Read the book: «Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки», page 2

Оставив факел во дворце, Эльзахир первым вышел на улицу. Шай шел позади. Задрав голову, патриций замедлил шаг. Он всматривался в высокое черное небо и в обилие разнообразных огненных сфер, освещавших Гальтинг сверху десятками ярких огней. От этой картины, которую он почти уже утратил в своих воспоминаниях, щемило в носу. Это было самое приятное, что он испытал за все последнее время.

Они подошли к высоким острым краям, опоясывающим здешний ярус Гальтинга. Тут лежал один из причалов, и дежурные каравеллы, служащие ангалийцам для спуска в долину из города, беспечно покачивались на слабых ласковых ветрах. Эльзахир сказал что-то капитану. Тот кивнул, скинул сплетенную из веревок лестницу, и Эльзахир с Шаем взобрались на борт. Каравелла отплыла от края городского причала и, сделав оборот, стала огибать Гальтинг по спирали, постепенно спускаясь все ниже. Городская жизнь текла размеренно и нудно, и Шай с грустью смотрел на свои владения, не зная, как скоро наступит тот миг – и наступит ли вообще – когда он вернет себе трон Эрзальской долины. Эльзахир не торопился возвращать им их настоящие лики, чему Шай был скорее рад. Обзавестись своим истинным лицом до того момента, как каравелла коснется травянистой поверхности долины, было бы по меньшей мере неразумно. Приблизившись к Эльзахиру, который стоял возле самой высокой мачты каравеллы, патриций сказал:

– Ты не ответил мне насчет Лафре.

– А тебе есть до него дело? – не глядя на Шая, ответил тот.

– Допустим.

– Боюсь, что самому Лафре это неизвестно.

– Я знаю. – Шай опустил голову. – Эта тварь Аргани опоил его каплями «Чистое пробуждение».

– А я не о каплях. – Эльзахир скрестил руки на груди и посмотрел на юношу. – Даже когда у него еще не забрали воспоминания, Лафре не знал, что тебе есть до него дело. Ведь ты сам не раз утверждал, что тебе от него нужна лишь кровать.

– Да откуда тебе-то знать? – вспылил патриций. – И после этого ты говоришь, что не Маг?

– Я ничего не говорил об этом.

– Стало быть, Маг?

– И об этом не говорил. Это неважно. Как бы там ни было, Лафре – не твоя забота.

– Почему ты так говоришь? Я его увижу? Это ты знаешь?

– А ты хочешь его увидеть? Его? Или Мачео? Или обоих? Или же никого?

Шай не ответил.

Каравелла мягко приземлилась на траву. Как только спутники покинули борт судна, Шай разулся и ощутил босыми ступнями влажную живую прохладу травы. Ему казалось, что трава питает его силами. Он подошел к ручью и нагнулся к воде – из подернутого мелкой рябью водного зеркала на него смотрело его настоящее лицо. Он обернулся и увидел, что собственный лик вернул себе и Эльзахир. Зачерпнув студеной воды, патриций умылся и напился вдоволь.

– Ты знаешь путь к пиратам? – спросил Шай.

– Знаю. Мы пойдем пешком на самый север, чтобы остаться незамеченными.

– Ногами идти не меньше четырех недель, должно быть.

– Больше.

– Я могу призвать эрзальские ветра. Пытка, но лучше так, чем сдирать пятки в кровь.

– Призовешь, когда доберемся до северных притоков Арамея. Нам нельзя привлекать к себе никакого внимания, пока мы тут. Даже внимания эрзальских ветров. Тем более, ты слаб. А нам надо экономить силы. Не хочу потом тащить тебя на своей спине.

– А разве Магам не под силу тоже подчинять стихии? – поддел его патриций.

– Не под силу. Но об этом тебе лучше спросить Магов.

– А я и спрашиваю. Почему не признаться? Я говорю с тобой как с пятой ступенью, хотя уверен, что ты – третья.

– Можешь говорить со мной, хоть как с шестой. Мне все равно.

– А как хочешь ты?

– Я хочу молча, – отрезал Эльзахир, но в его голосе не было ни злобы, ни раздражения.

Глава 2

Залина стояла за прилавком. Огненным сферам словно было тесно в бескрайнем черном небе – они скучились прямо над головой девушки. Во всяком случае, ей так показалось. В такую жару работать было особенно тяжело. Не добавляло радости и понимание, что основная часть дня еще впереди. Воспользовавшись отсутствием покупателей, которые в этот непривычно жаркий день решили не тратить времени на приобретение тканей, Залина взяла в руку стоящий на прилавке глиняный кувшин с водой, наполнила им ладонь и умыла вспотевшее от жара небесных светил лицо. Вода, вопреки ожиданию девушки, оказалась нагретой в тепле. Но даже этого было достаточно, чтобы перевести дух и почувствовать облегчение, которое, впрочем, быстро прошло.

Залина задумалась о том, как трудно ей придется, когда живот станет совсем большим. Вчера вечером, лежа в кровати, она ощутила, что малыш впервые пошевелился в ее животе. И это был первый раз, когда Залина поняла наверняка – она носит настоящего, живого ребенка. То было ее дитя, а не пустота, на которую обречены все живущие в Земле Вдов женщины. Именно Залина, а не вдовы, познает радость услышать пронзительный крик своего малыша, как только он появится на этот суровый свет, и у нее непременно защемит в сердце от его звонкого, смешного плача. Она больше не имеет к вдовам никакого отношения. Или… имеет? Ведь это Баклий, отец ее ребенка, был пожран деквидами близ Земли Вдов, в клятом селе Хито. Вдова ли она? Получается, да.

Мотнув головой, Залина прогнала прочь эту бесполезную мысль. Сейчас, стоя за прилавком, она продолжала ощущать в животе редкие, но уверенные толчки, и ничто на всем Амплериксе не было ей так важно, как это волшебное шевеление. Залина вспомнила, как после того, что у них было с Баклием в ее лачуге в Земле Вдов, все начало меняться: вдовы запели дивную песнь, начали молодеть и зацветать, будто розы, получившие долгожданную порцию влаги. Сейчас у нее не было сомнений – то странное действо в Земле Вдов было порождено зачатием их с Баклием ребенка, зарождением первой жизни за все сотни лет, что Земля Вдов знала свою историю на Амплериксе.

– Наверняка мальчик, – донеслось до Залины.

Она подняла глаза и увидела перед собой молодую девушку, которая стояла рядом с прилавком и улыбалась.

– Хотелось бы, чтобы мальчик, – ответила Залина. – Хотя неважно.

– А я хотела бы девочку. Мальчик у меня уже есть, – сказала девушка.

– Так ты тоже ждешь ребенка?

– Да.

– Кажется, я тебя уже видела…

– Конечно, видела. И я тебя тоже, и не раз. Я торгую тканями в соседнем ряду. Меня зовут Милада. Наконец-то познакомимся.

– А меня зовут Залина. Я совсем недавно в торговле. Не все еще знаю. Но быстро учусь.

– Я вижу, ткани у вас для покроя? Платья шьете?

– И шьем тоже. В вашей лавке какие продают?

– У нас не для одежды, – мотнула головой Милада. – На постельное белье, в основном. Покупают много.

– А у нас не так уж и много.

– Зато ваши гораздо дороже стоят. Наверное, то на то и выходит.

– Наверное, – пожала плечами Залина. – А сколько лет твоему сыну?

– Два года исполнилось на прошлой неделе. Мы с тобой, наверное, разрешимся в одно и то же время. У нас животы одинаковые.

– Думаешь? Моего почти не видно. Да и твоего тоже.

– Как будешь носить второго ребенка, тоже научишься распознавать своих, – улыбнулась Милада. – Ты это… Если нужна будет помощь моя или, например, совет – ты обращайся. Хорошо?

– Спасибо, Милада.

***

Воскрешенного Баклия на запад, в сторону столицы, словно гнали потусторонние ветра. Ни разу за всю свою жизнь этот родившийся и выросший в Сентре юноша не был западнее Чистых гор. И детство, и юность его прошли на Восточном Амплериксе, но и ту часть планеты Баклий толком не видел – он выходил за пределы Сентры лишь на несколько миль к югу, где многие семьи Сентры с достатком ниже среднего разбивали небольшие сады из диетр, ибо розы возле их домов не давали достаточно сока на испещренной пропастями городской земле. Сад из двух диетр был и у отца Баклия. Семья его не жаловала путешествий, и, в отличие от своих друзей, Баклий не был даже в Серебряной Слезе и не видел своими глазами этот один из трех легендарных Ярких замков. О двух других – о Марьяни и Гальтинге – он не мог и мечтать.

Баклий всегда завидовал своему другу Апельгио, когда тот рассказывал о землях, в которых ему довелось пожить. Всякий раз, когда они сидели, прислонившись голыми спинами к стволу Циклая и переводили дух после очередной ходки к кроне, Баклий просил друга рассказать о владениях, что находятся на Западном Амплериксе. О тех далеких землях Баклий имел мало представления, лишь нечеткую картинку, нарисованную в голове благодаря чтению школьных книжек. И тогда Апельгио, улыбнувшись, сначала неохотно, но затем в красках и с захлестнувшим его упоением рассказывал Баклию о бескрайних широтах Медистого плато, где ему довелось родиться. Он говорил о том, что сферы над плато всегда большие и тяжелые и что их свет укрывает густую траву приятным глазу золотистым покрывалом. Рассказывал, как пытал счастье в Кай-Уре, мечтая стать солдатом Вильдумского отряда, и как его подвела жеребьевка. А еще о том, что недалеко от Кай-Ура находится Рубеж, и по ту сторону этого разлома высятся непостижимого величия древние стволы игура, а в их кронах прорублен целый город – Триарби. Рассказывал, как почти год он трудился в Кай-Уре водчим, помогая солдатам Вильдумского отряда спускаться в клетках в Низину. Вопреки заблуждению, уверял Апельгио своего друга, работа водчим не была ни страшной, ни опасной. Напротив – довольно однообразной и скучной. Рассказывал о том, как однажды ему наскучило кататься в клетке вдоль стволов игура, и все свои скудные запасы монет он потратил на каравеллу до Аладайских озер – так сильно ему захотелось побывать в самой каменистой части планеты и вживую посмотреть на тупиц ксантров. Но уже вскоре после того, как Апельгио сошел с борта каравеллы на территорию Аладайских озер, он почувствовал жуткую тоску. Время тянулось здесь медленнее, чем где-либо еще на Амплериксе. Конкуренцию в тоске Аладайским озерам могла составить, по мнению Апельгио, лишь Земля Отступников, куда он и решил наведаться спустя несколько месяцев жизни в озерах. В ксантрах он не нашел ничего для себя интересного. Раньше ему представлялось, что у этих водяных существ есть ноги, руки и голова, и что они кочуют от котлована к котловану с глуповатым взглядом. На деле же ксантры оказались просто мутной водой, похожей на искаженные капли. Апельгио буквально валялся в ногах у хозяина местного причала, куда заходили каравеллы из столицы и отправлялись в Саами, Гальтинг или куда-то еще на восток или север. Апельгио умолял хозяина принять его грузчиком и обещал работать день и ночь за троих, лишь бы скопить хоть немного монет на каравеллу и уехать отсюда в Гальтинг. Он просил хозяина каждый день и довел сварливого старого деквида до такого исступления, что тот сам уже готов был заплатить парню пару монет, просто чтобы не видеть его больше никогда. Апельгио получил работу, но потом понял, что за две монеты никто не соглашается везти его. Лишь один полноватый бородатый капитан смягчился и согласился взять Апельгио на борт за две монеты. Но затем сказал ликующему от радости Апельгио, что к монетам надобно добавить еще и ночь в его каюте. Или хотя бы полночи. Пытаясь убежать от громко бранящегося Апельгио, капитан снизил свои требования до нескольких мгновений, после чего сказал, что ублажить его Апельгио может хотя бы просто своей рукой. Он бы торговался и дальше, если бы Апельгио не заехал ногой капитану в то самое место, которое ему предлагалось приласкать в обмен на заветный билет. Другой капитан сказал, что его каравелла остановится в Земле Отступников и что за две монеты он может высадить Апельгио на этой сожженной огнем территории, и юноша согласился, уточнив на всякий случай заранее, не придется ли ему делить постель с капитаном судна. Земля Отступников показалась Апельгио интереснее, чем закованные в монотонный каменный монолит широты Аладайских озер. Чего стоили одни только виды на освещаемую ярким оранжевым светом Бездну, куда стекали огненные водопады, падающие с берегов лежащего вдалеке великого Огненного моря. Печалило юношу то, что в Земле Отступников ситуация с монетами была не лучше, чем на Аладайских озерах. Готовность Апельгио к любому труду, возможно, и была бы оценена жителями Земли Отступников соразмерно, но им попросту нечем было платить юноше. На счастье Апельгио, брат одного из местных жителей служил юнгой на каравелле и время от времени наведывался в составе остальной команды сюда, в Землю Отступников. К тому моменту Апельгио не нужны были ни восхитительное огненное зарево, видневшееся со стороны Бездны, ни фактическое отсутствие налогов. Ради того, чтобы уехать из Земли Отступников хоть куда-нибудь, Апельгио готов был даже на ночь с самым толстым капитаном. Апельгио без устали упрашивал соседа замолвить за него словечко перед братом, как только тот еще раз посетит свою малую родину. Проникшись желанием горе-путешественника уехать прочь, сосед уговорил брата дать Апельгио форменную одежду, чтобы тот смог сойти на каравелле за своего и бесплатно отчалить из Земли Отступников. Черные небеса, похоже, благоволили Апельгио. Авантюра удалась, и капитан не распознал чужака в своей команде – возможно, из-за возраста, а может, из-за чрезмерного употребления пива. Так или иначе, через три недели пути Апельгио сошел с каравеллы уже в Серебряной Слезе. В этой дивной земле юноше удалось устроиться на почтовый пост. В его обязанности входило следить за красными огнями – их в Серебряной Слезе было целых три, что по меркам Амплерикса считалось неслыханной роскошью. Спустя почти десять месяцев жизни в Серебряной Слезе, его выгнал с работы мэр Аргани. Виной тому было неутолимое любопытство молодого человека. Апельгио знал, что с красным огнем опасно шутить, но однажды, получив очередное послание из Триарби, адресованное мэру, Апельгио не запер красный огонь в шкатулку, как полагалось. Дождавшись ухода Аргани, он долго изучал этот небольшой огненный шарик, парящий над открытой шкатулкой, и решил посмотреть, сможет ли огонь поджечь бумагу. Благо недостатка в бумаге кабинет мэра не испытывал – стоящие под столами берестяные корзины всегда были наполнены исписанными черновиками. Красный огонь прожорливо проглатывал листок за листком. Когда с черновиками было покончено, Апельгио поднес к огню саму берестяную корзину – та вспыхнула, как промасленный факел, и обожгла пальцы юноши. Он выронил горящий остов корзины, который рухнул на пол рядом со столом и поджег стоящий неподалеку стул. В этот момент, как назло, в кабинет возвратился мэр и с ужасом воззрился на горящую мебель. А уже на следующий день Апельгио вышвырнули из Серебряной Слезы. Какое-то время он скитался по широтам Восточного Амплерикса, пока судьба не закинула его в Сентру. Здесь Апельгио, поступив на службу в Хранилище, и познакомился с Баклием.

Баклий не знал, куда приведут его ноги. Но был уверен, что ушел уже далеко на запад от Чистых гор. По мере того, как горы оставались все дальше за его спиной, Баклий ясно осознавал, что его убили. Он помнил это. Понять бы, почему он вдруг очнулся живым… Дни проносились перед глазами стремительно, каждый новый быстрее предыдущего. Лишь спустя месяц своего путешествия на запад, миновав сотни миль и десятки мелких деревушек, которые он предпочитал обходить стороной, Баклий впервые начал ощущать чувство голода. Семян у него не было, и поначалу ему удавалось перебиваться редкими ягодами и безвкусными кореньями. Со временем его организм окончательно вспомнил, что значит жить и есть. Ни ягоды, ни клубни не способны были более утолить сильный голод.

На горизонте показались дома, стоящие на раскинувшемся вдаль поле в окружении невысоких деревьев с яркими разноцветными сочными листьями. Воздух тут был по-особенному чистым, а вода в здешних ручьях – питательной и вкусной, с оттенком приятной сладости. Эта деревня была совсем не похожа на все остальные населенные пункты, которые миновал Баклий по пути на северо-запад. Дома были красивые и богато сложенные, укрытые черепичными крышами. Аккуратные, покрашенные белой краской заборчики отделяли соседские уделы друг от друга, разбивая их на пропорциональные секторы. Почти за каждым забором кустились густые сады и росли цветы. Трава была непривычно зеленой. Баклий поежился, когда по всей деревне разнеслось протяжное шипение диетр. Здешние хищные розы были большими – их мясистые стволы не походили на дохленькие слабые стебельки, как у диетр в Сентре. Бутоны были алыми, крупными. Должно быть, жители этой деревни не испытывали больших проблем со сбором сока и могли неплохо сэкономить на выплате налогов.

Дойдя до домов, Баклий, не в силах терпеть голод и забыв о манерах, подбежал к копающейся между грядками женщине.

– Дайте еды! Молю!

Женщина разогнула спину и вопросительно посмотрела на юношу. Если бы она видела его, обычно упитанного и коренастого, хотя бы несколько месяцев назад, то поняла бы, что парень, должно быть, и впрямь умирает с голоду – одежда висела на нем, как мешок на лопате. В ее глазах стояло удивление, а в глазах Баклия – отчаяние. Женщине показалось даже, что в его взгляде она видит голод.

– И вам доброго дня, – надменно обратилась она к Баклию.

– Простите, но если не поем, то упаду замертво. И во второй раз могу уже не прийти в себя.

– Во второй раз? – поморщив лицо, переспросила хозяйка огорода.

– Еды! Молю вас…

– В доме есть похлебка из семян, – растерявшись, сказала она.

Баклий быстро опустошил миску, поднеся ее ко рту и даже не воспользовавшись ложкой, чем заставил женщину усмехнуться.

– Еще? – Она кивнула на пустую миску в руках юноши.

– Если вас не затруднит, – смущенно согласился Баклий.

– Надо же, мы вспомнили о манерах, – рассмеялась хозяйка, взяла миску и наполнила ее доверху новой порцией горячей похлебки.

– Понимаю, что мой вопрос может показаться вам странным, – сказал Баклий, на этот раз расправляясь с обедом при помощи деревянной глубокой ложки, – но я не знаю, где нахожусь. Что это за место?

– Ты в Саами, – ответила деквидка.

– Саами… – задумчиво повторил Баклий, пытаясь зачерпнуть ложкой остатки похлебки.

– Возьми, – женщина протянула ему лепешку, – соскреби ею жижу. С лепешкой вкуснее. Еще добавки?

– Нет, спасибо. Кажется, я сыт. Саами, значит…

– Откуда сам-то пришел?

– Из Сентры.

– Из Сентры? – удивилась хозяйка. – На каравелле, что ли?

– Нет, на ногах.

– Вот ведь сумасшедший! – не переставала удивляться хозяйка. – А зачем так далеко? И куда ты идешь?

– Если честно, то я и сам не знаю. Меня ноги ведут. Мне нужно вон туда. – И он рукой махнул в сторону окна, не понимая, куда указывают его пальцы.

– А, ну раз «туда», то тебе совсем недалеко осталось.

– А что тут поблизости? – спросил Баклий.

– Это смотря с чем сравнивать. Если ты притащился аж из Сентры, то тебе любой город в наших краях близким покажется. Пойдешь на северо-восток – доберешься до Эрзальской долины. Если на юго-запад, то рано или поздно упрешься в Землю Отступников. Недалеко от Саами, если идти на запад, не сворачивая, лежит Эр-Нерай. К его владениям относится наша деревня. Ну, а если идти прямо туда, на северо-запад, – говоря это, она показала на открывающиеся за окном виды, – то дойдешь до Медистого плато. И до столицы.

– Кажется, мне именно туда. Спасибо вам. Я бы заплатил за еду, но у меня нет монет. Ни единой.

– Если бы я хотела на тебе заработать, то попросила бы тебя показать мне карманы еще во дворе.

– Я могу вам по дому помочь. Или диетру осмотреть, если у вас больше некому. Я хороший помощник.

– Спасибо, но у меня есть помощник. Муж называется. Он поехал продавать хлопок, к вечеру воротится. Не беспокойся, у нас полный порядок и с домом, и с диетрами.

– Тогда я пойду? – улыбнувшись, сказал Баклий.

– Иди, кто ж тебя держит. Погоди только – дам тебе семян в дорогу. Путь долгий. И неизвестно, встретятся ли тебе на пути такие прекрасные женщины, как я.

Приняв из рук хозяйки небольшой холщовый мешок с семенами, Баклий поблагодарил ее и вновь доверился ногам, которые быстро понесли его на северо-запад.

***

Мачео и Тиби под видом туристов провели в Гальтинге несколько дней. Тиби наблюдала за тем, как ее спутник умело применяет знания человеческой души, разговаривая с простым людом из столицы Эрзальской долины. Казалось, Мачео мог легко найти общий язык и с нивенгом, и с Королевой. Быстро составив мнение о собеседнике, Мачео ловко вторгался к нему в голову, превращал ее в чистый лист, чертил на нем таблицу и заранее расставлял ловушки в нужных клетках. И вот уже собеседник счастливо выкладывает юноше все, разве что не укромное место дома, где хранятся сбережения монет. Без сомнения, Мачео смог бы получить и эту информацию, но мысли его были сосредоточены на патриции.

– Ну, вообще, люди Альвары рассказывают всем, что патриций признал свое поражение и бежал из Гальтинга, – громко рыгнув, болтал захмелевший деквид в одной из таверн, куда Мачео привел простака, чтобы угостить его элем в жаркий день.

Это был далеко не первый житель Гальтинга, от которого юноша хотел получить хоть крупицу информации о Шае. И, если это помогло бы выйти на след патриция, Мачео был готов угостить брагой весь Гальтинг, пусть и пришлось бы спустить на это все свои сбережения и даже уйти в глубокий минус.

– Но это не так? – как бы невзначай выпытывал у него Мачео.

– Да кто ж знает. Но друг моего брата работает в городской страже. И, по слухам, патриция держат где-то в подземелье.

– Как это – в подземелье? – Сердце Мачео упало куда-то ниже живота.

– Да тихо ты! – шикнул на него пьяный деквид, допивая третью кружку эля. – Если кто услышит, что я треплюсь, враз без языка останусь, так и знай.

– Да что вы все о патриции, – вмешалась Тиби. – Мне вот подружка рассказывала, что какое-то время назад в Гальтинг прилетел один маленький мальчик.

– М-мальчик? – икнув, поморщился деквид. – Пес его знает, какие мальчики сюда прилетают. Тут народу снует, как муравьев в мувара…вейнике.

– Мальчика того привез сюда здоровенный жук, – из уст Тиби выскочили правильные слова.

– А, да-да-да, – тут же оживился деквид. – Было такое. Сам видал того жука. Своими глазами.

– И мне бы хоть глазком на него взглянуть, – продолжила Тиби.

– Дык уж улетел давно тот жучара вместе с пацаненком. Слыхал, Альвара в бешенстве была. Больно уж хотела того жука себе оставить.

– Улетел вместе с мальчиком? – голос Тиби дрогнул.

– Ну, сам-то я не видал. Слышал от брата.

– А можно поговорить с вашим братом? – спросила девушка.

– Поговори, кто ж мешает, – безразлично ответил деквид. – Могу отвести к нему. Он тут, в Гальтинге работает, на производстве лекарственных зелий. Я-то не шибко наукой увлекаюсь, а братец мой с головой.

– Отведи! – взмолилась Тиби.

Деквид лениво встал из-за стола и, покачнувшись от сморившего его эля, поплелся к лестнице. Он шел так медленно, что Тиби хотелось подтолкнуть пьяного болтуна. Наконец, поднявшись четырьмя этажами выше, они оказались на просторном ярусе Гальтинга. Здесь была обустроена нижняя ступень многоуровневого конвейера, состоявшего из бессчетного количества бегущих лент, трубок, прозрачных сосудов, в которых бурлила светло-зеленая жидкость, и каких-то емкостей с преющей в них травой. Одетые в полупрозрачные легкие халаты ангалийцы и деквиды слаженно взаимодействовали – следили за уровнем жидкости, регулировали пламя в печах и количество чистой воды в сосудах и узких спиралевидных стеклянных трубках. Они смешивали ингредиенты, брали пробы, поджигали их, о чем-то перебрасывались непонятными словами и без остановки делали записи в журналах в толстых переплетах.

– Дабер! – окрикнул одного из них пьяница.

Деквид, в руках у которого была большая стеклянная колба с голубоватой вязкой жидкостью, повернулся на голос и, увидев брата, переменился в лице, не скрывая недовольства. Он поставил колбу на металлический поддон, отходящий от конвейерной ленты, и приблизился к брату.

– Чего притащился? И зачем привел сюда этих? – Он брезгливо глянул на Тиби и Мачео.

– Брат, ты прости меня, – заплетающимся языком сказал пьянчуга, – но люди уж больно хорошие. Помочь надо.

– Я сколько раз говорил тебе, сырьем не торгую больше! В тот раз лишь чудом удалось заболтать старшего травника.

– Да им не нужны твои капли, брат. – Деквид расплылся в пьяной кривой улыбке. – Расскажи про жука им, а? Помнишь, жучара такой здоровенный. Помнишь?

– И что с того?

– Да они хотят узнать, куда он полетел с тем пацаном, который ошивался одно время с любовничком Альвары. Ну, ты сам рассказывал мне, помнишь?

– Какой мне прок толковать об этом? – Брат сердился все больше.

– Простите, – вмешалась Тиби и вежливо улыбнулась брату пьяного деквида, – мне очень дорог тот мальчик. Мы с моим другом уже несколько недель пытаемся его отыскать, но безуспешно. Если бы вы могли дать нам хоть какую-то информацию о нем…

– За информацией идите в библиотеку, – перебил ее брат, – а тут лекарства готовят. Лекарства, которыми вы же потом и лечитесь. А вы меня от работы отвлекаете.

– Будьте так добры, – Тиби говорила мягко, заискивающе, придав голосу все женское обаяние, которым обладала, – я останусь у вас в неоплатном долгу, если согласитесь дать хотя бы крошечную подсказочку. Мое сердце разрывается оттого, что я не знаю, где мальчик и что с ним. И тут не поможет никакое лекарство. Смилуйтесь, господин!

– Ну… – Деквид в халате покачал головой. – Да, видел я. Наше производство не останавливается даже по ночам. И в ту ночь я был на службе, охлаждал новую партию мазей от женских кровотечений. Вышел на террасу перевести дух, глотнуть свежего воздуха. И прямо передо мной пролетел тот огромный жук. С тех пор его в наших краях больше не видели.

– А мальчик?

– Видел и мальчика. Он сидел в какой-то железной коробке, которая была привязана к лапам того жука.

– Стало быть, Лагей не в Гальтинге, – тяжело вздохнула Тиби.

– А куда они полетели? – спросил Мачео.

– Летели строго на север, если смотреть с нашего замка. Я долго провожал жука взглядом, пока он не скрылся. Сферы светили слабо, но достаточно. Летел на север, не сворачивая. Прямо туда, где Песочные рукава.

– И Маударо, – тихо добавил Мачео.

– Пираты? – воскликнула Тиби.

Дабера окрикнул напарник. Тот спохватился, взял в руки стеклянную колбу с голубой жидкостью и, не сказав больше ни слова, пошел обратно к конвейеру. Тиби нервно кусала губы. Брат Дабера почесал затылок.

– Ну, чем мог…

– Спасибо большое, – сказала девушка.

– Не за что, конечно. Но вот еще от пары пинт я сегодня не отказался бы. Вернемся в таверну, может, пока не закрылась?

– Ступай, угостись, – сухо ответил Мачео, сунул руку в карман, вытащил оттуда монету и вручил деквиду.

– В одиночестве? Эль-то любит компанию, – из вежливости сказал деквид.

– Вот и составишь компанию элю. Конечно, если не хочешь, могу у тебя взять монету обратно, – покосился на него Мачео. – Она мне еще пригодится.

– Нет-нет, – забормотал деквид, вертя в руках блестящий жетон, – я найду ей применение, можете быть спокойны.

Днем ранее до южной границы Эрзальской долины добрались и Лафре с кухаркой Мирис. Покидая Серебряную Слезу, они взяли самую дешевую старую ясеневую лодку и по притоку Арамея доплыли на ней до Байхиби. Через два следующих дня пути по Западному Амплериксу на север приток Арамея стал мельчать, и они бросили лодку в деревушке Кередай.

Когда Лафре еще жил в Кай-Уре, он не раз слышал, как его отец, Гальер Аберус, грозился лично прибыть в Кередай и высказать старшине деревни свои претензии. В Вильдумский отряд из Кередая поставляли ослов. Корона закупала их не только для нужд отряда, но и для работы на Рубеже, чтобы обслуживать конвейерную ленту, вывозящую из Низины ящики с семенами на Медистое плато. Гальер Аберус возмущался, что деревня Кередай продает им самых хилых осликов, беря плату, как за здоровых. Его подчиненные осторожно пытались объяснить вспыльчивому предводителю отряда, что если экономить на корме для ослов, то даже самая крупная и здоровая особь со временем захворает, но Гальер и слушать ничего не желал. Брошенная им в сердцах угроза разобраться со старшиной Кередая по-мужски, впрочем, так и осталась угрозой. В Кередае действительно выращивали лучших ослов на планете, и в этом нелегком труде жители деревни определенно знали толк, не экономя на корме и позволяя осликам ходить по любым пастбищам деревни.

Один из фермеров легко согласился продать Лафре и Мирис ослика и повозку в придачу. Цена смутила Лафре, но он понимал, что или расстанется с монетами, или идти в Гальтинг им с Мирис придется пешком. Фермер быстро это понял, а потому не соглашался скинуть цену. Мирис же была совсем другого мнения и об оценке осла, и о деловом подходе его хозяина. Она торговалась с фермером так долго и эмоционально, что фермер в конечном счете согласился немного подвинуться в цене, ведь обычно расходы на транспортировку четырехногого товара ложились на его плечи, а тут покупатели сами пришли за животным.

Ударив по рукам, Лафре получил от фермера маленького ослика. Лафре недоверчиво посмотрел на животное. Неужели этому ослу под силу будет везти повозку, груженную двумя пассажирами? Мирис погладила осла по голове между ушами. «Маловат», – сказала она, но фермер лишь недовольно фыркнул. Мирис прошла мимо ограды дома фермера и увидела, что за оградой пасется еще не менее двадцати голов, а может, и больше.

– Можно нам хотя бы вон того, что побольше? – ткнув пальцем в крепенького коренастого ослика, она обратилась к фермеру.

– Можно, – ответил тот. – Но за начальную цену. Сильные головы стоят дороже, а я и без того скинул вам больше, чем мог себе позволить.

– Вы, случаем, не ангалиец ли?.. – бросила ему Мирис.

– Был бы ангалийцем, пас бы ветра, а не этих производителей навоза, – огрызнулся фермер. – Не нужен товар – не берите. Никто не принуждает к сделке.

Из дома фермера донесся звон упавшей на пол посуды. Послышалась беготня, а затем недовольный громкий женский крик. Дверь дома распахнулась, и на улицу выбежал мальчишка лет пяти – видимо, сын фермера. Следом на пороге показалась жена фермера. Волосы ее были растрепанными. В руке она держала небольшую губку, с которой на доски крыльца что-то капало.

– Куда побежал, окаянный? – крикнула она сыну, который, весело припрыгивая, вцепился руками в ограду и потянулся через нее к ослам. – Живо иди сюда, – приказала ему мать и спохватилась, увидев во дворе незнакомцев. – А ну-ка, иди сюда, кому сказала! Мы еще не закончили.

Мирис, которая тоже стояла возле ограды, улыбнулась мальчишке и ласково потрепала его по волосам. Он был в шортиках и коротенькой распахнутой рубашке. Внезапно Мирис переменилась в лице. Взгляд ее стал испуганным, и это сразу заметил Лафре. Он подошел ближе и посмотрел на живот мальчика. Кожа мальчишки была бледной, и на ней Мирис и Лафре увидели едва заметную, почти исчезающую черную паутинку. Мирис присмотрелась внимательнее. Тонкие черные узоры расползались по всему телу мальчика – они извивались по животу, ручкам, ногам, шее. Испугавшаяся мать подбежала к сыну и резко запахнула его рубашку. Лафре косился то на нее, то на мальчика, то на смоченную губку в руках женщины. Лафре обернулся и посмотрел на фермера, который в растерянности стоял у него за спиной. Глаза фермера были испуганными, круглыми, а на лбу проступил пот.