Один. Экстаз, руны и северная магия. Исследование о древнем скандинавском боге с множеством имен и лиц

Бог скальдов и конунгов

Независимо от своего происхождения, в эпоху викингов Один становится предводителем асов, покровителем поэтов и правителей. До тех пор пока обращение в христианство не было завершено и задачу изложения истории не взяли в свои руки монастырские хроникеры, именно поэты фиксировали деяния королей и героев. Средства к существованию скальдов и слава конунгов в равной степени зависели от этих взаимоотношений. Нас не должно удивлять количество имен Одина, связанных с войной, – правители возносили ему молитвы о победе, а поскольку способов описать сражение не так уж много, поэты постоянно искали для Повелителя Битв новые прозвания.

В Младшей Эдде Снорри Стурлусон именует Одина Всеотцом. Но вскоре, уже через несколько абзацев, он приводит список дополнительных имен этого бога, указывающих на то что, несмотря на христианскую пропаганду, не были забыты и другие его аспекты. Имена вроде Вибрир (Viðrir, Создатель Бури, Буреносец) или Тунд (Thund, Громыхающий) связывают его с ветром и бурями, а прозвища вроде Хагвирк (Hagvirk, Искусный работник) или Трор (Thror, Процветающий) расширяют его сферу деятельности. Несмотря на то что Один получал жертвоприношения в основном от конунгов и норвежской знати, его нельзя назвать государем в средневековом смысле этого слова. Несомненно, наше представление об Одине как о «короле северных богов» возникло скорее благодаря трудам более поздних писателей, воспитанных на классической мифологии, чем собственно Эддам.

Один уходит в подполье

Исландия была последней из скандинавских стран, принявших христианство^[59]. Одина все еще упоминали в сагах, написанных в давние времена, но ему больше не поклонялись. Он остался жить в фольклоре, особенно в сказаниях о Дикой Охоте, о которой мы узнаем больше в главе 8. Якоб Гримм^[60] упоминает о германской традиции оставлять последний сноп сжатой пшеницы для коня Одина. В тексте XIII века Wunsh или Wish^[61] (о нем подробнее в главе 5) также есть любопытное упоминание о некоем могущественном существе, во многом подобном Вотану (Grimm 1966, 1:138).

Ушел ли Один? Мне верится, что на какое-то время он скрылся в подполье, а в эпохи Возрождения и Просвещения странствовал инкогнито по миру, вдохновляя человечество на новые мысли и изобретения.

Возвращение Странника

В Англии Один был заново явлен меняющемуся миру в 1770 году, после публикации Томасом Перси^[62] перевода на английский книги «Пять произведений рунической поэзии и северные древности»^[63]. По мере того как восемнадцатый век уступил место девятнадцатому, рационализм, рожденный из философии классической Греции, был вытеснен новым романтическим национализмом, выросшим из европейского фольклора. Братья Гримм собирали народные сказки, а Якоб Гримм составлял свою монументальную коллекцию немецкого фольклора под названием «Немецкая мифология». В поисках вдохновения писатели, художники и музыканты обращались к легендам своих стран. Интерес подобного рода добрался даже до Соединенных Штатов, где Генри Лонгфелло написал несколько поэм, основанных на «Круге Земном».

В Англии люди, создавшие Британскую империю, искали вдохновения на Севере. Автор книги «Викинги и викторианцы» (The Vikings and the Victorians) Эндрю Ваун считает, что именно викторианская интерпретация старинных легенд сформировала наше современное представление о викингах. Книжная полка, забитая до отказа, демонстрирует различные точки зрения на Одина, был ли он…

…могучим скифским вождем, который однажды бросил вызов тирании Рима, который может сейчас выступать как ролевая модель для активно развивающихся викторианских лидеров? Или он был уникально одаренным представителем примитивного общества, которого его пораженные ужасом собратья наделили сверхъестественной властью? Или он был частью первобытного природного мифа, дошедшего до нас благодаря устной традиции? Или его присутствие можно обнаружить в современном фольклоре сельской Британии? (Wawn, 2000, 5).

Викторианцы могли отыскать доказательства первой теории в классической истории, где рассказывалось о том, что «племя от Азовского моря, союзное Митридату^[64], понесло с собой его мечту однажды вторгнуться в Италию. Это племя во главе со своим вождем Одином, как говорят, смогло после побед Помпея спастись от римского владычества, мигировав в северную Европу и Скандинавию» (Mayer 2010, 360).

Поначалу ученые, подобно Снорри Стурлусону, придерживались мнения греческого философа Эвгемера и видели в богах обожествленных людей. В прочитанной в 1840 году лекции «Герой как Божественное существо» Томас Карлейль, усматривавший в мифологии персонификацию сил природы, сосредоточился на мысли о том, что Один – человек, которого запомнили как бога:

Где бы ни появился мыслитель, всегда плоды его мысли оказываются вкладом, дополнением, изменением или настоящей революцией. Увы, величайшая «революция» из всех, та, которую совершил человек по имени Один, практически до нас не дошла, в отличие от остальных! Что за история с этим Одином? Странно даже рассуждать, что у него была история! Этот Один, в своем диком северном одеянии, с густой бородой и бешеными глазами, с грубой северной речью и поведением, был человеком, подобным нам, с нашими печалями и радостями, с нашими конечностями и чертами – от природы такой же, как мы все, но он проделал такую работу! Но эта работа, большая ее часть, погибла; работника же мы вспомним завтра только по имени, Wednesday, среда – Одинов день! От Одина не осталось ни истории, ни документов, ни догадок, что стоят упоминания (Carlyle, 1840).

Северная мифология выглядела чем-то новым и воодушевляющим, но люди, знакомившиеся с ней, получили классическое образование, и для них было естественным смотреть на Одина или Вотана как на северный аналог Зевса. И только Рихард Вагнер, отказавшись от итальянских стандартов, которые доминировали в опере в его время, вновь популяризировал немецкую мифологию в международном масштабе с помощью «Кольца нибелунгов» – эпического пересказа легенды о Зигфриде и Брунхильде в четырех частях; он создал или, возможно, открыл новое воплощение бога.

В первой опере цикла, «Золото Рейна» (Das Rheingold), Вотан – это молодой воин/конунг, любитель прекрасного пола, движимый жаждой знаний. Он пускается в странствия, и эта жажда сначала приводит его к Кольцу Могущества, а потом вынуждает отказаться от него. Во второй опере, «Валькирия» (Die Walküre), он уже Всеотец, пойманный в ловушку конфликта между Волей и Любовью и пытающийся найти лазейку в законах, которые он сам и создал. В «Зигфриде» (Siegfried), третьей опере, в той самой, где наиболее очевидны заимствования из Эдды, он появляется как «Странник», который искушает других персонажей и манипулирует ими, но почти не вмешивается в события. В «Сумерках богов» (Götterdamerung), последней опере цикла (где он не появляется лично), Вотан связан предначертанной ему судьбой, и ему остается только ждать и надеяться, что его отпрыски покончат со старым миром, чтобы мог родиться новый.

Мифы обладают удивительной способностью адаптироваться к меняющимся культурам. Вагнер, чувствуя потенциальную опасность сил, спущенных с поводка промышленной революцией, сделал «кольцо» ключом к безграничному богатству и власти, а Вотана превратил в трагическую фигуру, сталкивающуюся с проблемой, как использовать этот ключ. Оперы Вагнера занимают особое место в современной музыке, в них и поныне слышатся отзвуки божественной природы Одина. В одном интервью, которое я слышала по радио, оперный певец утверждал, что участие в «Кольце нибелунгов» стало для него «религиозным опытом».

Романтический национализм не утратил своих позиций и в начале XX века, особенно в Германии. Карл Юнг в своем эссе «Вотан» заметил: «Что более чем любопытно – даже пикантно до некоторой степени, – что древний бог бури и натиска, давно почивший Вотан, пробудился, подобно угасшему вулкану, к новой активности, в цивилизованной стране, которая вроде бы давно переросла Средневековье»^[65] (Jung, 1936).

В начале XX века молодые люди гуляли по лесам Центральной Европы и возрождали языческие традиции. Однако уже в 1930-х годах они маршировали в колоннах нацистов. Юнг увидел в Вотане Дикого Охотника, ярость которого вымела из Германии христианскую культуру. Еще до начала Второй мировой войны он писал, что не мог даже представить всех тех ужасов, к которым может привести furor teutonicus^[66]; однако он сумел четко определить силу тех аспектов бога, что влекут за собой безумие и разрушение, о которых мы поговорим в главах 8 и 9.

Кем был тот человек в маске? Один сегодня

Во время и после Первой и Второй мировых войн многие американцы немецкого происхождения изменяли свои имена, чтобы они звучали на английский манер, а скандинавские газеты и культурные организации в США были закрыты. Прошли десятилетия после Второй мировой, прежде чем «Кольцо нибелунгов» Вагнера вернулось на оперную сцену. И даже сегодня свастика, древний солярный символ, распространенный по всему миру, не может использоваться просто так.

Ральф Метцнер, выросший в Германии времен Второй мировой, «имел почти инстинктивное отвращение к любой системе верований, даже отдаленно напоминающей бесчеловечную нацистскую идеологию» (Metzner 1994, 4). В «Колодце воспоминаний» он описывает собственную борьбу за возобновление связи с германской мифологией. Когда он начал исследования, ему показалось, что

вся траектория развития европейской культуры, с ее неустанным поиском знания во множестве форм, кажется некоторым образом связанной с фигурой этого странствующего бога, его греческого двойника Гермеса и такими легендарными фигурами волшебников, как Фауст и Мерлин. Удивительно, но миф об Одине, по всей видимости, описывает многие аспекты моего собственного жизненного пути, мой постоянный интерес к исследованию таинственных областей сознания, триггером для которого послужили первые психоделические эксперименты в 1961-м, а также то воодушевление, что всегда вызывали у меня кросс-культурные исследования в области религии, мифологии и шаманизма (Metzner 1994, 10).

Для многих «Властелин колец», написанный Дж. Р. Р. Толкином, профессором кафедры англосаксонского языка в Пемброк-колледже Оксфордского университета, стал первым знакомством с германской культурой. Трилогия^[67] появилась в середине пятидесятых, но мировой сенсацией она стала в 1965-м, когда в США вышло первое издание в мягкой обложке. Я впервые увидела эти книги в 1963 году – их порекомендовала моя наставница, доктор Элизабет Поуп, заведующая кафедрой английского языка нашего колледжа. В то время количество фанов было невелико, но это были истинные, преданные поклонники. Прочитав эти книги, ты получал допуск в тайное общество, состоявшее из медиевистов и почитателей фантастики. Но к концу 1960-х годов постеры, рекламирующие Средиземье, появились на стенах комнат студенческих общежитий, а старшеклассники учились писать рунами.

К тому времени, когда «Властелин колец» превратился в икону массовой культуры, а Метцнер начал исследовать человеческое сознание, старые воспоминания уже поблекли. Перемены витали в воздухе: вдруг оказалось, что можно снова поклоняться старым богам. В Австралии накануне Второй мировой войны была основана «Церковь Одина». В Англии она обрела второе дыхание в начале 70-х, а в 1980-м ее переименовали в «Ритуал Одина».

Эльза Кристенсен основала свое Братство одинистов (Odinist Fellowship) в 1969 году. Она много работала с заключенными, и об этом я подробнее расскажу в главах 7 и 9. В 1973-м Свейнбьёрн Бейнтейнссон подал в исландский парламент петицию о признании Асатру^[68] законной религией. С тех пор она процветает в Исландии, где в 2019 году в «Партнерстве Асатру» (Ásatruarfelagid) состояло более 4 тысяч человек (при населении в 370 тысяч), а сейчас в Рейкьявике идет строительство храма скандинавского пантеона богов.

В США первым объединением стала Свободная Ассамблея Асатру (AFA), основанная Стивом Мак-Налленом. Она прекратила деятельность из-за недостаточной поддержки, но позже была реорганизована в Народную Ассамблею Асатру^[69], и сейчас в нее входят исключительно лица европейского происхождения. В 1987-м бывшие члены AFA основали две новые группы – Альянс Асатру (федерация братств, состоящая из людей европейского происхождения) и Трот (открытый для всех почитателей древнегерманских богов). Чтобы получить более полное представление обо всех этих процессах, смотрите главу 7 книги «Наш Трот: история и легенды». Трот – организация, в которой я состою с 1992 года, и по понятным причинам я питаю к ней особую симпатию. Если вы ищете открытое объединение, где ценят как образованность, так и вдохновение, то я рекомендую именно его. Чтобы узнать больше, загляните на сайт www.thetroth.org.

Так какую же роль играет Один в XXI веке? В последующих главах, помимо свидетельств из преданий, вы найдете комментарии и рассказы людей, соприкасавшихся с ним в настоящее время.

Практика

1. Соорудите алтарь

Если вы планируете наладить с кем-либо взаимоотношения, то первым шагом должен стать поиск места для встреч. Если этот «кто-либо» является богом, начните с алтаря. Со временем ваш алтарь, посвященный Одину, может превратиться в произведение искусства, но пока начните с самого простого. Темно-синей ткани, свечи и стакана для приношений будет достаточно, чтобы у вас появился фокус для медитации. Если вы хотите большего, можно сделать задник из картонной коробки в форме триптиха, покрасить его или обтянуть тканью. Найдите в интернете три изображения бога, распечатайте их и поместите на этот триптих. Подобная штука также пригодится в качестве дорожного алтаря. Но будьте готовы к расширению пространства – если вы продолжите взаимодействовать с Одином, то у вас появятся дополнительные предметы, и алтарь будет расти.

2. Соберите библиотеку

Один может быть богом вдохновения, но он еще и повелитель познания. Ваш алтарь необходимо уравновесить с помощью книжной полки. Если последователи авраамических религий именуются «людьми Книги», то язычники – «люди Библиотеки». Начинающим я рекомендую^[70]:

H. R. Ellis Davidson. Gods and Myths of Nothern Europe^[71], Penguin, 1965 (переиздана как Gods and Myths of the Viking Age^[72], Crown, 1982). Классическая работа, которая служит хорошим общим введением в культуру и мифологию Старого Севера.

Нил Гейман. «Скандинавские боги». М.: АСТ, 2017. Новый, порой фривольный пересказ основных мифов.

John Lindow. Norse Mythology^[73], Oxford University Press, 2001. Доступный и простой источник, позволяющий понять, кто есть кто.

Старшая Эдда (перевод А. Корсуна). СПб.: Азбука, 2011. Великие поэмы, на которых основана вся северная мифология.

Снорри Стурлусон. Младшая Эдда (перевод О. Смирницкой). М.: Ленанд, 2022. Перевод Младшей, или Прозаической, Эдды – составленный в XIII веке сборник рассказов о богах, служивший источником информации для молодых поэтов.

Если вы хотите узнать больше о язычестве, то рекомендую книги Квельдульва Гундарссона Our Troth: History and Lore и Our Troth: Living the Troth^[74] (доступны на Lulu.com и на Амазоне) или, для первого ознакомления, мое собственное сочинение Essential Asatru^[75] (Citadel, 2009).

Странник

 
Кто он, тот, кто идет по дорогам,
Старик, высокий и седой?
Одного глаза у него не хватает,
Другой смотрит вдаль.
Он опирается на посох,
Очень длинный и очень толстый,
Его шаги неспешны, его взгляд быстр,
В этот холодный и туманный день.
 
 
Всегда будь добр к странникам,
Бродящим вблизи и вдали,
Всегда будь добр к странникам,
Ты не знаешь, кто они такие…
 
 
Старик, стучащий в твою дверь,
Спрашивает, не будешь ли ты так добр.
Два ворона в небе
Описывают круги неподалеку.
Дай ему чашку того, что у тебя есть,
Холодного пива или горячего кофе,
Миску жаркого, если оно готово,
Все, что ты сможешь найти.
 
 
Всегда будь добр к странникам,
Бродящим вблизи и вдали,
Всегда будь добр к странникам,
Ты не знаешь, кто они такие…
 
 
Узоры всегда сплетаются
Теснее, чем ты можешь видеть,
Храбрость, ум и доброта,
Сила и искренность
Могут сплести вокруг тебя узор,
Куда лучший, чем ты думаешь.
Прими благословение старика,
Он даст его перед уходом.
 
 
Кто же это, ушедший прочь по дороге?
Ты никогда не узнаешь его имени.
Он никогда не скажет, откуда явился,
И не скажет, откуда пришел.
А что случится потом – кто может сказать?
Рай земной или ад на земле?
Но отнесешься ты к нему плохо или хорошо,
Ты пожнешь то же самое в ответ.
 
 
Всегда будь добр к странникам,
Бродящим вблизи и вдали,
Всегда будь добр к странникам,
Ты не знаешь, кто они такие…
 

Лесли Фиш. Avalon Is Risen^[76] (Prometheus Music, 2012)

Глава вторая. Странник

Я странствовал много,

 

беседовал много с благими богами.

Речи Вафтруднира^[77], 3

…большинство имен произошло оттого, что, сколько ни есть языков на свете, всякому народу приходится переиначивать его имя на свой лад, чтобы по-своему молиться ему и призывать его. А некоторые из имен происходят от его деяний, и об этом говорится в древних сказаниях, и тебя не назовут ученым мужем, если ты не сможешь поведать о тех великих событиях.

Видение Гюльви, 22^[78]

Как мы уже убедились, Один – многоименный бог и герой (а иногда и злодей) множества сказаний. В книгах по северной мифологии его обычно называют правителем Асгарда, но если обратиться к преданиям, то становится очевидно, что если бы это было его работой «на полную ставку», то у Одина не осталось бы времени на те путешествия, в которых он побывал. Иногда мы встречаем его на дороге, иногда он сам приходит к нашим дверям. Ищем ли мы его совета во время наших путешествий или приветствуем его в своем сердце и наших «чертогах», нам в любом случае надо понимать, где он странствует и почему.

Многие из путешествий Одина нашли отражение в Эддах. Когда он обменивается оскорблениями со своим сыном Тором в «Песни о Харбарде», то говорит, что побывал в дальних краях, где соблазнял ведьм. Во «Снах Бальдра» Один седлает Слейпнира и мчится в подземный мир, чтобы посоветоваться с вёльвой, чей погребальный курган находится у восточных врат Хель. С помощью песен и заклинаний он поднимает провидицу и, несмотря на ее недовольство, вынуждает ответить, почему его сыну Бальдру снятся дурные сны. Когда она спрашивает его имя, он называется Вегтамом (Привыкшим к пути), сыном Вальтама (Повелителя мертвых^[79]) («Сны Бальдра», 6), и тем самым заявляет, что имеет власть как над путешествиями, так и над мертвыми. Но его последний вопрос, очевидно, оказывается лишним, и провидица признает в нем «Одина, старейшего из богов» и предсказывает, что в следующий раз он увидит ее во время Рагнарёка.

В «Речах Вафтруднира» он пускается в путь, чтобы поставить на кон свою голову в состязании в мудрости с великаном, которого считают мудрейшим из всех живущих, и там он называет себя Ганград (Дающий добрые советы^[80]). Великан, соблюдая закон гостеприимства, предлагает страннику почетное место и игру в загадки, но Один настаивает на том, чтобы остаться на ногах, пока хозяин не ответит на его первый вопрос и не выиграет первый раунд. Затем он начинает задавать вопросы Вафтрудниру. Когда великан дает двенадцать правильных ответов, бог продолжает атаковать его вопросами, пока не загоняет в угол, спросив, что Один шепнул на ухо своему мертвому сыну Бальдру, когда тот лежал на погребальном костре. И этот величайший из вопросов всех легенд раскрывает его истинную сущность. Ответа на этот вопрос не знает никто.

В «Саге о Хервёр» некий человек по имени Гестумблинди (Слепой гость) приносит Одину жертву, чтобы получить помощь в игре в загадки с конунгом Хейдреком. В результате некто, выглядящий в точности как Гестумблинди и называющий себя таким же именем, принимает участие в состязании. Он побеждает, задав конунгу Хейдреку тот же вопрос, который Один задал Вафтрудниру. Когда конунг пытается поразить Одина своим волшебным мечом Тюрфингом, бог превращается в сокола и улетает.

Когда большинство германских земель приняли христианство, изваяния бога низвергли, а поклонение ему запретили. Но если Один и превратился в странника на дорогах нашего мира, то это вовсе не поражение, это новая возможность. Вотан появляется как «Странник» в опере «Зигфрид». Несмотря на то что у Гэндальфа тоже немало имен, лучше всего мы его помним именно как странствующего волшебника.

Роман Нила Геймана «Американские боги» – это история о путешествии. В этой книге мистер Среда предлагает Тени, которого он нанял в качестве телохранителя, собственное объяснение того, как боги путешествуют по миру:

Когда люди прибыли в Америку, они привезли нас с собой. Они привезли меня, Локи и Тора, Ананси и Бога-Льва, лепреконов и клуриканов^[81], и банши, Куберу и Госпожу Метелицу и Астарту, и они привезли тебя. Мы прибыли сюда в их разумах; и мы пустили корни. Мы путешествовали вместе с поселенцами на новые земли и пересекли океан (Gaiman 2001, 133).

И хотя уверенность мистера Среды в том, что боги на некоторое время были забыты, могла быть истиной в какой-то момент, лично я не верю, что дело обстоит так же и сейчас. Оперы Вагнера вернули Вотана в общественное сознание в XX веке, а книга Геймана и снятый по ней сериал внесли свой вклад в сегодняшнее возрождение Одина. Боги действительно меняются время от времени и от места к месту, но чем глубже люди изучают предания, тем больше шансов на то, что бог будет похож на Одина, которого Тень встречает в эпилоге, и меньше на то, что он станет напоминать мистера Среду.

Несколько лет назад у меня брал интервью один исландец, который первым делом спросил, как я могу исповедовать скандинавскую религию в Калифорнии. Я ответила, что мы делаем это так же, как делали жители Севера, когда заселяли Исландию. Мы почитаем духов земли, на которой живем сейчас, и обращаемся к легендам, чтобы узнать о богах.

Но боги существуют не только в преданиях. Боги странствуют в нашем сознании, и не только тогда, когда мы осознанно думаем о них. Я встречала немало людей, которые сталкивались с Одином совершенно неожиданно, безо всякой веры в то, что боги существуют в иных измерениях бытия, называй ты их коллективным бессознательным или как угодно, или в то, что они могут предстать перед нами, когда настанет время. Вот что рассказала моя подруга Бекки.

В тот первый год Всеотец явил мне лишь несколько своих ликов – Странника, Искателя Мудрости, Трикстера и благожелательного Всеотца. Эти лики обращались к глубинным пластам моего «Я», они говорили спокойно и вдохновляюще, и мне хотелось быть ближе ко всему этому. Странник оказался первым, кто постучался в мою дверь, и не случайно он воспринимался как Гэндальф из сказки. Гэндальф мог быть ужасающим, но только не для своих друзей. Один, надевший шляпу Гэндальфа, сумел преодолеть мой страх, и я пригласила его войти. Один, Странник, настолько был похож на персонажей из моих любимых историй, что я откликнулась на стук незнакомца и предложила ему ночлег, кров и собственные истории взамен. Я хорошо знала, что нужно вежливо относиться к тому, кто стучится в твою дверь, и что он с благодарностью примет принесенные безвозмездно дары, какими бы скромными они ни были, поэтому я могла смело оказывать гостеприимство.

Трикстер всегда что-то нашептывал моему сердцу, и это всегда вызывало улыбку. И теперь, когда он что-то нашептывает, это порой звучит как мой собственный голос. Всеотец во многом похож на Бога из моего детства – всемогущего, всезнающего, любящего всех и совсем не страшного. Он любил меня и желал мне только всего наилучшего. С тех пор я научилась различать, где Один, где Яхве, а где детская мечта вскарабкаться на колени «бога», чтобы окунуться в идеальную любовь, безопасность, интерес и радость.