Read the book: «Под землей», page 5
IV
Рукобитов прямой дорогой направился к скупщику краденого золота Потапычу. Было уже поздно, но к Потапычу днем никто и не ходил. Это был седой, крепкий старик с окладистой бородой и сердитыми маленькими глазами. Он внимательно осмотрел принесенный кусок кварца с золотом, долго что-то высчитывал про себя и потом решительно проговорил:
– Три целковых…
У Рукобитова даже руки затряслись от охватившего его горя. Он рассчитывал получить пять рублей. Ведь надо же поделиться с Яковом. Но как он ни торговался, – ничего не вышло. Потапыч не прибавил ни одной копейки.
– Так больше не дашь? – спрашивал Рукобитов.
– Не дам…
– А хрест на тебе есть?
– Даже весьма…
– Бога ты не боишься, вот что!
– А ты, милый человек, ступай к новому управляющему, он, может быть, и больше тебе даст, – пошутил безжалостно Потапыч, поглаживая свою бороду. – Много вас, таких-то…
Как Рукобитов ни бился, а пришлось помириться и на трех рублях. Все-таки, как-никак, а будет розговенье… Дорогой домой он рассчитал, что он из этих денег отдаст рубль Якову, а два рубля останутся на его долю с Михалкой. Будут и горячие щи со свининой, и ситный белый хлеб, и пирог с кашей, и стаканчик водки за труды праведные…
Проходя к своей избушке, Рукобитов вдруг заробел. Вот он войдет, а Дарья первым словом: «Где Михалко?» Ну, и бабушка Денисиха тоже накинется… Он несколько раз прошелся под окнами. Изба чуть-чуть была освещена самодельной плошкой из дешевого бараньего жира.
Дело было скверное.
«Куда это делся Яков?» – думал Рукобитов, соображая, что двоим все-таки было бы легче держать ответ.
А Яков был легок на помине. Он подошел и молча только почесал затылок.
– Ну, что? – спросил Рукобитов.
– А так… крышка.
– Ну?
– Ермишка, значит, запечатал нашу дудку, змей подколодный…
– Как же мы будем добывать Михалку?
– Ворот, значит, запечатал…
Мужики говорили между собой тихо, но Дарья не спала и слышала, что под окнами кто-то топчется в снегу и шепчется. Она выскочила в одном сарафанишке за ворота и сразу накинулась на мужа:
– А где Михалко?
– Михалко… придет… Отстал немного… – бормотал виновато Рукобитов.
– Ей-богу, сейчас придет, – уверял растерявшийся Яков.
Дарья сразу поняла, что дело неладно, и заголосила. Этого еще недоставало… Рукобитов едва увел ее в избу.
Бабушка Денисиха лежала на печке. Ей что-то нездоровилось. Она слышала шум во дворе и вся встрепенулась, когда до ее старого уха долетело слово: Михалко. Она, как и Дарья, сразу догадалась, что дело неладно и что случилась какая-то беда.
Мужики вошли в избу с виноватым видом, подталкивая друг друга. Дарья плакала, закрывая лицо рукавом.
– А где Михалко? – спрашивала старуха, слезая с печи. – Куда вы дели мальчонку?
Как мужики ни мялись, но пришлось еще раз повторить, как было дело.
– Да мы его, Михалку, вызволим, только пусть ободняет3 малость, – говорил Рукобитов, выкладывая три рубля на стол. – Вот вам и розговенье добыли… Один рубль тебе, Яков, один рубль Михалке, а один мне.
Но деньги не утешили плакавшую Дарью.
– Михалко-то под землей будет околевать, а мы будем розговляться? – причитала она. – Тоже придумали…
– Ах, Дарья, Дарья, ничего ты не понимаешь! – объяснял Рукобитов, сбиваясь в словах. – Сказано: добудем Михалку… А што он полежит в забое, – не велика важность. Тепло там… Главная причина, что дудка-то запечатана. Ежели сломать печать, так наотвечаешься… Потом начальство со свету сживет и без работы замучит. А все идол Ермишка подвел… Чтоб ему ни дна ни покрышки!
– Добудем Михалку, – повторял виновато Яков. – Вот только печать…
Бабушка Денисиха выслушала все и начала одеваться.
– Бабушка, куда ты собралась на ночь глядя? – удивилась Дарья.
– А туда… – сердито ответила старуха, с трудом надевая в рукава старую шубенку. – Михалку добывать.
– Да ты в уме ли, бабушка?
– А, видно, поумнее всех буду… Без Михалки не ворочусь. Такого закону нету, чтобы живого человека под землей печатью запечатывать. Да. А кто Михалку запечатал, тот и добывать будет. Прямо к новому анжинеру пойду… С меня, со старухи, нечего взять. А я ему всю правду скажу…
– У анжинера теперь вот какой бал идет, – говорил Яков. – Свету, как в церкви в Христовую заутреню.
– Ну, значит, и я на бал пойду, – спокойно говорила бабушка Денисиха, крепко закутывая голову старым платком.
Мужики молчали.
– Ты про нас-то не говори, бабушка, што, значит, мы в дудке работали, – говорил Рукобитов.
– Уж я знаю, што ему сказать, – уверенно ответила старуха. – Кто работал, – руки-ноги не оставил. А закону все-таки нет, чтобы морить людей под землей. Еще передо мной анжинер-то досыта накланяется. Нечего с меня взять.
Одевшись, бабушка помолчала, взяла в руки свою черемуховую палку и сказала:
– Ну, так вы меня ждите. Дарья, ты подтопи печку-то да картошки свари опять. Все-таки горяченького Михалко хватит с устатку.
Когда бабушка Денисиха пошла к дверям, Рукобитов попробовал ее остановить:
– Не ходила бы ты лучше, бабушка. Не женское это дело. Да и дорогой еще замерзнешь, пожалуй!..
Бабушка повернулась к нему, показала свою палку и сказала:
– А вот это знаешь?
Когда дверь за ней затворилась, Яков со вздохом проговорил:
– Правильная старушка. Вот какого она холоду нагонит, а взять не с кого.
– Нет, с работы сгонят.
– Пущай гонят! – решительно заявил Рукобитов. – Как-нибудь перебьемся, коли на то пойдет. Не мы первые, не мы последние…
А старая Денисиха шагала посредине улицы, размахивая своей палкой и думая вслух:
