Сказание о лесных

XV. Снег и кровь

 1.

За стёклами бушевала вьюга, не на шутку пугая обитателей леса. Из ведьминого дома валил дым – пламя печи пожирало брёвна, давая жар. Марта после долгой уборки наказала домовому следить за огнём, не пускать в дом чужаков и отваживать лисицу подальше от мяса.

Завернувшись в три пледа, колдунья заснула под песнь Морозной Матери. Йольская ночь закинула её в старые, давно запечатанные воспоминания.

2.

Кёльберга бросало то в жар, то в холод, перед глазами плавало что–то невнятно-цветастое, а за плечи то и дело хватала Смерть. Она приходила после Самайна и впивалась в кожу холодом.

Марта суетилась вокруг, перерывая свои книги в поисках нужного зелья. Только что могло спасти от проклятья? Ладно, если б девица какая поворожила, а тут – родная кровь, да ещё со всей своей инквизиторской дури, как она ему только плешь окончательно не проела!

«… И да не переживёт мой греховный сын ни одной зимы. Пусть коснётся его жил холод и обратит в лёд. Не будет в роду моём перевёртышей и прочей нечисти!»

Отцовские слова будто въедались в тонкую кожу, разжигая изнутри, чтобы тут же обдать морозом. Да, Великий Инквизитор – семья, чтоб её! – колдовал не хуже ведьмы со стажем. Только знал ли он, что «молитвой» натравил на слабеющего сына Морозных Духов? Скорее всего, охотник за ересью бы назвал это небесной карой, а не проклятьем, ведь у тех ничего общего с Богом не было.

– Нельзя ему с Зимой встречаться, – Марта разожгла печь погорячее и крикнула: – Обращайся скорее, слышишь?!

Как только ветра утихомирились, отпоенный снадобьями ворон вылетел из избы и устремился прочь, подальше, к югу, превозмогая боль. Останавливаться нельзя – в спину дула ледяная Смерть.

«… И не коснётся крыльев моего брата холод. Пусть ищет его отцовское проклятье вереницу зим, но не найдёт. Ибо власть Зимы бессильна там, где царит тепло».

Не нашла Марта другого способа. Когда на охоту родная кровь выходит, остаётся, разве что, на другую часть земли бежать. А ещё лучше – в Цветочный город, окольцованный эльфийской защитой со всех сторон.

3.

Ведьма вздрогнула, приоткрыв глаза. На минуту ей показалось, словно кто-то постучался клювом в окно.

Но нет – Кёльберг был далеко, домовой наблюдал за печью, а Тэми спала в своём уголке, посреди еловых веток и шишек. Лисице тоже было неспокойно – слишком сильно схватил за хвост давний кошмар…

XVI. О лисице и эльфе

1.

Вокруг дома витали цветочные запахи, и немудрено – не зря Добрый выхаживал растения, хотя большая часть не приживалась. Как ни крути, а дикий лес – не Цветочный город, вечно зелёный, наполненный фонарями, музыкой и смехом чарующих эльфиек…

Но изгнаннику дороги назад не было. Да, выжигало изнутри осознание так, что хотелось выть вместе с волками, а зимой, в бушующем аду, казалось, будто Смерть вот-вот схватит за плечи.

Добрый старался не унывать – сидел у порога, следил за котлом, добавлял специй, подливал вина, а когда становилось совсем тяжко, закрывал ставни и прятался у разогретой печи.

А по столу рассыпались лепестки неведомых соцветий, минуя колбы трав, за которые, пожалуй, даже Марта душу не постыдилась бы продать. Но это – уцелевший осколок сердца, остатки Цветочного.

– Интересно, – а вот Кёльберга ситуация явно забавляла, – за что тебя выперли свои же?

Эльф не собирался делиться с перевёртышем старой историей. Да, чёртов ворон умудрился проложить себе дорогу в овеянный солнцем город, завести друзей среди его жителей и коротать там зиму за зимой.

– Тебя это не касается.

Кёльберг усмехнулся и с аппетитом впился зубами в краснющее яблоко. По губам потёк кисло-сладкий сок.

– Можешь не отвечать, – фыркнул сквозь хруст перевёртыш.

Ворон и без того знаю историю, почти легенду об эльфе, который попытался было осквернить дочь высокородной то ли графини, то ли герцогини, и почти осквернил, паршивец эдакий, вот только негодяя нашли вместе с девицей. Церемониться с ним не стали – сослали куда подальше и забыли.

– Может, хоть пару строк родне напишешь, а? – заговорил всерьёз ворон. – Мне передать не так уж и сложно.

Добрый сделал вид, что не услышал, и Кёльберг продолжил жевать яблоко. Странный народец всё же!

2.

Тэми вилась вокруг котла с горячим варевом и поглядывала глазами на дверь. Лисица чувствовала дивные запахи и уют, но не смела прокрадываться в дом без спроса.

С Добрым они зимовали в третий раз, желая друг другу озорной весны, яркого лета и пряной осени. Эльф не отталкивал, но и близко не подпускал, а в иной раз мог вообще пропасть на неделю.

Тэми ждала и надеялась, отвлекаясь на поиски нового логова, ибо старое умудрилась потревожить охотничья свора.

И – набрела на избу. Та удивительно напоминала знакомое логово, только запахи более грубые и… родные, что ли?

– Опять нажрался, скотина?! – а по двору вместо изящного эльфа носилась растрёпанная ведьма. – Канун Йоля, а ты уже синий, как водяной чёрт! Кто, скажи мне на милость, за порядком в лесу смотреть будет?!

– Ооооой, – выл убегающий ком снега. – Так ведь праздник же!.

– Ах праздник! Я тебе такой праздник покажу, башка твоя плешивая!

Лисица пригляделась и узнала Лешего. Судя по крикам, то была Марта, лесная ведьма, общеизвестная целительница. Ох не раз жаловался старик на неё каждому проходящему! Обзывал змеюкой, эксплуататоршей и прятался от греха подальше с украденной котомкой.

Только на деле Марта оказалась не столь ужасной. Прогнала Лешего, а лисицу пригласила в избу.

– Всю зиму одна маюсь, устала, а тут ещё этот пакости творит, тьфу! – жаловалась ведьма. – Не, ты, если пожелаешь, оставайся, всё равно скука грызёт. Но этого в шею гони, если рядом с погребом или сараем увидишь!

И она осталась, даже угол себе обустроила, только эльф из лисьей головы упорно не хотел выходить.

3.

Ветер улёгся, создав пушистые кучи сугробов. Добрый сидел у порога в чёрных ботфортах и с наслаждением вдыхал запах глинтвейна. Напиток дымился и манил.

Из–за угла показалась знакомая лисья морда. Но Тэми не набрасывалась на него, требуя отдать стакан, не пыталась засунуть не в меру любопытный нос в котёл. Лисица просто сидела и смотрела. Добрый догадывался, что за слова вертелись у неё на языке.

– Не приходи больше сюда, – эльф встал. – Никогда. Иначе получишь арбалетной стрелой по шее.

Добрый скрылся за порогом. Тэми с досады и злости хотела перекинуть котёл кверху дном, но чуть не обожгла лапы и унеслась. Подальше, к Зиме, к чертям собачьим, да хоть к тому же Лешему!

Внутри разгоралась ненависть, требуя вернуться и сотворить из эльфийского дома хаос, а хозяина разорвать когтями. Но она уляжется. Когда всё-всё забудется, и Тэми поймает себя на мысли, что не помнит даже имени.

…Не знала лисица, что эльфы любят всего один раз, после – выгорают и уходят с головой в искусство или помешиваются на чём-то другом. Лисицы – как ляжет карта.

4.

В лесу едва светлело. Тэми, поджав хвост, глядела сквозь мрак и видела образы. Мутные, странные и до жути знакомые. Как будто Йольский кот прокрался в сон.

Но слишком многое случилось, чтобы оно казалось больным. Даже жажда мести выветрилась с ушедшим летом.

– Тоже кошмар? – Марта забрасывала травы в земляничный чай.

– Да какое там, – фыркнула лисица. – Так, ностальгическое. Поделишься?

– Без сахара?

Тэми кивнула. Ведьма набросала трав в блюдце и залила горячей водой. Казалось бы – когда успела, ведь мрак только-только начал уходить! Хотя… чародейка же!

Они пили ягодный чай и слушали, как за окном шуршит снег. Йоль продолжался, навевая желание погрызть еловых веток, а днём зарыться мордой в сугроб. И будь что будет!

XVII. Остара

Костры соединились в один, образовав круг, и вспыхнули, как только пальцы ударили по барабанам. Ритмичный стук сплёлся с пламенем. Зазвенели бубенцы, мелькнули багрово-чёрные юбки – жрицы пустились в танец.

Марта замерла, вжав ладони в землю, как и другие ведьмы. В круге Огня кипела жизнь, в круге Земли она только зарождалась. Барабаны вибрировали, передавая энергию воздуху и почве. Жрицы извивались над языками пламени, звенели и выкрикивали проклятья в сторону Зимы. Ритм ускорялся, передавая всё больше и больше энергии.

И грянул взрыв! Пламя вспыхнуло в последний раз, явив взору Энергию. В почве начала зарождаться Жизнь под лёгкое постукивание пальцев по мембранам. Жрицы свились в круг и тоже припали к земле. Казалось, что лежащие на ней ветки вот-вот раскалятся. Кто-то завыл, уставившись в звёздное небо, полное ярости – Морозные Духи с шипением покидали лес, грозя суровыми холодами и лютой бурей.

Сердце Марты распирала Любовь ко всему сущему. По венам текла Жизнь. Почва просыпалась под дикий ритм от долгого сна и обещала возродить зелёный покров.

Кто-то лежал довольный, упиваясь переливами Энергии внутри, кто-то продолжал танцевать, радуя звоном витающих духов. Марта села на землю и замерла. Внутренняя гармония пульсировала и стремилась покрыть собой лес.

Дикая пляска закончилась, музыка продолжалась. Плавный, замедленный стук, передающий Жизнь по капле и тонким, и могучим корням.

Из музыки, танцев и слов зародился Свет. Вот он, истинный ритуал, когда ты отдаёшь себя, свою сущность полуведомому и получаешь отклик.

Барабаны вибрировали до рассвета, вещая всему лесу о грядущей Жизни. Едва лишь начало светлеть, огненные жрицы растаяли. Круг опустел. Марта дотронулась до земли и почувствовала первые ростки. Совсем слабые, подобно зародышам.

– Да будет Воля Твоя! – ведьма поднялась. Теперь оставалось лишь вернуться домой и заварить травяного чая. В скором времени должен прилететь Кёльберг. Теперь ничто не мешало ему пересечь Грань. Разве что какая-нибудь эльфийка, но о сердечных делах брата Марта предпочитала не думать.

XVIII. Да вспыхнет пламя!

Кёльберг проверил, хорошо ли сидит кинжал в ножнах, погладил коня по гриве и посмотрел на сестру. Марта накрыла корзину с яблоками платком, поправила косу и уселась в седло, приподняв платье. Ворон усмехнулся и вскочил на своего.

– Опаздваюууу, – Тэми вылетела из избы, дожёвывая земляничное варенье, уставилась на ведьму, кивнула. И – растворилась в коричневой ткани.

– Не хотел бы я знать, как человечье лицо оборачивается лисьим, – Кёльберг поморщился, хоть и сам постоянно взлетал вороном к заполненному звёздами небу.

Марта проверила, насколько сильно обережное заклятье, хранящее дом, и дёрнула коня. Кёльберг и лисица помчались следом.

Они тройкой летели через колдовской лес, прощаясь с русалочьими хороводами, кричащими птицами, полупризраками, что сидели в кустарниках. Даже Леший махал рукой, едва ли не плача.

Спасаясь от людского ига, брат и сестра обратились к лесу-заступнику много веков назад, и тот впустил их в неведомые разрушающим ногам чащи – лишь ведущие и ведомые водились там.

– Неужто к людям летят? – изумилась Кикимора, выглянув из болота.

– К ним, матушка, – пробормотал Леший.

– И зачем же?

– Мир посмотреть, себя показать, – лесной хозяин припомнил усмешку Марты. На приключения напрашивается троица, ой как напрашивается, только кончится ли оно добром?

– Это не им мира бояться надо, а миру их. Вон как лихо скачут!

И правда: почти скрылись из живого леса кони вместе с лисицей. Перестали звенеть ведьмины бусы, стих боевой клич Кёльберга. Ушли брат с сестрой, прихватив лисьего ребёнка, искать новых друзей и побеждать очередных врагов.

А грустно оно будет или весело – кто знает!

Часть 2.

Ярмарочное колесо

I. Лисья весна

1.

Огромные красные яблоки, мягкие персики, а напротив – целые горы тканей всевозможных расцветок. Глаза Тэми разбегались. Ей безумно хотелось сбросить плащ, перевоплотиться и схватить что-нибудь сладкое зубами, а после убежать на всех четырёх.

– Успеешь ещё налюбоваться, – Кёльберг схватил девушку за руку и потащил сквозь ряды. Благо, он был старше лисицы и прекрасно понимал, что им троим в случае чего не уйти от стражников.

– Помедленнее! – Тэми нахмурилась. Она даже не успевала ничего разглядеть, кроме пёстрых шатров и лотков, наполненных всякой всячиной.

С тех пор, как они покинули Ведьмин лес, прошёл уже целый месяц. Кёльберг устроился подмастерьем у сапожника, Марта – помощницей местного знахаря, а Тэми промышляла воровством у зажиточных крестьян и даже не думала менять ремесло. А что? И выгодно, и весело!

– Бросала бы ты это дело, – Кёльберг качал головой, но лисица его усиленно не слушала. Не то чтобы ей честным трудом зарабатывать не хотелось – просто кровь кипела и требовала сотворить что-нибудь эдакое, пакостно-любопытное.

В глазах лисицы заплясали огоньки. Ворону оставалось лишь тяжело вздохнуть.

2.

Цыганка кружилась в танце, звеня бубенцами. Из-под цветастых юбок выглядывали кружевные башмаки. Грех не заглядеться на такую! Только Тэми больше привлекал толстый кошель.

Судя по одеянию, то ли воин, то ли слуга знатного человека. Такой и за руку схватить может, только вряд ли заметит – уж слишком томно смотрит на плясунью.

Подкрасться тихо-тихо. Достать на ходу нож. И аккуратно срезать, чтобы деньги не посыпались и путник ничего не почувствовал.

– Ах ты! – человек, завидев Тэми, замер. Сердце лисицы ушло в пятки. Попалась! Да ещё посреди толпы!

3.

– Дрянное у тебя ремесло, – названный Ринаром допивал вторую кружку эля. – Попадись кто другой, сидела бы уже в холодной.

Путник не злился – сидел в трактире, пил и рассказывал дивную историю о том, что он якобы потомок древнего рода, только последний вымер, а его самого отец отправил восвояси за вольнодумство и желание жить не по указке. Вот уж истинный сказочник!

– А я перевёртыш, – усмехнулась Тэми. Интересно, поверит или нет? – Превращаюсь в лисицу и бегаю по улочкам на всех четырёх. Пугаю прохожих и краду, что плохо лежит.

– Так вот почему у нашей соседки куры пропадают! – засмеялся Ринар. – Она, бедная, уже столько пожертвований в церковь отнесла! А ведь могла бы на эти деньги второй курятник отстроить или доброго стража нанять!

Догорающий закат говорил, что надо возвращаться домой, иначе Марта будет волноваться. Ринар решил было её проводить, расплатившись с трактирщиком.

Лёгкость и весенний запах кружили голову.

…Первый поцелуй случился совершенно внезапно, как и желание бежать подальше, пока внутри не растворится рой бабочек.

4.

Марта погладила чёрногривого. Жаль было снова его напрягать, только дорога у них дальняя. Тэми долго хмурилась, даже колебалась, а стоит ли оно того.

– Можешь остаться, я не обижусь, – ведьма пересчитала накопленные монеты.

Ринар хорош собой. Статен. Галантен (на первый взгляд, по крайней мере). А ещё наверняка каждый вечер перецеловывает кучу девушек, даже не запоминая лиц. Скорее всего, он её даже не вспомнит.

– А вот я обижусь! – фыркнула лисица. – На себя.

…И тройка коней пустилась в галоп, меняя каменные стены и узкие улочки между домами на просторные поля и крестьянские деревеньки.

Если удалось сбежать – значит, не судьба вовсе, ибо последняя обязательно догонит.

II. Неугомонные

1.

– Тэмира! – Марта вылетела за порог, но лисицы уже и след простыл. – Твою ж!…

Лисица неслась, поддаваясь дивному зову. Миновать поле подсолнухов, подмигнуть затаившейся русалке (да, они не только в речках водятся), перепрыгнуть сквозь огромный овраг у опушки и оказаться на полпути к деревне. И – самое главное – прокрасться во двор мимо собак, схватить с верёвки подходящий сарафан и затаиться в чужом хлеву.

Вот тебе и девица-краса, локоны до пояса, вишнёвые губы, а формы такие, что едва ли не каждая от зависти в колодец рухнет.

И – р-раз! – скакнула к дому старосты, взрослого детины, во всём покорного матушке. Сверкнула пару раз глазами, похлопала ресницами – и растаял мужичонка, едва ли не в храм был готов тащить, но обошлось дело.

Опоила его Тэми, прихватила, что ярко сияло и вкусно пахло, а сама была такова. Обернулась снова четырёхлапой и исчезла за опушкой.

– Ох и неугомонная! – ругалась Марта, глядя на добычу. Опять люд из соседней деревни плохие новости принесёт, мол, завелась нечисть эдакая.

– Мелочи, – фырчала Тэми. – Видела бы ты его медовую рожу! «Ох сладкая моя, не соизволишь ли кваску отведать?» А у самого глазёнки-то блестят!

Ведьма поморщилась так, будто откусила добрую часть лимона. Да, пришедшая весна сильно ударила, и по лисице тоже. С первым теплом носилась Тэми по ближайшим посёлкам, дурила головы молодцам, а кого и вовсе норовила загрызть.

Молодчики поддавались чарам – а лисица хохотала и игралась коварней прежнего, заставляя собственноручно всё ценное из дома выносить и подавать с поклоном Лешему.

– Осторожнее будь! – вздыхала Марта в очередной раз.

А у Тэми в голове – наполненный цветочными запахами воздух, хохочущий, толкающий на подвиги во имя веселья!

2.

– Ну и где эта ваша нечисть? – Ринар скучающе осматривался по сторонам.

Сидели стражники на лесной опушке, откуда, судя по рассказам, и появлялась загадочная девица. Одни поговаривали, что у неё из-под юбки выглядывает чёртов хвост, другие приписывали рога и свиные уши.

– Тьфу, опять бредни, – в сердцах сплюнул стражник. – Напьются, вот и мерещится всякое!

Покараулили, обошли три деревни, да никого так и не заприметили, кроме вороньей стаи. Вилась вокруг, каркала так, что хотелось всех до одного перестрелять. Жаль, стрелы не казённые.

3.

Кёльберг самодовольно ухмылялся, то и дело подталкивая Тэмиру к новым приключениям.

– Ну чего тебе стоит? Вон дружок твой, Ринар, ночами из-за тебя глаз не смыкает, всё ждет!

– Не дружок он мне!

Лисица искренне надеялась, что они уберутся поскорей и подальше. Не будут же вечно сидеть!

– А ты ему гостинцев испеки, авось подобреет, – продолжал Кёльберг.

Тэми не выдержала. Благо, кочерга оказалась рядом, только ворон оказался удивительно изворотливым и залез на печку, всем своим видом показывая, что не сдастся без кровавого боя.

Ринар… Да она его забыла почти! А лапы размять до жути хотелось. Хотя бы по полю пробежаться и вцепиться зубами в яркий подсолнечник!

Карканье стихло. Кёльберг выглянул в окно и увидел, как стражники отдаляются под недовольные возгласы крестьян.

Исчез с горизонта знакомый плащ, вместе с ним растворился весенний ветер. Оно и неудивительно, ведь до Литы оставалось всего ничего. Хотя в этих краях праздник зелени и огня называли Купалой.

III. Ночь огня

1.

– На Ивана, на Купала красна девица гадала, – разливалось отовсюду, хотя для вечерних песнопений еще было рановато. Солнце стояло над землёй высоко и даже не думало пока заходить за горизонт.

А люд уже сверкал лентами, венками, куклами из тканей. Кто-то шёл на ярмарку, кто-то возвращался оттуда разряженный, а кто-то готовил корзины, собираясь в пламенную ночь заполнить её до верха целебными травами.

Почти все молодые девки крутились у берега речки. Из распущенных волос торчали ветки полыни, ивы, мяты. Самые проворные заговаривали воду, чтоб понесла сплетённый венок к суженому и повенчала их. Не знали молодицы, что за ними, посмеиваясь, наблюдал Водяной, чудом сбежавший из-под присмотра Кикиморы.

А вот Марте было не до гуляний – впереди ночь Огня, когда природа пляшет и поёт, выращивая повсюду дивные травы, которых в иную пору не сыщешь. Расцветали они во всей красе, только от людского глаза постоянно прятались.

Ведьма сплела из платка котомку и покинула избу. Зачарованный купец так и остался сидеть на месте.

– А ему это точно не повредит? – младшего брата терзали сомнения.

– Поспит день-другой – и оклемается, – фыркнула Марта.

Вообще-то они сперва пытались по-доброму, мол, впустите бедных странников переночевать в сени, и будут вам за это монеты и человеческое «спасибо», но купца подобное не прельщало. Пришлось уговаривать, точнее – заговаривать, чтобы знал, каково добрым людям отказывать.

Ведьма исчезла в лесу, оставив брата и подругу наедине. Те пожали плечами и разбрелись: один пошёл за ягодами и вином, вторая – плести венок и гадать. Тэми даже задумалась: а на кого, собственно? Воспоминания о первой горечи, отдающей эльфийским запахом, растворились спустя две зимы, а другой и не было.

«Да без разницы, просто на любовь!» – сказала себе и помчалась к речке.

2.

Ягодное вино лилось рекой, разжигая пламя в телах. Девки кружились среди костров, одни с парнями, другие сами по себе, и не было ни единой души, которая не сливалась бы с остальными. Венки лишь чудом не падали с голов, хотя находился молодец, что хватал с головы травяное украшение, а потом утаскивал саму девку подальше от чужих глаз.

Лесная любовь сливалась с человеческой, и казалось, что весь мир пульсирует и кружится – лишь луна холодно смотрит и усмехается, а звёзды вторят ей и перемигиваются.

Ты пляши, пляши, девица,

У крылатого огня,

Как присядешь же напиться,

Повстречаешь тут меня.

Будем долго миловаться,

Аж до самого утра,

Будешь ждать и волноваться —

Я скажу, что мне пора…

Тело Тэми горело. Казалось, что жар растекается от самого сердца и земля под босыми ногами вот-вот вспыхнет. Кто-то хотел было её схватить, но она увернулась и, скакнув через пламя, растворилась среди пляшущих. Отовсюду звенела музыка и раздавались похабные песенки о звонкой любви, которую так легко скрывает ночь.

Не обошлось и без горечи – на другой стороне реки две девки рвали друг дружке волосы, не поделив славного парня. Только тот давно уже исчез, пока влюблённые и пьяные, подобно двум собакам, дрались с жуткими криками.

Тэмире захотелось найти ведьму и поворожить, но той как будто след простыл. Не было Марты ни среди костров, ни среди милующихся (а может, спряталась-таки с кем-нибудь?). А речная вода тем временем уносила всё больше венков в неизвестность. Особо лихие молодцы выхватывали их и подплывали к девицам. И казалось, что не будет этой пляске ни конца, ни края, и всё будет сливаться со всем целую вечность.

Но нет – как пропели третьи петухи, растворилось вино, на месте пламенных языков остались пепелища, а звуки свирели сменились тишиной. Лишь природа по-прежнему ликовала, заставляя зелёную листву колыхаться, а нетронутые венки – плыть дальше, сквозь чёрные воды.

На рассвете деревню покинули двое: ведьма с котомкой, заполненной травами, и её напарница. Что правда, то правда: голова у Тэми была до сих пор хмельной, зато в сердце поселилась надежда на скорую и счастливую любовь.

3.

Как только ягодное вино коснулось губ Кёльберга, медальон с эльфийской руной предательски обжёг кожу. Не до веселья стало ворону, ибо тонкая ниточка, соединявшая его с человеком роднее сестры, тряслась и грозилась вот-вот разорваться.

Раз, два – и с криком обернулся птицей, расправил крылья и взлетел. Сквозь костры, чужой хохот, казавшийся теперь зловещим, сквозь лунную ночь, лишь бы только добраться до Каменного города и спасти Её.

«Лилиэль!»