Free

Власть, народ и институты

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Помимо гражданской деятельности народных масс необходимо рассмотреть гражданскую и профессиональную идентичности самих властей. Сейчас к власти мы отнесем лишь высокопоставленных чиновников и, собственно, лидеров государств – политическую элиту (помним, что обычно при экстрактивных институтах экономическая элита – крупные предприниматели – сливаются воедино с политическими верхами). Во многом идентичность власти определяется уже сформированными институтами: если институты имеют высокий характер инклюзивности, то, вероятно, что власти, боящиеся своего ухода в условиях сменяемости, будут идентифицировать себя, в первую очередь, как «слуг народа»16, не имеющих широкого пространства для маневра, превышения своих полномочий, «распила» государственного бюджета и пр. Следовательно, от устойчивости инклюзивных институтов зависят профессиональные качества политиков, руководящих государством. В итоге, исторически прочные инклюзивные институты не позволяют властям действовать в своих интересах, требуют результатов и соответствующих этико-профессиональных качеств – все это укореняется в менталитете граждан, и инклюзивные институты сохраняют и приумножают свою силу. В истории известны случаи, когда население отказывалось от инклюзивных институтов в угоду экстрактивным, так как властям не хватило политической грамотности (речь об этом пойдет дальше), а новые власти смогли предложить скорые решения некоторых проблем и воплотить отчасти свои идеи в реальность (как уже говорилось выше, скорое решение проблем обеспечивало устойчивость определенных тоталитарных режимов). Переход от экстрактивных к инклюзивным институтам, конечно, также возможен, что подтверждают масса исторических примеров (любое государство с инклюзивными институтами проходило через стадию, когда в нем функционировали экстрактивные институты) и установление либеральной демократии в ряде развивающихся стран в конце XX – начале XXI вв. (в большинстве таких государств институты инклюзивны, но «слабы», так как демократические традиции обществу, где экстрактивные институты существовали на протяжении всей истории, чужды и непривычны). Идентичность властей при переходе от экстрактивных институтов к инклюзивным меняется так или иначе в разных случаях:

– если к переходу располагают реалии (политические, экономические, социальные), то политики доказывают, что живут не (или не только) «за счет политики», а «для (ради) политики» как профессии и призвания, о чем писал Вебер17. Политики показывают, что идентифицируют себя как слуг народа. Следовательно, устанавливаемые ими институты прочны, ведь народ оказывает, в свою очередь, доверие, учитывает стремление власти к реформам в сложившихся обстоятельствах (кредит доверия обычно у власти во время реформ есть, и оказан он теми классами, слоями общества, которым эти реформы «на руку», однако недовольство может быть вызвано у других социальных групп, которым изменения принесут убытки или нанесут какой-либо еще вред. Именно из-за недовольства консервативно настроенной части элиты в ряде европейских стран откладывались или прерывались аграрные и иные реформы, в том числе реформы Просвещенного абсолютизма). Тем не менее, кредит доверия может быть и исчерпан, когда попытки реформ предпринимаются слишком часто, сами реформы не приносят ожидаемых результатов или же реформы лишь обещаются властями, а до реальных действий дело не доходит;

– если переходу и смене политического режима способствует отказ власти от первоначальной идеологии, при этом факторы отказа от нее не столько объективны, сколько субъективны (давление на лидера другими влиятельными политиками, их возможное желание предотвратить какие-либо колебания в будущем путем перехода к более привлекательной идеологии с соответствующими, подходящими ей институтами), то идентичность власти, как и народа, сменится скорее революционно, нежели эволюционно, что способствует становлению слабых институтов, хотя политики, вероятно, будут идентифицировать себя как слуг народа.

Все это касается инклюзивных институтов, теперь нужно рассмотреть идентичность власти в условиях экстрактивных институтов. Власти могут иметь идентичность слуг народа и при экстрактивных институтах, если последние являются наиболее приемлемым вариантом развития государства, однако, как выяснили Аджемоглу и Робинсон и как показывает история, экстрактивные (в данном случае, экономические) институты не могут обеспечить долговременного развития экономики, и рано или поздно они будут больше обслуживать интересы властей и элиты. Когда экстрактивные институты обслуживают элиту, а эксплуатируемыми остаются народ и государственные ресурсы, идентичность власти совершенно иная, нежели идентичность слуг народа, она определяет характер действий властей и элиты, которые направлены на личное внушительное обогащение, сохранение власти и ресурсов в своих руках, в общем, на создание условий для жизни исключительно за счет политики, а не ради политики и, тем более, не ради народа. Назовем такую идентичность идентичностью «эксплуататоров». Если этих эксплуататоров поддерживает еще и силовой аппарат с армией, идентифицирующий себя как защитника режима, то экстрактивные института сильны в подобном государстве. Сильными экстрактивные институты будут и в случае, если здесь и сейчас они обеспечивают экономический рост и приемлемый уровень жизни большей части населения. Слабыми экстрактивные институты становятся обычно в трех случаях:

1) если власти и элита с идентичностью эксплуататоров теряют поддержку в виде армии и силовых структур вдобавок к снижению популярности и потере авторитета в глазах народа;

2) если даже власти идентифицируют себя как слуг народа, не стремятся к чрезмерному личному обогащению, но экстрактивные институты уже исчерпали себя и не обеспечивают экономический рост;

3) если осуществлен переход от инклюзивных к экстрактивным институтам, из-за которого происходят процессы революционной идентификации, поиска идентичности, при этом народ не уверен в правильности такого перехода.

Перед подведением итогов в вопросах идентичности в данной теории следует разобрать еще один момент, важный пункт гражданского детерминизма: реакционность, революционность общества18 – его «мобильность», выражающаяся в готовности граждан идти в больших количествах относительно других стран на митинги и протесты из-за проблем, затрагивающих различные области общественной жизни. Народные массы в разных странах могут или более, или менее чутко реагировать на действия как властей, так и неправительственных организаций, они могут не желать накопления противоречий, сохранения нерешенности какого-либо вопроса и поэтому выходить на митинги, проводить забастовки, стачки, выражая свое недовольство совершенными действиями или бездействием власти и элиты. С другой стороны, народ может опасаться нестабильности в государстве или дальнейшего ухудшения ситуации и из-за этих опасений смириться с существующим положением дел: такое общество имеет низкую мобильность. Государства, где народ имеет низкую мобильность, установленные институты (экстрактивные или инклюзивные) обыкновенно являются сильными. В государствах с высокой общественной (народной, гражданской) мобильностью существующие институты слабеют, они неустойчивы, так как непредсказуем ход будущих действий народных масс.

Наконец, можно подвести промежуточные итоги в вопросах идентичности в рамках гражданского детерминизма. На «силу» и «слабость» институтов (инклюзивных или экстрактивных), т.е. на их устойчивость в каком-либо государстве влияют:

1) не столько культурная, сколько рассмотренная гражданская идентичность трех агентов: власти, народа, армии;

2) характер формирующейся или сформированной идентичности: эволюционный или революционный;

3) «мобильность» общества;

4) отношение к праву в государстве: правовой нигилизм или правовой идеализм (включая состояния, близкие к этим понятиям);

 

5) уровень доверия народа к власти;

6) организация общественной жизни: индивидуализм или коллективизм (что из этих двух вариантов становится основной ценностью общества);

7) вера («степень веры») народа в пропагандируемую властями идею.

Последние шесть пунктов есть ключевые составляющие гражданской идентичности, более всего влияющие на положение дел в государстве, т.е. они вытекают из первого пункта.

16Словосочетание имеет свое происхождение в античности, оно было использовано Исократом в труде «Ареопагитик». См.: Исаева В.И. Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. – М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература». 1994. ISBN 5-02-017391-6. С. 207.
17Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем./Сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. – М.: Прогресс, 1990. —808 с.– (Социологич. мысль Запада). С. 652-653.
18Революционность и реакционность общества не совсем точно выражают то, что я описываю далее. Реакционность и революционность имеют более масштабные проявления, если они означают стремление социума к смене общественного строя или к свержению власти и т.п. Мобильность же в данном контексте означает реакцию общества, которая выражается и в противодействии самой власти, и в протестах против конкретных действий власти, компаний, организаций и т.д.: например, против повышения цен на бензин, против смягчения миграционной политики и пр. Мобильность может проявляться в общественных движений не только «против», но и «за» какие-либо действия правительственных и неправительственных организаций и структур: к примеру, митинги за принятие закона, предусматривающего уголовное наказание за домашнее насилие; за введение «зеленого налога» и пр.