Free

Клуб Анонимного Детства

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

В тот день Маша приняла несколько важных решений, определяющих ее дальнейший путь, возможно, не совсем осознанно, но по-детски серьезно. Только это уже совсем другая история, а пока перед Машенькой появился стакан молока и мамин пирог.

– С ягодами?

– Да, с ягодами.

А в комнате деда по-прежнему стоял замок, и герои все еще не могли договориться: идти к реке или остаться.

Утро в России

Два жителя коммуналки – пожилой и молодой – встретились 16 февраля 2024 года утром на кухне. И случился у них разговор.

– Поболит и перестанет!

– Жаль умерших не вернешь.

– Поболит и перестанет!

– Будет время, все поймешь.

– Поболит и перестанет!

– Руки в кулаки сожми!

– Поболит и перестанет!

– Накинь лямку и тащи…

– Поболит и перестанет!

– Мне твердили, я твержу…

– Поболит и перестанет!

– Я смогу, смогу, смогу!

– Поболит и перестанет!

– Пропади ужасный день!

– Поболит и перестанет!

– В моем сердце боль и тень…

– Поболит и перестанет!

– Стоп, горшочек, не вари.

– Поболит и перестанет!

– Валенки с ноги спадают. Побледнели, нос в грязи.

– Поболит и перестанет!

– Буря небо мглою кроет…

– Поболит и перестанет!

– Ветер воет, воет, воет!

– Поболит и перестанет!

– Руки тянутся к огню!

– Но болеть не перестанет…

– Тонешь ты, и я тону.

Раздери меня воробей!

Настал очередной день рабочей недели – среда. Раннее утро, все будильники прозвенели, кто-то собрал сумку с вечера, кто-то впопыхах занялся этим прямо перед выходом, забыв наушники на столе. Про наушники он вспомнит позже, когда приземлит свою пятую точку на единственное свободное место в автобусе.

Ранее утро всегда волшебное время. Улицы просыпаются, дворник уже метет мусор, с которым так любит играть петербургский озорной ветер. Пекарни потихоньку наполняют воздух запахом свежей выпечки. Воробьи чирикают все громче, рассказывая друг другу утренние новости, которые успели собрать. Во дворах ненадолго поселилось теплое лето, пробираясь даже в самые серые и промерзшие за зиму уголки, солнце заглядывает в колодцы, освещая местную фауну. Самые радостные и желанные солнечные лучи разливаются теплыми лужами по проспектам. Они наполняют воздух, отражаются в куполах, ныряют в фонтаны, разлетаясь на тысячи радужных искр, щекочут носы петербуржцев.

На этой священной земле солнце редкий, но всегда желанный гость. Как только наступает его время, люди превращаются в моржей и загорают на Петропавловке, набережные оживают, подставляя свои каменные бока, и заливаются перламутром, а статуи в Летнем саду слегка щурятся от удовольствия.

Все вокруг погружается в великую рутину, и вроде бы каждый день похож на предыдущий. Но каждое утро – это новое утро, и всем нам даются новые шансы. Если, конечно, мы – всесильные и умные люди – не упускаем их.

Так и в этой истории: в самой обычной коммуналке произошел занятный случай.

Есть в Петербурге коммуналки: длинные коридоры, что можно кататься на велосипеде, высокие потолки, общая кухня, часто один унитаз на всех. И в каждой такой квартире, как и в любой другой, есть свои радости и горести. Перегорела лампочка, потрескалась краска на стене, угрожающе свисают куски старых обоев. Немытые окна, накопившие слой пыли за множество зим, ажурный тюль, перекинутый через натянутую веревку. Расставленные по кухне домашние растения пестрят разными горшками, а вместо поддонов – старые тарелки и блюдца. Черный и белый хлеб в пластмассовой хлебнице, вчерашние щи в холодильнике. Затертая плитка на полу.

Люди, молодые и постарше, ушли кто куда: кто на работу, кто на учебу, а коммуналка осталась и замерла в блаженной тишине. Лишь из приоткрытых форточек льется свет, доносится звук проезжающих мимо машин и бормотание старой радиоточки. Дом будет ждать людей, старые шторы будут ждать людей, щи в холодильнике постараются не испортиться и будут ждать людей. В Питере вообще очень добрые дома, они хранят в своих стенах память о пережитом, дышат тайнами и оберегают нас, когда нам бывает невыносимо плохо. Они помнят наш первый крик и услышат последний вздох, никому не расскажут о том самом случае, сохранят драгоценные минуты счастья, вдохновят на новый день, даже если прошлый был из рук вон дурным и тяжелым. Дома, как и сам Петербург, нужно любить. Добрый наш город, живой!

В одной из комнат, в отличие от остальных, блестели полы, вещи благоухали кондиционером и лежали аккуратными стопочками. Каждый цветок, а их было немало, был посажен в красивый глиняный горшок, напоен и подкормлен в точности по расписанию. Это была комната Вареньки, она работала санитаркой. Варя любила порядок, книги и свежий хлеб. Но сегодня мы познакомимся не с Варей, а с ее другом – вальяжным молодым джентльменом, который, проводив свою даму сердца, разлегся на диване. Он смотрел в окно, где шныряют воробьишки, совершенно наглым образом вороша и разбрасывая насыпанные в кормушку семечки, хлеб, остатки геркулесовых хлопьев.

– Вот шалопаи…

Наш герой уже прищурил глаза – теплое летнее утро клонило в дремотную негу, как вдруг в комнате тихо скрипнула дверь. Незваным гостем был сосед, видимо, Варя неплотно закрыла дверь и старая защелка снова отошла. Сосед медленно, но неотвратимо продолжал углубляться в комнату, пока не нашел хозяина на диване.

– А-а-а, вот вы где, Василий! А я-то думаю, куда же этот прохвост Рыжкин подевался. А вы тут изволите почивать, как я погляжу!

– М-м-м, Феликс Котов собственной персоной. Что же заставило вас, мой дорогой, в такую рань ко мне явиться? Как ваши усы?

– Блестят и торчат, Василий! Блестят и торчат! А насчет темы визита – так дело известное! Познакомиться нам поближе пора, негоже нам все время друг друга сторониться. Как поживает ваш лишний вес?

– А мне не лишний!

– Ха! И то верно!

Пока суд да дело сосед наш к угощениям и кушаньям направился, медленно, но очень уверенно.

– Как ваша хозяюшка? Давеча на кухне ее видал – цветет!

– Да, тряпки постирала, стопочкой сложила и на работу пошла! Машинка-то у нас стиральная сломалась, вот она в тазике и полоскалась.

– Да? Как интересно, а я и не заметил.

Все, конечно, наш сосед заметил, но он старался поддерживать разговор, чтобы не привлекать лишнего внимания к тому факту, что угощений на блюдце стало меньше, а его улыбка шире.

– Дак мимо вас целое стадо мышей пробежит, а вы проспите! Вы кушайте-кушайте, не стесняйтесь!

– Фу! Раздери меня воробей, какое гнусное высказывание в мой адрес, Василий! Я запомню. А кушать буду! Чего мне стесняться? Да после ваших слов я все начисто подъем!

– Не зря я вас поначалу невзлюбил. Ой не зря…

– Я, знаете ли, только что в окно смотрел, очень ответственно! Решил перерыв сделать. Как хорошо, когда работа удаленная! Не то что во дворе дежурить.

– Это верно. Такая у нас с вами ответственность, что не каждый справится.

– Конечно! О том и разговор! Вы у нас тут недавно, Василий, как прижились? Как вообще сюда попали? М-м-м?

– Ах, вы об этом… Вдовец я, Феликс, вдовец.

– Как так? Такой молодой, а уже вдовец?

– Да… Мы жили с дамой намного старше меня, любил я ее до сумасшествия. Подарки в постель таскал, грел ее и пел без повода. Но жизнь распорядилась так, что она раньше меня ушла на тот свет и я один остался. Меня в общий дом сдали на проживание. Соседям и сыну я не нужен был, да и не хотел к ним, если честно. Ото всех меня воротило, веру я в людей потерял. Но когда Варенька пришла и руки протянула, а эти руки добрые-добрые, я и не стал брыкаться, как к ней попал, так и запел снова.

– Ну дела. Понятно теперь, почему вы такой злой в нашу первую встречу были. Смотрю: весь напрягся, глаза горят. Зверь, не иначе!

– Вы уж меня простите…

– Ничего-ничего, я уже все ваше кушанье подъел, так что прощаю.

– Эх, шалопай вы, Феликс!

Немного помолчали, а день знай себе дальше идет. Вот уже и Феликс на диване сидит, в окно смотрит.

– Какие же они наглые, эти воробьи…

– И не говорите! Я на них смотрю и думаю, что они о себе возомнили, малявки?

– Вот-вот. Я тут недавно, пока на горшке сидел, в газете прочел, что голуби заполонили весь город! Расплодились и угрожают населению!

– Ох, раздери меня воробей. Да что вы?

– Да-да! Только представьте себе!

– С этим нужно что-то делать!

– Нужно делать…

– Вздремнем?

– Вздремнем…

Так и уснули наши герои, сладко да крепко, а около пяти и Варенька с соседкой домой воротились.

– Ой, снова дверь нараспашку! Видимо, так утром торопилась…

– Да ладно, Варь, у нас тут все свои, ну не закрыла, и бог с ним. Я сейчас сумку кину и к тебе, ладно? Нужно еще позаниматься, я кое-что не поняла.

– Хорошо! Только приноси учебники, я-то свои сдала уже. Пойду чайник на кухне поставлю.

Девушки разошлись, кто в комнату, кто на кухню, но переговаривались через стены. Варя и Тоня уже давно дружили – в мединституте познакомились.

– У тебя еще сталось малиновое варенье?

– Не-а… Но есть клубничное, мне бабушка с собой пару баночек дала вместе с капустой квашеной!

– Отлично. У меня хлеб белый есть, сейчас чай заварим! М-м-м!

– Что-то Феликса моего не видно, куда спрятался, прохвост. – Тоня уже переоделась в домашние шорты и майку, завязала хвостик и вошла в комнату соседки с парой учебников в руках, девушка была чуть моложе Вари и всегда с ней советовалась.

– А вот иди-ка сюда, погляди на них. Иди, иди…

Девочки тихо подошли к дивану, а на нем двумя клубочками свернулись коты – один серый, другой рыжий.

– Вот и познакомились.

– Ага. Гляди, как спят, небось, дела у них тут важные были.

– И не говори! Мир спасали, не иначе!

– Ладно, пошли на кухню, бутики с вареньем сделаем.

 

– Я, кстати, снова в приюте была: одна девочка не смогла прийти, и я решила помочь. Такого песика там увидела, кажется, я влюбилась!

Девочки продолжали разговаривать по дороге на кухню, оставив новоиспеченных друзей на диване.

– Вася, мне кажется, или ваша хозяйка про собаку только что говорила?

– Да, Феликс, боюсь, что это так.

– Раздери меня чертов воробей, этого не хватало.

А на том берегу Невы

А на том берегу Невы

Все еще воду несут,

Тысячи лиц и душ

Спины свои согнут.

А на том берегу Невы

Слышится нам «Прощай».

Тысячи лиц и глаз,

Многострадальный край.

Корочка хлеба в день,

Ужас и холод в ночь.

В души кралась тень,

Тянулась рука помочь.

Там – в нашей темной Неве –

Все еще слезы текут.

Тысячи глаз в воде

Помнят и не уснут.

Здесь, на святой земле,

Таня осталась одна,

Чтобы стоял наш град

И дальше плыла Нева.

Что чудо для одного – тайна для другого

Где случаются настоящие чудеса? На краешке сна, пока ты еще не ушел блуждать в другую вселенную? В самом светлом и счастливом воспоминании? Где-то в середине или под конец любимой книги? В день свадьбы, в день рождения, возможно, в самый обычный день? Чудо случается всегда, если ждешь его, если веришь.

А где звучат самые искренние слова? Конечно, на лавочке в туманном Петербурге! Там, за пеленой дождя, как у бога за пазухой, все можно сказать, горе излить и добрые советы послушать. Но что чудо для одного, то тайна для другого. Счастье многоликое, как хочешь это понимай.

Но об этом еще не знает наша маленькая героиня. Она, ее родственники, соседи и несколько друзей едут в большом туристическом автобусе на экскурсию в город на Неве.

***

Как правильно рассудили взрослые: вместе дешевле, веселей и безопаснее. Давненько они собирались ехать, да все дела разные тормозили: то пес сбежал, то сын – двоечник, то огород дождями залило, то муж с перепоя в больницу попал. Мало ли дел житейских, а все-таки собрались. Водитель – Жорка – тоже из нашего поселка, уехал в город, поступил в техникум, уже устроился, теперь все места нужные знает. За какие коврижки автобус взял – уточнять не стали, только в ладоши похлопали.

Правда, хвастаться было некому: все родные отошли мало-помалу, в основном из-за запоев. Самогонка, конечно, хороша, но в меру. Сам Жорка не пил совсем, насмотрелся с пеленок на пьяные рожи, ведь в семье он последним родился – слабеньким да косолапым. Старшая сестра и братик переняли у родителей привычку за ворот закладывать. А Жорку бабушка Надя вырастила и строго-настрого пить запретила.

– Они не ты! Ты не они! Не твоя это судьба, мальчик! – После этих слов Жорка в город отправился: денег немножко в штопаном кармашке, да крестик на груди. В школе он учился хорошо, без проблем поступил. Бабушка Надя хоть и со слезами, но вытолкала его подальше от семьи. Все, что смогла, дала, дальше – воля Божья. Ее потом всей деревней хоронили, выли от горя. Она медсестрой была, всем помогала: и собакам, и людям. И внука младшего хвалила. Так что Жорку все любили, гордились им, а тех запойных и не вспоминали – ушло и ушло, было и было.

Поселок наш совсем недалеко от столицы культурной находился – город-то растет, а деревни мельчают. Но так только городские думают! А у нас и заводы свои, и земля родная под ногами, утром птицы поют, еда со своего огорода всегда присутствует. В поселке теперь есть и игры разные для молодежи, и кабельное телевидение, и компьютеры. Но на город полюбоваться любо-дорого, вот и собрались. Лето ведь, хоть и не хотелось от огорода отходить, но плюнули, всего на денек-то можно! Дома свои закрыли, яйца из-под куриных задниц достали, сварили в дорогу, бутерброды наделали, самогонку взяли. Собак-сторожей оставили. Поклонились и покрестились, на дорожку присели, конечно. Нарядились кто как мог и вот уже знай катятся, скоро на Исаакиевский собор смотреть будут!

Шумная компания собралась: бабы с соседками гутарят, мужики потихоньку горячительное смакуют, чтобы быстро не окосеть, закусывают. Шум стоит, музычка играет – едут весело! Детишки по интересам разошлись: мальчишки – к мальчишкам, девчонки тоже в стайку сбились, у них уроки по макияжу. Нужно признать: все молодежь сейчас знает! Посмотрят в шпаргалку в интернете, и все! Еще они снимают на телефон все подряд: как в огороде копаться, как в зеркале кривляется, как бабушка пироги готовит. Зинаида Ивановна уже знаменитостью стала: у нее куча просмотров! Кто ж знал, что так интересно людям слушать про капусту квашеную да про соль четверговую.

Вот все и гутарили по дороге кто о чем. Одна, правда, была девчоночка – молчунья, все в окно глядела, что дома, что в автобусе. Мечтала о чем-то, витала где-то. Ее и к врачу водили: сказали, что вполне здоровая девочка, только железа не хватает. Сначала ее не любили, а потом поняли, что такой она человек, что с нее взять? Танюшкой ее зовут, а в народе шутят, что она родственница хозяйки Медной горы. Тоже зеленоглазая, тоже вышивать любит красоту разную, в тканях и камнях понимает, хоть годков еще ей немного.

Уши себе наушниками заткнет, сядет у окошечка, иголочка в пальцах так и запляшет – раз-два, раз-два. В этот раз Татьяна рукоделие не взяла, только книжку, блокнот маленький с карандашом и «затычки ушные» свои – так батька наушники новомодные беспроводные кликал. При людях он над новьем смеялся, но доченьке всегда все самое лучшее покупал.

Весь автобус уже веселый был: кто от свежих сплетен, а кто от свежих дрожжей в алкоголе. Таня в самом конце салона разместилась, у окошка: и не слыхать ее, и не видать. Но батька все равно на нее одним глазом, хоть уже и кривым, посматривал.

Родители Татьяны сошлись давно – на дискотеке, а до этого в школе вместе учились. Витька был из «породы гончих», а Лидонька-ладушка всегда пышногрудой да румяной росла. Поженились по любви, хозяйство у них свое, дите растет, что еще нужно? Витька – известный на деревне слесарь и на все руки мастер – пару рюмашек еще до отъезда залил. Веселый мужик, пса своего Геру очень любит, на охоту с ним ходит. А Лида Ивановна – пекарь, в нашей местной столовой давно работает. Пирожки там – объедение! И жареные, и печеные, и сладкие, и с картошкой, и с мясом. И всякое другое есть: пицца, бургеры и хот-доги. Все по нынешней моде. И конечно, о закусочке под водку не забыли: бутерброды с копченой колбаской, селедка с луком, огурцы маринованные и сало домашнее. Супы каждый день разные варят, по понедельникам – солянка наваристая, оно и понятное дело – после выходных-то.

Ехали до Питера недолго: час, и на месте. Сразу на Невский проспект выскочили, решено было к «Медному всаднику» путь держать, поклониться ему. В окно никто кроме Тани не глядел и красот петербуржских не заметил. А девочка наша давно из школьной библиотеки взяла пособие по краеведению для седьмых и восьмых классов. Из него она много о Петербурге узнала. А то: что у родственников и соседей не спроси, они все про болото говорят. И вообще Таня с возрастом книгам стала доверять намного больше, чем людям.