Охота на Князя Тьмы

Пролог

Алевтина Максимовна чувствовала себя счастливейшей женщиной на свете.

И повод для того имелся. Аж два!

Ударившее в голову вкусное шампанское, коим ее угощал щедрый купец Столешников. И покоящийся за корсажем золотой перстенек с крупным бриллиантом, забытый под ее кроватью одним из сегодняшних посетителей.

Вещица старинная, фамильная. Хороший ювелир за нее дорого даст. Тут и на домик в деревне хватит, и на лавку швейную. А там, глядишь, и желтый билет [1] сжечь можно. Жизнь заново начать.

Она давно мечтала скопить достаточно денег, вернуться из небольшого, но шумного Китежа в родные края. Мужа достойного найти, детишек ему нарожать. Чай баба не старая. Дюже красивая. Мужики сурьезные порог спаленки обивают. Нежной камелией [2] зовут…

От извозчика Алевтина Максимовна отказалась. До доходного дома на Брюховской, где она арендовала небольшую комнатенку, идти всего-ничего.

Отражавшийся от свежевыпавшего снега лунный свет не давал ей сбиться с пути. Дорожка к дому проходила средь елей Перемейского парка, где в этот поздний час не наблюдалось ни души.

Шаг ее потертых сапожек был нетверд. В голове играла веселая мелодия. Полушубок, лишившись давеча последней пуговицы, так и норовил соскользнуть с плеч.

От радостных мыслей Алевтину Максимовну отвлек неясный шум. Женщина оглянулась, никого не заметила, махнула рукой и продолжила путь.

Должно быть ветер разгулялся. Решил пошалить. Погода нынче премерзкая.

Хрустнула ветка. Закричал ворон. Да так пронзительно, что Алевтину Максимовну одурь со страху взяла.

Визгнула. Подпрыгнула. Заозиралась по сторонам, покамест ей не привиделся прячущийся за ближайшей елью высокий, темный силуэт.

– Кто вы будете? Зачем преследуете меня? – в голосе женщины чувствовалась бравада, подпитываемая еще не совсем растворившимися в голове пузырьками от шампанского.

– Алевтина…

Узнав этот голос, она облегченно вздохнула.

– Ах, это ты… Испужал, охальник окаянный! – Будь он рядом, огрела бы по плечу. Это ж надо так подкрасться! – Уходи! Не об чем мне с тобой лясы точить!

Алевтина Максимовна отвернулась, дабы продолжить путь, и не увидела, как в руке ее знакомца блеснуло лезвие острого ножа…

***

[1] Аналогичный паспорту документ жёлтого цвета, который давал право легально заниматься проституцией.

[2] Женщина легкого поведения, куртизанка, кокотка. Вошло в обиход под влиянием романа А. Дюма «Дама с камелиями».

Глава 1, Где смерть – не повод для отчаяния.

– Глаша, неси воды! И нашатырный спирт, он в моем комоде в верхнем ящике!

– У кого-нибудь имеются нюхательные соли?

– Вот туточки, Инесса Ивановна…

– Ефим Ефимыч, это нюхательный табак. Сонечке он ни к чему.

– Сергей Данилович, миленький, прикажите послать извозчика за доктором!

Женские вопли и мужские причитания, доносившиеся до моего сознания как сквозь ватную толщу, бесцеремонно выдернули меня из объятий блаженной тишины.

Голова разрывалась от боли. В ушах звенело. К горлу подкатывала тошнота. А потому вставать, чтобы вычислить источник шума, я не торопилась. И так понятно, что новые соседи разгулялись. В третий раз за неделю я к ним разбираться не пойду.

Покричат и успокоятся…

Внезапно в нос ударил запах нашатырного спирта. Легкие будто опалило огнем, заставив меня втянуть воздух, распахнуть глаза и стремительно подскочить на узкой кушетке.

– Какого хре… – столкнувшись с уставившимся на меня десятком пар глаз, я проглотила окончание своей проникновенной речи и зашлась в кашле.

– Сонечка, милая, – склонившаяся надо мной хрупкая седовласая старушка похлопала меня по спине. – Ты нас всех напугала. Что с тобой приключилось?

Какой интересный вопрос. Мне и самой любопытно.

Недоуменно моргая, я оглядела ярко освещенную льющим из окна солнечным светом незнакомую, но довольно уютную комнату. Синие обои с цветочным орнаментом. Пылающий камин с гипсовыми львами. И мебель, будто из антикварной лавки.

Я что, в музее?

Взгляд переместился на окружавших меня людей. Женщины – пятеро, и все пожилого возраста – были одеты в длинные старомодные платья пастельных тонов. Прически, волосок к волоску, собраны на макушках. Белые перчатки. Накрахмаленные воротнички. Двое мужчин, в свою очередь, красовались в выглаженных пиджаках и брюках.

Нет, не в музее. Скорее на костюмированной вечеринке. Но как я сюда попала?

Последнее, что сохранилось в памяти – это срочный вызов, невзрачный человейник, обшарпанная парадная, нерабочий лифт и грязная лестница без перил, по которой я поднималась на пятый этаж. В квартиру, где часом ранее произошло убийство.

Из-за угла на меня выскочила бесформенная тень. В грудь уперлось дуло пистолета. Выстрел…

Черт, в меня что, стреляли? Тогда почему я не в больнице? И где капитан Стасевич, мой непосредственный начальник, в департаменте которого я должна была проходить преддипломную практику?

Это же надо, первый день и такая задница. Нужно попросить телефон, выяснить, что здесь происходит и набрать участок.

– Можно мне воды? – голос вышел осипшим, с хрипотцой.

Я снова откашлялась и взяла граненый стакан, который мне протянула появившаяся будто из неоткуда молодая девушка в коричневом платье с белым фартуком.

Сделав глоток, я огляделась. В глазах уставившихся на меня людей таилась нешуточная тревога.

– Простите, а мы знакомы?

– Сонечка! – ахнула сидящая рядом хрупкая старушка и прижала ладони к лицу. – Ты ничего не помнишь? Глаша, где же доктор?

– Должон уж быть, Инесса Ивановна. Я говаривала Тишке поспешать, – ответила ей со странным деревенским акцентом молодая девушка в фартуке. И тут же затерялась за спиной выступившего вперед мужчины.

Одетый с иголочки, высокий, симпатичный блондин лет тридцати держал в руке трость и смотрел на меня нечитаемым взглядом. Таким внимательным, что стало не по себе.

Это еще кто такой и что ему от меня нужно?

– Софья Алексевна, я нашел вас на полу, вы лежали без чувств. По всей видимости, ушиблись затылком, – приятный мужской голос подействовал на меня как обезболивающее. Пришлось отвесить себе мысленного пинка, чтобы не потерять бдительность. – Вы помните меня?

Хотелось бы… Интересный мужчина. И глаз задумчивых с меня не сводит.

Я отрицательно качнула головой. Он отвесил поклон.

– Позвольте представиться. Граф Бабишев Сергей Данилович. Ваш… жених.

Я нервно сглотнула, пытаясь отдышаться.

Жених? У меня? Да еще и целый граф…

Час от часу не легче. Еще только утром наслаждалась свободой, а тут нате вам… распишитесь.

– Это какая-то шутка? – с надеждой в голосе поинтересовалась я.

– Отнюдь, – пожал плечами блондин и слегка улыбнулся уголком губ. – Не в моей привычке шутить над благородными барышнями. Да и Инесса Ивановна не позволит.

Подтверждая его слова, старушка усиленно закивала.

А может я сплю?

Попробовала ущипнуть себя за щеку. Ай. Больно.

Медленно, чтобы не потревожить больную голову, я поднялась на ноги. Вскочившая старушка попыталась предложить мне руку, но я отказалась. На негнущихся ногах, под строгим присмотром блондина, приблизилась к окну, отдернула занавеску и… застыла.

Припорошенная снегом незнакомая улица. Вывеска «Конторскiя книги» на доме напротив. Люди в странной одежде. И… запряженные лошадьми экипажи.

Может, я умерла и попала в… Нет, на ад не похоже. На рай, впрочем, тоже. Зависла посередине?

Тихонько отдышавшись, я облизала резко пересохшие губы и вернулась к кушетке. Сидеть было удобнее. Больше шансов не свалиться у всех на виду.

Воспитавший меня дед, ныне покойный Прохор Васильевич Леденцов, прошедший за свою долгую жизнь и огонь, и воду, и медные трубы, любил повторять, что смерть – это всего лишь отсутствие сердцебиения. А значит и бояться ее не стоит.

Я и не боялась. Или думала, что не боялась. Иначе к чему этот зашкаливающий пульс и отдышка?

– Сонечка, дорогая, – Инесса Ивановна подняла руку и погладила меня по плечу. – Ты совсем-совсем ничего не помнишь?

Рассказывать, что мои воспоминания разительно отличаются от тех, на которые она надеялась, я не стала. Вместо этого отрицательно качнула головой.

– Где я?

Старушка всхлипнула, взяла протянутый ей одним из гостей платок и промокнула выступившие на глазах слезы.

Странно. Я ее в первый раз вижу, но почему-то печаль этой женщины вызывала непонятную тяжесть в груди. Хотелось успокоить, утешить. Но как?

– Это твой дом. А я – твоя тетушка, Инесса Ивановна Замировская. В честь вашей с графом помолвки был назначен праздничный обед. Ты отлучилась из столовой. Долго отсутствовала. Его сиятельство отправился тебя искать…

– Помолвки?

А может я попала в параллельную реальность? Прямо из грязной парадной перенеслась в тело своего двойника? Очень похоже на сюжет одной из прочитанных мною книг, где все закончилось свадьбой и детишками. Но чем черт не шутит?

– Вы оказали мне честь, согласившись стать моей женой, Софья Алексевна, – тяжело вздохнув, добавил мой свежеиспеченный «жених».

Не то, чтобы я ему не верила…

Видный. Красивый. Мужественный. И вроде, кажется, при деньгах. Нельзя не признать, что у той, другой Сони, был хороший вкус.

Я открыла рот, чтобы сообщить присутствующим, что мне бы с собой разобраться, а потом уже о помолвке думать, как вдруг распахнулась дверь и в комнату влетел грузный мужчина с пышными бакенбардами, переходящими в не менее пышные усы.

На его черном пальто белели не успевшие растаять снежинки. А в руках был зажат габаритный кожаный саквояж.

– Инесса Ивановна, голубушка, я спешил как мог. Что у вас приключилось? – скинув верхнюю одежду прямо в руки девушки по имени Глаша, он поставил на стол сумку и подошел к кушетке.

Маленькие глазки забегали по гостям, выискивая больного, пока не остановились на мне.

– Сонечка, милая, как вы бледны!

Подскочив с места, моя так называемая тетушка, схватила мужчину за руки.

– Модест Давидыч, предобрейший, спасайте! Вся надежда только на вас, – она снова всхлипнула и перевела на меня тоскливый взгляд. – Сонечка ударилась головой и нонеча совсем ничего не помнит.

– Эка напасть! – покачал головой мужчина. Сев рядом со мной, он махнул рукой в сторону присутствующих. – Господа, вы не могли бы оставить нас с Софьей Алексевной наедине. Инесса Ивановна, вам, как ближайшей родственнице, можно остаться.

И минуты не прошло, как комната опустела. Последним выходил граф, который, отвесив нам со старушкой поклон, прикрыл за собой дверь.

Модест Давидович поднялся, распахнул окно и кислорода стало в разы больше. Я, наконец, смогла вздохнуть полной грудью.

– Откройте рот, милочка, – попросил врач и принялся изучать его содержимое.

Следом начал ощупывать шишку на голове. Шею. Оттягивать веки. Спрашивать, где болит. Затем поднялся, подошел к столу, вытащил из саквояжа продолговатую трубку. И только когда он приложил один конец к моей груди, а ко второму прислонился ухом и попросил задержать дыхание, до меня дошло – это что-то вроде стетоскопа.

Закончив, он почесал нос и вздохнул.

– Что последнее вы помните, дитя мое?

Вонючая парадная? Выстрел? Думаю, этого ему знать ни к чему.

Я развела руками.

– Ничего.

– А как вас величать?

– София Леденцова, – произнесла я на автомате и встрепенулась. Имена с двойником у нас может и схожие, но фамилии?

– Вспомнила! – воскликнула все это время сидевшая как мышка «тетушка» и захлопала в ладоши.

Так, кажется я точно в параллельной реальности.

– А Инессу Ивановну помните? Или меня? – я отрицательно качнула головой. – Да, дела… Я Модест Давидович Клюшнер. Ваш участковый врач. А у вас, милая, то, что мы в медицинских кругах зовем ретроградной амнезией. Потеря памяти по причине удара головой.

Старушка громко охнула и прижала ладони к губам.

– Модест Давидыч, а как эту амне́зию лечить? – срывающимся шёпотом уточнила она.

– К моему глубокому сожалению, Инесса Ивановна, только временем, – развел руками врач. Затем поднялся и положил стетоскоп обратно в саквояж. – Мои рекомендации для вас Сонечка – не трудить голову и побольше отдыхать. Гостей отпустить. Первые два дня лежать в темной комнате, не шевелясь. При головных болях – прикладывайте ко лбу холодные компрессы. Вам, Инесса Ивановна, надобно рассказывать обо всем, об чем ваша племянница позабыла. Так памяти легче вернуться. А я откланиваюсь, пролетка на улице ждет. Ежели что, присылайте Тишку – мигом обернусь.

– Да куда ж вы в такой мороз и без сугреву? – всплеснула руками старушка, и повернулась к закрытой двери. – Глаша, настойку можжевеловую неси.

– Да будет вам, милейшая, – покраснел врач, но уходить не торопился. Дождался, когда в комнату влетит запыхавшаяся девушка с подносом в руках, схватил стоящую на нем рюмку с прозрачной жидкостью и опрокинул ее в рот. Затем громко ухнул, поморщился и занюхал увесистым кулаком. – Эх, хорошо пошла, родимая! Благодарствую, Инесса Ивановна.

– Глаша, проводи дорогого Модеста Давидыча, – наказала старушка. – И скажи гостям, что мы с Сонечкой премного извиняемся, но сейчас ей надобен полный покой.

– Нонеча же передам, барыня.

Как только мы остались в комнате одни, «тетушка» замялась у дверей.

– Тебе бы подремать, Сонечка.

– Я еще не хочу, – я потерла зудящую шишку и положила голову на мягкий подлокотник кушетки. – Но вы могли бы ответить на несколько моих вопросов.

Кивнув, она придвинула к кушетке стул, села напротив, наклонилась и обхватила теплыми ладонями мои руки.

– Спрашивай, милая, – грустно улыбнулась мне Инесса Ивановна. – Все об чем знаю, поведаю.

А вот теперь самое сложное – как все правильно сформулировать? С чего начать?

– Какое сегодня число? В каком городе мы живем? У меня есть родители? Кто я такая? Кто вы все такие? Кто платит за аренду этих хором? Если я, то откуда беру деньги? Кем работаю? Этот… жених, кто он такой? Как мы познакомились? А остальные… я их знаю? Что я делала сегодня утром? Какие у меня планы на ближайшее время? Знаете ли вы человека по имени Прохор Васильевич Леденцов? – у меня в запасе имелось еще пару десятков вопросов, но нужно было перевести дыхание. А когда перевела, заметила вытянувшееся лицо «тетушки» и решила пока сильно не нагнетать. – Извините. Просто столько всего в голове…

– Не стоит просить прощения, Сонечка, я все понимаю и постараюсь ответить. Только вот… кто будет твой Прохор Васильевич? Среди Лешенькиной родни не припомню этакого имени…

– Да, так, – тяжело вздохнула я. – Забудьте.

Поднявшись, Инесса Ивановна подошла к столу и взяла в руки лежащую на нем газету. Пробежалась по ней глазами. Затем вернулась к кушетке и передала ее мне.

Статья о дамских нарядах на передовице. Под ней заметка о том, что некий князь Орлов попросил руки и сердца дочери некого барона фон Манфа…

Мой взгляд пополз выше и зацепился за говорящее название – «Сплетникъ». Под ним значилась дата – «№128, четвергъ, 18 декабря, 1890г.».

Я задержала дыхание. Зажмурилась. Снова открыла глаза. Перечитала. Выдохнула.

Это не просто другая реальность. Это еще и другое время. А мир?

– Ч-что за город? Где мы живем? – выдавила я из себя и подняла голову.

– Китеж, милая, – от Инессы Ивановны не ускользнул мой потерянный взгляд. Она снова села рядом и принялась гладить меня по волосам. – Ты здесь родилась, Сонечка. Выросла. Ходила в гимназию. Как только Модест Давидыч разрешил, я попрошу Тишку подогнать пролетку, и мы прокатимся по окрестностям. Ты тотчас все вспомнишь.

– Китеж? – нахмурившись переспросила я. – Это который… утонул?

– Утонул? – захлопала глазами удивленная старушка. – Ты что-то путаешь. В нашей Любле разве утонешь? Речушка-соплюшка, воды по колено. А тут цельный город в столичной губернии. Небольшой, но дюже славный. Сама убедишься.

– А мои родители, они живы? – может хотя бы здесь…

Инесса Ивановна тяжело сглотнула и опустила голову.

– Сестрица моя, Сашенька, маменька твоя, вместе с отцом Алексеем Макарычем уже почитай пять лет не с нами. Как сейчас помню. Перед масленицей в столицу собрались. Тудыть и обратно. Старый знакомец батеньки твоего свадьбу играл. Тебя со мной оставили. А когда возвращались, наткнулись в лесу на душегубцев окаянных. Никого не пощадили. Эх! – она махнула рукой и вытерла покатившуюся по щеке слезу. – Одни мы с тобой остались, Сонечка. Сиротинушки. Так и живем.

– Простите, что заставила вас вспомнить, Инесса Ивановна, – я коснулась ее ладони и крепко ее сжала. – А что насчет этого дома? Денег? Я кем-то работаю?

– Это твой родной дом, дитя мое. По завещанию Лешеньки он перешел тебе, вместе с остальным наследством. Ты невеста у нас не бедная. Умница, раскрасавица. Даже его сиятельство не устоял.

Старушка взяла со стула вязаное покрывало и набросила мне на ноги.

– Кстати, насчет графа…

– Завтра! Все завтра, Сонечка, – улыбнулась она и коснулась поцелуем моего лба. – Модест Давидыч наказал отдыхать, а я тебя тут разговорами томлю. Поспи. Авось проснешься и все сама вспомнишь.

Я не была так в этом уверенна, да и устать толком не успела. Но спорить не решилась. Кивнула, дождалась, когда за старушкой закроется дверь, поднялась и подошла к висящему на стене зеркалу.

Долго не решалась взглянуть. А когда все же набралась храбрости, выдохнула с облегчением.

Я. Это была я.

Только волосы, которые обычно ношу обрезанными по шею, сейчас струились длинными локонами до самой талии. Бледность и болезненная худоба исчезли. Щечки розовые появились. Блеск в голубых глазах.

Похоже, здешняя Соня, в отличие от меня, вела здоровый образ жизни.

Взгляд опустился ниже, к лифу модного – века так два назад – голубого платья. Ладонь прошлась по висевшему на груди бантику. Указательный палец угодил в углубление. Дырочку… с обугленными краями.

Понимание обрушилось, как снежная лавина на голову. Тут же расставляя по полочкам все случившееся.

– Сонечка, Сонечка. И кому же вздумалось тебя… убить?

Глава 2, Где кашу салом не испортишь.

– Софья Алексевна… барышня, – раздался над ухом чей-то назойливый голос. А после, меня охватило странное чувство дежа вю. Будто я уже просыпалась в похожих обстоятельствах. Вот совсем недавно. И произношение это деревенское… знакомым кажется.

Разлепив глаза, я уставилась на склонившуюся надо мной девушку.

Взгляд озабоченный. Морщинка между хмурых бровей. Круглое, белое лицо. Щеки слегка изъедены оспинами. Длинная светлая коса обхватывала голову, наподобие короны. Коричневое платье. И, поверх него, белый фартук.

Если память мне не изменяет – а это сейчас под большим вопросом – ее зовут Глаша. А полностью… Глафира или Аглая? И если спрошу, не будет ли это странно?

– Софья Алексевна, родненькая, живы! Ей-богу, живы! – отскочив от меня, она всплеснула руками и тут же прижала ладони к груди, будто пытаясь успокоить сбивчивое дыхание. – Вот тетушка ваша обрадуется. У ней чутка припадок нервический случился. Думали за дохтуром посылать.

– Что произошло?

– Дык вы все дремлите и дремлите. День прошел, ночь прошла… А у Инессы Иванны сердце. Ей пужаться неможно. Вот я и решилася до вас добудиться. Ежели вы, Софья Алексевна, отзавтракать изволите, то стол ужо накрыт. Токмо вас дожидаемся.

Что самое странное, я совершенно не помнила, как уснула. Лежала на кушетке, в нарядном платье. А сейчас огляделась – незнакомая спальная комната. Огромная кровать, вся в мелких розовых подушках. Трюмо, шкаф, сундук в углу. Откинула одеяло – на мне белые хлопчатобумажные шорты до колен – панталоны? – и короткая сорочка из той же ткани.

Не слабо я головой приложилась.

Кто перенес меня и успел раздеть? Лучше не уточнять. Пусть это будет Глаша.

Приняв сидячее положение, я потянулась. Девушка, между тем, подошла к сундуку, открыла крышку, залезла чуть ли не с головой и начала там рыться.

– Вы, барышня, коли на променадь свой утренний соберетеся, в тепле себя держите. Погода нонеча ясная, да морозец зимний дюже кусучий. Я и платье вам поплотнее подберу.

– Не нужно, Глаша, – проследила я взглядом за ее спиной. – Я сама справлюсь. А вы ступайте.

– Сама? – резко выпрямившись, она повернулась ко мне и уставилась огромными, как два блюдца, глазищами. – Да как же это можно то, Софья Алексевна? Аль чем не угодила вам? Вы токмо скажите…

Черт, чувство такое, будто ребенка наотмашь по щеке ударила. А ведь хотела как лучше.

– Всем угодили, – вымучила я улыбку. – Просто не привыкла я одеваться при посторонних.

– Да какая ж я вам посторонняя, барышня? Вчерась еще на смотрины вам платьице выбирать подсобляла. Его сиятельство глаз оторвать не мог.

– Вы, наверное, в курсе, что у меня амнезия?

– Чаво? – нахмурилась она.

– Память я потеряла, не помню ничего, – чуть ли не по слогам объяснила я.

Девушка тяжело вздохнула и посмотрела на меня с жалостью.

– Дырявая моя голова. Инесса Иванна еще вчерась предупредить изволила, да я позабыть успела. Простите, барышня, дуру грешную. Вы же знать не ведаете, кто я буду такая. Посторонняя, как есть.

– Вы ни в чем не виноваты, просто я немного смущаюсь. Покажите, пожалуйста, где у вас… у меня тут что лежит и ступайте. А если тетушка спросит, скажите – скоро приду.

На том и порешили.

Правда, рано я радовалась.

Приняв ванну – благо в этом времени они мало чем отличались от привычных двадцать первому веку – я стала разглядывать детали гардероба, которые Глаша, прежде чем уйти, заботливо разложила на кровати. И задумалась – а не позвать ли ее обратно?

Ну и что, что увидит голой, я же не чудище какое, в самом деле? А вполне себе симпатичная девушка. И стыдится мне нечего.

Нужно ли снимать сорочку? А панталоны? Куда крепятся чулки? А это что такое? Нажопник на юбке?

Половину из предложенного, чье предназначение я так и не расшифровала, я спрятала обратно в сундук. Первым примерила корсет. Смерть от удушья в мои планы не входила, а потому сильно затягивать не стала. Затем корсаж, к которому с помощью подтяжек крепились шерстяные чулки. И наконец нырнула в первое попавшееся в шкафу зеленое платье из шелка, с рукавами буфами. Закончила приготовление кожаными сапожками на шнуровке.

Пока кружилась перед зеркалом, волосы успели высохнуть. Расчесала, заколола по бокам хитро сделанными шпильками, которые нашла в верхнем ящичке трюмо, вышла из комнаты… и попала в сказку.

Картины на стенах, ковровая дорожка, старинная мебель, роскошное убранство – все это создавало атмосферу нереальности. Будто я все еще сплю и вижу сон. И поверила бы. Если бы не запах выпечки, который вывел меня в общую гостиную со стоящим в самом центре круглым столом.

– Сонечка, милая! Радость-то какая! – читавшая газету Инесса Ивановна подскочила со стула и бросилась ко мне. Схватила за руки, подвела к месту напротив, усадила и захлопала в ладоши. – Глаша, все в сборе, накрывай на стол.

Девушка будто все это время за дверью пряталась. Не успела старушка отдать приказ, как она ворвалась внутрь с подносом наперевес и начала расставлять пышущие жаром блюда. От обилия которых у меня аж глаза разбежались.

Фрукты от ананасов до яблок. Несколько видов пирожных и пирогов. Растопленный шоколад, сдоба, варенье. Блины, колеты, зеленый крем-суп.

И как при таком обильном завтраке мы с тетушкой умудрились сохранить фигуры и все еще пролезаем в двери? Или не обязательно есть всё? А повар не обидится?

– Откушайте, барышня, ваше любимое! – улыбаясь до ушей Глаша придвинула ко мне тарелку с тем, к чему бы я и голодная не прикоснулась.

Гречневая каша. Фу. С детства ее терпеть не могу.

– Если честно, я не то, чтобы сильно…

– Не по нраву? – испугано вскинулась Инесса Ивановна.

– Вы ложечку токмо спробуйте, барышня, – взмолилась девушка. – Я ж старалася…

Черт, ну и как ей откажешь? Может, если задержу дыхание, получится проглотить?

Шумно выдохнув, я куснула содержимое ложки и удивленно охнула. Как же вкусно! Кажется, в жизни ничего лучше не пробовала. Гречка просто таяла во рту.

За первой, пошла вторая, третья, четвертая. Аж за ушами трещит. И чем больше я ела, тем шире становилась улыбка на лицах обеих женщин.

Может я сильно голодная? Да не сказать чтобы очень.

– Это просто объедение! Как вы ее готовите?

– Дык на свежем сальце, Софья Алексевна. В горшочке, с грибочками, жареным лучком. Потомить ночку и с пылу с жару, родимую, прямо на стол.

Каждое блюдо Глаша презентовала так, что и у мертвеца бы слюнки потекли. Что уж говорить о моем, вполне себе живом и растущем организме?

Каша, блины, суп. Уплетая за обе щеки, я едва не била себя по рукам, чтобы не тянуться за добавкой. И только когда пришел черед ароматного чая, из душицы, зверобоя и мяты, смогла перевести дух.

Приятное разнообразие, учитывая, что мой обычный завтрак проходил куда как скромнее, и состоял из чашки растворимого кофе и куска пережаренного тоста.

В голове наконец-то прояснилось. Мысли выстроились в слаженную цепочку. Созрели важные вопросы. Да и у тетушки, раздобревшей от свежеиспечённых булок, появилось явное желание поболтать.

– Сонечка, как твое здоровьице? Не послать ли за Модестом Давидычем? – заботливо поинтересовалась она, и склонила голову к правому плечу.

Такая одинокая, хрупкая, но не сломленная. Мне хотелось ее утешить. Обнять. Убрать печаль из вопросительного взгляда. Но и врать я не могла.

Проглотив застрявший в горле кусок черничного пирога, я запила его чаем.

– Не нужно никого никуда посылать, Инесса Ивановна. Память не вернулась, но чувствую я себя намного лучше. Если вы не возражаете, я бы хотела задать вам несколько вопросов.

Тетушка – по-другому я ее почему-то уже не воспринимала – улыбнулась и кивнула.

– Да чего ж мне возражать? Спрашивай, коли надо.

Эх, если бы вы знали как сильно надо. Вопрос буквально жизни и смерти.

– Скажите, может вы знаете, кто-нибудь из ваших… наших общих знакомых желал Со… мне зла?

Зря я, наверное, вот так, без подготовки. Старушка, не ожидая подобного поворота, вдруг подавилась и закашлялась. Пришлось потянуться вперед и хлопнуть ее по узкой спине. Полегчало.

Глаша поднесла стакан воды, глотнув которую, Инесса Ивановна подняла на меня полный ужаса взгляд.

– Сонечка, милая моя деточка, да что ж это такое? С чего кому-то желать тебе зла?

Хороший вопрос.

– Я же не святая, Инесса Ивановна. Может кому не угодила? Дорогу перешла? Мне не угрожали? Может, записки, странные телефон… кхм… разговоры не слышали?

– Бог с тобой, милая. Скажешь тоже! – махнула рукой старушка. – Да добрее тебя в цельном мире никого нет. Комара ни в коем разе не прихлопнешь. Муху не смахнешь. Уличных кутят и котят привечаешь, подкармливаешь. Кажному помочь спешишь. А тихоня, каких свет не видывал. Дай волю, забьешься в уголок, с пяльцами, али пряжу мотая, и не услышишь, не найдешь. Да и знакомцев, с кем разговоры заводить у тебя не имеется. Подружек из гимназии по городам и весям раскидало. Знаю, что с дочкой Синекишкинских списываешься. Об чем не читала. Но будь там что худое, ты бы скрываться не стала.

Слушая описание моего двойника, я все отчетливее понимала, что мы разнились как небо и земля. И списать эти отличия на амнезию будет ой как не просто.

– А что насчет моего жениха? Он же вон, целый граф. Молодой. Не бедный. Может я его отбила у кого? Ревнивые невесты к нам в дом, случайно, не приходили?

Лицо Инессы Ивановны вытянулось до невероятности.

– Сергей Данилович – честнейший человек. Он наш ближайший сосед и вырос на моих глазах. Да, миллионщик. При титуле. Ну дык, и ты у меня знатного роду. Слава богу, не бедствуешь. Будь у него невеста, неужто я б не знала и помолвке бы вашей способствовала?

– А как давно мы с ним знакомы?

– Почитай, всю жизнь, да не виделись долго. Он в столице бобылем долго крутился, при министерстве служил, а нонешней весной возвернулся, увидал тебя и прислал матушку, благословения просить. Тебе он по сердцу пришелся, так чего мне препоны чинить?

Любовь с первого – после длительного расставания – взгляда? Что-то не верю я в такие чудеса.

– А вчерашние гости, это родственники с его стороны?

– Не все. Лишь ее сиятельство Акулина Никитишна Бабишева-Бортникова, матушка Сергея Даниловича, да Ефим Ефимыч Бортников, ее нонешний муж.

– А остальные?

Тетушка задумалась и принялась загибать пальцы.

– Еще была Градислава Богдановна Соловицкая, крестная твоя. И мои давние приятельницы – Амалия Генриховна Режицкая и Наталья Андревна Задашная. Еще малюткой тебя на руках качали.

Мечтательно улыбнувшись, она наклонилась ко мне и погладила по предплечью.

– Полно тебе, Сонечка, о худом думать. Любят тебя все. И я, и Сергей Данилович, и соседи наши, и Глаша с Тишкой.

– Инесса Ивановна, еще один последний вопрос и я оставлю эту тему, клянусь! Скажите, пожалуйста, а в случае моей… смерти, кому перейдет все наследство?

Старушка резко побледнела и схватилась сердце.

– Глаша, настой мне пустырниковый неси! Не сдюжу я! – вездесущая Глаша прибежала с подносом, на котором стояла одна единственная рюмка с желтой жидкостью. Поставила ее перед тетушкой и не ушла, пока та не опрокинула ее в себя.

Резко выдохнув, Инесса Ивановна окинула меня укоризненным взглядом.

– Совсем не щадишь ты меня Сонечка.

– Тетушка, ну ответьте, пожалуйста, кому?

– Братцу твоему четвероюродному по батюшке, Ивану Микитичу Полозову. Об нем не спрашивай. Не ведаю ничего. Вродесь, с женой и детишками в столице живет. Не бедствует.

Первое правило криминалистики – ищи кому выгодно, а значит придется хорошенько потряси нового родственничка. Позже.

Пока я переваривала новую информацию, раздался стук.

Глаша ворвалась в гостиную с таким лицом, будто в доме начался пожар. Я даже принюхалась, вдруг и вправду где полыхнуло? Ее собранные на макушке косы растрепались. Щеки покраснели. А в глазах горел безумный огонь.

– Барыня, его сиятельство пожаловали. Принять просють.

– Сергей Данилович? – удивленно воскликнула Инесса Ивановна. – Тебе ж говорено было передать гостям, мы энти дни не принимаем. Сонечке нездоровится.

– Вот вам крест, барыня, – Глаша осенила себя крестным знамением. – Слово в слово казала. Графьям дюже волнительно было. Пообещались с визитами повременить.

– Да верю, верю, – махнула на нее старушка и тяжело вздохнула. – Чо уж теперича? Зови…

– Агась.

Жених… мало чем отличался от себя вчерашнего. Такой же красавец. При параде. Только пиджак вместо черного темно-зеленый надел. Тот оттенял его белые кудри и светло-карие глаза, выгодно подчеркивая ширину плеч и подтянутую фигуру.

Не входи он в мой список подозреваемых, любовалась бы и любовалась. А так… Интересно, для чего ему трость? Хромать, не хромал. Опираться не торопился. А может и не трость это вовсе? Не мешало бы проверить.

– Инесса Ивановна, Софья Алексевна, – он учтиво кивнул и выпрямился, как струна. – Вы прекрасны как день.

– Ваше сиятельство, – старушка тепло улыбнулась и протянула ему ручку для поцелуя. А за ней пришел и мой черед. И если тетушку он долго не мучил, меня из плена своей хватки выпускать не спешил. – Признаться, мы не ждали гостей. Софья все еще…