Нечётные числа

* * *

Пролог: Гаэль, сегодня

Двадцать лет. Сначала горе обрушивается на тебя тяжелейшим бременем, и ты уверен, что не вынесешь его. Спустя два десятилетия ты всё еще держишься, но приложенные усилия меняют тебя. Другие тоже изменились: лишняя морщина на лбу, легкая сутулость, тень во взгляде. Впрочем, никто не любит говорить об этом. Спустя годы наши встречи меньше посвящены смерти и больше – радости существования. Наша жизнь продолжается. В этой традиции, которую мы соблюдаем каждые два года, есть нечто странное: чем больше утешения и успокоения она приносит, тем страшнее это тихое чувство вины. Пять университетских друзей, разъехавшиеся по миру, каждые двадцать четыре месяца собираются вновь, чтобы встретить Новый год. Мы устраиваем праздник, но это одновременно и наказание за ужасные события 1999 года. Иногда я задаюсь вопросом, зачем мы с собой это делаем.

Горе и чувство вины сплавились воедино, в цепь, которая с годами стала немного длиннее. Иногда я забывала про нее. Но попытайся бежать – и эта цепь жестко останавливает тебя, привязывая, как дворового пса, к тому, что случилось 31 декабря двадцать лет назад. Может, у других так же, не могу сказать наверняка.

Двадцать лет. До меня наконец дошла очередь организовывать встречу. Меня всякий раз отправляли в конец очереди не специально. Просто каждый раз в год Гаэль менялись обстоятельства. У кого-то была идея получше, или инсайдерская информация, или предложение, от которого мы не могли отказаться. Но в 2019 году вся ответственность за встречу Нового года была на мне.

Мое предложение насчет шале победило сразу. Конечно, я бы предложила им и другие варианты, но ничто не могло сравниться с шале в Швейцарских Альпах. Там было всё: большая кухня, достаточно места, чтобы каждый из нас мог уединиться, камин и уютное чувство защищенности от зимы. Идеально для двадцатилетия нашей дружбы. Это должен был стать наш лучший Новый год. Но он оказался последним.

Остались бы мы друзьями без совместно пережитой травмы? Если бы Дхан до сих пор был с нами, был бы у нас повод встречаться каждые два года? По моим воспоминаниям, мы были самыми близкими друзьями, просто не разлей вода, и такими бы навсегда и остались. Но сколько из этой близости образовалось уже потом? Возможно, мы впятером так привязались друг к другу, чтобы заполнить пустоту. Пустоту там, где должен был находиться шестой.

Дханеш. Я представила себе его лицо, блестящие черные глаза, подвижные, как летучие мыши, брови, белые зубы в заразительной улыбке. Его голос с южно-лондонским прононсом. То, как он переигрывал, смеха ради изображая индийский акцент. Я закрыла глаза и вздохнула. Прошло двадцать лет, а я всё еще скучала по нему.

Мой разум сорвался с поводка и отправился назад, в ту ночь двадцатилетней давности. Я пыталась одернуть себя и вернуться к мыслям о настоящем или будущем, но путь в прошлое был проторен и слишком хорошо знаком. Невозможно двадцать лет думать об одном и том же и внезапно перестать. Разум так не работает. По крайней мере мой.

Гаэль, 1999

Загородный выезд был идеей Дхана. Где-нибудь в глуши, подальше от шумихи и ожиданий, дерьмовых фейерверков и паршивых вечеринок. Только мы и природа – так мы провожали бы тысячелетие. Мне было удивительно видеть, что мистер Душа Вечеринки отказывается от участия в торжествах, которые случаются раз в жизни, но он настоял на том, что эта ночь должна быть преисполнена смысла. И даже произнес это с ударением на каждом слоге.

Мы согласились. Конечно же. Куда еще мы бы поехали и с кем? Мы всегда были вместе, когда происходило что-то значимое. Что еще важнее, когда незначительное – тоже. Мы были лучшими друзьями, уютной камарильей, и сейчас, смотря в прошлое, я бы описала это как нездоровую созависимость. А двадцать лет назад я даже не знала такого выражения.

Совершенно неожиданно Мика предложил место недалеко от Праги и рассказал про озеро. Симона запротестовала – потому что это то, что всегда делает Симона. Нырять в ледяное озеро – с ума сошел? Оно может быть грязным, и мы все заболеем! А если с сауной что-то пойдет не так? Вокруг не будет ни души на многие километры! Кто нас спасет?

Когда Симона ругалась, ее голос становился выше, и лучше слышался французский акцент. Из-за такой театральной манеры над ней легко было шутить, хотя она и озвучивала наши собственные страхи. Каждый придерживался своей обычной роли. Дхан шутил: надел ее шелковый шарф, как плащ супергероя, и обещал спасти ее. Ловиса сидела рядом с ней, держа за руку и развеивая ее опасения практичными ответами. Кларк дразнил ее, говоря, что она французская королева драмы, а Мика играл отца семейства. Он всё повторял, что его семья выезжала туда каждый год, и никто даже царапины не получил. Дхан изобразил дельфина Флиппера: руки по швам, тело качается поплавком, глаза широко открыты, рот расплылся в широченной улыбке. Никто не мог устоять перед сценкой с дельфином, хотя вряд ли такой нашелся бы в чешском озере.

Надвигающееся приключение выглядело как уход от обыденности. У нас была возможность поучаствовать в чем-то особенном, и я, черт возьми, не могла уронить репутацию нашей женской половины. Выбрав момент, я объявила, что прыгну в ледяное озеро и никто не сможет остановить меня. Ловиса дала мне пять. Протесты Симоны увяли до пожиманий плечами и вздохов – пока она не увидела озеро.

Мы провели Рождество по отдельности, и теперь нам, как и полагается, до одури хотелось сбежать. Все наши самолеты и поезда прибывали в Прагу в разное время, так что мы решили остановиться в одном отеле и встретиться за ужином. На следующий день Мика устроил нам экскурсию по своей столице. Он раздувался от гордости, а мы промерзли до костей. В кои-то веки первой начала жаловаться не Симона! Это была я. Остальные понимали, что такое –15°, и оделись соответствующе. Конечно, я надела толстую куртку, вязаную шапку, перчатки и крепкие ботинки. Мои джинсы так замерзли, что затвердели, как картон, и натирали на каждом шагу. Нос и ягодицы окоченели, и мне очень нужно было выпить чего-нибудь горячего. После десяти минут моих стенаний Мика завел нас в подвальный бар и купил пиво, горячий шоколад и мятный чай для Симоны. Я отогрелась, и мы снова отправились в путь. Прага со всей ее готической атмосферой была прекрасна – по крайней мере то, что я сумела разглядеть среди толп туристов. Но было до смерти холодно.

Утром мы выехали в лесной коттедж Мики. Мое разочарование относительно замка отступило на задний план. Когда Мика впервые предложил нам встретить миллениум в доме его семьи в Чехии, я думала, он имеет в виду аристократический особняк. Я видела фотографии – онлайн, потому что Михаэль не был настолько идиотом, чтобы хвастаться семейным богатством. Так что, когда он объяснил, что речь идет о коттедже на берегу озера, мне пришлось задействовать все свои актерские навыки, чтобы скрыть разочарование. А Дхан понял. Дхан всегда понимал.

– Гаэль, важно то, что мы будем вместе. Да, конечно, трансильванский замок был бы волшебным вариантом…

– Не трансильванский, а богемский.

– Неважно. В замке мы были бы гостями семьи Мики. Вели бы себя как можно приличнее, пытались бы вспомнить, как сказать «спасибо» по-чешски, и не налопаться шампанского через меру. А в коттедже мы будем предоставлены сами себе. Мы сможем готовить, есть, пить и танцевать столько, сколько нам захочется. Более того, мы сможем пропотеть в сауне, пробежаться по снегу и прыгнуть в озеро. Гаэль, это будет лучший Новый год на нашей памяти!

Темно-карие глаза Дхана, одновременно искренние и веселые, не оставляли мне выбора, кроме как сдаться. Я оставила мысли о замке.

– Лучше, чтобы ты оказался прав. В любом случае, речь не о замке как таковом, а о возможности увидеть, как живут те, другие. Я хочу узнать, как это – иметь прислугу, земли, лошадей и павлинов, коридоры, набитые предметами искусства. Всего на одни выходные я хотела бы стать гостьей в загородном доме и насладиться роскошной возможностью нарядиться к ужину.

Он запрокинул голову, засмеялся и хлопнул в ладоши.

– Ты так и не выросла из Джейн Остин, да? Я понимаю, Гаэль, правда. Это мир, где все воспринимают богатство как должное, потому что родились в нем. Конкретно в этом романе эпохи Регентства ты прелестная горничная с красивыми глазами. Несомненно, прекрасный молодой господин отметит твою бойкую натуру и выделит из толпы. И обретешь ты счастливый конец.

– А ты?

– Я? Для Болтливого Смуглого Парня ролей здесь нет. Может, когда мемсаиб поедет в тур по Империи, я мог бы быть Пузатиком в Тюрбане, который обмахивает стол банановым листом. Кстати, о Британской Империи: джин-тоник хочешь?

30 декабря мы выехали из Праги на минивэне Мики. Мне запомнилось, будто мы отправились сразу после завтрака, но этого не может быть, потому что приехали мы уже затемно. В воздухе витали и беспокойство, и возбуждение. Никто из нас, даже сам Мика, не знал, чего именно ждать от трех дней в глуши наедине друг с другом. Конечно, мы встречали вместе и прошлый Новый год, и позапрошлый, но это были арт-клуб на берегу Роны в Женеве и вечеринка первокурсников в университетском городке. Там мы были частью толпы, мы могли раствориться в ней и в любой момент уйти, если было скучно. Не то чтобы такое случалось. Мы держались вместе, иногда танцевали, флиртовали или болтали с кем-то еще из знакомых, но всегда возвращались и садились к своим.

В этот раз всё было иначе. Мы были ближе друг к другу, скорее единое целое, чем шесть отдельных людей, и нам не требовалось сбиваться вместе. Где еще вам хотелось бы встретить новое тысячелетие, как не с пятью лучшими друзьями? Во дворце, в коттедже, в фургоне – какая разница? Мы хотели отпраздновать такое событие вместе и намеревались создать воспоминания на всю жизнь.

Дорога к хижине заняла почти два часа, сквозь снежные заносы и изгибы ландшафта – столь одинаково белые и пустые, будто мы ехали по гигантскому пуховому одеялу. Мы пересекали мосты, видели леса с соснами в белой пыли, показывали друг другу на закат – единственное цветное пятно в палитре. Снежные хлопья превратились из гипнотических серых точек, падающих с белого неба, в гипнотические белые точки, вырисовывающиеся на фоне темно-синего вечера. Возникло ощущение, что мы летим сквозь звезды на космическом корабле.

Разговор потух вместе со светом дня, так что мы ехали в тишине. Мика с Ловисой ехали впереди, мы с Кларком за ними, багаж был между нами. Я взглянула через плечо на задние сидения. Симона заснула на плече Дхана. Мне не было видно, спит он или нет.

Мика включил поворотник, и мы съехали с главной дороги на небольшой съезд через лес. Он был припорошен снегом, и, насколько я помню, встречных машин не было. Меня охватило чувство, что мы где-то в глуши и вне зоны досягаемости. Я локтем подтолкнула Кларка, мы ухмыльнулись друг другу, но ничего не сказали.

– Вот сюда, – сказал Мика, сворачивая на еще более узкую дорогу между деревьями. Здесь лес закончился, и перед нами открылось, насколько хватало взгляда, огромное замерзшее озеро. Минивэн остановился, и мы нетерпеливо выбрались из него, чтобы скорее осмотреть свой дом на ближайшие три праздничных дня.

Дом. Грубый, чертовски простой. Значительно меньше, чем я ожидала. Может, я так и не отбросила мысли о дворце. Всего три комнаты, все с двуспальными кроватями, так что сразу возникла неловкость. Мика и Ловиса по праву заняли хозяйскую спальню. Обе гостевые комнаты были приличного размера, но предназначены для пар. Мы с Кларком прекрасно ладили и уже раньше обменивались телесными жидкостями, но я не собиралась превращать это в привычку.

– Я безумно хочу посмотреть сауну, – сказал Кларк.

Мика отвел нас в конец коридора и открыл дверь. Внутри пахло сосной, там стояли четыре дощатые лавки и разные стулья. В углу была дверь, которая вела в маленькую внутреннюю комнату с единственным черным окошком. Мы с Кларком открыли ее и заглянули внутрь. Там были две широкие полки, что-то вроде контейнера для угля и деревянное ведро с ковшом. Я присоединилась к охам и ахам, потому что это было, как сказала Симона, по-скандинавски очаровательно. Еще это было чертовски зловеще, в духе этакой «Хижины в лесу».

– Можно я буду спать здесь? – спросил Кларк. – Без обид, Гаэль, но, думаю, нам обоим будет проще ночевать в разных комнатах. Не, действительно, мне правда нравится этот древесный запах.

– Можешь спать, где хочешь, – сказал Мика. – Я хочу, ребят, чтобы вам было комфортно. Пока вы располагаетесь, я найду какое-нибудь постельное белье для Кларка. Давайте потом встретимся на кухне. Сегодня будем как местные. Сосиски, сыр, картофельная запеканка, немного пива – всё цивилизованно. Нам же нужно сохранить порох сухим на Новый год!

Все вывалились за дверь, в полном восторге от нашего нового жилища. Остались только мы с Кларком.

Я подошла и уткнулась головой ему в плечо.

– Спасибо, – сказала я. – Ты хороший человек.

Он положил голову на мою.

– Мы всю жизнь выбираем что-то, душечка, – сказал он. – Пусть у нас всегда будет свобода выбора. Знаешь что, можем и позже разобрать вещи. Я хочу чешского пилснера и того вонючего пивного сыра. Вот видишь, ты уже рада, что мы не в одной комнате!

Он поцеловал меня в лоб и широкими шагами направился за остальными в коридор.

Мы никуда не выходили тем вечером. Куда бы? Мика и Ловиса приготовили что-то не слишком запоминающееся на ужин. Мы поиграли, выпили крепкого чешского пива и уставились на огонь, обсуждая, что может значить для нас миллениум. Мы с оптимизмом думали о будущем, друг о друге, о планете. Вместе нам было приятно, комфортно и радостно. Мы с Ловисой сидели на коврике из овечьей шкуры, взявшись за руки и облокотившись на диван, смеясь над ее переводами финских рождественских песен. Дхан высвободился из осьминожьих объятий Симоны, встал перед камином и зарядил речь о новых началах для каждого из нас. Он поблагодарил Мику за место для празднования, поблагодарил всех нас за то, что мы самые лучшие друзья в его жизни, поблагодарил всех, кто варит чешский пилснер. Последнее, что я помню перед тем, как пожелала друзьям доброй ночи, – это то, что я ела какую-то приторную ореховую выпечку. Понятия не имею, откуда она взялась, но она намертво склеила мне зубы, и бóльшую часть я выкинула в огонь. Все пошли спать рано. В конце концов, мы берегли себя для начала нового тысячелетия.

Гаэль, 1999

Часто подготовка к вечеринке оказывается веселее, чем само действо. Мика встал первый, выжал апельсины и, как ни удивительно, испек свежий хлеб. Он здоровался с нами, по одному забредающими на кухню, и, судя по его свежему румянцу, к тому времени уже успел сходить на пробежку.

Завтрак у нас был медленным, мы провели на кухне больше двух часов и выпили по несколько кружек кофе. Не считая нашего хозяина, первой встала я, и почти сразу – Ловиса. Я никак не могла валяться в кровати, когда с кухни доносились такие великолепные запахи. Мы обе подключились к процессу: резали хлеб, накрывали на стол, жарили бекон и омлет для себя, Симоны, Дхана и, в конце концов, Кларка. С завтраком мы покончили к 11:30, и пора было браться за работу.

Мы разбились на три команды: улица, кухня и магазины. Казалось логичным, если не сказать очевидным, что Кларк – увлекающийся походами и лесными лагерями парень с Аляски метр восемьдесят ростом – поможет Мике наколоть дрова и сделать прорубь во льду. И мы все были поражены, когда именно Дхан вызвался надеть куртку, ботинки и шапку и пойти в снега вместе с Микой. Я подумала, что ему захотелось испытать что-то новое. С остальными всё было понятно. Без сомнений, кухня была за Ловисой, и в су-шефы она, естественно, выбрала Симону. Парни будут работать на улице, а мне остаются покупки. Дхан был прав: я всегда буду не более чем горничной. Мы все сели за кухонный стол, составили список необходимого на следующие два дня, скинулись по пятьдесят крон и отправились заниматься каждый своими обязанностями.

Я собиралась поехать на минивэне Мики и чистила лобовое стекло, когда подошел Кларк.

– Дхан и Мика справятся сами, тебе не нужно ехать одной. Давай я помогу?

– Уже говорила это и скажу снова: какой ты хороший человек! Нормально, если я поведу?

Все знали, как я помешана на тачках, так что он спокойно пожал плечами. Хотя снегопад и закончился, я впервые в жизни вела незнакомый автомобиль в таких непредсказуемых условиях. Путь к главной дороге заставил меня понервничать. Когда мы выбрались на чистую и посыпанную песком дорогу, я поняла, что вся вспотела. Я взглянула на Кларка, который в этот момент крутил косяк.

– Спорим, тебе бы хотелось самому сейчас сидеть за рулем?

– Нет уж. Ты справляешься значительно лучше, чем смог бы я. Я просто наслаждаюсь дорогой.

– Врешь. Ты же не собираешься раскуривать его здесь?

– Зависит от остатка пути.

Ближайший город был в сорока минутах езды по извилистым дорогам, и я честно могу признаться, что редко когда мне было так страшно за рулем. Когда мы остановились на забитой машинами открытой парковке, занесенной грязным снегом, мы приняли волевое решение. После всех нервов в пути мы заслужили этот косяк.

Я по-настоящему рекомендую подобный опыт – закупаться в чешском супермаркете, будучи слегка под кайфом. Когда ходишь под флуоресцентными лампами и смотришь на непривычные ценники и странные лица, всё выглядит как веселый сон. Мы потратили больше, чем рассчитывали, в основном на шоколад, и, сложив покупки в минивэне, натрескались чешского эквивалента кексов «Твинки». Кларк предложил повести машину, но даже после пережитого по дороге сюда стресса мое эго не вынесло бы этого. Пока мы ехали назад, тучи разошлись, открыв чистое голубое небо, а снег сверкал, отражая солнце. Мы не разговаривали, только время от времени выдавали подходящие эпитеты.

– Прекрасно!

– Красиво.

– Потрясающе!

– Нереально.

Когда мы вернулись домой, атмосфера там была беззаботной. Мы с Кларком распаковали все продукты, покорно снесли упреки Ловисы относительно забытых пунктов списка и с гораздо бóльшим энтузиазмом отнеслись к горячим сэндвичам с сыром и ветчиной от Симоны. Дхан принялся долго и смешно описывать, как отморозил задницу во время установки фонарей в снегу. Мика объяснил, что они нужны для освещения дороги от сауны к озеру, и разговор снова зашел про то, чтобы пропотеть и затем охладиться в ледяной воде.

Если изначальная реакция Симоны на эту идею была просто неприязненной, то, увидев озеро, она ушла в полный отказ. Ее аргументы имели смысл. Мы будем пить. Рассудок будет затуманен. Рядом нет родственников Мики, которые могли бы присмотреть за нами. Мы во многих милях от любой экстренной помощи. Те, кто хочет совместить раскаленную сауну и ледяную воду, могут принять холодный душ. Или можно нырнуть в озеро завтра, при свете дня, на трезвую голову. Думаю, если бы не необходимость раздеваться, она бы убедила нас, по крайней мере женскую половину. Но, как всегда с нашей эклектичной компанией, мы отвлеклись на вопросы культуры.

Дхан, стоявший за стулом Симоны спиной к раковине, взглянул на озеро и уже темнеющий лес.

– Признаю: я думал, Мика прикалывается. Но после того, как я помогал ему с прорубью и фонарями, я думаю, он серьезно.

– Конечно, я серьезно, – сказал Мика. – Я не шучу такими вещами. Сауна и ныряние в прорубь – это семейная традиция. Я буду счастлив познакомить своих любимых иностранцев с истинно чешским занятием. Но если вы и правда, как говорит Симона, даже подумать не можете о том, чтобы прыгнуть в озеро, на втором месте после проруби – холодный душ. Это не то же самое, но никто не заставляет вас моржевать, если слишком страшно.

– Не страшно, друг, просто мы не подготовлены, – засмеялся Дхан, массируя плечи Симоны. – Я думал, ты шутишь, так что не взял свои плавки, поэтому я не могу.

Отговорка Дхана развеселила всех, и было странно видеть, как он – остроумный шутник и клоун – поразился взрыву хохота в ответ на реплику, которую считал совершенно серьезной.

Ловиса отсмеялась первой.

– И ты считаешь, что это оправдание? Это сауна, Дхан, никто не надевает туда плавки. Все голые.

– Голые! – оглянулся Кларк. – Вы же не серьезно?

Симона закатила глаза и застонала.

– И вот злобные англосаксы снова наносят удар. Что с вами не так, народ? Почему надо так стыдиться человеческого тела? Каждое лето на юге Франции я смотрю, как британцы извиваются под своими полотенцами, боясь показать малейший участок кожи. Почему нельзя спокойно относиться к своему телу?

Ловиса и Мика смеялись и согласно кивали Симоне. Заговорил Мика:

– Всё потому, что британцы и американцы смотрят на обнаженное тело исключительно как на сексуальный объект. Они не способны раздеться, не думая о сексе. Европейцы воспринимают наготу как естественное состояние. При этом смешливого и скабрезного отношения к телесным функциям у нас нет.

Это было одной из его любимых тем, и именно она раздражала меня. Как международные переводчики, мы должны были трижды подумать, прежде чем поддерживать культурные стереотипы.

Дхан запротестовал, но Ловиса перебила его:

– Мы все тут друзья. Если ты смущаешься, можешь остаться в трусах. Если Симона боится озера, она может принять душ. Никто никого не заставляет делать то, что не хочется.

– Для меня не проблема раздеться, – сказал Кларк. Это никого не удивило. Он мог по праву гордиться своим телом и использовал любую возможность продемонстрировать его.

Несмотря на мою лояльность к Дхану, мне совершенно не хотелось, чтобы меня называли зашоренной британкой, которая боится раздеться.

– В чужом монастыре… – я улыбнулась. – Сегодня я собираюсь раздеться, прожариться до печенок, прыгнуть в озеро и вернуться сюда за тем вонючим пивным сыром!

Ловиса и Кларк зааплодировали. На лице Мики расплылась улыбка. Симона утешающе-покровительственно коснулась руки Дхана. Я знала, что это выбесит его.

На ужин у нас была сборная солянка – если считать таковой тщательно продуманное дегустационное меню, представляющее все наши родные культуры. Распланировала и организовала всё снова Ловиса. Выбор блюд граничил с клише, но мы решили, что это будет сардоническим кивком традиции. Основное блюдо было на Мике: карп с картофельным салатом, чешская классика. Для начала ужина – канапе из аляскинского копченого лосося и всё, что к нему полагается. Отдавая должное своим корням, Дхан выбрал в качестве закуски креветочную пакору, за которой последовал буйабес Симоны. На десерт Ловиса испекла классическое финское печенье-звездочки и сварила глёг – что-то вроде глинтвейна. Мое неумение готовить было общеизвестным, так что все вздохнули с облегчением, когда я вызвалась собрать сырную тарелку. Даже я не смогла бы с ней облажаться.

Ловиса испекла печенье, пока мы ездили за покупками, и, поскольку лосось и сыр нужно было только вытащить из холодильника, мы предоставили кухню остальным. Мы с Кларком и Ловисой укутались во всё самое теплое – Ловиса одолжила мне леггинсы под спортивные штаны – и пошли побродить у озера. Солнце садилось, но небо всё еще было ясным, и вечерний свет окрасил всё в розоватые тона. Мы кидались снежками, бегали вокруг деревьев и делали ангелов на нетронутых снежных склонах. Задыхаясь после пробежки наперегонки до дома и уже мечтая вернуться в тепло, мы всё же остановились у дверей еще на минуту, чтобы насладиться происходящим.

Пихты, покрытые снегом, плоская матовая поверхность озера, смутно отражающая небесную синеву, и последние лучи солнца, просвечивающие сквозь лес, создавали настолько идиллическую картину, что хотелось то ли засмеяться, то ли заплакать. Я не сделала ни того ни другого, но достала фотоаппарат в тщетной попытке поймать момент. Увы, затвор примерз намертво. Мы ввалились внутрь, спасаясь от мороза, готовые отрываться, как в последний раз.