Read the book: «СРО», page 12

13

Хлопотова зашла в клетку камеры предварительного заключения. Виктор лежал на нарах, укрывшись плащом с головой. Надежда увидела его бледные, как у мертвого, и грязные, как у нищего, пятки. Сердце ее сжалось:

– Витя, проснись. Я договорилась, тебя сейчас отпустят.

– Спасибо, ― прохрипел Хлопотов и закашлялся, ― почти вовремя.

– Зачем ты встречался с Охальником?

– Я думал, что ты его до сих пор любишь. Надеялся, прилетишь, приревнуешь его ко мне, устроишь истерику. Клин между вами хотел вбить, понимаешь?

– Эх ты, интриган, ― Хлопотова погладила мужа по голове, ― даже подлечь под начальника не можешь с пользой для себя.

– Отвали.

– Не обижайся, расскажи лучше, почему полиция Охальника не арестовала?

– Попробуй арестуй его. Он летал на своих двигателях, жалил ментов лазером, потом кидал им под ноги стеклянные шарики, а когда все спецназовцы попадали, их сетка-паутина опутала.

– Действительно, Неомен.

– Его Аматидис почти подбил копьем, но тот применил эффект матрицы, и орудие летает теперь где-то в параллельных мирах.

Некоторое время молчали, наконец Хлопотова предложила мужу одеться:

– Возьми, тут свитер, кальсоны, шерстяные носки. Подхватишь еще пневмонию.

– Почему ты не прилетела раньше? Хотела, чтобы я в твой шкуре побывал?

– Нет, Витя, женщины не такие безжалостные, как мужчины. Просто решалась судьба «Космопрома» и «Космостроя». Теперь это одно СРО, и возглавляю его я.

– Поздравляю.

– Я тебя тоже.

– С чем же?

– Больше тебя никто не будет иметь, даже фигурально.

– От твоих домогательств я бы не отказался.

– Боюсь, после стольких лет сексуального рабства у меня выработалось отвращение к мужчинам. К тому же у меня будет теперь так много дел: нужно будет перестроить весь мир СРО, так чтобы ни один из его проектов не строился на насилии.

– Так вот зачем ты так упрямо лезла наверх. Ты справишься. СРО придумывать ― не мешки ворочать. Ври всем, что главное любовь и дело в шляпе. В корне это ничего не изменит.

– Что делать, Вить, раз не можешь изменить мир, возглавь его.

– Удачи.

Хлопотова попрощалась, вышла из отделения полиции и запрыгнула в вертолет. Следующим пунктом в ее органайзере был триумф всей ее жизни: участие в заседании правительства на тему: «Новая эра русского космоса». Речь была тщательно отрепетирована, но время еще оставалось. Надежда присела в кресло Охальника и прислушалась к своим чувствам: «Нет, ничего особенного, просто кабинет, просто стол, просто компьютер. Никаких признаков упоения собственным величием. Похоже, эта проказа поражает исключительно мужчин».

Вошла Света:

– Надежда Евгеньевна, к вам два посетителя: директор конструкторского бюро и девушка. Я сказала, что вы готовитесь к правительственному совещанию и никого не принимаете, но они не уходят.

– Конструктору передайте, что для него не все потеряно. Космический проект меняет свое лицо: будут снижены первоначальные взносы, разработана гибкая система скидок. В ближайшее время я планирую разослать предприятиям России письма, в которых будут изложены выгоды членства в объединенном космическом СРО. Директор бюро, потерявшего на этой неделе исследовательский зонд, тоже получит такой документ. Кстати передайте Хлопотову, чтобы он подготовил проект письма и принес мне на подпись.

– Директор департамента регионального развития позвонил и сказал, что взял бюллетень.

– Ах, да, это надолго. А ваш Рейган справится с письмом?

– Я ему помогу, ― Света опустила глаза.

Хлопотова улыбнулась и подумала: «Гуманоиды хватаются за любую возможность выбиться в люди, взять хоть этого Рейгана. Эту энергию нужно шире использовать в работе».

– Еще директор КБ интересовался, оплатят ли ему страховку?

– Конечно, нет, ― Хлопотова вспомнила, как мухлевала с договором, ― ведь объект вышел из строя на этапе, не указанном в списке страховых случаев. Но передайте ему, что страховые потери я могу учесть, если он надумает вступить в наши ряды. Думаю теперь, когда у него одни долги и никакого зонда, он будет посговорчивее. А что там за девушка?

– Антигона Аматидис. Говорит, что по личному вопросу.

– Пусть войдет.

Девица уверенно расположилась напротив Хлопотовой и посмотрела ей в глаза:

– Ловко вы придумали с этими фотографиями. Зная, что инцест для древнего грека ― самое страшное преступление, вы полагали, что отец не сможет после этого жить. Но вы просчитались, он лишь ослепил себя, и юридически по-прежнему является главой СРО «Космострой». И я, как его дочь, как наследница…

– Ошибаешься, сестренка, ― Хлопотова спокойно достала из ящика стола несколько документов, ― вот копия генеральной доверенности на мое имя, узнаешь папину подпись? Этот документ дал мне право на управление всеми активами, я решила объединить их с капиталами «Космопрома».

– Вы и промышленность к рукам прибрали?

– Возглавила по решению совета акционеров, после того как господин Охальник исчез в неизвестном направлении.

– Ну и как ощущения? Круто быть владычицей космоса?

– Пока нравится.

– А в постель с родным отцом не страшно было ложиться?

– Страшно, конечно, весь Интернет судачит о его зверствах с пришелицами. Но что делать, бизнес ― очень опасная для здоровья игра.

– Я не об этом. Карму себе испортить не страшно было?

«Дурочка, думает пристыдить меня», ― Хлопотова вспомнила встречу с Аматидисом. Как только Охальник выпустил ее из пыточной, она полетела во дворец к греку и пообещала помочь в игре против конкурента. Надежду впустили, и она постаралась применить все, что к своим годам узнала о соблазнении. Но всего не потребовалось, как только грек узнал подробности аферы с космически лифтом, он возбудился больше, чем Охальник от урологического массажа.

Сначала Аматидис целовал ей руки, благодарил за слив информации, потом толкнул на ложе и предложил скрепить договор о сотрудничестве самой крепкой «печатью». События развивались по плану Хлопотовой, но она неистово сопротивлялась, чтобы сделать момент истины для Аматидиса наиболее эффектным.

– О небо! ― безумно вопил грек, срывая с Хлопотовй одежды. ― Я понял замысел великий. Богиня эта мне дана, дабы помочь порядки олимпийские восстановить в проекте СРО! Поддайся, глупая ведь это будет акт творенья мира, в котором слабый править сильным перестанет, а силу и духовность будут люди снова почитать! А на вершине нового порядка воссядем мы с тобой, Надежда, как Зевс и Гера восседали на Олимпе!

Потом, сидя в набирающем высоту вертолете, Хлопотова писала Аматидису сообщение: «Не ожидала от тебя такого приема, папа!» К эсэмэске прилагались фотоснимки, на которых Надина мать и греческий магнат обнимались на фоне руин Афинского акрополя.

Потом были часы волнительного ожидания, и наконец министр культуры известил ее о принятом в верхах решении. Кремль зажег для нее зеленый свет.

Все это время Антигона что-то говорила об устройстве вселенной и о том, что поступок Хлопотовой обязательно отразится на последующих перерождениях ее души.

– Как папа себя чувствует? Надеюсь, глазницы не гноятся? ― перебила Хлопотова юную Аматидис.

– Нет. Он провел процедуру ослепления в офтальмологической клинике. Там все стерильно. Сегодня сняли повязки.

– Не перестаю удивляться, как причудливо в его сознании сочетаются архаика и прогресс: античность и СРО, поступок Эдипа и лазерная медицина.

– Я не верю, что вы моя сестра. И думаю, что смогу это доказать в суде. Мне помогут папины юристы, уволенные по вашему приказу.

– Конечно же, я не твоя сестра. Но после того, как в эту небылицу поверил твой отец, доказать обратное будет трудно. И вообще, Антигона, я не понимаю, почему ты так недружелюбно настроена по отношению ко мне. Насколько я знаю, властные замашки отца мешают тебе жить, а я, лишив его рычагов власти, даровала тебе свободу. Напрасно ты не ценишь этого, мне, к примеру, эта высшая ценность досталась дорогой ценой. К тому же, ты не в курсе моих планов, думаю, тебе они понравятся. Я предлагаю отнять мир у мужчин, пока они не разрушили цивилизацию, которую сами же создавали много веков. Долой фаллоцентризм и да здравствует разновекторная сексуальность. Дадим же вселенной развиваться по любви, а не по принуждению.

– Все вы сладко поете, а на деле кругом одно СРО.

– Антигона, давай дружить. Предлагаю тебе отказаться от тяжбы за наследие «Космостроя» в обмен на это!

Девушка в волнении прочитала документ.

– Я ничего не поняла.

– Секретарь твоего отца в обмен на место в объединенной корпорации согласился подсунуть слепцу на подпись стопку документов. Среди них была не только доверенность на мое имя, но и отказ от заявления в полицию, на основании которого арестован гуманоид по имени Юрий.

Хлопотова помахала документом.

– Оказывается, он готовил покушение на папу, ― Антигона надула губы.

– Ты не знала? Сочувствую. У мужчин просто талант разбивать любовь. Значит, тебе это не нужно? Можно порвать?

Глаза Антигоны намокли. «Жалко девочку, ― думала Хлопотова, ― в семнадцать лет сложно выбирать между самодуром-отцом и мерзавцем-любимым».

– Отдайте, ― Антигона шмыгнула носом и покинула кабинет. Следом зашла Света:

– Пора, Надежда Евгеньевна!

Когда Хлопотова шла по коридорам дома правительства, красивые мальчики в гусарских киверах открывали перед ней золоченые двери. В каждой зале вдоль ковровой дорожки стоял плотный строй хлопавших в ладоши чиновников и бизнесменов. Из-за тысяч фотовспышек Надежде казалось, что она идет по световому тоннелю. Наконец открылись врата премьерской ложи.

«Почему так темно. Где я? ― Хлопотова растерялась. ― Кто напустил сюда пару? Что это, теракт?»

– Дверь плотнее закрывайте, тепло уходит, ― крикнул кто-то.

Надежда пригляделась и поняла, что находится не в зале заседаний правительства, а в мужском отделении общественной бани. На полках сидели голые мужчины крупного телосложения. Хлопотова пригляделась: «Боже, да это же кабинет министров полном составе!» Глава минкульта, которому она недавно позировала, помахал ей ковшиком, остальные члены правительства просто смотрели. На самой верхней полке восседал президент в войлочной треуголке, министр внутренних дел был в буденовке, остальные в скромных шапочках с гербами курируемых ведомств.

Кто-то тронул Хлопотову за локоть, она испугалась, это был Мальков, единственный из присутствующих он был обернут в полотенце.

– Раздевайтесь, Надежда Евгеньевна, не заставляйте себя ждать.

Хлопотова все поняла. Растирая пот и слезы, она стала снимать пиджак, блузу, юбку, колготки. Стягивая трусы, Надежда пошатнулась, Мальков поддержал ее.

– Кто вы на самом деле?

– Майор ФСБ, хотя теперь уже, наверное, полковник. Рад за вас, Надежда Евгеньевна. Давно пора было заменить этих престарелых гомосеков ― Охальника и Аматидиса ― на кого-нибудь посимпатичней. К тому же они начали зарываться. Представляете, 4 ноября, в День согласия и примирения, в святой для русского человека праздник, они вместо парада хотели устроить резню на Красной площади. Решили, мерзавцы, выяснить кто из них круче. Чтобы сорвать эти планы, мне пришлось внедриться сразу в оба СРО. Но моя работа по недопущению беспорядков была под угрозой срыва, если бы вы не сыграли так тонко партию по устранению Аматидиса, кто знает, чем бы все закончилось? Этот тупой охранник Быков мог все испортить. Представляете, он меня вычислил, на свое горе. Пришлось ему кислород перекрыть. Вам Охальник не показывал его предсмертное письмо? Нет? Жаль, посмеялись бы.

– Малек, парку поддай! ― крикнули откуда-то сверху.

Мальков выплеснул таз воды на камни. Помещение окутал плотный пар.

– Ну же, Наденька, не тушуйтесь. Правительство решило, что женщины гибче и старательней. Вы понимаете, о чем я. Так что не подкачайте. Вот, наденьте страпон, это для министра внутренних дел. Он тут единственный, кто жалеет об уходе Охальника из проекта. Докажите ему, что вы не хуже своего бывшего босса. Ну же, вперед, ― Мальков ободряюще хлопнул Надежду по попе.

– Даже лучше, чем на фотографии, не правда ли, господа?! ― потирал потные ладошки министр культуры.

– Поехали, ― скомандовал президент, и главы ведомств стали слезать с полок и окружать Хлопотову. Свет померк.

Обессиленную Надежду встретила услужливая Света и протянула бумажные платочки:

– Надежда Евгеньевна, мне мой предшественник, секретарь господина Охальника, сдавая дела, рассказал, что эти заседания бывают очень болезненными. Говорят, его каждый раз после этого проктолог посещал. Я волновалась. Вам вызвать?

– Нет, Света, ― холодно ответила Хлпотова, ― Россия возвращается на традиционный путь, вызывай гинеколога.

14

Хлопотов валялся за кухонным столом и давил на кнопки пульта. По всем каналам транслировали парад. «Бесполезно», ― Виктор уже отчаялся посмотреть мультфильмы и отхлебнул остывшего чаю.

«Праздник ― День народного единства ― исторически связан с окончанием Смутного времени,― комментатор заполнял паузу, вызванную заминкой при построении полков. К удивлению Хлопотова, физкультурников Аматидиса, обычно маршировавших на парадах, в этот раз заменили курсантами ракетных училищ. ― Все мы знаем, товарищи телезрители, что новый импульс процесс единения народов России получил, когда в небо взмыла первая межгалактическая ракета», ― говорилось в телевизоре.

Президент и министр обороны красиво разъехались на лимузинах, на брусчатку ступили первые шеренги, заиграл государственный гимн.

Диктор импровизировал, видимо, его не предупредили об изменениях в сценарии праздника: «Заметим, дорогие друзья, что в этот раз парад открывают не победители спартакиад, традиционно проводимых среди саморегулируемых организаций космического комплекса, а профессиональные военные. Что ж, это закономерно. При всем уважении к трудящимся звездной индустрии, кузнецам нашего вселенского величия, берусь утверждать, что самая опасная работа в космосе по-прежнему ложится на плечи людей в погонах. Ура! Ура героям!».

Под звуки бравурного марша будущие офицеры, претендующие на главные роли в фантастическом сериале «Российский космический прорыв», чеканили шаг.

В дверь позвонили. «Открыто», ― крикнул Хлопотов. В кухню ввалился возбужденный Рейган. В каждой руке у гуманоида было по бутылке водки, причем держал он их за горлышко, дном кверху, как гранаты:

– У меня праздник, Витек, ― сына из тюрьмы выпустили!

– Здравствуй, Юра, ― Хлопотов обнял исхудавшего парня, за спиной у которого висела гитара.

– Здорово, дядь Вить.

Рейган поставил воду для пельменей, нарезал сыра, наполнил три рюмки и расчехлил гитару.

– Ну как ты, Витек? ― Рейган разговаривал, как всегда, бодро и полушутливо. Юра подражал ему. Однако Хлопотов понял, что все это напускное, ― семью пришельцев здорово потрепали неприятности сына.

– Я нормально, выздоравливаю, ― Хлопотов отключил звук, полки двигались в телеэкране все так же синхронно, но в немой тишине. Курсанты походили на участников сеанса гипноза. Во всем этом ощущалось что-то зловещее.

– Наливай, дядь Вить, нечего ее гипнотизировать, ― Юра нервно ерзал на стуле, вертел в пальцах сигаретную зажигалку, хлопал ладонями по ногам. Видимо, эта манера поведения прилипла к нему в СИЗО, и с помощью алкоголя он намеревался стряхнуть с себя этот камерный дух.

Выпили.

– Удалось сохранить то, чем ты так дорожил? ― поинтересовался Хлопотов.

– Чудом, дядь Вить, чудом, ― похохатывал Юра, хотя предмет разговора был не веселый, особенно для Хлопотова. ― Я как в изолятор попал, меня за «дорогой» следящим определили. Это такой способ связи между арестантами: по внешним стенам плетется целая сеть из ниток, по которым циркулируют свернутые в трубочку бумажки-малявы. Если камера пропустит хоть одно сообщение, ее «заморозят», то есть вычеркнут из карты «дороги», а старшему придется держать за это ответ. И вот я одну из таких весточек проворонил. Понимаете, спали посменно, коек не хватает, я и задремал. Понизили, пришлось в камере уборку делать. Еще бы один промах, и мог бы в «петухи» загреметь. Так что вовремя Аматидис заявление отозвал.

– Да уж, система исполнения наказаний ― самое жесткое российское СРО, ― констатировал Хлопотов.

Снова выпили.

– Витек, у нас теперь другая проблема, ― не унывающий Рейган вразнобой брал аккорды и перебирал струны, ― Юрка переживает, что с ним его девочка не идет на контакт.

– Привыкнешь, ― Хлопотов снова разлил, ― со мной моя девочка всю совместную жизнь не идет на контакт.

– Она меня презирает, ― грустно заметил Юра, ― на свиданку в тюрьму ни разу не пришла.

Трансляция репортажа прервалась экстренным новостным сообщением. Хлопотов прибавил звук:

«Сегодня утром в результате авиакатастрофы погиб президент СРО «Космопром» Иван Охальник. Трагедия произошла в ходе развлекательного полета бизнесмена в костюме супергероя, оборудованного реактивным двигателем», ― тараторила дикторша.

– Долетался, пидор Македонский, ― Рейган, который, похоже, не простил покойному шефу пыток, переломил руку в локте и показал телевизору кулак.

«Господин Охальник летел на сверхзвуковой скорости по направлению к Красной площади, предположительно собираясь принять участие в авиа-параде в честь Дня народного единства, но задел трос, которым крепился к грузовому вертолету фрагмент декоративного панно, транспортируемого на строящийся в Подмосковье космодром».

– Аматидис его все-таки укокошил, ― предположил Рейган и поднял рюмку, ― ладно, земля ему пухом, помянем мужика, не чокаясь, до дна!

«Следствие опровергло версию умышленного убийства, ― возразила Рейгану ведущая новостного блока, ― Макарий Аматидис, которого российские блогеры заподозрили в причастности к падению Ивана Охальника, в настоящее время проходит лечение от болезни глаз, которая внезапно поразила магната, и находит утешение в сочинении воспитательной поэмы «Конец времен».

– А я думаю, этого Неомена наши ПВО сбили, ― не поверил сообщению Юра. ― Уж больно резво он полицейских крошил, когда меня повязали.

«Глава государства поручил правоохранительным органам тщательно расследовать причины аварии, а парламентариям предложил подумать о законодательном ограничении продажи суперкостюмов, угрожающих жизни и здоровью граждан. «Недопустимо, чтобы сомнительные западные развлечения уносили жизни россиян, ― заявил президент, ― мы извлечем урок из трагедии. Вечная память созидателю, отцу космической программы и гражданину с большой буквы ― Ивану Охальнику!» Конец цитаты».

– Правильно, а то разлетались, ― заключил Рейган, ― у нас тут не Америка!

На экране снова зашагали полки. Хлопотов выключил телевизор.

– Хрен с ними, с господами, у нас свои дела, ― Рейган ударил по струнам, ― есть, Юрка, одна песня, перед которой ни одна женщина не устоит.

– Что ты знаешь о женщинах, отец? Антигона ― дочь человека, а не пришелица с трикотажной фабрики, ― Юра выпил, сильно запрокинув голову.

– Много ты понимаешь, сопляк, ― обиделся Рейган. ― На женщин этот хит еще сильнее действует. Я недавно проверял с одной коллегой из офиса. Так-то. Только матери не говори.

– Врешь!

– Витек, скажи ему, как Светка за мной бегает! Ну, скажи! ― разошелся Рейган. ― Да если хочешь знать, человеческие самки предпочитают гуманоидов своим мужчинам. Это потому что у нас от природы мужских гормонов больше. Посмотри на меня и на дядю Витю, я хоть и старый, а бицепс у меня ого-го!

– Причем тут бицепс, я виноват перед ней, ― сокрушался пьяный Юра.

– Виноват, так извинись. Сейчас допьем, поедем к ней во дворец, нас пропустят, мы ведь теперь все в одном СРО. Встанем под окном и три-четыре:

Сердцу очень жаль, что случилось так,

Улетает вдаль журавлей косяк.

― Думаешь, сработает? Вообще-то она хардроком увлекается, ― сомневался Юра.

– Все они увлекаются, пока не влюбятся, и уж тогда:

А любовь, как сон,

А любовь, как сон,

А любовь, как сон…

― «Стороной прошла», ― Хлопотов закрыл ладонью струны и почувствовал вдруг сильный прилив ярости. ― Ты бы, Рейган, лучше бы рассказал сыну, что ни он, ни ты, никогда не были пришельцами. И что он себе чуть жизнь не сломал из-за того, что его папаше духу не хватило признаться семье в том, что гуманоидами они стали благодаря его лени и нежеланию развиваться. Давай, Рейган, хрен с ней, с подпиской, я тебя не сдам, скажи ему, что нет никаких ракет, нет никаких колоний, нет никакой комической империи! Давай, если ты мужик, раскрой ему глаза. Про все говори: про якобы лазерный ожог, который ты получил, воруя мясо из кипящего котла в солдатской столовке; про то, как ты в скафандре перед камерой кривлялся; про то, как врал всем, что ты ― герой галактики!

Рейган и Юра покатились со смеху:

– Закуси, дядь Вить, ― посоветовал Юра.

– Все, Витьке больше не наливать, ― хохотал Рейган, ― третий столик отдыхает!

– Меня тошнит от вас, ― презрительно бросил Хлопотов.

– А ты поблюй, легче станет, ― посоветовал друг-гуманоид.

Хлопотов вышел в туалет, пошевелил пальцами в глотке и выдавил утренний чай пополам со слезами. Он нажал на кнопку сливного бачка, вода унесла все это по трубам в канализацию, в тот бескрайний океан, куда сливали жидкие отходы несчастные жильцы корпоративного пентхауса объединенного космического СРО.

«Конечно, несчастные, ― Хлопотов знал все о своих соседях, потому что регулярно слушал откровения водопроводных труб, ― дерьмо и слезы, больше нет ничего».

Хлопотов плевался и смывал, плевался и смывал. Вода текла, текла и текла. Граждане единственной во вселенной космической империи роняли слезы счастья в светлый праздник народного единства, добавляя соли в мировой океан. От этого вода в нем с каждой секундой становилась все менее пригодной для жизни. Планета вращалась вокруг своей оси, подставляя остывающей звезде свою темную сторону. Другие небесные тела, взаимодействуя между собой, закручивались в спираль.

Вселенная расширялась и рождала новые звезды, которые в будущем могли бы согреть цивилизации гуманоидов: тех самых серолицых существ, что видны в телескопы российского СРО.