Время только пять утра, но родители работают с шести, и скоро их увезёт на ферму автобус, а Генка приедёт в школу к шести и вместе с другими такими же горемыками будет доделывать вчерашнюю домашку под присмотром сторожа и дежурного учителя. Старый автобус, забитый рабочими и детьми, тяжело вздохнув, издавая стоны и скрежет, медленно крадётся по малолюдной улице. Улица, больше похожая на разбитую фронтовую дорогу, идёт через всё село к ферме. Наконец-то школа, дети вывалились с радостью в пахнущий почками и весной школьный двор.

‒ Эй, бобёр, сделал матешу? ‒ издалека на бегу крикнул ему брат-бездельник Вил.

‒ Да, списать дам, но с тебя 3 копейки, ‒ назначил свою цену Геннадий.

‒ Слушай, ты ж мне брат, давай потом отдам? ‒ настаивал Вил.

‒ Нет, неделю назад ты и твои два друга списали контрольную, которой цена 5 копеек, и что, где мои деньги? ‒ Генка выставил вперёд свои зубы и протянул руку, показывая, куда нужно положить монетку.

‒ Да ладно, я тебе вчера коржик отдал, а он даже надкусанный копеек 10 стоит, ‒ Вил при этих словах сделал характерный жест рукой, обозначающий клятву.

***

Воспоминания прервал скрип двери, в высунувшуюся щель показалась кудрявая голова работника следствия.

‒ Геннадий Зосимович? Заходите.

Кабинет, весь заваленный папками и окурками, ярко освещало закатное зимнее солнце, в открытую форточку, с трудом вытесняя табачный дым, протискивался свежий морозный воздух. Начались обычные процедуры: запись данных, формальные вопросы об иконах и нападении. Геннадий за последний месяц сильно измотался от опросов, допросов и пояснений, от одного намёка на очередной контакт с органами начинало трясти и мутить. Фемида крепко держала его, как липкая лента муху, допросы и подготовка к ним превратились в ежедневную работу. Сначала он в страхе взял денег у Вила на адвокатов и ходил с ними, рассказывая историю о продаже икон неизвестной группе лиц, затем его дело из области отдали в город, и всё началось заново. Теперь его допрашивали в райцентре, все вопросы и ответы на них Геннадий давно выучил наизусть, а платить адвокатом душила жаба.

Допрос шёл долго и нудно, вопросы задавались под копирку, ничего нового. Молодого сотрудника постоянно дёргали начальство по телефону или коллеги по цеху.

‒ Слушай, а дело о двух бутылках водки у тебя? ‒ бросал в открытую дверь невысокий плотный парень, дымя сигаретой.

‒ Да, я сегодня по нему всё напишу и тебе отдам, ‒ отвечал кудрявый.

‒ Давай шевелись, ты ещё в пять дел должен протоколы вложить, ‒ матерясь, плотный сильно хлопал дверью, при этом обязательно падали на пол с десяток папок, рассыпая своё содержимое по грязному дощатому полу.

И это нудно повторялось каждые двадцать минут, как будто у сотрудников совсем отсутствовала долговременная память, и некто сверху всё время запускал волну, будившую сонное царство правосудия. После таких визитов кудрявый бегал по заваленному кабинету, искал какие-то папки, закуривал, кому-то звонил. Наконец, найдя дело за вчерашний день, выкладывал исписанные, заляпанные чем-то листы на соседний стол, заваленный макулатурой, и снова приступал к допросу.

Вопросы были простые, и ответить на них мог сам полицейский, но по какой-то причине не хотел. Поздно вечером кудрявый парень, наконец окончив ритуальные действия, радостно объявил:

‒ Дело закрыто, все показания взяты. Вы, Геннадий Зосимович, переходите в статус потерпевшего, теперь будем, так сказать, ждать новых обстоятельств, ‒ довольный собой парень глубоко затянулся сигаретой, прищурив глаза от дыма и удовольствия, и продолжил. ‒ Короче, пройдёт срок ‒ сдам всё в архив.

Докурив, он взял толстую папку с делом Геннадия, задумчиво посмотрел на неё, взвесил в руке и… подпёр шатающийся здоровенный шкаф-сейф. Только к ночи Геннадий радостно вышел из обшарпанного здания полиции.

«Свободен, наконец-то. Осталось теперь решить с Котом, который организовал это событие. Тут много хуже, Кот утверждает, что он ни при чём, а вот я должен ему ещё один поход, как минимум за оскорбительное подозрение, ещё должен после этого указать места добычи, то есть всё отдать», ‒ с такими мыслями Геннадий шёл к съёмной квартире. Под ногами хрустел снег, в воздухе медленно кружились пушистые снежинки, ветер стих, и на душе было спокойно ‒ проблемы незаметно ушли на задний план.

Последние дни после нападения Зосимович через мессенджеры регулярно выходил на Кота, по нескольку раз в неделю оставлял ему голосовые сообщения, но попытки договориться на другие условия жёстко пресекались угрозами расправы над всеми родственниками. Угрозы передавались ему обычно на улице незнакомыми людьми, например, невзрачный мужичек, случайно толкнув плечом в магазине, произносил:

‒ Привет от Кота. Не пиши и не болтай всякий бред, хочешь что передать ‒ пиши: «Ищу встречи». Мы тебя сами найдём, всё и обсудим. Если пойдёшь в отказ, учти, у тебя дети, внуки.

Встреч было много, итог один – должен, и чем больше встреч, тем больше долг.

«Поеду, сегодня, край завтра в село к Вилу, там всё расскажу, вместе решим, что делать, ‒ возникшая внезапно, как вспышка мысль, придала уверенности и сил. ‒ Вдвоём попали в переплёт ‒ вдвоём и выбираться, ‒ убеждал себя Геннадий».

Утренний мороз лёг изморозью на старом деревянном окне в съёмной квартире. События последних месяцев вынудили съехать от сына и снять однушку на первом этаже старой пятиэтажке-брежневке. Геннадий сел на скрипучую кровать, накрывшись с головой одеялом, нега не выпускала его своих объятий. Собрав остатки воли, он встал и, шаркая тапочками, Зосимович подошёл к окну. На улице дул сильный ветер, редкие прохожие, подняв воротники и капюшоны, уворачивались от колкого снега, летящего в лицо. «Ладно, ‒ сказал он себе, ‒ поеду».

Через час старенький «Ниссан», отогретый паяльной лампой, покатил по улице. Промёрзший водитель, яростно подпевая орущему радио, направлял машину в сторону выезда из города туда, где, казалось, и зародился холодный фронт, накрывший всё вокруг. Вот и поворот с трассы, на удивление, дорога к селу в приличном состоянии. Редкие снежные перемёты легко преодолевались накатом.

Темнело, вдали уже виднелись жёлтые огни, ветер и снег стихли, но стало ещё более морозно. Поставив машину около дома Вила, Зосимович решил зайти в гости к Уру и Зию. Когда гость открыл дверь из сеней в дом, в глаза ударил слегка помигивающий свет, а в нос ‒ запах кислой капусты. Посреди главной комнаты-столовой за общим столом сидели односельчане. После городских жителей эти казались мощными атлетами, все, включая женщин, по последней моде Красной репы, стрижены под ноль, одеты в заказанную Михалычем мужскую армейскую форму.

‒ Здорово, как оно? ‒ раздеваясь, спросил Геннадий.

‒ Садитесь, есть картошка будем, ‒ встав из-за стола, ответил Умар, радостно оскалившись.

‒ У нас работы очень много: тут и снег чистить, и комбайны учи, и писать учи, одеваться как и то ‒ учи, ‒ подняв над головой ложку, ответил Зий.

Все сидящие, включая детей, начали высказываться, сочетая русские слова и непонятный свистящий язык. Звук, заполнивший столовую, заглушил работающий невдалеке старый дизель-генератор.

‒ Что случилось, поели уже? ‒ в комнате появился Вил.

Все встали и начали кивать Михалычу головами, показывая на свободное в центре стола место.

‒ Я по делу. Манька, ты сегодня козу доила? ‒ Вил упёрся взглядом в нависшую над ним фигуру женщины.

‒ Я… это… старалась, ужо месяц старалась как день изо дня… вот, ‒ прерывая слова свистом, виновато шептала Манька.

‒ Короче, молодец, завтра выделяю твоей семье, ну вот… ‒ Вил достал из-за пазухи батон копчёной колбасы.

‒ Генка, пошли ко мне, вижу, приехал не просто так, а заходить не хочешь, ‒ Михалыч сжал руку брата в рукопожатии и, не ослабляя хватку, потянул за собой на выход.

‒ Ну, пошли, ‒ вздохнув, Зосимович виновато понурил голову и нехотя побрёл в избу Вила.

Разговор не клеился, каждый не начинал тему про Кота и новый поход. Вил рассказывал о дочери и успехах селян в освоении новых навыков, о том, что на следующий год решил строить свои клуб и школу. Геннадий мрачно прерывал позитивные рассказы вздохами и репликами.

‒ Ну да, тебя-то в ментовку не таскали, денег не отбирали.

‒ Да ладно, сходим ещё раз, всё нормально, ‒ без энтузиазма отвлекался Вил от своего рассказа.

‒ Тут всё хуже. Мне пришлось идти на сделку с Котом, ‒ наконец выпалил Зосимович.

Вил замолчал, нахмурился и приготовился слушать, что же ещё натворил его брат.

‒ Я пообещал провести его и его людей на прииск. Вот, ‒ Геннадий с испугом бросил взгляд на Вила. Вил молчал. ‒ Перед этим он сбросит тебе деньги на расчётник, как безотзывную помощь, ну, короче, напишем ему за что, чтоб на налогах не подлететь.

‒ Ну и, дальше? ‒ мрачно произнёс Михалыч.

‒ Вот так как-то… В общем, скинет он ярд, и если сделка пройдет, в смысле, всё покажем, ‒ ещё ярд, ‒ закончил Генка.

‒ Ну, допустим, а как он узнает, что сделка прошла, когда второй-то ярд? ‒ Михалыч зажмурился, как будто прицеливаясь в Зосимовича.

‒ Я сказал, что это старая шахта, и как только из штольни вытащат золото, то он тут же мне даст расписку, типа нет ко мне претензий и переведёт второй ярд, ‒ затараторил Генка.

После этого ещё долго два брата обсуждали возможные варианты развития событий. Судебные перспективы: отсудить деньги с Красной репы назад, снять обратно деньги со счёта. Уже поздно ночью Михалыч устало произнёс:

‒ Я знаю, кто нам поможет по этой части, тут внук грамотный нарисовался, его и загрузим. Дочки моей сын.

Видно было, что эта мысль успокоила старика, он расслабленно зевнул и ушёл спать.

Светало, на улицу вышли селяне в армейской форме, построились, перед строем вышел Умар. Он разделял и переставлял людей, формировал группы, выдавая задания на день. Михалыч, накинув на себя тулуп, выскочил на улицу, подошёл к Умару, что-то объяснил, скорректировав его указания, и направился назад в избу. Зосимович почти не спал, после ночного обсуждения в голове было пусто, не хотелось ни денег, ни доходного дома на юге. Генка просто хотел спокойствия. Он хотел жить в своём доме, рыбачить, ходить за скотиной и ждать в гости детей и внуков.

Последние договоренности

Находясь в родном селе, Геннадий чувствовал, что воспоминания накрывают его с головой. После ежедневной оперативки и работы в мастерских он, надев охотничьи лыжи, похрустывая снегом, медленно брёл по едва видимым очертаниям улиц, прокручивая в голове события далёких детства и юности. Вот остатки магазина, тут его однажды поймали за то, что он с пацанами пытался вытащить горсть карамели, а вон там, в дали, виднеется разрушенное здание медпункта, где работала его тетя. Куда ни посмотришь, всюду встают тени давно прошедших событий. Шёл ещё только третий день, как Геннадий Зосимович приехал в село, он только начал вникать в проблемы, и пришло сообщение от Кота. Была назначена встреча с его представителями в городе.

Поехали вдвоём с братом, встреча проиходила в большом торговом центре в «Макдоналдсе». Сели за стол, взяли странные мягкие булки с сыром и газировку. Повсюду перемещались толпы людей, все всё покупали, ели на ходу. Торговый центр гудел, как улей, только в отличие от пчел, горожане ничего не несли сюда, отсюда только выносили. После высоких жилистых краснорепенцев городские в большинстве выглядели круглыми коротышками. Старики, придавленные суетой и шумом, затаились каждый в своих мыслях. Вдруг к ним за столик подсели молодые люди, парень и девушка.

‒ Слушай, Мария, уходи ты из этой школы, полгода работаешь, зарплата ‒ десятка, и одни обещания, ‒ настойчиво твердил парень.

‒ Да ну тебя, куда идти, к тебе стропальщицей на базу? И не обидно, что учился, магистр педагогики, Константин Семенович, а! ‒ отвечала ему девушка и продолжала. ‒ Приглашали мастером на базу с зарплатой сорок, ха-ха! Двадцать, и стропальщик! А официальная ‒ всего пятнадцать! ‒ девушка грустно смотрела куда-то вдаль сквозь стены и вздыхала.

Вил заинтересованно посмотрел на обоих и встрял в разговор:

‒ Вы, друзья, похоже, молодая семья, педагоги… Короче, каждому ‒ по сорок, пока неофициально, под расписку. Ну, что скажете?

За столом повисла пауза, только Генка-бобр шумно всасывал газировку и смотрел на большие часы, ожидая весточку от Кота.

‒ А вы кто такой, и что за работа? ‒ Мария вскинула на Вила чёрные бездонные глаза.

‒ Я по документам учредитель и председатель сельхоз предприятия! Пока могу предложить вам избу и деньги, потом оформим всё честь по чести.

Михалыч ещё что-то говорил, рисовал перспективы профессионального роста, описывал сказочную природу края, внезапно среди разговора вскакивал, обходил столик и, приобняв молодых за плечи, что-то им шептал. Молодые заинтересованно слушали. В конце своего сольного выступления Михалыч бросил на стол козырного туза.

‒ Ладно, смотрите, у меня сын ‒ замгубернатора, я не обманываю, ‒ Вил достал паспорт и показал свои данные.

Наслаждаясь эффектом, произведённым на молодых, Михалыч полез за пазуху, извлёк платок, развернул его ‒ внутри лежала крупная сумма денег. На белоснежном платке красноватые пятитысячные купюры выглядели как засохшая кровь. Эта внезапная ассоциация, как молния, ударила Вила, руки задрожали, старик быстро спрятал платок, запрокинув голову, чтобы не показывать выступивших слёз. Быстро придя в себя и выдавив на лице улыбку, продолжил:

‒ Я предлагаю заключить соглашение: вдвоём полгода работаете у меня как учителя широкого профиля, народу у меня немного. потом посмотрим, что дальше.

Вил нарисовал схему проезда и договорился, что через два дня молодые приедут посмотреть на село, может сразу и останутся. Для закрепления договора им были выделены подъёмные в размере пятидесяти тысяч под расписку, что деньги требуют определённой отработки в Красной репе на ниве борьбы с неграмотностью. Учителя радостно кивали, не веря своей удаче. Михалыч будто загипнотизировал молодых, они, не читая, подписали расписку и наспех составленный договор, встали из-за стола и хором отчеканили:

‒ Через неделю приедем, большое спасибо, Вил Михайлович! ‒ после, взявшись под руки, растворились в шумной толпе.

Вил, довольный быстрой сделкой, взял два молочных коктейля себе и брату и подбодрил грустившего Геннадия.

‒ Смотри, всё идёт хорошо, а скоро от Кота придёт человек, и мы решим всё также гладко, ‒ Михалыч чокнулся коктейлем с братом ‒ Ну, за сельское хозяйство, мать его за ногу.

‒ За хозяйство, ‒ мрачно вторил грустный Геннадий.

Далее Вил рассказал, что летом Умар собрал дом, тот, Козловых, а жить в нём некому. Да, дом неказистый, небольшой, но для начала ‒ нормально. И по весне сын обещал помочь с подключением к электросетям. Вил наклонился к самому уху брата и прошептал:

‒ Я тут проект и работы по подключению к электричеству и газу сам уже оплатил, сын только поможет получить лимиты.

‒ Это, что ли, пока я по допросам бегал? А ездил, что, на такси? ‒ удивился Генка.

‒ Да нет, всё сын: дал контору, они приехали в деревню, заранее по цене обговорили, чек, договор… всё сделали ‒ комар носа не подточит, ‒ Вил радовался своим возможностям, как ребёнок радуется новой игрушке. Деньги раздвинули горизонты, открыв в старике рискового коммерсанта.

Ровно в назначенное время за столик присели четверо мрачных людей. На всех были короткие шубы из чёрного меха, у всех они были расстегнуты, под ними красовались классические костюмы, на ногах лакированные туфли. У «главного» поверх рубахи расположился огромный крест. Он выступил чуть вперёд и сплюнул через край, обнажив золотые зубы.

‒ Здорова, ‒ протянул пятерню «главный» Геннадию.

Брат судорожно попытался собрать растопыренные пальцы собеседника в свою ладонь, но ничего не вышло.

‒ Слушай сюда, мы в первых числах марта приедем, ты Коту координаты скинь места добычи и опиши.

«Главный» шепнул что-то на ухо помощнику, тот кивнул и ушёл. Помощник выделялся из четверки парней лицом со следами интеллекта и очками.

‒ Что описать, можно выражаться яснее? Вы смешивайте слова так, что в них теряется всякий смысл, ‒ судорожно протестовал Зосимович.

‒ Ты тут не умничай, нужны координаты места. Он туда сам прибудет со своими парнями, ты ж там в назначенный час ждёшь.

«Главный» заикался, ему для нормального выражения мысли явно не хватало обычных слов. В промежутках между словами он шевелил губами, подбирая нужное слово путём принятия определённого положения языка и губ.

‒ Я ему, то есть Коту, всё скину в мессенджер. А с оплатой не обманет, мои гарантии? ‒ волновался старик.

‒ Не тупи, старый, скажи спасибо, что вообще платит, ‒ хмыкнул старший, вытащил ингалятор от астмы, направив мощную струю себе в рот, и продолжил. ‒ Я нервничаю, видишь, а это плохо… для тебя, старый, плохо. Условия жёстче будут. Говоришь, очень много ‒ это не то, не по фэншую, ‒ при этих словах «главный» положил на стол руки, сплошь покрытые синими зоновскими наколками.

‒ Мне обещана половина, если скину координаты, так договаривались? ‒ Геннадий не знал, как выкрутиться, из создавшейся ситуации, не обидев Кота и его друзей.

В голове крутились мысли о бесполезности переговоров, о дурацкой судьбе, бросившей его, пенсионера, в омут странных событий, с которыми он не может справиться. Опустив глаза, старик молча сидел, а внутри головы отчаянно звучал призыв о помощи: «Вил, помоги, скажи что-нибудь. Вил, брат, помоги». Вил слушал странный диалог, похожий на разговор начальника с подчиненным, и, не выдержав, произнёс:

‒ Уважаемый мой друг, я тоже не просто так в его деньгах, ‒ Михалыч ткнул пальцем в сторону брата – Моя доля ‒ половина! Меня-то нет, что ли, в вашем раскладе?

‒ Старый, ты попутал что-то! ‒ начал разгоняться «главный». Далее он сделал предположение в бессмертности Вила Михайловича, затем выдвинул гипотезу о его блатном статусе. Монолог, состоящий из странных выводов и фраз, лишённых смысла для обычного смертного, вновь прервал Михалыч.

‒ Это твой Крот или Клоп …не знаю, короче, это вы, насекомые, что-то попутали, ‒ Вил встал, взял за руку Зосимовича и поволок его к выходу.

Зосимович, испуганно сопротивлялся и тянулся к столику. Геннадий страшно боялся ссоры с Котом, был сломлен давлением и готов на любые условия сделки.

‒ Скидывай реквизиты, договорились. Триста лямов скинем на депозитный счёт. С него вам зачислят деньги, если мы дадим согласие на это, ‒ вдруг заговорил возвратившийся помощник. «Главный» сразу весь обмяк, попросил у помощник» разрешения выйти курнуть, парень лишь метнул на него жёсткий взгляд. «Главный» что-то забубнил, демонстративно отсев от стола.

‒ А согласие отправите прямо с места встречи, ‒ вдруг ожил Зосимович.

‒– Да, и сразу в банк, пусть директор чего-то там красного, ‒ помощник показал на Вила, ‒ сделает себе ключ. Деньги ему поступят по банковскому клиенту, он всё сам сразу увидит. Вот, бери, ‒ парень протянул распечатанный экземпляр договора. ‒ Тут найдёте, в каком банке ключи делать, почитайте, что хотите поправить ‒ правьте, но сумма ‒ только триста, иначе не договоримся, ‒ заключил он. Помощник, как оказалось, и был главным в переговорах.

‒ Хорошо, пусть так, а остатки когда все осмотрите? ‒ ожил Зосимович.

‒ Как все запасы осмотрим, тут же остатки, ярд семьсот, на тот же счёт скинем. Вы почитайте, там все описано, ‒ парень хлопнул по плечу «главного». Он, как бы нехотя, встал и вальяжной походкой последовал за остальными к выходу, время от времени бросая взгляд на стариков, словно говоря: «Это ещё не всё, вы лично меня обидели, сочтёмся».

Вил, довольный собой, поздравил брата с удачными переговорами и решил накупить гостинцев в село. ‒ конфет да бананов с апельсинами.

‒ А то племя южное, соскучились по своим фруктам, – с этими словами Михалыч набрасывал в телегу супермаркета связки бананов и корзинки с апельсинами.

Поздно ночью братья вернулись в село, перенесли подарки в общую столовую. Весь следующий день соплеменники опасливо пробовали экзотические фрукты, качали головами:

‒ Хуже гречка: кисло, не сытно. Таких не ел, ‒ за всех высказался по поводу цитрусовых жилистый Муслим. Схватил фрукт, выдавил из него сок в стакан, как накануне учил Геннадий, и залпом выпил, громко крякнув и ударив себя кулаком по груди. Бананы понравились больше, они напоминали им какой-то свой неведомый фрукт; ели они их толчёнными, предварительно в большой кастрюле залив их сверху козьим молоком.

Первые впечатления

К приезду учителей все силы были брошены на экстренную достройку умаровского дома. Умар лично руководил столь ответственной операцией. Его жена Рун, отработав смену на ферме, вечером приходила к мужу, молча стояла, несколько минут с упреком глядя на мужа и дом. Затем, тяжело вздохнув, бралась за работу. Умар, бодро командующий, уверенный в себе, сразу уходил по делам, оставив за себя того, кто был в этот момент поблизости. Вил, как-то проходя рядом, услышал Рун, укоряющую ушедшего мужа. Говорила она громко по-русски. Михалыч понял, это монолог для него, и он должен повлиять на ситуацию.

‒ Мужа строила, семья, дети, а должен отдать кому-то. Вот так всё всегда. Тама работал ‒ всё для вождей, тут тоже ‒ для свои… Моя недовольная, ‒ Рун говорила громко, окна в избу были приоткрыты.

Потом последовала пауза, несколько фраз на своём, и смех работающих женщин. Дверь в дом распахнулась, вошёл Вил. Внутри уже всё прилично, осталось только покрасить пол да сделать уброрку.

‒ Ну, дамы, господ я тут не наблюдаю, ‒ радостно начал председатель. ‒ Что шумим, чем опять недовольны?

‒ Да, уважать нас! Мы тут… нам читали, что у вас отменили неравенство, Геннадия сказал! Причём давно! ‒ при этом Рун с силой поставила на пол ведро с лаком, лак выплеснулся из ведра янтарным маслянистым пятном по свежеструганным доскам. Женщины в испуге замерли.

‒ Это у нас давно! А у вас, там, откуда вы прибыли? Вы ж не мы, у вас даже мозг другой! ‒ Михалыч при этих словах выразительно покрутил пальцем у виска ‒ Привёз вам книг почитать, а вы и ваши дети предпочитаете всему, – Вил поднял правую руку вверх и потряс ею, показывая величие книги в целом, ‒ страшно подумать, арифметику всякую.

‒ Ну да, там всё связано, а вот читали вслух нам…про мужика…который бабку убил, и убил-то с дуру, из-за денег. А деньги ни съесть ни надеть. Глупо очень. Мы вообще все засыпали, скучно, ‒ заговорила молодая девушка и покраснела.

‒ Ладно, всем летом дома справим, вона, уже и электричество подтянули в село! ‒ Вил почувствовал свою значимость, сцепил руки за спиной и начал прохаживаться по маленькой кухне, монотонно рассуждая о перспективах роста, выходе на мировые рынки в различных отраслях сельского хозяйства. Женщины, уставшие от долгого трудового дня, начали клевать носами и, усевшись кучкой на пол, заснули.

‒ Подъём! Давай работать, а я пойду, пройдусь перед сном, ‒ Михалыч, окрылённый собственной речью вышел из дома.

Фантазии заполнили сознание: вместо пустыря и остовов фундаментов ему виделись новые дома, клуб и, страшно сказать, ветка метро, соединившая управу с фермами и производственными цехами колхоза.

Вечер. Генератор заглушен, на столе стояла керосинка и старенький ноут. Зосимович и Михалыч обсуждали планы на завтра. Время от времени оба вздыхали, в их глазах читалась общая мысль: «Эх, если б не предстоящий поход, всё было б замечательно». Михалыч внезапно ухошёл в сторону с нити разговора о колхозных делах, его лицо обмякло, глаза озарил внутренний огонь.

‒ Скоро, уже совсем скоро, в марте, Ольга-доченька приедет. Она всё изладит, она умница.

В эти минуты Зосимович замолкал, они несколько минут думали, каждый о своём. Оба знали, что это усталость, проявляющаяся в приступах сентиментальности. Пора спать.

Так летели незаметно дни, в некоторые из них крыша нагревалась так сильно, что чистые капельки талой воды, стекая, образовывали первые сосульки. Казалось, что зима плачет, не желая уходить из полюбившегося места. Геннадий Зосимович, всё более чувствуя свою значимость, решил: «Останусь до осени на селе, помогу брату по хозяйству. Работы ‒ край не початый. Не то что в городе сидеть и ждать, когда тебя скрутит какая-нибудь хвороба или начислят крохотную пенсию».

Незаметно в работе пролетело время, настал день приезда учителей. Вил волновался: «Приедут или нет?» ‒ эта мысль весь день не давала покоя. Грудь с утра, как в детстве, наполнилась волнением от предвкушения важного события.

Наступил понедельник. Город. Серые, озабоченные лица прохожих, запах выхлопов, и привкус металла во рту. Молодая пара, как пробка, выскочила из нутра маршрутки. Ехать утром в село оказалось делом непростым: автобус с автовокзала шёл только до соседнего Гвоздёвки. Шёл сильный снег, снежинки, заполнив собой всё пространство, злорадствовали:

‒ Зима ещё не окончена и вряд ли кончится в этом году! ‒ повторяли они рефреном главную мысль своей песни, написанную порывистым ветром.

Весь город встал в плотных пробках с раннего утра. Молодым казалось, что это предзнаменование, но его суть была неясна. Небольшой китайский автобус с трудом выбрался из города, радостно набрав ход, и понёс учителей к новой жизни. За окном мелькали чёрно-белые зимние пейзажи, мерно урчал двигатель, тепло и спокойствие мягко заполняли пространство, не спал лишь водитель.

Проснулся Костя от толчка, автобус остановился рядом с обшарпанным зданием клуба. Тяжело выдохнув, водитель открыл двери, и свежий, чистый, негородской воздух ворвался в салон, и сон сняло как рукой. Вытащив чемоданы и сумки, пассажиры ‒ в основном пожилые люди ‒ быстро и незаметно разошлись, а салон китайского чуда бодро заполнился молодыми парнями и девушками, едущими на учёбу и заработки в город.

‒ Что стоим, кого ждём! ‒ зевая и закуривая, обратился водитель к учителям. Он был средних лет, среднего сложения и даже среднего роста. Типичный горожанин.

‒ Да мы это… только приехали, нас тут встретят, ‒ смущённо пробормотал Костя, выразительно посмотрев на жену, как бы спрашивая: «Ну может назад, а?»

‒ Нет, спасибо, мы остаёмся, ‒ ответила, улыбаясь, Мария, успев кинуть грозный взгляд на готового смалодушничать мужа.

Зарычав и выбросив клуб чёрного дыма, машина исчезла, повернув за старый каменный забор. Молодые остались стоять одни на небольшой площадке перед старым кирпичным клубом в кампании двух огромных елей, засыпанных снегом. Панические мысли атаковали учителей, лишая сил пошевелиться: «Зачем мы здесь? Тут нет жизни, одни старики. Нас не встретят!?»

Вскоре, натужно урча, подъехал праворукий грузовичок, из которого вышел пожилой мужчина.

‒ Ага, вы. Нелёгкая принесла, могли б перенести встречу. Приехали в самый снегопад! ‒ ворчал водитель, укладывая чемоданы под тент кузова. Он был мрачен и хмур, как окружающая действительность.

‒ Мы боялись опоздать, сегодня должны приехать, значит, так тому и быть, ‒ ответила за обоих черноокая Мария. Мужчина посмотрел на неё, что-то вспомнил, и его губы тронула улыбка.

‒ Что стоите, лезьте на задний диван, прям как неродные. Давай шевелись, а то к обеду опоздаем! ‒ водитель, обнажив передние выступающие зубы, широко улыбнулся молодым.

В машине было тепло и уютно, молодые дремали. Изредка открывая глаза, они видели лес, свежую высоковольтную линию вдоль дороги. Грузовик, тяжело преодолевая перемёты, пробивал их, вздымая фонтаны свежего снега. Вот и село, огромный жилой дом, рядом ‒ два сруба: один сруб за забором, вокруг стайки с животными, летняя кухня, баня. Второй, недавно построенный, стоит уныло рядом, ничем не огорожен, но из его печи вьётся дым.

‒ Выскакиваем, забираем вещи и в дом, ‒ произносит водитель, кряхтит и тяжело вылазит из машины.

‒ Тут три дома. В любой? ‒ Костя вытащил вещи и задумчиво посмотрел в сторону невысоких гор и леса, заваленного снегом.

‒ Да, можно в любой, но лучше вот сюда, ‒ указал на дом Михалыча мужчина.

Вдруг из калитки к ним быстро вышел Вил, он доволен, на лице улыбка радости.

‒ Приехали, голубки, сейчас всё расскажу. Так, вас привёз Геннадий Зосимович, мой зам, он же брат. Да вы его видели в городе, ‒ Вил подхватил сумки и устремился в свежий сруб, на ходу поясняя. ‒ Село на стадии становления, электричество и газ будут через месяц, вон там, в дали, мастерские и ферма, ‒ старик свободной рукой тычет в типовые железобетонные сооружения середины двадцатого века, стоящие у леса. ‒ В большом доме, у нас те, кого надо учить, неместные, люди с юга, всё сами увидите, ‒ Вил распахнул дверь, поставил в дом сумки.

Учителя зашли в небольшой сруб: в центре стояла большая русская печь, было тепло, и пахло березой. Из мебели только стол, пару табуретов и топчан для сна. На столе стояла керосинка.

‒ Всё будет. Пока свет от генератора, с шести утра до одиннадцати вечера, потом ‒ увы … ‒ смущаясь произнёс Вил.

‒ А душ, туалет, удобства где? ‒ Мария с отчаянием смотрела на всё это, и её большие глаза стали ещё больше и налились печалью.

‒ В этом пока проблема, да как газ будет – будет всё. Будем всё лето строить, вас в новый дом заселим, это временные, как говорится, трудности, ‒ Михалыч был испуган, что молодые уедут.

‒ Мы за такую зарплату потерпим, но если к осени это не изменится, то уедем. Надо внести это в договор, ‒ Мария достала из сумки свой экземпляр и приготовилась дополнять договор новыми условиями.

Вскоре Вил уладил все формальности и повёл учителей знакомиться с учениками и селом.

‒ Мы сейчас дойдём до гаражей, представим вас селянам, то-сё, ‒ комментировал Михалыч. Молодые с трудом поспевали за бодрым стариком, до их слуха доносились обрывки фраз.

‒ Село-то древнее, ужо лет триста или чуть меньше, не помню! Тут в гражданскую столько порубали людей, а голод в тридцатые какой был! Совхоз-миллионер. Вы слышали про Илона Маска? Так его дед был друг моего деда. Вам просто выпал счастливый билет!

Вот и дошли до огромных гаражей. Рядом стояла машина Геннадия, из бетонных недр доносились отрывочные команды, похожие на лай.

‒ Куда крутишь! Учить наизусть! Доложить! ‒ голос инструктора был резок и безапелляционен. Учителя с трудом узнавали в нём интонации того спокойного водителя, приехавшего за ними. В ответ слышался испуганный крик-всхлип:

‒ Шестерня номер двести… при помощи ключа на шестнадцать… моя чуть забыл.

Когда гости открыли дверь, перед ними предстала картина: в тускло освещённом мигающими лампами помещении, среди подъемников, домкратов, полуразобранных механизмов и верстаков стояла большая печь-буржуйка. Пахло дёгтем и раскалённым металлом. Стоящая по стойке смирно, высокая крепкая девушка докладывала: