Восемь виноградных косточек

Глава 4

Норма Абрамс прочитала грусть на его лице, сложила руки на груди и посмотрела из-под полуопущенных век.

– Ты не рад? Мне казалось, мужчине вроде тебя полезно развеяться, сменить обстановку.

– Наоборот, – ответил Аарон, – Я должен сказать спасибо. Мне вроде как повезло.

Последние два слова вовсе не требовалось произносить, но, кроме прочего, Норма Абрамс ценила откровенность и платила за нее сполна.

– Ясно, – сказала она. Стальной блеск в ее глазах смягчился, она задумалась, с едва заметной улыбкой скользнула взглядом в сторону, словно прочла его мысли. – Надеюсь, юноша, когда потребуется, вы отложите сердечные дела, чтобы посвятить себя работе.

Она высвободила одну руку и протянула ее, чтобы взять бокал со стола, поднести его к губам и пригубить то, что в нем плескалось. Ее левая рука все так же обнимала грудь, затянутую в черную ткань.

– Ведь правда, да?

– Да, – ответил Аарон, – Обещаю.

– Вот и хорошо.

– Это все? – спросил он.

– О да, мой милый, – она потянулась к блюдцу, прицелилась зубочисткой в россыпь кубиков сыра. Прядь белых волос выбилась у нее из-за уха. Теперь Норма Абрамс напоминала ему персонажа фильма по мотивам компьютерной игры, чье имя вертелось на языке, но он оставил это сравнение при себе.

Он встал и вышел из кабинета.

Глава 5

Когда на столе среди бумаг заверещал телефон, Аарон все еще думал о сегодняшнем вечере, о кольце с бриллиантом. Боролся с искушением достать, поделиться радостью до того, как она случится. Две с половиной недели – удивительно, как оно не прожгло дырку в кармане. Гудение вибровызова напоминало жужжание крупной мухи в спичечном коробке. Номер звонящего определился, но без имени, поскольку не был записан в память телефона.

С незнакомых номеров часто звонили спамеры с предложением всякой дряни. Они всегда звонили не вовремя, всегда заставали врасплох, как будто знали, что ты погружен в размышления и, как следствие, наиболее беззащитен.

– Черт с тобой, – он нажал зеленую кнопку и сказал: – Слушаю.

– Ари, привет, – сказали на том конце.

Именем «Ари» его называли близкие, включая родителей. Таких людей Аарон мог бы по пальцам пересчитать. Он узнал голос и тут же сообразил, почему звонок не высветил имени. Когда в друзьях числилась семейная пара, он заносил в записную книжку лишь одного из них.

– Курт?

– Да, – ответил Курт Шнайдер.

Аарон подался вперед и заткнул пальцем левое ухо. Казалось бы, ничто не предвещало беды в этом дружеском звонке. Однако… Курт звонил второй раз в жизни.

– Ари, – сказал Курт. – Я не могу найти Ивонн.

– Что-то случилось?

Курт Шнайдер громко выдохнул в трубку, потом воцарилось длительное молчание, уместное среди очень хороших друзей. Наверное, раздумывая над следующими словами, он хотел подчеркнуть, что возникшее между ними доверие до сих пор в силе.

– Мне больше некому позвонить, – наконец выходнул Курт. – Ивонн пропала. Я позвонил Отто Кауфману в «Столичное обозрение». Он сказал, она не сдала статью в обещанный срок.

– Но так бывает, – перебил его Аарон. – Иногда нужно больше времени. Сделай паузу, подожди.

– Ха! Нет, Ари. Только не в этот раз, – ответил Курт. – Она пропустила день рождения Софи пятнадцатого августа. Ивонн в беде! Вот что я думаю.

Глава 6

Что верно, то верно, – подумал Аарон.

С Ивонн они дружили со школы, гоняли мяч во дворе. Пропустить день рождения дочери она не могла. Даже после развода с Куртом они оставались семьей. Во многом, конечно, благодаря малютке.

Ивонн относилась к редким женщинам, которым психическое здоровье ребенка заменяло все остальные стремления в жизни. Ни разу она не кричала на дочь, а когда речь зашла о разводе, сама предложила Курту оставить Софи у себя. Он женился второй раз, и там речь шла о полноценной семье, где мать, пусть не родная, большую часть времени находится дома. И в том числе – большую часть ночи.

– Ты ей звонил? – спросил Аарон.

В ответ Курт издал звук «Пф-ф-ф», настолько резкий, что Аарон отпрянул от телефона.

– Три дня подряд. У нее выключен телефон.

– А ты писал ей на почту? А в редакции? Они её ищут?

Курт молчал: собирался с мыслями или боролся с приступом гнева. Гнев победил.

Он крикнул:

– Кому она нужна, кроме семьи и друзей?! Кроме нас с тобой.

На этот раз Аарон просто убавил звук.

– Нет, – продолжал Курт. – Никто. Ее. Не ищет. Она фрилансер, и большинству таблоидов, для которых пишет, на нее наплевать.

Спустя пару-тройку секунд, необходимых, чтобы прийти в себя, Курт сказал то, что вполне могло оправдать его злость.

И еще не догадываясь, к чему идет дело, Аарон получил первый острый укол беспокойства.

Глава 7

Ивонн Шнайдер писала для многих газет и журналов великолепные статьи, но главным ее детищем были «Городские легенды» для толстого и влиятельного глянца «Столичное обозрение» с ежеквартальным тиражом в пять миллионов экземпляров. Не бог весть что по сравнению с «Cosmopolitan» и «National Geographic», но «Обозрение» тянуло тридцать языков мира и аудиторию в пятидесяти четырех странах.

Нужно ли говорить, что ни один писатель не мог мечтать о таком размахе. «Городских легенд» от Ивонн Шнайдер ждали с замиранием сердца те, кто любил выпасть из жизни в компании с пятисотстраничным романом, и те, кого «легенды» вознесут на вершину мира, а затем сбросят вниз, на растерзание толпе.

Гонорары Ивонн позволяли грести под себя любые ресурсы, лишь бы держать марку. Имя на обложке заменяло знак качества.

Натолкнуть Ивонн Шнайдер на поиски могло все что угодно: от случайной фразы прохожего до факта, замаскированного под вымысел, в никому не известном романе.

Рабочим местом Ивонн был весь мир.

Сегодня она пила с тобой кофе в уличном кафе, а вечером могла позвонить из домика, затерянного в реликтовых лесах Канарских островов.

В разгар поисков она разгонялась, как пассажирский экспресс. Забиралась в странные и опасные места; могла напиться до беспамятства, внедриться в преступную группу.

Но…

…Курт Шнайдер, проживший с ней более семи лет – он так и не смог укротить эту львицу, – говорил правду. Ничего более важного, чем дочь, для Ивонн не существовало. Когда всем вокруг (а в особенности близким) она казалась скоростным поездом – стоп-краном в нем было имя ребенка.

Софи.

Она рисовала его красной ручкой на страницах органайзера напротив всех важных дней, Рождества, Нового года и многих других, когда в ней нуждались как в матери.

Неявка ко дню рождения была равносильна погасшему Солнцу.

Курт прочистил горло. Кристальный сигнал сотовой связи транслировал мельчайшие колебания интонаций, каждый звук. Аарон словно был с ним рядом. Бывший супруг знаменитой журналистки не мог найти себе места. Он ходил по своему новому дому, а задники домашних тапок шаркали, словно Курт натирал воском паркетный пол.

– Мы уезжаем с женой на две недели, – сказал Курт, – в Португалию, потом в Америку, потом еще в пару мест. В общем, знаешь, график довольно плотный. Ивонн обещала взять Софию к себе.

– Когда? – спросил Аарон.

– Завтра.

Здесь Курт остановился или присел, потому что резко и как-то сразу перестал пыхтеть в трубку.

– Мы не стали все отменять. Решили взять малышку с собой. Слава небесам, еще оставались билеты…

– Но это не меняет дела, – закончил за него Аарон.

И оба они замолчали, когда до них начал доходить смысл этой абстрактной фразы. Ужасно неопределенной и ужасно пугающей своей неопределенностью.

Глава 8

Аарон оторвал взгляд от стены. Все, что сейчас говорилось, он сопоставлял с перекидным календарем.

Пятнадцатое августа было пять дней назад, и они, эти пять черных чисел на красном фоне, занимали участок не больше пятнадцати сантиметров. Довольно мало, чтобы прочитать, но зато как много, когда речь идет о пропавшем человеке. Достаточно, чтобы впасть в беспамятство от голода, обезвоживания, умереть от потери крови или быть казненным каким-нибудь маньяком в звукоизолированном подвале частного дома, где твои крики увязнут в земляных стенах.

До вылета в Санкт-Петербург оставалось десять дней. Еще утром он пребывал в святой уверенности, что остаток месяца после помолвки у них с Маргаритой будет импровизированная медовая десятидневка – тренировка свадебного путешествия. Вдобавок они собирались сказать обо всем ее отцу – Фердинанду Браннеру, магнату, который не одобрял отношений дочери с человеком не своего круга. Ее мать уже знала, и втроем они собирались конкретно обработать старика, чтобы он наконец перестал цепляться за устаревшие догмы.

Он нашел на календаре тридцатое августа и машинально посмотрел над головами коллег, склонившихся над экранами ноутбуков, на дверь кабинета Нормы Абрамс.

– Курт? Ты еще здесь? – спросил Аарон.

– Да, Ари. Где ж еще?

– Давай так, – он просунул руку в карман пиджака, легко, чтобы не повредить, сжал в кулаке бархатную коробочку с обручальным кольцом и мысленно попросил его подождать шестнадцать дней. – Я разберусь. Дай мне время.

Он положил трубку на стол. И тихо ругнулся про себя. Потому что вспомнил о том, от чего нельзя отмахнуться.

Строптивый тесть был той проблемой, которая требовала не столько усилий, сколько времени и терпения. Но Ивонн Шнайдер и Аарона связывали более крепкие узы, чем брак. Еще в школе, когда он знать не знал о профессии журналиста, ему пришлось пострадать за правду. Ивонн, сумасбродная девчонка, предпочитавшая куклам футбольный мяч и лазанье по горам, вовремя оказалась рядом. Он даже помнил, что холм над обрывом на краю Старой Вентимильи, где им обоим предстояло упасть без сил и долго приходить в себя, был усыпан маргаритками.

Он легкомысленно и со знанием дела сказал, что теперь перед в ней в долгу. Это были слова, которых не следовало произносить, но Ивонн вцепилась в него стальной хваткой – черта, которая спустя двадцать лет вознесет ее на вершину социальной лестницы.

– Я сделаю для тебя, все что хочешь, – сказал он.

– Примчишься за мной на край света?

– Да.

– Докажи!

Вот почему его так взволновал звонок Курта.

Ивонн спасла ему жизнь.

И между ними была клятва.

Глава 9

В редакцию «Столичного обозрения» Аарон поехал в обеденный перерыв. Опасаясь новых заданий от Нормы, он как можно быстрее прошел через весь первый этаж, пересек оживленную улицу и твердым шагом направился к машине на служебной стоянке; кивнул охраннику в будке, миновал шлагбаум и, достав на ходу ключи, надавил кнопку открытия дверей. Сверкающий в полуденном солнце небесно-голубой GLA 250 два раза мигнул, вспыхнули фары ближнего света.

Мягкое кресло из белой перфорированной кожи приняло его с свои объятия. Он надавил кнопку запуска, посмотрел в отражение собственных глаз в узком прямоугольнике зеркала и сказал:

– Ну ты влип, дружище.

Дорога к месту заняла чуть более двадцати минут, ужасно долго, если учесть, как сильно ему хотелось решить эту задачу. По мере движения к центру города архитектура приобретала все более изысканные формы. Аарон давно не был здесь и потому машинально схватывал детали: фигурную лепнину под сводами крыш и колонны, вросшие в стены, кажется, они назывались «пилястры»; своды викторианских особняков кое-где подпирали статуи. Плоские крыши сменялись двускатными, а серая черепица, наливаясь цветом, уступала место сначала желтой, потом оранжевой, и в той исторической части, где правил бал старый город с каменными узкими улочками, становилась красной.

Он промчался по виадуку над скоростным шестиполосным шоссе, пересекающим город, точно барьер на грани двух эпох. Сразу за ним старые дома, подобно средневековым рыцарям, побежали со всех сторон, а колеса его новенького мерса громко зашуршали по каменной мостовой.

Он припарковался на углу Австрийской и Зеленой. И пошел пешком. Очень кстати, ведь нужно было составить в уме список вопросов.

«Столичное обозрение» в отличие от «Инсайда» владело собственным помещением во весь первый этаж многоквартирного дома. Парадный вход в редакцию Аарон обнаружил на тихой пешеходной улице с елочками и скамейками. Все они были заняты людьми деловой внешности, большей частью по трое – в руках телефоны и бумажные стаканчики, громкие разговоры, иногда смех.

Послушные двери распахнулись. Охранник – средних лет мужчина в белой рубашке и черных брюках – шагнул навстречу. Коротко стриженная голова наклонилась вбок, когда он смерил Аарона взглядом. Правая рука легла на рукоять дубинки, висящей на поясе.

Подавляющее большинство сотрудников «Столичного Обозрения» имели немецкие фамилии, что, впрочем, его не удивляло. Экспаты предпочитали работать с людьми схожего менталитета, однако на бейджике у охранника значилось имя «Жак», и он напоминал Аарону персонажа французских молодежных сериалов.

– Добрый день! Вы к кому? – спросил Жак.

Аарон выбрал ответ, который отрепетировал в машине.

– К Отто Кауфману.

Он уставился на турникет и красный крестик, возвещавший о том, что путь закрыт.

Аарон помнил, что темный цвет кожи может вызвать определенные мысли у некоторых людей. И у французов в особенности. Но сейчас он ничего изменить не мог. Если Жак и составил о нем мнение, то десять секунд уже прошли. Он мог либо все испортить, либо сделать все как следует.

– По какому вопросу?

– Ивонн Шнайдер. Это срочно.

При звуке этого имени лицо у Жака разгладилось, впрочем, всего на три секунды.

– Хорошо, подождите.

Жак прошел к стеклянной будке. Подковы на его ботинках скребли мраморный пол, будто кто-то точил ножи. Он делал все быстро. Срочность, как видно, для него означала именно то, что следует. Он ткнул указательным пальцем в корпус стационарного телефона, глянул на Аарона, что-то сказал в трубку. Снова оглядел его с ног до головы. Потом кивнул. Жак попросил паспорт, сделал запись в журнале.

Минутой позже Аарон шел по красному ковру одного из отделов «Столичного обозрения», почти ничем не отличавшемуся от редакции «Инсайда». По бокам бежали кабинки в половину человеческого роста, и весь зал был словно гудящий улей. Только опытный слух мог разделить какофонию рабочего процесса на отдельные звуки – здесь стрекотали клавиатуры, шелестела бумага, хлопали двери, а непрерывная болтовня вместе с запахом кофе и горячей бумаги заменяла воздух, и никто этого, казалось, не замечал.

Кабинет Кауфмана, как и положено, находился за дверью с блестящей табличкой. Аарон постучал три раза, услышал короткое «да» и вошел. Отто Кауфман ждал его – он стоял спиной к двери, смотрел в окно, а пухлые руки сцепил за спиной. В тертых джинсах и джемпере он меньше всего напоминал главного редактора – плотный, да к тому же низкого роста. Не тот, в чьих руках сосредоточена власть. Впрочем, едва увидев его лицо, Аарон быстро понял, что стереотип, навязанный образом Нормы Абрамс, вот-вот будет разрушен.

Глава 10

– Итак, Ивонн Шнайдер, – сказал Кауфман, когда они сели возле окна в два кресла, по разные стороны от журнального столика. – А вы ей кто?

– Друг семьи, – ответил Аарон. И этого вполне было достаточно. То, что они друзья детства, вероятно, не имело никакого значения. – Ее бывший муж позвонил мне. Нас беспокоит, что с ней не связаться.

– Да, и мне он звонил тоже. Послушайте, э…

– Аарон.

– Аарон, я не вижу серьезного повода волноваться. Ивонн – девушка ответственная. Да, она не явилась к сроку, а значит, тема более широка, чем она думала. Нужен еще материал, и нежелание общаться я объясняю тем, что она на пике работы, заканчивает статью, – Кауфман посмотрел через окно на улицу и махнул рукой. – Увлеклась девочка. С кем не бывает. Сидит в номере отеля, барабанит по клавишам, поглощает кофе, – Кауфман вынырнул из фантазий и посмотрел на Аарона. – Вам так не кажется?

Аарон закусил губу. Резкие колкие слова лезли наружу со страшной силой.

– Вы знаете, где она? Хотя бы примерно?

Главный редактор «Столичного обозрения» наверняка знал. По-другому быть не может.

– Шутите? – спросил Кауфман, глядя в окно. – У нас тут, знаете ли, правила. Для всех одинаковые, благодаря которым журнал прочно стоит на ногах.

Толстяк поднялся и вразвалочку направился к столу. Он говорил на ходу:

– Согласно правилам, журналист, которому платит за работу «Столичное обозрение», обязан сообщать место, куда отправился, где остановился и контактные данные человека, у которого берет интервью. Чистая формальность, – Кауфман на некоторое время замолк, выдвинул ящик стола, зашелестел внутри бумагами.

Аарон внимательно следил за его движениями. Кауфман никуда не спешил. Он положил на стол прозрачную папку.

– Да, вот оно.

Он прошел обратно и уселся в кресло, не отрывая взгляда от листа.

– Чистая формальность, – повторил он. – Как раз для таких случаев, как с Ивонн Шнайдер.

Он посмотрел на Аарона.

– Ручка есть?

Аарон достал свой любимый «Фишер», подарок Маргариты, и записную книжицу.

– Пишу.

– Пишите, – Кауфман поднес листок ближе к лицу. – Эмос Андервуд. Начальник уголовной полиции города Нуабель.

– Так, – сказал Аарон. – Дальше.

– Это все.

– Как все?

– Вот так.

Кауфман, ехидно улыбаясь – непонятно, что он нашел здесь смешного, – взял лист за верхний край и показал его Аарону. Ноготь его указательного пальца оказался блестящим и аккуратно подстриженным. Эти руки давно забыли, что такое физический труд. Или не знали вообще.

На листке оказалось в точности то же самое, что Аарон записал в блокнот.

– Так вы ему не звонили?

– Звонил, – Кауфман посмотрел на листок. – Пробил номер рабочего телефона. Дозвонился с первого раза. Андервуд сказал, что да, дескать, говорил с Ивонн, два раза. Сначала по телефону. Потом встретились. Больше он ее не видел. Предположил, что она говорила с кем-то еще, но с кем именно, он не знает. Потом мне позвонил Курт Шнайдер, ее бывший. Он сказал, что у них намечается совместное мероприятие. Вот, собственно, и вся история.

Кауфман посмотрел на часы, не пытаясь, как видно, скрыть принужденность этого жеста.

– У вас есть еще вопросы? – спросил он.

Вопросы, разумеется, были. По пути сюда они кружились в голове беспрестанно, как кабинки на карусели. Пролетали мимо, чтобы сделать круг и обратить на себя внимание. Тот, что Аарон собрался задать, возник уже здесь.

– Да, – Аарон склонил голову и, прищурившись, посмотрел на Отто Кауфмана, который, по всей видимости, боялся, ну… или как минимум старался избегать подобных вопросов. – Почему вы перестали искать Ивонн. Вам все равно?

Кауфман тоже прищурился. Он вздохнул, глянул в окно, но все-таки встал, обогнул кресло и, остановившись где-то на полпути, повернулся.

– Ивонн Шнайдер – фрилансер, – сказал он. – Мы работаем по договору оказания услуг, – Кауфман неопределенно махнул рукой, словно протирал перед собой невидимое стекло. И продолжил:

– Говоря попросту, она здесь никто. Да, она пишет неплохие, довольно интересные статьи, но при этом может пропасть на долгое время, отключить телефон, игнорировать письма, вот как сейчас. И, кстати, – Кауфман пристально посмотрел на него, – сразу отвечу на незаданный вопрос – у меня в запасе есть весьма неплохой материал, который пойдет в номер вместо «Городских легенд». И штуки две талантливых ребят, которым не терпится припасть к источнику. Жаль, конечно, но…

– Ставки слишком высоки, – сказал Аарон.

– Вот именно. Вы все хорошо поняли.

Кауфман смотрел в окно, словно бы избегал его взгляда. Или позировал. И снова спросил:

– А вы давно ее знаете?

Здесь Кауфман применил старую журналистскую уловку: задавать один и тот же вопрос несколько раз, но другими словами. Аарон буквально увидел ярлык на шее Отто, как если бы главный редактор был мягкой игрушкой в витрине детского магазина: «Спесивый самодовольный кретин». Но он решил сказать правду. Да, ставки слишком высоки, чтобы бодаться и тратить время на препирательства.

– С детства, – сказал он.

– Ого, – Кауфман задумчиво покачал головой, – тогда я понимаю. Ну, стало быть, вы знаете и то, что Ивонн Шнайдер – женщина довольно строптивая. Она не терпит ограничений. Я даже вот на это, – тут он потряс в воздухе листом бумаги, – не надеялся. Вполне вероятно, несколько строк спасут Ивонн Шнайдер, если речь вправду идет об опасности. Но я тратить время на таких, как она, эгоистов, не могу.

– Ясно, – сказал Аарон, поднимаясь с места.

Говорить с Кауфманом было не о чем.

– Спасибо, что помогли.

– Не, за что, – сказал Кауфман. – Если узнаете что-то новое, сообщите. Но я уверен, все в порядке. Через день-два Ивонн объявится.

Аарон пожал ему руку без особого желания.

Глава 11

На улице он стоял у дверей и думал. Потом двинулся по безлюдному переулку. Очевидно, что следующим, с кем ему нужно поговорить, будет тот самый Андервуд. Возможно, он видел Ивонн одним из последних.

На углу Аарон свернул влево и дошел до площади Карла Двенадцатого с густым тенистым сквером, защищенным от дороги живой изгородью. Уютный тихий район. Его и площадью толком не назовешь. Он сел на скамейку подальше от входа. Купленный по дороге сэндвич с индейкой и стакан чая с молоком поставил рядом, но к еде притронуться не смог. Тревожная мысль совершенно отбила аппетит: в эти самые секунды Ивонн, быть может, переживала не самые лучшие мгновения жизни.

Рабочий телефон Эмоса Андервуда он нашел в интернете в два счета. Шли гудки, и Аарон сделал глоток горячего чая, чтобы голос звучал тверже. И он таки дозвонился – к собственному удивлению, с первого раза.

Бархатистый грудной голос начальника полиции города Нуабель буквально стер из памяти Аарона все напряжение последнего часа.

Бывают такие люди, – подумал он, – вроде и делают все как все, но стоит им только открыть рот, и мы понимаем, что готовы слушать их бесконечно.

Разговор оказался коротким. Аарон представился и сказал, по какому поводу звонит. Сказал, что намерен пока в одиночку разыскать Ивонн, но предварительно нужно встретиться с глазу на глаз. Хотел бы услышать о деле, которое расследовала Ивонн, разгадать ход ее мыслей и поймать след.

Андервуд, что удивительно, согласился. Просил перезвонить, как только Аарон будет на месте, и он объяснит, куда подъехать. Сказал также, что городок у них тихий, зеленый, чистый. Нахваливал кое-какие достопримечательности. Понадеялся, что Ивонн скоро найдется и оба они найдут время для отдыха.

Для опытного полицейского Эмос Андервуд оказался приятным собеседником. Даже мягким в какой-то степени. Не пожаловался, как сильно занят, и его голос… уже доедая обед, Аарон никак не мог отделаться от мысли, что тот спустя несколько минут после окончания разговора все еще звучал в голове приятным низким баритоном, как самые низкие ноты, которым свойственно пробирать наше тело до самых глубин.

Звучал только голос. Отдельных слов Аарон не запомнил. Впрочем, это было не важно. Сайт полицейского управления вместе с номером телефона останется в истории поиска. И как бы ни ругали консервативные люди все эти радости технического прогресса – родители Аарона в том числе, – пользу они все-таки приносили, и немалую.

Он посмотрел на часы. Встал и отправился к машине.

В четыре часа пополудни Аарон сидел за рабочим столом. Изредка он косился на деревянную дверь с золотой табличкой. Теперь, когда решение принято и он должен спасти Ивонн, момент тяжелого разговора с главным редактором неумолимо приближался. Однако не сам разговор так мучил его, как необходимость врать Норме Абрамс прямо в глаза, о том, почему он не сможет делать свою работу. Неделю, две? Кто знает? Командировка на G20 в Россию достанется другому. И пусть хлопоты по возврату билетов и брони в отеле лягут на плечи секретаря, Норма Абрамс отыграется на нем. Рано или поздно воткнет нож в спину. Не тот она человек, которому можно сказать «нет».

В шесть вечера звонок Курта Шнайдера застал его на служебной парковке. Он подъехал к шлагбауму и торопливо пристегивал ремень безопасности; телефон мешался в руках, но он счел своим долгом выслушать друга еще раз. Десяток лет Курт прожил с Ивонн – первая любовь всей жизни – и, разумеется, навсегда оставил ей место в сердце. Сколько бы времени ни прошло, она – первая женщина – будет жить там и в минуты меланхолии или ностальгии будет напоминать, подобно золотой медали, об эталоне, по которому предстоит мерять всех остальных людей.

Они берут Софию с собой. Любознательной девочке пойдет на пользу долгое и, скорее всего, изнурительное путешествие. Как-никак, характер, способности и таланты человека закладываются в раннем детстве.

– Мы покажем ей мир, – сказал Курт. – Она вырастет и покажет миру.

– Логично, – ответил Аарон, и они засмеялись.

Курт спросил:

– Как там Ивонн?

Вопрос прозвучал так, словно речь шла о простуде и со дня на день Ивонн Шнайдер готовилась встать к станку.

Курт ошарашенно выдохнул, когда узнал, что Аарон снарядил экспедицию, сказался больным на работе и буквально дышит Ивонн в затылок.

– Езжай и ни о чем не беспокойся, – сказал Аарон. – У меня хорошее чутье…

Тут он понял, что явно перегибает палку, но язык разогнался и остановиться было себе дороже.

– С учетом всего, что я знаю, мы оба вернемся в самое ближайшее время.

Аарон положил трубку и испытал чувство довольно редкое, как ему показалось, впервые за двадцать семь лет, как будто ради мира во всем мире он принес в жертву младенца.

Приятно осознавать себя героем. И больно при этом быть подонком. Со схожими чувствами пятнадцать лет назад он рвал цветы на школьной клумбе и дарил подружке из параллельного класса, при появлении которой у плешивого историка лоб покрывался испариной.

Однако Курт являлся помехой, от которой нужно избавиться чем раньше, тем лучше.

И подобных помех оставалось еще две.