День 6
В сравнении с предыдущей ночью эту я провел сладко. Расстегиваю дверцу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и удивляюсь. Вокруг пасется стадо коров, а вдалеке стоят два пастуха с ветвями. Подивился немного и поставил котелок на горелку. Серая пятнистая буренка подошла и с любопытством разглядывала то палатку, то меня. Дедок в стеганой фуфайке и дырявой шапке подгонял стадо. Оно тучей двигалось дальше по лугу.
Сегодня надо забраться как можно дальше Красноярска, ведь после него до самого Иркутска нет крупных поселений.
Двинулся в путь. Иду в направлении Кемерово. С развязки попадаю на прямую дорогу в город, федеральная трасса идет через него. Оглядываюсь, место вроде хорошее: обочина широкая, видимость отличная. Только начал стаскивать рюкзак с плеч, как рядом захрустел гравий от резкого торможения покрышек. Оборачиваюсь, кричат из авто: «Садись, путешественник, подвезу!» Впервые такое. Не пришлось даже руку вытягивать.
Сажусь. Рассказываю про свой маршрут и смотрю на забинтованную ногу водителя.
– Я в больницу еду на перевязку, – говорит водитель, – а сам вообще директор интерната местного.
Объясняет мне дорогу. Он хотел было уже остановиться и показать направление, но из моих вопросов понял, что здесь совсем неудобно ловить попутку.
– Ладно, я тебя до северного поста ГАИ подброшу, – говорит он, – там легче будет.
Благодарю за это.
Проезжаем по городским улочкам. Смотрю в окно, наблюдаю за буднями местных жителей. Разговариваем. Директор жалуется на правительство и местную мэрию.
– У нас тут три большие шахты есть, – говорит он, – одна обвалилась недавно, и там погибло 113 человек, представляешь? Можно я тебе один вопрос задам?
– Конечно, – сказал я и вжался в кресло.
– А как молодежь Петербурга относится к правительству?
Я нахмурил брови, задумчиво поглядел в сторону и ответил:
– Либерально.
Директор недоуменно покосился.
– Что, совсем оппозиции нет? – сказал он.
– Да кажется, нет. Но это только мое мнение.
– У нас есть тут одна личность. В местном управлении сидит. Так эта личность награбила уйму денег из казны и не была подобающе наказана. Даже в СМИ освещали это. Ведь истинно по-русски: проходя мимо колодца, грех не напиться. Да? Но ведь и о людях надо думать, совсем уже затянули жилы у народа!
Доехали, высаживаюсь.
Жду рейса. Поток идет приличный. Через минут двадцать останавливается японский седан. Направление совпадает, сажусь. За рулем молодой парень, рядом сидит недовольная девушка. Уточняю, куда едут. Называют непонятное поселение, переспрашиваю, повторяют: «Анжеро-Судженск». Смотрю по карте, километров 40 меня провезут.
Молчим, обстановка в авто какая-то накаленная. Не буду лишний раз рот открывать. Впереди поворот с трассы. Останавливаются и высаживают меня. Даже извинились, что так недалеко подвезли.
Стою дальше и пристально всматриваюсь в странное дорожное решение. Дорога в четыре полосы уходит влево на провинциальный городок, а федеральная трасса отходит в сторонку одной полосой. Перед отъездом остановилось по меньшей мере три машины, чтобы понять, правильно ли они свернули. «Неужели трасса уходит одной полосой в сторону, а на поселок идут четыре линии?» – недоуменно спрашивали они. Да, глупо как-то. Возникает путаница, несмотря на дорожный указатель.
Останавливается мизерная Тойота. За рулем мой ровесник. Сажусь, и уезжаем отсюда.
Парень задает привычные вопросы. Только я открываю рот, как он отвечает на звонок и делает знак подождать. Он закончил говорить. Я успел сказать только слово, как ему снова позвонили. И так несколько раз. Когда телефон замолк, парень выслушал меня, улыбнулся и сказал:
– Занятная поездка. Довезу тебя до Красного Яра.
Что это? Жаргонное название Красноярска? Уточняю. Нет, оказывается отдельный населенный пункт через сто километров.
– Я водителем автобуса работаю, – говорит он, – как раз сейчас со смены еду.
Мы то поднимались в горку, то плавно спускались по изгибам. На разных участках пути парень рассказывал истории, которые связанны с конкретным местом.
– Вон там завод небольшой, – он указал в сторону, – мы там кирпичи воровали. А вон там с друзьями в канаву угодили, нас тягачом вытаскивали. Уже подъезжаем. Пройди чуть-чуть, там место получше.
Благодарю и прощаюсь.
Поднимаюсь на небольшую горочку и встаю. Дорога проходит через поселение. На улице теплынь. Слева песочница и деревянная горка, где бегают и смеются дети. Эх, лето, детство и деревня. Справа через дорогу стоит беседка и старый бревенчатый дом с верандой. На доме табличка: «Теремок. Мы открыты».
Поднимаю руку, опускаю. Машин немного. Мимо проходит парень в засаленной робе, оставляя за собой шлейф мазута и соляры. Видимо автослесарь. Вздыхаю. Хочется кушать. Смотрю на кафе через дорогу, откуда тянется характерный дымок. Сглатываю слюну. Надо достать орехи, перекусить. Ковыряю языком в дырке, где недавно была пломба. Слесарь идет обратно.
– Никто не берет? – говорит он, оголяя белые зубы на черном от сажи лице.
Киваю и пожимаю плечами.
Достаю орехи: расстегиваю молнию бокового кармана, развязываю пакет – и тут с разгона тормозит красная Мазда. Блин! Впопыхах все сворачиваю и ковыляю к машине. Вот почему не подъехать задним ходом!
Закидываю рюкзак в багажник и сажусь.
Парень едет до самого Красноярска. Едем быстро, стрелка ложится ниже 140 км/ч. Пьет колу, предлагает мне, вежливо отказываюсь. Членовредительством не занимаюсь.
– Ну попей тогда морса, – говорит он, – у себя там в кармане возьми.
Беру пластиковую бутылку с кислотно-розовой жидкостью. Открываю, протяжно шипит словно газировка. В воздухе пахнуло сладкой брагой. Пью, остается пивное послевкусие.
– Ну как? – спрашивает он, – я на разлив взял.
– Понятно тогда, отчего такой специфический вкус.
Он смеется.
Как у вас там в Питере по тачкам? Есть нормальные? – говорит он, – у нас в Красноярске живет знаменитый гонщик, – он назвал фамилию и имя, которые я впервые слышу, – он мастер в дрифте. Ездил даже в Японию на чемпионат.
На перекрестке промчался мотоциклист на спортивном байке. Без экипировки только в шлеме.
– Дилетант! Серьезный мотогонщик не выезжает без защиты, – говорит парень, – я однажды ехал ночью с другом, видим, на дороге лежит балка, как труба, поперек проезжей части, а дальше разбитый вдребезги мотоцикл и скорая. Остановились, оттуда на носилках уносят человека в полусознании. Он все ворочался и стонал. Ниже колен у него ободранные ошметки. Это пассажир, водителя мы не застали. Когда уезжали оттуда, фельдшеры искали оторванные ноги. Позже показывали этот случай по новостям. Водитель жив, но получил травму позвоночника. Теперь на коляске ездит.
Проезжаем морщинистые терриконы и крупный завод с множеством дымящих труб. Промышленный пейзаж завораживает видом власти над природой, эдакий укротитель и завоеватель. Но и отталкивает, навевая страх перед содеянным и невозвратным. Тыкаю пальцем.
– Да, добывают горный минерал, – говорит парень, – очень дорого, и производство очень вредное для окружающей среды.
Разговаривает по телефону, договаривается о встрече.
– Немного не довезу тебя до Красноярска, – говорит он, – километров пятьдесят.
– О, пустяки. Тем более мне в сам город и ненужно.
Останавливается, прощаемся. Достаю рюкзак из багажника и дальше на поиски попутки.
Вот уж не помню, кто меня подобрал, но следующие два с половиной часа я проклинал все на свете. Машина ехала в сам Красноярск. Я попросил подвезти до объездной. Так и сделали. На въезде в город распласталась неуклюжая развязка. Дорога на объездную шла то в горку, то в спуск. Обочины нет никакой, более того, дорога впритык огорожена железным отбойником.
Немного прошел и остановился попытать счастье хотя бы полчасика. Вдруг кто остановится. Голосую я на сточной канаве, рядом выезд с поворота, а за мной длинный подъем через мост. Естественно все разгоняются, тем более грузовики. Если кто меня видит, успевают только развести руками.
Проходит 29 минут. Психую. Беру на плечи рюкзак и устремляюсь в долгий подъем. Прохожу мимо поля, где игриво скачут и пасутся лошади. Рыже-коричневые, молочно-белые пегие, иссиня-черные. На одной гарцует наездник.
Минут через сорок утомленный трудным путем забираюсь на горку. Здесь дорога прямая и ровная. Обочина более или менее приемлема без ограждения. Голосую, практически сразу останавливается Киа Соул.
– Я тебя немного провезу, – говорит мужчина в кепке, – но здесь место совсем неудачное, а там будет получше. Я как-то однажды подвозил двух девушек, а они путешествуют вчетвером, параллельно с ними добираются еще девушка и парень. Так я как раз их к тем ребятам и высадил.
Останавливается на съезде.
– Вот и приехали! – говорит он.
Выхожу.
Место не так уж и отличается. Нормальной обочины нет, дорога идет на спуск. Из плюсов только дополнительный выезд из города. Значит машин больше. И правда, меня сразу же подобрали.
Километров 30 меня провез седой мужчина за внедорожником Тойота. И благо меня высадили на отличном месте с широкой обочиной.
Время близится к ночи. На часах девять вечера. Лучший вариант – добраться до Канска. Но и так уже хорошо: от Красноярска отъехал. Как темнеет, поток машин сокращается. Стою себе, напеваю песни: «Женщина, не танцую! Женщина, я не танцую! Хватит улыбаться…» Тьфу ты черт, привязалась…
Время от времени поднимаю руку в поисках попутного ветра. Через полчаса останавливается УАЗ Патриот пикап. За рулем тучный громила в спортивном костюме.
– Куда тебе? – говорит он низким охрипшим голосом.
– В сторону Канска.
Кивает в знак одобрения.
– А мешок куда? – спрашиваю я.
– Кидай в кузов.
Небрежно закидываю и лезу в салон. Хлопок двери, трогаемся.
Водитель не то чтобы толстый, скорее похож на пауэрлифтера. Голова наголо выбрита под станок. Сзади на шее складки, как у шарпея. Глаза темно-карие, взгляд хищно поблескивал. Всякий раз, как он говорил или улыбался, спереди рта красовался золотой зуб. Над задними сиденьями болталась вешалка с рубашкой и пиджаком. На зеркале висела бирка с его фотографией, где из всех слов разобрал только: «ДЕПУТАТ». Рядом с рычагом КПП лежит пачка презервативов. Хм… я в замешательстве. В салоне воняет рыбой и кислым потом. Запах невыносим, поэтому нос держу у раскрытого окна.
– Чем вы занимаетесь? – спрашиваю я.
– Меня сейчас на должность поставили в ДОСААФ, – прохрипел водитель.
Сдвигаю брови и морщиню лоб. Что это? Что-то знакомое.
– А напомните, что это?
– Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту, – с недовольной ухмылкой, тщательно выговаривая каждое слово, расшифровал он.
– А-а-а… это то место, где учат школьников вождению и прыгают с парашютом?
Он утвердительно кивнул.
– Так их же практически не осталось? – говорю я.
– Так-то да. Их мало, но они еще держат существование. Но в условиях нашей экономики, все к этому и идет. Какая у нас система экономики? Рыночная система! А какую прибыль может принести ДОСААФ? Из бюджета финансирования на нас не полагается, а если и так, то его явно мало для обеспечения работы.
– А мы можем остановиться где-нибудь на заправке? А то у меня воды не осталось.
– Обязательно заедем. А ты чем занимаешься?
– По большей части работал в ресторане. Начал официантом, закончил админом. Но сейчас там не работаю, поэтому как закончится отпуск, буду бороздить океан трудового рынка.
– А отчего ушел?
– Надоело. На управленца учился, управленцем и работал. Стоит это все в горле. Ведь как с людьми надо обращаться, только авторитарными методами. Снисхождение к ним боком выйдет, а демократия не работает. Ну здесь так точно… А авторитарий для меня тяжеловат, я человек нежесткий, трудно пинать людей. Но работает только авторитарий.
Он пристально посмотрел на меня и с улыбкой и сказал:
– Это единственно верный способ. Мы с тобой еще не познакомились?
Протягиваю руку и называю имя. Он жмет и отвечает скороговоркой:
– Сандр Сергеич.
Заезжаем на парковку, где растянулись торговые павильоны. Я забегаю и покупаю воду, Александр Сергеевич стоит рядом и шутит с продавщицей, мол, еще и деньги надо за воду?
– Кофе будешь? – спросил он.
Я согласился.
Иду к машине, закидываю пятилитровую бутыль в кузов и возвращаюсь. Сидим и молча пьем кипяток растворимого кофе. Пластиковый стаканчик плавится, становится мягким и обжигает пальцы.
Александр Сергеевич начал задушевный разговор. Говорили о проблемах людей в массе, и проблемах человека в целом. Говорил в основном он, а я больше поддакивал. И зачастую с его мнением я действительно согласен. Вообще, на протяжении всей поездки я избегал высказывать свое мнение, чтобы ненароком не влезть в противоречие с мнением собеседника. Так что практически всегда я только поверхностно поддерживал беседу, но не лез в её русло.
Вернулись в авто и едем дальше.
– Ты где живешь? – спрашивает Александр Сергеевич.
– В поселке Ульяновка. Рядом с Колпино.
– А-а, знаю эти места. В доме значит живешь?
– Ага.
– Значит ты не такой уж и чмошник! – смотрит на меня в упор и сверкает золотым зубом.
– Своеобразный комплимент, но спасибо.
– Один чмошник как-то смеялся, что я живу в доме. Мол, туалет у меня на улице, выгребная яма, как в средневековье. Я ему говорю: мой туалет находится в 50 метрах от дома, а у вас туалет в метре от кухни, где вы кушаете. И кто из нас более цивилизованный, а? – ко всему этому Александр Сергеевич подробно описывал, как отвратительна жизнь в многоквартирных домах, приписывая к речи яркие краски городской мерзости.
За окном уже ночь.
– Может, ко мне заедешь переночевать? – говорит он, – я живу недалеко от Канска, в деревне Абан. Это 60 километров к северу от города.
В общем, хорошо бы поспать в доме и на кровати. На улице довольно-таки холодно. Может, и помыться получится, тоже не лишнее.
– Хорошо, только если утром сможете довезти меня до трассы.
– Довезу, если надо будет.
Разговор иссяк. Александр Сергеевич потянулся к магнитоле и провернул ручку громкости. Забренчала музыка девяностых, бандитские и воровские темы. Переключил. Запел знаменитый актер СССР под гитару. Песни и с юмором, и с жизненной остринкой. Сижу и вспоминаю его фамилию. Через песен так десять Александр Сергеевич кивает и спрашивает:
– Знаешь, кто поет?
– Да я как раз вспоминаю.
– Эх ты! Высоцкий!
– А-а-а-а, – протягиваю я с облегчением.
– А-а-а-а, – язвительно дразнит он, поднимая мощные плечи.
Снова завели философскую пластинку. Александр Сергеевич заключил:
– Было бы все хорошо, если бы все следили за собой. А ведь все смотрят, что у соседа делается за оградой, а надо бы на свой участок смотреть. И тогда бы все проблемы решились.
Въезжаем в Канск. Проехали минут десять и остановились возле кафе.
– Надо на минутку зайти поздороваться, – говорит он, – пошли!
Александр Сергеевич выпрыгнул из машины и начал разминаться будто перед схваткой. Он тянул ноги, вращал головой и делал все это довольно энергично, несмотря на его массивный торс. Рывками забрался на крыльцо и открыл дверь, я следом. Внутри обыкновенное кафе. Вдоль прохода расставлены четырехместные столы. Все пустые за исключением одного. Подходим и здороваемся. За столиком сидят три лица из страны ближнего зарубежья, как выяснилось позже из Грузии. Один – худой старик с седыми волнистыми волосами. Двое остальных – тучные громилы, как и Александр Сергеевич. На громилах висели золотые цепи, а на пальцах блистали перстни. Все в приподнятом настроении. Стол заставлен тарелками с сырной и колбасной нарезками, рядом стоит опорожненная бутылка водки.
Садимся за стол. Мне предлагают чай, а Александра Сергеевича настойчиво упрашивают выпить. Александр Сергеевич в основном разговаривает с худым стариком. Двое громил переговариваются на своем языке. Молодая девушка с черными распущенными волосами приносит фарфоровый чайник. Ее зовут Катя. Так ее называли. Медленно потягиваю чай и смотрю телевизор, где крутят зарубежные клипы. Александру Сергеевичу наливают рюмку. Он стоически отодвинул ее в сторону, хотя немного колебался. Просит кружку и пьет со мной чай.
Из разговора понятно, что ребята только разогреваются и собираются кутить дальше. Приглашают и Александра Сергеевича. Подошел еще один тучный грузин, и начали собираться. Худой старик отдал распоряжения Кате, выходим на улицу.
Холодно, чуть ли пар не идет изо рта. Сибирь: днем жарко, а ночью холодно. В кафе гаснет свет, выбегает Катя.
– Поехали! – сказал кто-то.
Иду к УАЗику Александра Сергеевича, а он посадил худого старика на мое место. Сзади никак не пристроиться.
– Вон садись к ребятам, не бойся. Рюкзак свой оставь у меня, – говорит Александр Сергеевич, сверкая зубом.
Иду к ребятам. Сажусь во внедорожник и еду неизвестно куда и зачем в компании трех незнакомых грузинов и Кати. Весело. Нет, действительно, куда заведет окончание дня?
Пока едем, разговариваю с одним из громил. Говорит, что жил как-то в Петербурге несколько лет, бывал даже и в моем районе. Останавливаемся у такси.
– Дружище, поезжай за нами, – сказал грузин у руля.
– А что надо-то? – высунулся из окна шофер такси.
– Да подвезти надо. Давай поехали, здесь недалеко.
Таксист помялся, сказал: «Не, у меня вызов тут», – закрыл окно и остался на месте.
– Тьфу, напугал таксиста своей рожей!
Катя громко рассмеялась.
– Да ладно, там вызовем.
Подъехали к многоэтажке, выходим. Катя вызвала машину. Ждем, ребята болтают на свои темы, я стою в сторонке и слушаю. На мне теплый свитер, но холод все равно пробирает. Прошло четверть часа. Кто-то задает резонный вопрос:
– А таксист-то повезет пятерых?
– Блин, надо было две машины заказывать!
– Да ладно, уже ждем. Приплатим ему если что.
Еще минут через десять подъезжает Лада Калина. Наконец-то! Не то что бы я устал ждать, просто холодно.
Загружаемся, Катя примостилась на коленках у одного из грузин. Ехать довольно тесно, зато тепло. Сижу и греюсь. В минуты, когда взывают общие потребности, например, в тепле, замыкаешься на них. Вот и сейчас мне все равно, куда мы направляемся, и когда я лягу спать. Мне было холодно, сейчас мне тепло, на остальное наплевать.
Приезжаем в другое заведение. На улице выставлен стол с тентовым навесом. Александр Сергеевич с помутненными глазами говорит мне:
– Сейчас покушаем и уедем.
– Хорошо, только я мясо не ем.
Он пристально зыркнул на меня, рассмеялся и сказал:
– Ешь тогда траву!
Рассаживаемся, все оживленно разговаривают, я только слушаю. Официантка приносит широкие блюда с овощной нарезкой и теплым пышным лавашем. Принесли и водку.
Седой старик начал мне представляться:
– Я Рамсес, а это Катя, – он положил руку на плечо девушке.
Старик поочередно указывал на остальных и проговаривал колкие имена, которые я тут же забывал.
– Сможешь запомнить? – спросил он.
– Ну, постараюсь, – зажато ответил я. Запоминать было уже нечего.
Каждые пять-десять минут Рамсес поднимал рюмку и произносил очень длинный тост. Начинал издалека и постепенно приходил к конкретной вещи, заканчивая так: «За что говорится и пьем».
– А ты кто? Рюсский? – обратился Рамсес ко мне.
Чувствую подвох.
– В каком это смысле? – сказал я, – вы про паспорт говорите или про то, где я родился?
– А ты знаешь, какая самая тупая нация? – сказал Александр Сергеевич и повернулся ко мне.
– Нет-нет, дай я расскажу это, – подхватил Рамсес, – один рюсский говорит другому рюсскому, что самая тупая нация – это грузины. Тот спрашивает: почему? Он отвечает: у меня сосэд грузин и я ему уже тры года говорю: моя жена, не твоя жена, – а он все никак не поймет!
Все надрывно загоготали.
– Так что когда женишься, не селись с грузинами, ха-ха!
– Так ты рюсский? – повторно спрашивает Рамсес.
– Один мой знакомый киргиз рассказывал, какой с ним произошел случай, – говорю я, – идет он по Петербургу, останавливают полицейские на проверку документов. Рядом стоит парень, которого тоже проверяют. Внешность у него чистого славянина, – за столом все напряженно вслушивались, – мой знакомый киргиз достает российский паспорт. Полицейские выпадают в осадок. Оказывается у парня со славянской внешностью киргизский паспорт, а вот коренной киргиз ходит с российским. Шутят, что им надо поменяться паспортами, – история закончилась, но все продолжали задумчиво молчать. – Так что же людей делает русскими? Паспорт или внешность?
– Так ты не ответил на вопрос!
– Ну да, русский, – ответил я.
Приносят два блюда шашлыка с зеленью и луком. На вид очень аппетитно, но я отламываю кусок теплого лаваша и ем, запивая персиковым соком.
– Да попробуй ты, – говорит мне Александр Сергеевич и указывает на блюдо, уложенное доверху мясом.
Отказываюсь.
Ребята осушили одну бутылку водки и половину второй. Среди тучных грузин был один задиристый с кудрявыми волосами и выпученными глазами. Он все время предлагал мне водки, косился на мою пустую тарелку, то и дело порывался заказать мне манты или что-то еще. Но я каждый раз отказывался. Он же постоянно наливал всем еще и еще, а когда Александр Сергеевич начал отказываться, пучеглазый грузин менялся в лице. Из веселого простодушия он перетекал в хмурое недоумение, словно его оскорбили. Остальные все время его поправляли, мол, не надо, не навязывай. Он успокаивался на пару минут, а потом снова принимался за свое. По неловким движениям его волосатых рук было видно, что он основательно надрался.
Рамсесу это надоело, и он поднял тост за пучеглазого. Произнес длинную и хвалебную тираду, закончив так:
– И умен ты настолько, сколько звезд сияет в небе!
Лицо задиры знаменовалось высокомерным благородием.
– Посмотри, много ты видишь звезд? – сказал Рамсес.
Я и остальные невольно выглянули из-под тентового навеса – показалось затянутое густыми облаками небо. Ни одна звезда не сияла. Все покатились раскатистым смехом, я тоже не сдержался. Только пучеглазый нахмурился, но очередная шутка вернула прежнею веселость.
– А ты из богатой семьи? – обратился ко мне Рамсес.
– Ну так, не сказал бы. Скорее из среднего достатка… – неуверенно проговорил я, чувствуя очередной подвох.
– Да он не понимает, – сказал кто-то.
– У тебя мама, папа есть? – спросил Рамсес.
– Есть, – ответил я и понял суть вопроса.
– Значит, ты в богатой семье живешь, – заключил он.
Вечер растянулся. Скука и сонливость закрадывалась в беседу. Александр Сергеевич начал рассказывать пошлые анекдоты, чтобы как-нибудь оживить компанию. Все наелись досыта, и я в том числе. Решили выпить кофе и закругляться.
– Заходи ко мне в кафе, – говорил Рамсес, когда прощался.
Пучеглазый задира долго держал мою руку в пожатии и что-то невежливо выговаривал, отчего сам конфузился. Он был пьян, а я в гостях. И я промолчал.
Сели в авто и отправились. Александр Сергеевич вел машину медленно и даже чрезмерно осторожно, захмелел бедолага. На выезде из Канска он указал на знак, где была стрелка направо с подписью: «Иркутск – 1 320».
– Запоминай, это бугор, – говорит Александр Сергеевич, – тут все фуры идут в сторону Иркутска. По объездной мимо Канска.
Как выехали из города, прибавили газу. Проскочили знак, до Абана 50 километров. Боже, еще ехать минут сорок! Чего-то за сегодня я утомился. Хорошо, лягу спать на кровати, расставлять палатку сил нет.
Вибрирует телефон, звонит сосед. Отвечаю.
– Здорово, Диман! Как оно? – донесся весёлый голос с той стороны.
– Все в порядке. Спасибо, что позвонил. Как доберусь до Байкала, тоже отзвоню.
Смотрю на время – почти три ночи. Поздновато он звонит, а нет же, у него еще и одиннадцати вечера нет. Вряд ли он подумал о местном времени.
Дорога стелется среди полей, которые сплошь затянуты густым туманом. Временами проезжаем повороты на поселения.
– Моя деревня в самом конце дороги, точнее, в тупике, – говорит Александр Сергеевич и усмехается.
Глаза так и норовят закрыться. Больше всего на свете хочу наконец приехать до места. Проезжаем табличку: «Абан – 20». А-а, еще двадцать километров!
Как томительно. Въезжаем в поселок. С трудом виднелись очертания деревянных домов. Уличного освещения нет, на улице мрак, да и глаза на пол-оборота закрыты. Остановились у ворот. Александр Сергеевич вышел, сместил вбок въездную дверь и запарковался на участке. Всюду разбросана техника времен СССР. Старый грузовой ЗИЛ, мотоциклы Урал и военный внедорожник ГАЗ. На вид еще та рухлядь. На первый взгляд участок кажется заброшенным и захламленным.
Прошли во двор, зашли в избушку напротив дома. Внутри такой же беспорядок. Посередине громоздится каменная беленая печь, по углам раскиданы принадлежности для пчеловодства, инструменты и ножи, на полу сор из щепок. У окна стоит двухместная кровать, на которой навалены полосатые матрасы. Александр Сергеевич подходит к ней и начинает небрежно расправлять.
– Ладно, дальше сам разберешься, – говорит он, показывает на печь, – если хочешь, затопи.
– Куда уж, – отмахиваюсь я, – так посплю.
Выходим, указывает на будку на другом конце участка.
– Клозет, если есть нужда.
– Как быть утром? – спрашиваю я.
– Запиши мой номер, набирай если что.
Желает спокойной ночи и уходит.
Первым делом закрываю форточку в избе, с улицы веет холодом. Разворачиваю спальник на кровать: укрываться нечем, решил спать в нем. Гашу свет. Время начало четвертого… День выдался долгим, но до Иркутска уже рукой подать. Ставлю будильник на девять утра. Смотрю на стальные мечи, подвешенные у изголовья кровати. Хм, довелось же ночевать у такого интересного человека-воина. Засыпаю…