Read the book: «Барышни и барыши»

Глава 1

Первым делом захотелось убраться отсюда поскорее. Вид окровавленной мордени мужика с саблей вызывал не только брезгливость, но и очень большое желание оказаться где-нибудь подальше. Однако приглядевшись, я понял: этот дядька вряд ли разбойник. Сапоги – добротные, рубаха хоть и залита кровью, но свежая, явно не с чужого плеча. Значит, дело тут нечисто, и могут быть серьёзные неприятности.

Уехать-то проще простого: кто докажет потом, что мы здесь были? Но тонкий, почти жалобный стон заставил меня принять другое решение – пришлось лезть в заросли молодняка. Уже через пару минут выяснилось, что спешили мы не зря: молодая, пухлая девица, судя по порванной одежде и связанным рукам и ногам, нуждалась в помощи.

– Кто вы, милое дитя? – растерянно пробормотал я себе под нос, но меня услышали, и в ответ хлынул поток информации, в общем-то совершенно мне ненужной.

Оказалось: дочка какого-то мелкого церковного чина, служившего в местной семинарии, вздумала сбежать с беглым солдатом. Ну а что, романтика! Тем паче, дезертиров нынче тоже хватает. Вот только реальность оказалась прозаичнее ожиданий: пара разругалась, и барышня вознамерилась воротиться домой. Её возлюбленный, некий Семён – ныне уже покойник по вине моего крепостного – тут уже буквально взревел. И быть бы девице мертвой, как ненужному свидетелю, но повезло… Выкинуть я тару решил в кустики, когда он зажимал ей рот, услыхав меня и мою песенку.

Короче, у нас есть свидетель убийства – одна штука. Она же – жертва насилия, она же – наивная простушка, которой какой-то солдатик голову заморочил. Гм…, а солдатик-то оказался непрост: и план у него был, куда бежать, и припасы прихватил – явно трофейные, причём, скорее всего, у своих же товарищей позаимствованные. Чёрт! А ведь это ещё одна головная боль. Сабля, два пистоля, пожитки какие-то, да ещё и денежки есть. Не бог весть какая сумма, но явно ворованная, ибо откуда у простого солдата, пусть даже не первого года службы, навскидку… серебром рубликов двести?!

У беглянки, кстати, тоже целых двенадцать рублей ассигнациями и мелочью нашлись. Копилку, что ли, разбила, чтобы сбежать из дома? И вот эти богатства она теперь отчаянно пытается всучить нам за своё спасение.

В иной ситуации я, может, и бросил всё к чёртовой матери… А так – выходит, придётся сдаваться. Альтернатива-то какая? Оставить здесь и спасённую дуру, и ворованные ценности, и труп – будь он, зараза, неладен! Нет уж. Выбор один: лапки вверх. В смысле, мне самому идти виниться – не Тимоху же подставлять. Он, конечно, местами ещё тот гад, но, если разобраться, единственный, кому я могу довериться… ну, хотя бы в некоторых вопросах. Да и спас он меня только что, как ни крути.

– Запомни: стрелял я, убил тоже я, – наставляю конюха, который и сам уже понял всю серьёзность ситуации.

– Чёрт… А что тебе за это будет? – угрюмо косится на меня «матёрый убивец», который уже начал отходить от шока.

– Расстрелять не должны… Ладно, хватит паниковать. Смотри лучше по карте – что у нас тут рядом из крупных городов? И чтобы полицейский участок поблизости был.

Подчинённый копается в одной из сумок – там у нас документы и ценности. Мы заранее всё сложили в одну, чтобы в случае чего спасать было проще. Мало ли: пожар в гостинице, налёт или ещё какая напасть. Хвать сумочку – и наутёк.

– Так… Пушкино проехали, Ивантеевку тоже. Софрино рядом, чуток в стороне… А это чьё Пушкино? Того самого? – ворчит Тимоха, раскладывая карту прямо на колесе кареты.

Спасённая Аннушка уставилась на Тимоху с неподдельным удивлением. Барин – барином, тут всё ясно. А вот что крепостной при этом не косноязычный мужлан, а вполне грамотный, да ещё и на короткой ноге со своим хозяином – это её явно озадачило.

– Бенкендорфа то имение, – пояснила девушка. – Но хоть и близко, а вот этого… – она неприязненно скривилась, глянув на труп бывшего возлюбленного, аккуратно завернутого в рогожу и привязанного к задку кареты (откуда, к слову, пришлось снять кучу наших пожитков), – этого надо везти в Сергиев Посад. Батюшка у меня там служит, и рота стоит. Та самая, из которой он, подлец, бежал. Да и с квартальным надзирателем Парамоном Петровичем батюшка хорошо знаком. А при случае даже и к самому архимандриту Филарету в дом вхож.

– Часа четыре, а может, и меньше, – прикинул расстояние по карте ара.

Мы с Тимохой переглянулись. А что? Архимандрит – звучит весомо, квартальный надзиратель – тоже солидно, значит, держим путь в Сергиев Посад.

Спасённая Анна оказалась на редкость болтливой. Может, пережитый стресс сказался, а может, натура у неё такая, но вскорости я уже знал кучу мелких и абсолютно ненужных мне подробностей об этом городишке.

Население – то ли пять, то ли семь тысяч человек, а во время паломничества, мол, и все десять, а то и пятнадцать бывает. Вместо бургомистра, как она сказала, у них мещанское самоуправление – старосты да выборные от общины. Высший надзор держит Московский губернский магистрат вместе с уездной полицией. Гимназии своей нет. Для детей мещан и паломников имелись церковно-приходские школы при лавре, да кое-где частные учителя промышляли.

Но «главные люди» в Посаде – вовсе не чиновники, а архимандриты и настоятели лавры. Впрочем, среди мещан и купцов известные фамилии тоже встречались: Курдюмовы, Коняевы, Барановы – торговые семейства, державшие лавки да гостиницы.

Раздухарившись, пережившая нападение и едва не убитая девица на удивление быстро оклемалась и, проявив завидную гибкость «патриархальной» психики, уже начала стрелять в меня глазками. Хотя какая она девица? Солдат её явно долго охмурял – красивые слова, обещания вольной жизни… Всё уже, небось, у них было. И может, даже брюхата Аннушка. Дома строгость да надзор – вот и решилась на побег. Идиотка.

Едем дальше по Ярославскому тракту, солнце уже клонится к закату. Внезапно за холмами, словно нарисованные на иконе, вырастают белые стены Троице-Сергиевой лавры, и её золотые купола сверкают в вечернем свете. «Ляпота!» – признаю я про себя. Тут, когда дело касается церкви и веры, стараются украсить всё по максимуму – и, надо признать, выходит по-настоящему величественно.

– Но-о-о, матушки, давай, резвее! Вот уж и Посад близко! – и для пущего эффекта щёлкает кнутом в воздухе.Тимоха периодически подбадривает лошадей криками:

С фига ли «матушки», если у нас оба коня – жеребцы?! Причём одного так и зовут – Мальчик.

Дома в Посаде добротные, хоть и деревянные, зато многие – в два этажа. На первых этажах, как водится, либо лавка, либо харчевня. От одной такой, мимо которой мы сейчас проезжали, доносился шум вечерних кабацких гуляний и запах жареной рыбки, вперемешку, кажется, даже с салом. Мой желудок тут же возмутился и заурчал, требуя немедленной «остановки по техническим причинам». Но останавливаться некогда – едем дальше.

Аня, чуя грядущий втык от родни, погрустнела и примолкла, морально готовясь к тому, что дома её будут бить. Причём бить буквально: батюшка, как выяснилось, регулярно воспитывает дочку ремнём – за «живость характера». Эту подробность я тоже вынужден был узнать. Ну, не затыкать же девице рот? Тем более, что она дорогу показывала.

По молчаливому согласию решили: сперва избавляемся от трупа, потом уж – от Анны.

Наконец, карета остановилась у небольшой каменной избы с табличкой «Полицейское управление Посада». Перед входом – два стражника в поношенных мундирах и с алебардами. Похоже, оружие у них скорее для чина, чем для дела. А может это вечерняя стража готовится к обходу.

– Отвязывай этого черта. Рогожу выкинуть придётся – поди, вся в крови.Я, как настоящий барин, неспешно выбрался из кареты, поправил сюртук и отдал распоряжение кучеру:

– Парамон Петрович! Анюта нашлась! Кудеева!– Чего изволите? – хмуро поинтересовался один из стражников, но тут же приметил позади меня Аннушку и, позабыв про чинность, радостно заорал внутрь избы:

Моментально из помещения вылетает коренастый дядька лет сорока, похожий на гнома: ростом невелик, зато плечист и широк, будто шкафчик на ножках. Бороды, впрочем, у него нет – ни у одного из полицейских я такого не встречал, хотя усы и бакенбарды роскошные попадаются часто – знать можно им.

– Беглый из Нижегородского полка. Напал на меня с саблей, в двадцати верстах… Пришлось убить, – обращаю я внимание служащих на себя и киваю на рогожу, которую в данный момент разматывает Тимоха. – Девица при нем была. А ценности, возможно, краденые…

– Убить? – гном моментально напрягся, и лицо у него сделалось хищное, как у ястреба, почуявшего добычу.

Чёрт, лишь бы без проблем… Ну, ладно – в Сибирь не сошлют. А если и сошлют – и там проживу. Ха-ха!.. Впрочем, кроме декабристов сейчас туда и не ссылают никого, даже за дела посерьёзнее.

– М-м-м… ёдрыть твою! – неожиданно выдал «труп», окровавленной башкой ударившись о камень. Видать, мой Тимоха не сильно нежен был с «покойником», которого к тому же побаивался.

– Так он же жив! – удивлённо воскликнул Парамон Петрович.

Окровавленная по самое не хочу морда военного попыталась раскрыть глаза, но не смогла, зато смогла снова выругаться, но уже менее внятно. Сделав этот акт мелкого хулиганства, Семён опять потерял сознание.

– Ничего не понимаю… Два раза в него стрелял! – растерянно оборачиваюсь к квартальному и показываю свой американский пистолет.

– Из этого? – хмыкает пренебрежительно полицейский и приказывает второму стражнику:

– Ероха, за дохтуром беги!

– Тимоха, вещи выноси, что при них были, – машу рукой я кучеру, не зная радоваться или расстраиваться.

Романтичная дурёха Аннушка рассказала по дороге немало – хватило, чтобы окончательно стало ясно: дрянь человек этот Семён. Ей, наивной, не видно, а мне, взрослому и хоть сколько-то критически мыслящему, – очевидно. Оказывается, бежали они в староверческий скит, что в полусотне верст от Москвы. Хотел он её там бросить или нет – неизвестно, но то, что скит Семён обобрал бы подчистую, а старца-отшельника, скорее всего, прирезал – сомнений нет. «Зиму там провести можно. К старику тому никто и не ходит», – проболтался он девушке.

– Жива! – протрубил подоспевший отец Аннушки голосом, которому позавидовала бы пароходная труба.

Из белого духовенства он, это ясно: раз жена имеется – значит, чин невысокий, какой-нибудь приходской священник или диакон. То есть невелика птица. Но выглядит при этом солидно – при полном параде. Может, только что со службы? Длинная борода аккуратно приглажена, волосы уложены, на голове высокая фиолетовая шапка-столбик. Ряса чёрная, и не обычная, мешковатая, а словно приталенная – вот не вру! – да ещё поверх неё широкая накидка из парчи или шёлка с крестами. Чёрт, не знаю, как правильно называется. Ко всему прочему, обувь на вид добротная – не крестьянские лапти.

Слышал я от Аннушки, что её отец преподаёт закон Божий, но вид у него такой, что он и с архимандритом может запросто общаться. Архимандрит, наверное, у попов вроде генерала, если по-военному.

Но в данный момент меня больше обрадовало другое: прежде чем обнять дочку… или, быть может, отвесить ей родительского леща (варианты общения оставим за отцом), батюшка тепло поручкался с квартальным надзирателем. А значит, прессовать и задерживать нас не станут. Скорее всего, сдадим мерзавца Семёна, заночуем здесь – время-то уже позднее, фонари вот-вот зажгут – и двинемся дальше.