розовый язык. Смешно вспомнить, как смотрел водитель автобуса, когда навстречу девушке радостно выбежал матерый волк с темным пятном на боку. Привычно оставив на огромном дубовом пне батон свежего хлеба, Ольга внимательно прислушалась к лесу. Что-то было не так, а вот что, понять пока не получалось.

– Дедушка Максим! Ау!

Однако леший не откликнулся, только лесавки мохнатыми комками прыснули из-под ног. Волк забавно чихнул и исчез в кустах бересклета на границе леса, явно решив, что проводил гостью и теперь можно отправляться по своим делам.

– Настасья Павловна, что у нас в лесу творится? Где дед Максим? – сходу поинтересовалась девушка, едва успев поздороваться.

– Тоже чуешь? – вздохнула старушка. – Загрустил леший наш. На днях знакомец его из соседнего урочища заглядывал в картишки перекинуться, всех зайцев ему проиграл, да в сердцах колодой дубовой и бобылем обозвал.

– И он обиделся?

– Скорее расстроился очень. Тот-то леший давно женой обзавелся, а Максим все никак к лешачихе из южного Передела посвататься не может. Вроде и мелкая она, и корявая, как сосна на болоте выросшая, а чем-то глянулась ему.

Видно и впрямь плохо дело, решила девушка, когда вечером леший даже чай пить не пришел. Оставив Настасью Павловну и Лизавету судачить на лавке под яблоней, Ольга подхватила тяжелый рюкзак и побежала к реке.

– Федь, выходи, я тебе книги принесла!

Однако утопленник и не думал показываться. То ли обиделся в прошлый раз, то ли занят был. Постояв немного под ивами, девушка махнула рукой и пошла обратно. Ладно, в следующий раз.

– Ольга!

Утопленник появился, словно из ниоткуда, замер в нескольких шагах, внимательно ее рассматривая.

– Привет! – помахала ему девушка. – Я тебя отвлекла от чего-то?

– Рыбаков гонял, – усмехнулся тот.

– А они тебе чего сделали?! – опешила Ольга. – Ну почему ты такой вредный? Людям даже с удочкой посидеть не даешь! Здесь же красиво и рыбы наверняка много.

– Кабы они с удочками сидели, я бы слова поперек не сказал, а они, проклятые, сети ставить удумали да с мелкими ячейками, куда и мальки попасть могут, – поморщился утопленник. – Да еще какую-то пакость в воду лили, еле вычистил…

– И что ты сделал? – насторожилась девушка. – Никого не убил, надеюсь?

С этого станется утопить нарушивших речные порядки!

– Нешто я совсем дурной? – нахмурился Федор. – Честно скажу, хотел сперва под воду утянуть, но передумал. Так, пугнул немного, чтобы дорогу сюда вовек забыли.

Он так красочно описывал удирающих браконьеров, увидевших, как нечто на глубине с утробным воем рвет их сети, что Ольга хохотала до слез.

– Так вот откуда легенды о речных чудовищах берутся! Смотри, потом напишут, что в Подмосковье завелся аналог Нэсси!

Про Лох-Несское чудовище Федор не знал, но когда услышал рассказ, похвалил тамошнего водяного за хитрую придумку.

– Небось, потом никто в озеро не совался, – ухмыльнулся тот. – Надо и мне такое чудо смастерить.

Не став его разочаровывать, Ольга достала из рюкзака книги.

– Слушай, ты ведь Максима Ивановича хорошо знаешь? – спросило она, пока утопленник рассматривал толстенный сборник «Записок о Шерлоке Холмсе».

– Знаю. Чего ты хочешь?

– Помочь ему как-то можно?

Парень задумчиво посмотрел в сторону леса, потом выдвинул условие: почитать вслух.

– Ты же боярин, грамотным должен быть!

– Да знаю я грамоту, только писано там странно, – смутился тот. – Вроде буквы знакомые, в слова складываются, а все равно непривычно… Почитай, неужто трудно? Лесавкам, вон, байки рассказывала!

– Ну тогда слушай историю про самого лучшего сыщика на свете, – улыбнулась девушка.

Федор с готовностью устроился рядом, глаза загорелись. Слушал он с интересом, хоть и не все слова понимал, зато очень переживал за героев.

– Башковитый мужик, – вынес он свой вердикт. – Хитрый да смекалистый. Вот бы нам такого в Приказ!

– Куда? – не поняла Ольга.

Оказалось, что Приказами назывались органы системного управления на Руси, что занимались различными делами, в том числе и расследованием преступлений. Вот только в Москве Шерлока Холмса не хватало, да еще и пожалованного шубой собольей! Воображение уже нарисовало такой колоритный образ, что девушка не выдержала и рассмеялась. Федор недовольно проворчал, что милость была бы оказана великая, которую недалекие девки дурные не понимают.

– Зато ты у нас самый умный и самый красивый, – ничуть не обиделась Ольга, вручая ему книгу. – Если ее утопишь, я тебя прибью – она новая, только вчера штамп поставили. А теперь рассказывай, что будем с нашим лешим делать?

– Сватов засылать к лешачихе той надо, – сказал утопленник. – Только выбрать тут не из кого…

– Почему это?

– Так я от реки уйти не могу, девки тоже омуты свои не бросят, ведьму твою она даже на границу не пустит, домовики сами не пойдут. Кого еще посылать собираешься?

Да, и вправду выбрать некого, вздохнула девушка.

– Эй, чего пригорюнилась? – заглянул ей в лицо Федор. – Погоди чутка, успокоится дед Максим… Он не первый год по лешачихе той убивается.

– Жалко его. Он мне всегда помогал… – протянула Ольга.

– Ну, сама сходи, коли жалостливая такая. Пока ты человек, дар ведьмачий не принявший, тебя везде пропустить обязаны.

– Если бы я знала чего говорить надо… А то приду, а лешачиха эта меня выгонит.

– Да там и думать не надо, – рассмеялся утопленник. – Расскажешь, какой у нас дед Максим хозяин рачительный, какой у нас тут лес густой да дремучий, как хорошо им владения объединить будет… А зачем ты все это выспрашиваешь?

Услышав, что Ольга сама решила к лешачихе наведаться, парень тут же принялся ее отговаривать, а потом начал стращать, что хозяйка лесная ее просто так не пустит, обязательно заморочить попытается или вовсе в болото заведет.

– Сгинешь ты! – воскликнул он, беспокойно вышагивая по берегу.

– Тогда сам книги в библиотеку вернешь, – усмехнулась девушка, уверенность которой начала убывать.

Ну какая из нее сваха? Она же только на двух свадьбах была – Иринкиной и Вовкиной. Первая была родной сестрой, а второй приходился троюродным братом. С обоих торжеств запомнились только дурацкие стишки, тамада, который путал всех родственников да то, как тетя Вера, излишне употребив спиртного, кидала свои туфли в окно, по случаю весны, открытое. Впрочем, не только Федор был против похода в соседний лес, но и Настасья Павловна сперва за сердце схватилась, а потом пообещала в подполе запереть. Однако на сторону девушки неожиданно встала Лизавета.

– Сил моих нет, советчики! – ругалась старушка, увязывая Ольге узелок с подарками для лесной невесты. – У Федьки и то ума побольше, чем у вас всех! А если пропадет девчонка?

– Выведем! – откликнулся дед Максим с лавки. – Что ты, Настасья, на Оксану напраслину возводишь?

Хорошая она! Ты рощу ее видела? А березы там какие? У злыдней такие сроду не вырастут!

Да уж, о человеке по делам его судят, а о лешем – по березам, усмехнулась про себя девушка, глядя на приободрившегося Максима Ивановича.

Свататься отправились с утра. Дед Максим вывел девушку самой короткой дорогой к южному переделу, объяснил, как нужно идти, вручил подарки невесте.

– И про грибы скажи, не забудь! У меня такие грузди по осени будут!

Подойдя к густому подлеску, Ольга поклонилась в пояс, приветствуя лешачиху, попросила разрешения войти в ее владения и замерла. Березы шумели на ветру, мели ветками по верхушками низкорослых кустарников, негромко поскрипывали, будто пересмеивались над незадачливой пришелицей. На ногу прыгнул крупный зеленый кузнечик, медленно повел задними лапами. Решив, что это знак, девушка шагнула в густую поросль. Лес был на удивление светлым, пах нагретыми на солнце листьями и прохладной травой, что обвивала ноги. Отыскав подходящий пенек, Ольга положила на него хлеб, завернутый в чистое полотенце. Так, теперь нужно найти дерево самой лешачихи, а для этого нужно дойти почти до середины ее владений. Дед Максим говорил, что если хозяйка леса заинтересуется, то сама ее выведет куда нужно. Пока Ольга шла по тропинке, и конца леса не было видно, даже какой-то полянки или просто прогалины; со всех сторон обступали стволами деревья. Часа четыре она точно прошагала по лесной дорожке, казавшейся бесконечной, пока не заметила одну странность:

– Так, этот куст мне уже не в первый раз попадается, – задумчиво произнесла девушка, рассматривая разлапистый бересклет, протянувший ветки над тропинкой.

Получается, она кругами все это время ходила?! Показалось, или сзади сдавленно захихикали, на макушку посыпался мелкий лесной мусор.

– Оксана Игнатьевна, я к вам с добром пришла, а вы меня заморочить решили, – вслух сказала девушка, оглядывая березы. – Зачем так делаете?

Теперь из травы показалось длинное гадючье тело.

– А вот и не напугаете. С ядами я справляться умею.

Змея так же беззвучно исчезла, а Ольга осталась думать. Что надо сделать, если леший заморочил? Помнится, в одной из книг советовали вывернуть наизнанку верхнюю одежду, а обувь переменять местами, надев правый ботинок на левую ногу и наоборот. Верхней одежды у нее не было, поэтому пришлось вывернуть футболку, а в переодетых кроссовках идти стало куда как сложнее. То ли совет помог, то ли лешачиха от смеха забыла тропинки спутать, но вскоре Ольга вышла на широкую поляну, в середине которой росло исполинское дерево, в котором девушка с удивлением опознала березу. Наверное, она оказалась здесь первая, причем задолго до того, как вырос лес, поэтому и разрослась не ввысь, а вширь. Кора ее огрубела от ветра, потемнела и взбугрилась, пошла неровными трещинами, однако на черных от времени ветках трепетали зеленые листочки. Остальные деревья были ее детьми, выросшими из упавших в землю семян. Даже вымотанная многочасовыми блужданиями, девушка замерла, любуясь удивительной картиной.

– Здравствуй, гостья незваная!

Глубокий мелодичный голос прозвучал совсем рядом. Ольга медленно повернула голову, встретилась взглядом с лесной хозяйкой.

– Здравствуйте, Оксана Игнатьевна, – поклонилась девушка.

Лешачиха выглядела как женщина средних лет: невысокая, крепкая, из тех, про которых говорят «кровь с молоком», белокожая, зеленоглазая, с белыми нитями в черных волосах. Только вместо сарафана и кокошника на ней был серый костюм и белая футболка.

– Упорная ты, девица, смогла тропы распутать, – довольно произнесла она. – Оставайся у меня за лесом приглядывать?

Зеленые глаза манили, травы шелковистыми путами начали обвивать ноги.

– Спасибо за предложение, но у нас свой лес имеется, – тряхнула головой Ольга, сгоняя наваждение.

– Это чем ваш лес моего лучше? – прищурилась лешачиха.

Вроде не кричала она, не ругалась, а в груди заворочалось что-то холодное и острое, будто змея, клубком свернувшаяся. Решив, что пропадать, так с музыкой, девушка заговорила, описывая владения Максима Ивановича. Говорила, какие там растут ели, как шелестят листья на дубах и кленах, как трепещут под ветром красноствольные осинки, серебрятся ивы у реки. И словно сама шла босиком по мягкому мху и прошлогодним листьям, отзывающимся на каждый шаг тихим шорохом, а солнечный свет широкими пластами проходил между деревьев, и золотистые пылинки плясали в нем, переливаясь крохотными искрами. Говорила, как на согретых полянах вызревает крупная душистая земляника, цветет пряный чабрец и целебный зверобой желтеет между шелковистыми листьями. Зверям лесным благодать по таким владениям бегать, спокойно гнезда вить да норы глубокие делать, а уж за потомством несмышленым лесавки расторопные приглядеть могут, когда родители на промысел уйдут.

– Складно говоришь, – усмехнулась лешачиха. – И ведь не чувствую, что врешь.

– А вы сами приходите и посмотрите, – беззаботно улыбнулась Ольга. – Максим Иванович вас в гости приглашает.

– Ах вот оно что! – рассмеялась та. – Хорошо, загляну, как первые листья желтеть начнут. А пока вот чего ему передай.

Откуда в руках лешачихи появился тряпичный узелок, девушка так и не успела заметить, но бережно убрала его в рюкзак и заверила, что непременно отдаст.

– Ко мне тоже иногда заглядывай, – продолжила, между тем, Оксана Игнатьевна. – Если укрытие понадобится, или беда какая приключится.

– Спасибо, – поблагодарила Ольга.

Лесная тропинка вилась хитрой змеей, выводя между белоствольных берез прямо на границу владений лешачихи. Максима Ивановича поблизости не было, он выступил навстречу, когда девушка снова оказалась под сенью хорошо знакомого леса. Услышав ответ невесты, леший просиял, будто внутри у него огонь зажегся, захохотал филином, потом сгреб Ольгу в медвежьи объятия (откуда у худого, как палка, старика такая сила?!).

– Вот так подарок! – воскликнул он, прижимая к себе узелок.

– А что там? – полюбопытствовала девушка, потирая ребра.

– Увидишь скоро, – засмеялся тот, выводя ее к деревне.

Встречать ее вышли Настасья Павловна и Лизавета с Игнатом, даже Федор с берега рукой помахал. А наутро леший привел девушку в самое сердце леса на широкую поляну, в центре которой зеленели полупрозрачные листочки маленькой, с ладонь, березки. Вот, значит, какой дар был от Оксаны Игнатьевны.

Лето давно перевалило за середину, в садах начали зреть краснобокие яблоки с желтые груши; на новый забор прилетали греться блестящие стрекозы с крыльями, похожими на пластинки слюды. Березка на поляне росла, забавно трепеща на ветру слишком крупными для тоненького ствола листьями. Лес гулко вздыхал и нашептывал ей сказки. Ольга тоже любила устроиться на границе реки и леса, облюбовав себе старый выворотень, и вслух читала привезенные с собой книги. Услышав ее голос, из реки показывались русалки, лесавки бурыми комками прикатывались со всего леса, а как-то раз даже косматый пущевик выглянул из бурелома. Федор тоже приходил послушать, усаживался в мягкую траву и затихал, греясь на солнце. Пару раз девушка приходила и замечала презабавную картину: на ее месте сидел сам утопленник и с выражением читал лесавкам «Сказку о царе Салтане». Голос у парня был глубоким, прочувствованным, а уж как интонации подбирал… Ольга сама заслушалась, остро жалея, что нельзя позвать его к ним в библиотеку. Не пойдет ведь. Еще давно Настасья Павловна говорила, что вся сила утопленника в реке его заключена, оттого-то и нет ему ходу к людям, не может он далеко отойти от воды. Не желая смущать чтеца, девушка как можно тише отступила обратно в лес.

Несколько раз Настасья Павловна отправляла девушку в соседнюю деревню отнести кому-то из домовых готовое снадобье. В первый момент она подивилась, что домовики заболеть ухитрились, но Прохор со смехом объяснил, что хвори их стороной обходят, а настои те хозяевам нужны. У одного в доме отец семейства запил. Вроде мужик рукастый и работящий, а как выпьет, так и остановиться не может. У второго беда с хозяйкой приключилась: деток хочет, а не получается завести. Мается женщина, да муж все мрачнее становится. Как тут не помочь, особенно если люди хорошие? Снадобья Ольга носила, а в один из дней утопленник за ней увязался, так и проводил до самого косогора, за которым Репьевка располагалась. По вечерам они часто сидели под ивами или гуляли возле реки. Ольга рассказывала о своей работе в библиотеке, пересказывала сюжеты книг и фильмов, а Федор говорил о том, как раньше была устроена жизнь в государстве Московском, как воевали, пировали, на охоту ездили. Слушая его, девушка понимала, что сам он и саблей помахать успел, и на пирах царских вина выпить. Да, весело жилось боярам в то время! Впрочем, и сам утопленник проявлял интерес к современной политике, географии, истории и даже технике. Особенно занимал его телефон. Парень долго и тщательно его рассматривал, вертел в руках, разве что на зуб не попробовал, все пытался понять, как он работает. Но когда телефон у него в руках зазвонил, разразившись гитарным соло, Федор отшвырнул его в сторону, девушку оттолкнул и сам отпрыгнул.

– А если бы оттуда пакость какая полезла? Уж больно дурным голосом орали! – оправдывался тот.

– Нет там никакой пакости, это обычный телефон, который ты чуть не разбил! – возмущалась Ольга.

Больше после того случая к телефону тот не притрагивался, но от звонков непременно вздрагивал и тянулся за кинжалом.

Как-то раз разговор зашел о кладах. Утопленник с заговорческим видом рассказывал о цветке папоротника, который распускался в ночь на Ивана Купалу и наделял человека способностью видеть зарытые в земле сокровища. По преданьям, чудесный цветок сторожила вся нечистая сила, и только очень храбрый человек мог отважиться войти в ночной лес чтобы добыть его.

– Это все красивые легенды, – со вздохом сказала Ольга. – Папоротник, к сожалению, цвести не умеет, поскольку это споровое растение. Да, не все сказки оказываются правдой.

Федор поначалу не верил, потом даже приуныл.

– Ну вот… А я еще отроком в лес убегал ночью, все цветок тот выискать пытался…

– Тебе так нужны были сокровища? – озадаченно спросила девушка.

– Нет, удаль потешить хотелось, – улыбнулся чему-то далекому утопленник. – Да и кто мог бы похвастаться, что чертей или русалок видел? Тогда все проще и легче казалось, а себя разве что не бессмертными мнили… Хотя и от клада бы не отказался.

– Это точно, – протянула Ольга, усаживаясь на берег. – Сюда я как раз за сокровищами приехала.

– Нашла? – мигом спросил тот.

– Подкову вместо клада выкопала! – рассмеялась девушка. – Сказали, что нет здесь ничего ценного, можно даже не искать. А жаль.

Федор внезапно хитро улыбнулся и легко вскочил на ноги. Через несколько минут он вернулся и высыпал перед ней целую пригоршню, остро блеснувшую старым золотом. Витые браслеты, серьги, кресты, перстни, крупные монеты раскатились по песку. Ольга откровенно любовалась работой канувших в небытие мастеров, сотворивших массивные кольца с багровыми рубинами или бездонными сапфирами, окруженными мелкой россыпью самоцветов. Были там изящные перстеньки с изумрудами, похожими на траву после дождя и бериллы, казавшиеся осколками рассветного неба. Янтарные броши-птицы с гранатовыми хвостами когда-то украшали парадные платья, драгоценные аграфы, сочетавшие прозрачный александрит и острый блеск топазов, еще хранили память о плащах, накинутых на хрупкие плечи. Между пальцев заиндевевшими ягодами рябины перетекали коралловые и сердоликовые бусы.

– Вот это коллекция! – восхищенно ахнула она. – Откуда все это?

Монеты и крестики с простенькими перстеньками могли попасть в реку вместе с их владельцами, но как быть с аграфом или вычурной брошью? Им самое место на бальном наряде какой-нибудь красавицы, и девушка сильно сомневалась, что дама при полном параде задумает прыгнуть в воду.

– Река однажды схрон разбойничий подмыла, – пояснил утопленник. – Татей давно уже перевешали, а яхонты на дне оказались. Хочешь, себе забирай.

Ольга недоверчиво посмотрела на парня, потом покосилась на украшения. За одно только кольцо или горсть монет можно выручить столько, что хватит на первый взнос за квартиру… Еще раз оглядев драгоценности, она заметила странную вещь: некоторые предметы будто потеряли свой лоск, и в руки их брать совсем не хотелось, как тот перстень с морионом или золотую серьгу с крупной жемчужиной, похожей на бельмастый глаз. Агатовые бусы тоже изогнулись черной ядовитой гадюкой, затаившейся перед броском. Почему так?

– Эти не тронь, – осек ее Федор. – Проклятые они. Бусы те разбойники с купчихи сняли, чтобы кровью не марать, а перстень хозяин проклял, когда проиграл его вместе со своим добром.

– А с этим что?

Тяжелое золотое кольцо было сработано для мужской руки, без затейливых украшений, милых женскому взгляду; только крупный сапфир, перечеркнутый трещиной, казался мутным.

– Тати с пальца сорвали по злобе и в реку зашвырнули, – поморщился утопленник. – Его тоже не трогай, счастья оно никому еще не принесло.

Подивившись историям, которые тянулись за каждым украшением, Ольга сделала вывод, что ни одно из них не стало источником радости для своих хозяев. А уж сколько крови иные в себя впитать успели… Федор вертел в пальцах золотой перстень с гербом, ради которого младший сын извел всех своих братьев; хищной алой звездой горела в его ладонях рубиновая серьга, которая вместе со своей сестрой была подарена одним из царедворцев своей любовнице. Хитрая девица смекнула, что не следует упускать выгодную партию, поэтому быстро отравила законную супругу патрона, а следом и девушку, на которой тот задумал жениться. Прознав об этом, мужчина приказал егерям вывезти неугомонную на крутой берег, дескать сама не выдержала злодеяний совершенных и в реку бросилась.

– Богатство и власть любой ум застить могут, – тихо сказал утопленник. – Золото всегда кровь к себе притягивает.

Наверное, потому и предостерегала ее от кладов Настасья Павловна, подумала девушка, рассматривая драгоценности. Федор предлагал забрать те, на которых не было багровой тени, но Ольга наотрез отказалась. Лучше не искушать судьбу. Поначалу было обидно слышать речи утопленника о том, что золото мало кому добро несет, ибо он когда-то был богатым, в тереме жил, полями и лесами владел, а она о своей квартире только мечтать может, но… Если она и окажется на дне речном, то разве что по собственной неосмотрительности, которая никак не будет связана с деньгами или властью!

Во время одной из прогулок девушка заметила, как разом взвились птицы в дальнем конце леса. Что могло потревожить пернатых?

– Болото там, – прищурился Федор. – Не иначе трясинник жертву себе приманивает.

К обширным топям, которые располагались на западе, ходить было запрещено строго настрого, и Ольга старалась лишний раз к владениям болотника не приближаться. Уж очень жутко становилось, стоило только взглянуть на мертвые деревья и искривленные кусты, возвышающиеся над гибельными бочажинами. Однако бросить человека на произвол судьбы девушка не могла, поэтому поспешила на выручку. Утопленник последовал за ней. Лихо перескакивая через корни и рытвины, Ольга выбежала к границе болота и успела вовремя – мальчик лет пяти, бредущий словно во сне, почти шагнул во владения болотного царя. Навстречу ему уже потянулись страхолюдные мавки и крылатые криксы… Не медля ни секунды, девушка рванула наперерез и успела перехватить мальчишку на миг раньше когтистой лапы.

– Пригнись!

Над головой свистнула сабля, рассекая летящую криксу, потом еще и еще. Федор вертелся волчком, отражая атаки болотной нежити, не давал им приблизиться к Ольге и впавшему в беспамятство мальчишке. Двигался он так быстро, что девушка не поспевала замечать удары, только видела разрубленных тварей, падающих в мох. Поняв, что добычи не дождутся, мавки с ворчанием уползли обратно в топь, а парень погрозил трясине саблей и довольно улыбнулся. Бледную от пережитого Ольгу и бессознательного ребенка он отвел от болота и устроил на берегу реки, потом склонился над мальчишкой и что-то зашептал. Поначалу тот не реагировал, лежал бледный и какой-то неживой, потом задышал ровнее и открыл глаза. Спасенного звали Петром. Придя в себя после хитрых манипуляций утопленника, он совершенно не помнил, как оказался на болоте. Из путанного рассказа выходило, что они с родителями приехали отдохнуть на пляж, а когда мать отвлеклась, мальчик увидел парящий над землей огонек и пошел за ним.

– Если на реке, то быстро найдем, – заверил утопленник и ловко подхватил ребенка на руки. – Вода – это и глаза мои, и уши.

Семью мальчика они обнаружили возле старого деревянного моста, который раньше соединял оба берега реки, гордо поднимаясь над самой стремниной и старым омутом. Четыре года назад сгнившие сваи обвалились во время паводка, и от моста осталось по паре пролетов с каждой стороны. Родители уже заметили пропажу ребенка и бегали по берегу, звали его, отец даже в воде искал.

– Ступай, пока они мне всех русалок не переполошили, – легонько подтолкнул мальчишку Федор.

Наблюдая, как родители обнимают вышедшего из леса Петра, Ольга хитро посмотрела на парня:

– Будет теперь еще одна легенда про боярина, который попавшим в трудную ситуацию помогает.

– Угу, – откликнулся упомянутый боярин и пошел прочь.

Всю бесшабашную удаль его как ветром сдуло. И как это понимать?

– Федь, а у тебя дети были? – осторожно спросила девушка, догадываясь о причине внезапной перемены настроения.

– Были, – отозвался тот. – Двое.

– И что с ними стало?

– Одного во время Смуты зарубили, второго на службе зарезали… Как же, порченная кровь, по грехам моим проклятая…

Голос его казался спокойным и каким-то неживым, глаза погасли. Поняв, что зря начала разговор, девушка устыдилась.

– Да что ты… Федь, не смей так говорить! Ты хороший! Прости меня, пожалуйста…

Утопленник криво усмехнулся, покачал головой.

– Твоя-то в чем вина? Не ты кровь безвинную проливала, не ты детей сиротила, не ты чаши с ядом подносила… Сам все делал, оттого по заслугам получил, и от грехов мне вовек не отмыться. Прервался наш род, никого больше не осталось.

Девушка еще долго стояла в лесной чаще, глядя в ту сторону, куда ушел Федор, но не могла заставить себя пойти следом. Вроде все обошлось, мальчишку они спасли, но на душе было настолько погано, что хотелось выть в голос. Образ безжалостного убийцы никак не вязался с веселым удальцом, который и пошутить мог, и помочь успевал вовремя… Как так-то?!

– Время такое было, – вздохнул Максим Иванович. – Кабы не гордыня отца его непомерная, да удаль Федькина бесшабашная, беды бы ему не было. Только власть обоим разум затмила… Знал бы, что отец его, такое задумал, сроду бы они до Слободы проклятой не доехали! Это оттуда Федька чужим вернулся, будто подменили его…

– В каком смысле? – не поняла Ольга. – Хотите сказать, что раньше он добрым и милым был? В жизни не поверю.

– Лихим он был, но не беспутным, а там злым сделался, будто пес цепной. Чуть слово против – за саблю хвататься начал. И друзей таких себе завел, что в глаза глядели, а сами ножей из рук не выпускали. Они их с родителем и сгубили, ославили предателями да перебежчиками. Много крови на них на всех… Не печалься ты, девонька, он уж все понял, что сам натворил, и исправить бы рад был, только время назад не воротишь.