Давно у меня не было такого плохого настроения, как теперь. Я справедливо считал себя виновным в том, что случилось с моим армейским другом Дмитрием. Я сам убедил его бросить работу, которой он до сей поры занимался. Он мне доверился, как старому доброму другу, приехал сюда в этот дворец. А сейчас, превратившись в абсолютно безумного человека, бродит где-то в подземелье. Но разве могло мне прийти в голову, что дойдет до такого. Я понимал, что это не случайное стечение обстоятельств, и Дмитрий не просто так взял и свихнулся в одночасье. Решение свести его с ума, а именно к такому выводу я пришел, сопоставив факты, возникло не в этом мире. Некто из высшего или среднего мира определил вывести его из игры. Но причем тут он, я пока вообще не понимал. Может быть зря я не так давно ввел его в курс дела, поделился своим секретом, похвастался чудесами, случившимися со мной. Ведь он не имеет никакого отношения к моему новому поприщу. Он простой человек, а я сделал из него лишнего посвященного. С другой стороны, даже если он кому-нибудь об этом расскажет, то кто ему поверит. Я-то ему продемонстрировал некие умения, а он что сможет предъявить в качестве подтверждения?
В мыслях перед моими глазами стояли направленные на меня из подвальной щели темные круги глазниц и лысая чумазая голова. Это мой друг! Что могло с ним стрястись? Что же такое с ним произошло, какой потусторонний кошмар окружил его, доведя до иступления, до диких получеловеческих воплей, до звериного поведения. Я знал, каких невероятных страшных существ может породить средний мир. Достаточно вспомнить Юалла. И нет оснований полагать, что его внешность представляет собой предел уродства, которое может создать параллельный мир. А если принять во внимание наличие в подвалах существ сомнительной красоты, обитающих в этом месте под землей с незапамятных времен и видимых мною пару дней назад, то можно заключить, что их тоже не стоит сбрасывать со счетов. На главный вопрос – зачем – на него я пока не мог найти ответ. От незнания причин и от осознания того, к чему привел приезд моего друга во дворец, меня грызли темные мысли. Сейчас требовалось найти и вывести Дмитрия из подвала. Когда он вернется в круг людей, и им займутся специалисты, целью которых станет обеспечить возврат моего приятеля в нормальное психологическое состояние, тогда можно будет надеяться на прояснение и понять, что произошло.
Мы пообедали, и я не знал, чем себя занять пока идут поиски. Мы с Градовым вышли на улицу, где он попросил отпустить его в город по делам. Я не видел смысла пребывания его здесь. Поиски идут без его участия, а в городе у него, действительно много дел, поэтому я не возражал.
Глядя, как приземистая черная иномарка выезжает за ворота, я двинулся в сторону моря. Пока я был здесь в резиденции, то всегда так делал, когда не знал, чем себя занять. Я сначала шел к морю, а потом медленно брел вдоль кромки набегающих волн сперва в одну сторону, потом в другую. Сейчас я смотрел в серое тучное небо и глубоко вдыхал свежий морской воздух. Это помогало справляться с мрачными мыслями. Я долго бродил так, а когда стало темнеть, вернулся в дом.
В фойе я завернул в специальную гардеробную комнату, где снял верхнюю одежду, и направился в домашний кинотеатр, чтобы развеять себя каким-нибудь легким фильмом. Я вовсе не собирался мешать охране осуществлять поиски. Я понимал, что ничем помочь им не смогу, а буду только мешать. Когда у них появятся результаты, то они сами меня найдут.
На пятой минуте старой французской комедии с Луи де Фюнесом в главной роли в зал просмотра кинофильмов, предварительно постучав в дверь, зашел старший охраны. Я сидел в сумерках, поэтому включил свет, чтобы не общаться с человеком в темноте.
Старший поведал, что в подвале оказалась испорченной проводка. Визуально повреждения похожи на разломы, образовавшиеся от крысиных зубов, но этих грызунов там никто никогда не видел. Там их и быть не могло. Из-за повреждений в подвале отсутствовало освещение, поэтому охрана принялась за поиски управляющего, вооружившись фонариками. Одновременно сотрудники охраны криками в пустоту предлагали управляющему выйти. Но тот не выходил и не отзывался. В конце концов, вызванные электрики починили электрическую сеть и включили освещение. Охрана обошла все коридоры, заглянула в каждое помещение, на что ушло около двух часов, но управляющий как сквозь землю провалился.
Я сказал старшему дать сотрудникам охраны передохнуть, а потом прочесать подвалы по новой, о результатах мне сразу же сообщить.
Пребывание во дворце стало действовать на меня угнетающе. Наверное, это было связано с событиями вокруг моего помутившегося рассудком несчастного друга. По этой причине, не видя смысла и пользы от нахождения тут, я решил вернуться в Питер. Если, сотрудники охраны что-то обнаружат, то мне сообщат. Во мне еще теплилась слабая надежда на благоприятный исход дела, но очень мизерная.
По дороге домой на Моховую я несколько раз набирал номер Алены, надеясь дозвониться-таки до нее, поскольку соскучился, и заодно в разговоре развеять тяжелые мысли. Но мне снова не удалось дозвониться. Я не понимал, почему после нашего последнего разговора, насыщенного интимной нежностью и желанием скорой встречи, Алена упорно не брала трубку и не пыталась мне перезвонить. Это меня тревожило и отчасти раздражало. Неужели и с ней что-то произошло. Я сердился на себя за то, что не догадался взять номер телефона ее близкой подруги Наташи, через которую можно было узнать про Алену. В конечном счете, поговорить по телефону я не мог, узнать, что могло случиться – то же, а приехать к ней было нельзя, поскольку обстоятельства заперли меня на четко определенной территории. Оставалось позвонить моему приятелю Вячеславу Никодимову, проживающему в том же городе, чтобы он нашел Алену и все разузнал.
Был еще один тревожный момент. Вчера и сегодня я не мог дозвониться также и до мамы. До сих пор она всегда брала трубку, но, если не получалось сразу ответить, то перезванивала мне сама. Мне было это непонятно, и не находилось объяснения, потому что я не в состоянии был чувствовать то, что происходит за пределами территориальной зоны моей ответственности. Следовательно, нужно было попросить Славу позвонить и ей, тем более, что они лично знакомы.
Прибыв в квартиру на Моховой, я проверил контрольную полоску на двери. Она находилась в целости. Раздевшись, я прошел в большую комнату, где, усевшись на край стола и глядя через окно на грифона, сурово взиравшего на меня со стены противоположного здания, позвонил Славе. Тот привычно долго не брал трубку, видимо, находясь за рулем в пути, но, когда я все-таки услышал его бодрый голос, то изложил ему свою просьбу, попросил сделать это сегодня. К моей тревоге он отнесся с пониманием, обещал помочь, после чего перезвонить. Мне же оставалось лишь ожидать ответного звонка.
Сегодня мне никуда больше не хотелось идти. День прошел эмоционально напряженно, и требовалось часть оставшегося времени отдохнуть, просто ничего не делая. Я сходил в душ. Долго стоял под струями теплой воды. Вытеревшись насухо огромным мягким зеленым полотенцем, найденным мною в шкафу, я внимательно осмотрел свое лицо в отражении зеркала. Моя физиономия выглядела свежей и вовсе не изможденной. Собственно говоря, я не чувствовал себя особо уставшим, не смотря на душевные переживания, с которыми я столкнулся в этот день. Мой организм умел быстро восстанавливаться. Он не мог даже заболеть и, в положительном смысле, был обречен быть здоровым. Подводя итоги осмотра, я решил, что лицо следовало побрить, поэтому, поглядывая на свое сумеречное отображение в зеркале при довольно слабом освещении, я неторопливо проделал эту процедуру.
В седьмом часу вечера я сделал себе ужин, состоявший из двух молочных сосисок и морковного салата. Поглядывая на смартфон, лежащий в центре кухонного стола, я натер свежей моркови, три зубчика чеснока, все это посолил, снабдил майонезом и хорошо перемешал. Получился простой, но с детства любимый мною салат.
После ужина я лег в большой комнате на диван и смотрел телевизор. На одном из каналов шел забавный сериал комедийно-мелодрамного характера. К большинству сериалов я относился безразлично, а к некоторым даже враждебно из-за пошлости и откровенной глупости сюжета. Но тот, что шел сейчас по телевизору, представлял собой веселую и в то же время трогательную историю одной большой семьи, где стремление к деньгам не является приоритетом, а главное – это бескорыстные добрые человеческие отношения. Я смотрел и ждал звонка из резиденции.
Старший охраны позвонил мне около десяти часов вечера и сжато без лишней словесной шелухи рассказал о том, что мой армейский приятель был таки обнаружен в одном из подвальных ответвлений. Причем охранники, заметившие его сидящим в углу, уверяли, что осматривали это место дважды, и, откуда он там взялся, ума не приложат. Новоявленный управляющий на удивление вел себя спокойно, сидел на бетонном полу, положив кисти рук на колени, и безбоязненно глядел на обнаруживших его охранников, потом встал. Самостоятельно идти не захотел, поэтому его пришлось доставлять из подвала на руках. Разговаривать не может. Когда старший охраны с ним попытался поговорить, то он принялся бубнить что-то нечленораздельное, растопыривая пятерни на руках, тараща глаза поочередно то на старшего охраны, то на остальных охранников и беспрестанно переступая с ноги на ногу. Не зная обстоятельств, глядя на этого человека, можно было подумать, что он провел в одиночку в подвале не день, а много лет. Откуда-то взялась совершенно седая длинная свалявшаяся борода. Созвонившись с Градовым и доложив ему о результатах поисков, старший охраны получил указание отправить Дмитрия в городскую психиатрическую больницу, расположенную в Василеостровском районе города. На момент звонка Дмитрий был уже туда доставлен. Предварительный диагноз, который ему поставили, значился – шизофрения.
Выслушав старшего охраны, я поначалу вспылил и поругал его за то, что меня не поставили в известность сразу, когда нашли Дмитрия, но потом подумал, что это ничего не изменило бы. Параллельный мир по непонятной причине нанес серьезный удар по моему другу, зачем-то вывел его из строя. Я не верил в случайности, и это не произошло просто так.
Надо будет в ближайшее время навестить моего друга в больнице, решил я и принялся готовиться к сну, открыв окно для проветривания. Вечерний городской шум без спроса вошел в открывшуюся оконную щель, а зимний воздух невидимыми прохладными пальцами пробрался под мою футболку, отчего я вмиг взбодрился и даже подумал, а не отложить ли сон на более позднее время. Но вернулся к первоначальному плану. В этот раз я постелил себе в большой комнате. Не дождавшись звонка Славы Никодимова, я закрыл окно, оборвав городской шум, разделся, выключил свет, телевизор и забрался под одеяло. В квартире было очень тихо, а под одеялом тепло и уютно, поэтому я быстро провалился в сон.
Но крепко уснуть я не успел. В начале двенадцатого ночи мне позвонил Слава. Я не сразу сообразил, что происходит, и принялся судорожно рыскать рукой по полу возле дивана в поисках телефона, который съехал под днище моего ложа. Наконец, телефон оказался в моей руке, и через секунду я услышал Славин голос.
– Не спишь еще? – спросил приятель.
– Нет, только планирую, – ответил я, начиная постепенно выбираться с подступов почти наступившего сна.
– Извини, что поздно. Закрутился по работе. Нужно было заехать еще в один адрес, завезти стройматериалы. Короче, заезжал я к твоей подруге дважды. Благо, путь как раз лежал мимо, и не требовалось делать лишних крюков. Оба раза не застал. Я тебе больше скажу – когда я заехал во второй раз, то мне возле названной тобой комнаты попалась ее соседка с полотенцем на голове. Она сообщила, что видела, как твоя подруга уходила из комнаты утром с дорожной сумкой, будто куда-то уезжала. Соседка спросила ее, куда едет. Из разговора следовало, что едет она к своему молодому человеку. Больше соседка ничего сообщить не смогла. Вот и вся информация.
Новость меня озадачила. Если бы Алена поехала ко мне, то сначала позвонила бы. Она всегда предупреждала меня по телефону, когда собиралась навестить или встретиться. А тут взяла да поехала в другой город. Адрес квартиры на Моховой она, конечно, знала, ведь я ей его сразу сообщил. Отправившись ко мне, она еще днем добралась бы до адреса. Значит она направилась к кому-то другому. Эта идея меня расстроила.
– Спасибо, Слав, – поблагодарил я приятеля. – Давай, созвонимся! – и уже собрался положить трубку, но потом опомнился и добавил: Подожди, не клади трубку. Ты не мог бы завтра для меня еще кое-что узнать?
– Что именно, – голос Славы звучал устало.
– Я тебе сейчас скину номер телефона моей матери. Позвони ей, пожалуйста, завтра и спроси, как дела. А потом сообщи мне. Ладно?
– А чего не хочешь сам позвонить?
– Я звонил много раз, но не смог дозвониться.
– А ты думаешь, я смогу дозвониться, раз у тебя не получилось?
– Все может быть, – ответил я.
У меня в голове родилось одно хлипкое предположение, и хотелось его проверить.
– Хорошо, – ответил Слава, – скидывай телефон. Завтра, как смогу, позвоню. А потом уже тебе.
– Спасибо! До завтра, – сказал я и отключил связь.
Положив телефон на прежнее место у дивана, я снова улегся, натянув одеяло до подбородка, и закрыл глаза.
Через мгновение меня накрыла тьма. В ней я не лежал, а стоял. Озирался по сторонам, безрезультатно пытаясь выискать хотя бы маленькую точку света. Я был словно в космосе, но без звезд. При этом мне было комфортно, меня вовсе не обволакивал космический ледяной холод. И дышал я, как обычно. В какой-то момент краем глаза я заметил движение, что-то надвигалось на меня, и повернул голову, чтобы разглядеть, что это. Но увидел лишь знакомый контур древнего чудовища, похожего на то, что сопровождало меня последние недели. Оно подошло ко мне, остановилось и бесшумно встало рядом в темноте на расстоянии вытянутой руки. Я тоже молчал и не двигался, ожидая, что последует дальше.
– Кто это? – спросил я, рассудив, что молчание может затянуться на неопределенное время.
– Не имеет значения, – безгласно ответило существо и замолчало.
– Зачем вы пришли? – решил спросить я после долгой паузы.
– Вы томитесь от незнания того, что ваш ждет, – отрешенно зазвучал незнакомый голос в моей голове, – не понимаете, что происходит вокруг вас, но перед вами в самое ближайшее время встанет выбор, после которого станет ясен ваш дальнейший путь. Если выбор будет неверным, то вас заменит другой претендент, о наличии которого вам известно. Вам нельзя ошибиться.
– Я о нем не забыл, – сказал я после очередного длительного молчания, когда мне начало казаться, что разговор окончен. Существо словно проговаривало, что требовалось, и ждало моей ответной фразы. Постепенно во тьме я начал визуально определять не только его контур – чудище стало выделяться во тьме антрацитовым оттенком. – У меня два вопроса: зачем этот выбор? И почему появился другой претендент? На первоначальном этапе Илларион Федорович мне ничего о нем не говорил.
Существо не шевелилось, стоя передо мной подобно окаменевшей глыбе.
– Выбор нужен, чтобы понять, кто останется – вы или он. На второй вопрос ответ следующий: сейчас крайне редкий случай, когда высший мир засомневался, тот ли смотритель, кто нужен. Характер ваших действий после сделанного вам Предложения не вызывает уверенности в том, что вы – тот, кто требуется. Я пришел, чтобы предупредить об этом и дать возможность быть готовым к верному шагу.
Я задумался. Оказывается, все идет совсем не гладко для меня, причем не только в реальности, принимая во внимание психическую метаморфозу с моим другом и убытие Алены в неизвестном направлении, но и с точки зрения высшего мира.
– А что будет, если я поступлю неправильно, не так, как ждет от меня высший мир? – спросил я почти невидимого во тьме собеседника.
Чудовище дослушало меня, сделало короткую паузу и ответило:
– Вы вернетесь к обычной жизни, такой же, что предшествовала Предложению. Эту квартиру придется оставить. Соответствующие основания для этого будут. Как и для того, чтобы заполучить другую квартиру в этом же городе. Это будет компенсация за доставленные неудобства. Также для вас снимутся ограничения по территориальному перемещению.
– Я еще хотел кое о чем спросить, – сообщил я существу.
Не услышав ответа, я продолжил:
– Я не могу связаться со своей матерью и девушкой, с которой встречаюсь. Я их не чувствую, потому что они находятся за пределами досягаемости для меня. Что с ними?
Антрацитовый цвет внутри контура существа едва заметно мерцал. За недолгим молчанием последовал ответ:
– Общение с ними отвлекает вас от важного. Чем раньше вы поймете, что никакие родственные и дружеские связи не должны мешать вам исполнять главное дело, тем лучше.
Эти слова ошеломили меня настолько, что я задохнулся и не смог сразу заговорить.
– Что это значит? – проговорил я наконец, после чего заметил, как антрацитовый оттенок, выделяющий существо во тьме, сменился чернотой, а контур поблек, и понял, что наше общение скоро завершится.
– Что это значит? – снова в волнении спросил я.
Чудище промолчало, словно не собираясь раскрывать подробности, удовлетворившись тем, что и так уже сообщило. Контур его почти исчез.
– А что это за место? Где мы сейчас находимся? – спросил я вдогонку ускользающему чудовищу, – это не похоже на средний мир.
– Это не средний мир, вы правы. Вы находитесь в собственном сне, – контур зашевелился, стремительно удаляясь, и пропал в черноте.
Я вывалился из сна, услышав ясный щелчок замка входной двери. Кто-то провернул там ключ. Сердце в груди гулко и часто стучало, а лоб покрылся испариной от пережитого сновидения и внезапного пробуждения. Стояла глубокая ночь. Одеяло валялось на полу возле дивана. Свет уличного фонаря проецировал окна квартиры на потолок комнаты. Проекция превращала оконные проемы в ломаные и кривые нереальные конструкции.
Я напрягся, ожидая новых звуков со стороны входной двери. Потом тихо встал с дивана и на цыпочках вышел в темную прихожую. Постоял несколько минут, пытаясь мысленно увидеть, кто может прятаться за дверью, но ничего не увидел. Глаза привыкли к темноте, из которой все яснее проступали очертания мебели, свисающей с потолка люстры.
Прождав еще несколько минут, я подобрался вплотную к двери, быстро отодвинул задвижку и резко распахнул дверь.
На лестничной клетке было пусто и тихо. Блеклый желтый свет от лампочки придавал обстановке лестничной площадки загадочности. Я напряг слух, намереваясь вычленить в тишине посторонние звуки – тихие шаги выше или ниже этажом, затаившееся дыхание, шорох одежды. Ничего подобного моих ушей не достигало. Оставалось загадкой – что же разбудило меня посреди ночи. Может почудилось во сне?
Я показался бы странным тому, кто увидел бы меня сейчас высунувшимся из двери квартиры. На мне были лишь майка и трусы, до побеления в руке я крепко сжимал дверную ручку, прислушиваясь и что-то сосредоточенно высматривая на лестничной клетке.
Ничего, только тишина. Я запер дверь и вернулся на диван, улегся и дальше до утра спал уже без всяких снов.
Утром я проснулся около девяти часов, убрал постельные принадлежности, сделал зарядку, принял душ в ванной и отправился завтракать на кухню.
В какой-то момент я обнаружил, как настолько углубился в себя, что перестал чувствовать вкус бутерброда с колбасой и кофе, глядел в одну точку на стене. Для всех событий последних дней в один миг проявилось объяснение. В информацию, полученную во сне, я верил так же, как в то, что сижу сейчас за кухонным столом и ем бутерброд.
Исходя из имеющихся сведений, я пришел к выводу, что наступило время, когда высший мир решил отсечь от меня всех людей, кто мне дорог, кому я по естественным причинам уделяю много внимания. Сначала отстранили моего армейского приятеля Дмитрия путем скоротечного сведения с ума и отправки в психиатрическую больницу. Судя по всему, психический сдвиг оказался ощутимым. Уверен, что параллельным миром будет все сделано для того, чтобы мой армейский друг исчез из обычной жизни надолго, может быть, навсегда. Вслед за ним каким-то образом, еще неизвестно каким именно, от меня отсекли маму и Алену. Пока еще удается контактировать лишь со Славой. Но он самостоятельный и немного замкнутый человек, с которым мы общаемся не часто. Возможно, параллельный мир не воспринимает его, как серьезную помеху. Я еще не оправился от того, что произошло с Дмитрием, но намек на отстранение мамы и моей девушки, подействовал на меня серьезным образом. А главное, я совсем не имел понятия, как на это повлиять. Я остро ощущал совершенное бессилие перед таинственным и могучим параллельным миром, против которого бесполезно что-либо предпринимать.
Когда человек томится собственной неосведомленностью, то в нем живет надежда. Пока я не знал всех реальных обстоятельств, крохотный огонек надежды слабо трепетал во мне. Может я сгустил краски или не так понял. Пролить хоть какой-то свет мог теперь только звонок Славы. Поэтому я снова ждал от него звонка.
Я крайне тяготился ситуацией, на душе лежал огромный камень. Поэтому, когда на меня нахлынул очередной поток людских проблем, то я проявил страшную злобу по отношению к тем, кого считал неправым, а особенно к тем, кто причинил страдания ни в чем неповинным людям. Обычно в прежние дни я строил таким людям разнообразные козни, затруднявшие им жизнь. Но теперь я всем им без исключения косвенно подстроил гибель, всех физически уничтожил, нет, не сам, а чужими руками, рассудив, что в этой жизни ничего хорошего они уже не принесут, а будут только вредить и досаждать окружающему их миру. Возможно, во многих ситуациях я перегнул палку, но моя злость приняла вселенский масштаб, и я косил негодяев направо и налево. В конце-концов, всех их ждет реинкарнация, новая жизнь, которая даст им очередной шанс стать лучше и устремиться в высший мир. А когда все закончилось, и безостановочный поток иссяк, я, изнеможденный от собственной злобы, лежал на диване, скрепя зубами и таращясь в потолок.
Придя в себя, я вытер пот со лба и подошел к окну, посмотрел на улицу, на бредущих по тротуарам людей, на разъезжающие по снежной каше машины. На улицу выходить пока не имелось желания. Я продолжал ждать звонка, раздражаясь от того, что Слава тянет, не звонит мне. А ведь то, что он должен выяснить, крайне важно для меня.
Через минуту после того, как я об этом подумал, зазвонил мой смартфон. Я поспешно схватил телефон. Звонил Слава.
– Привет, Слав! Что нового? Что узнал? – еще не услышав ответного приветствия, сразу спросил я.
– Ничего хорошего сообщить не могу, – мрачно проговорил приятель.
– А конкретней?
– Позвонил я на номер, который ты мне дал. Набирал много раз, но никто так и не ответил.
Мы помолчали.
– Ладно, если что, звони, – предложил приятель.
– Спасибо, Слав. Пока. На связи, – сказал я и прервал звонок.
Очередная неутешительная новость. С мамой никаким способом не связаться, лично приехать нельзя. Дорогая плата за так называемое всемогущество, с горечью думал я. Не хотелось оставаться одному в четырех стенах, поэтому я вызвал водителя, рассудив, что бесцельная поездка по городу благотворно повлияет на меня, поможет собраться с мыслями и прийти к верным выводам.
Я знал, что Валера приедет быстро, поэтому, не мешкая, собрался и вышел на улицу. К этому моменту начался сильный ветер, бросавший снег горстями, да так рьяно, словно издевался над бредущими по улицам людьми. Я стал спиной к ветру, так было легче ждать машину. Водитель прибыл минуты через три, как будто специально стоял неподалеку и ждал моего вызова. В салоне автомобиля после холода я почувствовал уют и тепло, поэтому быстро согрелся.
Валера спросил, куда ехать. Я в абстрактном направлении махнул рукой, дескать, езжай, куда глаза глядят, покрутись по городу.
Глядя из теплого салона автомобиля через стекло на серую неуютную уличную действительность, я размышлял. Дмитрий в сумасшедшем доме, с матерью не связаться. Алена с чемоданом вышла из общежития и уехала в неизвестном направлении, на звонки не отвечает, и сама не звонит. Случайностей во всех этих событиях быть не могло. Параллельный мир целенаправленно друг за другом, а может быть и одновременно, удалил их от меня, оградил непрошибаемой стеной, оставив меня одного. С какой целью? Затем, чтобы я остался совершенно один. Значит, Илларион Федорович с самого начала лукавил со мной, не договаривал важных вещей, торопился смыться из земного мира, мечтал проявить себя, как выдающегося вербовщика преемников. Умело подцепил меня на крючок, вывел на путь, от которого сложно отказаться. Без обмана у него не получилось бы, наверное.
Автомобиль проехал по Литейному проспекту и остановился у светофора на перекрестке с Невским проспектом. Почти сразу загорелся зеленый сигнал, машина пересекла Невский проспект и двинулась в потоке по Владимирскому проспекту.
В салоне стало жарко, и я расстегнул воротник куртки, снял шапку и дальше держал ее в руке.
Итак, речь идет о некоем выборе, который я должен сделать. И это повлияет на мою дальнейшую судьбу. Либо вернет в прежнюю жизнь, либо подтолкнет вперед к новым перспективам. Но что я должен сделать? Что следует из перемен, связанных с близкими мне людьми. Сам собой напрашивался вывод о том, что моя реакция на эти перемены и будет являться моим выбором, который, в свою очередь, и станет ключевой точкой отсчета, все определит. Высший мир внимательно следит за мной и, исходя из принятого мною решения, вынесет окончательный вердикт в отношении меня. А выбор кроется в следующем. У меня есть два пути. Первый: я должен принять то, что произошло с мамой, Аленой и армейским другом, остаться в одиночестве, но при этом, обладая огромными возможностями, идти дальше по преумножению своих сил, заполучить все, что хочу и могу, а потом при удачном и верном стечении обстоятельств переместиться, как Илларион Федорович, сначала в средний, а потом в высший мир. Вторым вариантом выбора должно явиться мое решение отказаться от уготованного мне нового пути, возврат к исходной точке. Чтобы этого достичь, можно, например, саботировать выполнение заданий, валять дурака. Но тогда вернется прежняя серость, которую я не мог допустить.
Автомобиль кружил по Питеру, но теперь я города не видел. Одни и те же мысли посещали меня вновь и вновь, по кругу. Если раньше ответ на вопрос, как поступить, был для меня очевиден и однозначен, то сейчас все изменилось. Мне не хотелось терять того, что приобрел. Но и отказываться от тех, кто мне дорог – то же. Мне почему то казалось, что параллельный мир блефует, сознательно ставя меня перед трудным выбором. А трудность заключается в том, чтобы устоять, не дать слабину, смело принять удар. И когда это произойдет, то все станет на свои места. Но, когда я приходил к твердому убеждению, как поступлю, кто-то, будто со стороны, заставлял тут же сомневаться. И внутренняя борьба начиналась по новой. Со мной всегда так происходило, когда нужно было принять важное решение.
Битые два часа мы колесили по улицам и проспектам, выехали из старой части города, заехали на автозаправочную станцию заправить топливом машину.
Когда мы вернулись на Невский проспект, и резкий продолжительный сигнал соседней автомашины вывел меня из размышлений, я уже точно знал, что надо делать.
О своем выборе я должен был сказать, и своими словами как бы подписать очередную, возможно, заключительную, часть договора либо разорвать его. Не знаю откуда, но я точно это знал. Кроме того, меня преследовала мысль, что я должен обратиться к высшему миру не в абстрактном направлении, а именно через зеркало. Если раньше, после разговора с Илларионом Федоровичем, я разуверился в реальном значении этого настенного предмета, то отныне, удостоверившись в том, что Илларион Федорович был со мной не в полной мере правдив, я был полностью убежден, что с высшим миром надо говорить именно через ту самую зеркальную поверхность в квартире на Моховой.
Отпустив водителя, я уверенно поднялся в квартиру. Но, когда снимал верхнюю одежду в прихожей, червяк сомнений снова робко возник внутри меня, но лишь на мгновение.
С решительным видом я вошел в ванную комнату, включил свет и встал напротив зеркала. Стояла полная тишь. Казалось, все вокруг замерло, страшась произвести хоть малейший звук и помешать некоему таинству. Из зеркала я сам на себя смотрел упрямым взглядом, и в этом упрямстве виделась возникшая неуверенность, которую я усилием воли пытался подавить.
Зеркало пребывало в затаившемся покое, оно приготовилось слушать, что я ему сейчас собираюсь поведать. И я заговорил. Я сообщил ему, что рад предложению высшего мира, готов следовать ему и далее, не смотря на те критические обстоятельства, которые коснулись меня в последнее время. Во время собственного монолога я придавал голосу невозмутимость, а также твердость, чтобы у тех, кто на той стороне принимает мое сообщение, не закралось никаких сомнений в правильности выбора моей персоны. Я хотел оставаться тем, кем я теперь стал, не хотел возврата к прошлому. В конце своей речи я стал даже неосознанно жестикулировать, подкрепляя свои слова взмахами то одной, то другой руки. Я был полностью уверен в своей убедительности.
Когда я закончил говорить и перевел дыхание, то стоял и смотрел на свое изображение в зеркале, ощущая, что должна последовать реакция на сказанное мною. Мое лицо уже не было столь невозмутимым, а глаза выжидательно всматривались в зеркальную гладь.
В какой-то момент возникли неуловимые изменения, которые я поначалу принял за обман зрения. Но потом они начали становиться более четкими. Мое лицо менялось. Нижняя его часть от носа до подбородка потянулась вперед и вниз. Из образовавшейся закрытой пасти наружу выглянули острые и крупные, как у аллигатора, зубы. Глаза ввалились, глазницы сузились. Я с интересом, тревожно затаив дыхание, наблюдал. Я отчетливо видел и понимал, что это мое собственное изображение, трансформировавшееся в диковинную бесшерстную звериную морду. Похожее на нечто среднее между человеком и неведомым длинночелюстным хищным животным.
Когда трансформация завершилась, из зеркальной глубины в тусклом свете на меня таращилась вытянутая острозубая харя. Верхняя губа задралась, оголив передние резцы, у основания покрытые красной сеткой тонких жилок, и я точно видел, что морда пытается щерится в подобии улыбке. И хотя улыбкой это можно было назвать с большой натяжкой, я был убежден, что это именно она.