Read the book: «В муках рождения», page 14

Глава двадцать пятая
Благородная женщина

В тот же день, еще до рассвета, у развалин одного села, на западном берегу Урмии, двое мужчин в простой одежде смотрели на озеро. Один из них, старик лет шестидесяти, казался еще бодрым и сильным, но чувствовалось, что он чем-то сильно озабочен. Другой, мужчина лет за сорок, более простого вида, почтительно стоял перед стариком, не сводившим глаз с противоположного берега. Наконец старик обернулся к нему и негромко спросил:

– Вахрич, ты уверен, что к вечеру лодочники уже будут здесь?

– Да, господин мой.

– Все они верные васпураканцы?

– Да, господин мой.

– Лодка хорошая, быстрая, как я приказал?

– На озере лучшей не сыскать.

– Сколько времени понадобится, чтобы перебраться на тот берег?

– Три часа, а под парусом еще меньше.

Через минуту старик снова спросил:

– Где наши воины?

– Часть за холмом, ждет нас в кустах, другие разместились в этих развалинах. Еще несколько человек в рыбачьей одежде ловят рыбу в лодке.

– Где мой конь?

– Твоего конюха и коня вместе с остальными тремя лошадьми я устроил в соседнем армянском селе.

– Где лестницы, веревки, кирки, шесты, где кузнец?

– За этой скалой, в пещере, господин мой.

Старик, это был Хосров Акейский, замолчал и медленно стал прохаживаться вдоль берега, когда вдруг раздался лошадиный топот и показались пять арабских всадников, стремглав летевших к ним. Хосров вгляделся в них, его встревоженный взгляд успокоился, он узнал всадников, и морщины на его лбу разгладились. Двое из приезжих были пожилые, двое молодые и один юноша.

Хосров молча подошел к юноше и протянул руку чтобы помочь спешиться, но юноша, смеясь, легко спрыгнул на землю.

– Князь, ты, конечно, не ждал меня, – сказал он старику.

– Ты знаешь, что я ни по своему возрасту, ни по характеру не мог ждать от тебя такой нескромности, – с мягким упреком ответил старик.

Он взял за руку юношу и направился к селу, приказав Вахричу идти за ними.

– Найди нам скорее какое-нибудь пристанище, – сказал старик.

– Место вам готово, господин мой, – и Вахрич повел их в полутемную землянку, застланную коврами.

Когда юноша уселся на ковре, старик Хосров сказал Вахричу.

– Отведи товарищей князя в ближайшее село, чтобы они смогли отдохнуть.

После ухода Вахрича, князь ласково сказал юноше:

– Княгиня, я не ожидал от тебя такой нескромности.

– Князь, за столько лет скромности, я имею право один раз стать нескромной. Я хранила женскую честь, как честная женщина, я смотрела за больным, была женой скудоумного мужа, в трудные минуты помогала ему советами, но знать, что такой богатырь, как Гурген, томится и со дня на день слабеет в жестокой тюрьме, было невыносимо. Я решила пожертвовать жизнью и честью, пожертвовать всем, но освободить его. Да, я готова на все!

– Успокойся, дочь моя. Скажи мне только, ты хочешь с нами вместе напасть на крепость?

– До последней минуты я буду с вами и только когда увижу Гургена свободным от цепей, тогда я вернусь к своим цепям, а он – к своей судьбе.

– Что делает Мушег?

– Что ему делать, бедняге? Он всегда был мальчиком, когда его все считали взрослым, а теперь и совсем стал ребенком. Врач, которого я выписала из Карина, подтвердил мнение двинского врача, что это болезнь мозга и вылечить ее невозможно.

– Он узнал про твой отъезд?

– Когда я сказала, что Гурген, спасший ему жизнь, находится в темнице, что мы должны помочь ему и что я решила отдать все свое золото, серебро и жемчуг, свои земли за его свободу, он сказал: «Да, хорошо, ты права». Но если бы я сказала обратное, он так же ответил бы: «Да, хорошо, ты права».

Тогда я взяла все, что мне было нужно, простилась с ним и вместе с Хуреном и игуменом отправилась сюда, ибо сердце мое неспокойно. Теперь ты, князь-отец, расскажи, все ли задуманное нами готово, или пришлось что-нибудь изменить?

– Изменений нет, я распорядился согласно твоему плану. Я провел здесь восемь дней, переоделся крестьянином, поехал в Акэ и привез оттуда сегодня утром десять вооруженных верных воинов. Вахрич привез сюда несколько человек из телохранителей Гургена и двенадцать опытных васпураканских гребцов. Железные шесты, плоты, лестницы, веревки, кирки – все готово.

– Кузнец?

– И он здесь. Для этой жалкой, полуразрушенной крепости наших приготовлений даже слишком много. Мы ждем только наступления ночи.

– Но я еще до ночи жду другого. Я жду одну женщину.

– Какую женщину?

– Жену тюремщика.

– Есть что-нибудь новое?

– Для меня старое, а для тебя новое. Вот слушай. Сребролюбие я считаю самым главным людским пороком. Я видела священников, мирских, епископов, нахараров, знатных людей и крестьян, – все они рабы металла. Поэтому я расспросила и узнала, что у жены тюремщика Омара есть молодая жена, которая живет в Хое. Я велела вызвать ее в Кангуар, поговорила с ней и увидела, что она очень любит золото и драгоценности. Нитка в сто арабских золотых и алмазное ожерелье свели ее с ума. Глаза ее заблестели, она задрожала всем телом, когда я сказала, что отдам все ей, если она поможет освободить Гургена. Теперь эта женщина здесь и пустит в ход все свои чары, чтобы уговорить мужа. Если ей это удастся, наши приготовления будут не нужны.

Хосров был поражен рассказом Эхинэ и мог только воскликнуть:

– Воистину, ты единственная могла быть достойной женой Гургена!

Наступило молчание. Наконец Эхинэ подняла голову и спросила:

– Слыхал большую новость?

– Нет. Какая новость?

– Смерть верховного эмира.

– Как? Абу Джафр умер?

– Да. Сын убил отца и сел на его место.

– Доченька моя хорошая, какая же прекрасная новость! Откуда ты узнала?

– Я еду из Хоя. Там уже стало известно. Город очень взволнован. Я отправила жену Омара вчера утром, а сама выехала вечером.

– Ты, должно быть, устала. Отдохни немного, а я пойду узнаю, все ли в порядке. Скажи, княгиня, а жена тюремщика знает о смерти эмира?

– Как она может не знать? Арабы в большом смятении, многие взялись за оружие из страха к армянам. Эмир велел читать воззвание на улицах. За малейший беспорядок грозит строго наказать. Говоря правду, я осталась равнодушна к этому большому событию, для меня самое главное – достичь моей цели.

Хосров вышел из землянки, поставив у входа верного стража. Он шел, раздумывая о смерти Абу Джафра, о ее последствиях для Армении и для освобождения Гургена. Когда он подумал о том, что сын убил отца и сам стал эмиром, о том, что исчезла любовь между детьми и родителями и семейные устои пали, то пришел к убеждению, что и падение арабского владычества, а значит и освобождение Армении, недалеко. Но для освобождения Армении надо было иметь мудрую голову, учителя нравственности и религии, добродетельный, бескорыстный церковный орган, ибо народ легко мог стать на путь истинный, если бы только нашлась хорошая и достойная рука.

Так, раздумывая, шел по дороге к селу переодетый крестьянином Хосров. Он остался довольным приготовлениями, а по возвращении в землянку нашел Эхинэ отдохнувшей и бодрой.

Глава двадцать шестая
Торг

Вечером в той же комнате, где мы видели утром Гургена, осыпаемого яростными угрозами наглой арабки, на том же диване сидел тюремщик Омар с молодой красивой арабкой. Они дружески беседовали, но прекрасные миндалевидные глаза молодой женщины так плутовски, искоса смотрели на мужчину, что безошибочно можно было угадать за этим взглядом некое коварство, ибо по ее испытующему взгляду чувствовалось, что она хотела узнать, какое впечатление производят на него ее слова. Эта женщина была женой Омара.

– Жена, что ты мне предлагаешь? Я и сам знаю, что пятьдесят золотых – вещь хорошая, но шутка ли – связаться с верховным эмиром? Эта госпожа – не простая женщина. Она, очевидно, влиятельная особа в Багдаде.

– Что? Ты боишься эмира? Будь спокоен, и дай бог тебе долгих лет жизни. Эмир скончался.

– Чем ты хочешь обмануть меня, глупая женщина?

– Какой там обман? Вчера утром весть об этом облетела весь город. Не веришь, спроси погонщика мулов и нашего слугу, которые привезли меня. Если бы не эта смерть, разве я осмелилась предложить тебе такой дерзкий план? Надо воспользоваться таким положением, милый мой муженек. За три года тебе не перепадет столько золота. Послушайся меня, неужели я тебе враг, чтобы подвергать тебя опасности!

– Ты мне не враг, но даже пословица гласит! «Волос у женщины долог, а ум короток». Ты женщина, и тебе невдомек, что даешь мне опасный совет.

Омар говорил спокойно и внушительно, уверенный в превосходстве своего пола, а женщина, много раз заставлявшая его плясать под свою дудку, еле удерживалась от смеха. Она продолжала:

– Чего ты боишься? Эмира больше нет, понял? Сын, убивший отца, унаследовал его трон и не собирается вовсе продолжать дело отца. Возможно, что завтра он велит выпустить из тюрьмы всех армянских князей. Тогда что ты выгадаешь?

– Если эмир умер, то тавризский и хойский эмиры ведь живы. Ты знаешь, чем угрожает мне эта ужасная госпожа?

– Если ты обращаешь внимание на слова женщины, послушайся лучше меня, это гораздо выгоднее нам.

– Но это очень опасно и может стоить мне жизни.

– Подумай немного, милый мой муженек. Скажем, родственники этого князя разрушили бы стену и освободили его, что бы ты сказал утром этой женщине, которая тебя так ужасает, несмотря на длину ее волос?

– Я бы сказал, что это моя судьба, и покорился бы ей.

– Тебе кажется, что за это тебя могли бы повесить?

– Кто знает, может и повесили бы, а я вовсе не хочу умирать на виселице.

Женщина, увидев, что ей не удается убедить мужа, стала плакать, бить себя в грудь, оплакивать свою судьбу. Муж в это время грустно думал о чем-то. Наконец, жена, словно найдя выход, вытерла слезы и сказала:

– А если кто-нибудь нападет на тебя, свяжет руки и ноги, вытащит из кармана ключи, даст тебе пятьдесят золотых и освободит армянского князя, что ты тогда скажешь?

– Вот это… – сказал медленно раздумывая, муж – это дело возможное. Тогда я не буду в ответе перед тавризским эмиром. Да, это возможно. Но тогда надо, чтобы княжеских людей было по крайней мере человек десять, столько же, сколько наших стражей.

– Об этом ты не заботься. Осталось недолго, сейчас стемнеет, и они на лодке с двенадцатью гребцами подплывут к берегу. Я несколько человек из стражи пошлю в ближайшую деревню, велю тебя покрепче связать, тогда ты получишь свои пятьдесят золотых, а я…

Тут женщина сверкнула своими волшебными глазами, с громким хохотом лукаво посмотрела на мужа и умолкла.

– Что, и ты получаешь что-нибудь?

– Да, мне подарят красивое алмазное ожерелье. Ты молчи и ничего не делай, а я все устрою, – и женщина вышла из комнаты.

– Жена!.. Послушай! Проклятая женщина… Пропала моя головушка. Она погубит меня. Хотел ей сказать, чтобы эти нечестивцы хотя бы не очень крепко связали меня… Но пятьдесят золотых не маленькие деньги… Посмотрим, только бы удалось с божьей помощью.

Жена его в это время с дьявольской быстротой побежала к стражам, отослала двух из замка и спустилась к озеру в ту минуту, когда обе лодки приближались к берегу. Она сначала растерялась, не увидев в них ни одной женщины, но когда из лодки выпрыгнул на берег юноша и звонким голосом сказал: «Постой! Это я, не бойся», – арабка успокоилась. Эхинэ подошла к ней.

– Ну, как твой муж? Согласился?

– Затрудняется…

– Если ты не можешь его уговорить, то смотри, сколько у нас вооруженных людей. Узник будет освобожден, но ты потеряешь свою награду.

– Ты не беспокойся, стой рядом со мной и говори то, что я буду тебе подсказывать. Возьми с собой человек десять.

Эхинэ пошла к берегу.

– Князь, пожалуйста, подойди ко мне. – Она сказала ему несколько слов, и вооруженные люди выпрыгнули на берег.

Арабка и княгиня, беседуя, шли впереди. Когда они вошли в комнату, где сидел тюремщик, а несколько стражей у дверей растерянно переглядывались, Эхинэ опять что-то сказала Хосрову. Он подошел к тюремщику и сказал повелительным голосом:

– Дай ключи от темницы, если не хочешь умереть!

– Как я могу выполнить твой приказ? Я же не изменник.

– А я не могу терять времени. Ребята, свяжите этого человека и найдите тюремные ключей.

Тогда арабка стала притворно плакать, молить, чтобы не убивали ее мужа, а когда его стали связывать, то вытащила из кармана тюремщика ключи и отдала Хосрову. Она, умоляя пощадить жизнь мужа, обещала вручить им Гургена невредимым, а сама с фонарем в руке вместе с самым надежным из стражей вошла в темницу, где погруженный в тяжелый сон находился Гурген.

– Вот ваш человек, только ради бога пощадите жизнь моего мужа и наших стражей! – молила арабка.

Хосров взял из ее рук фонарь и вошел в темницу.

– Гурген! Сынок мой, Гурген, где ты? – позвал он.

Раздался лязг цепей, Гурген проснулся и сел.

– Гурген! Ты не узнаешь голоса Хосрова?

– Как? И ты попал сюда?

– Встань, пойдем со мной. Мы пришли за тобой, приди в себя.

Гурген еще не совсем очнулся, когда Хосров бросился целовать его. Слезы старика капали на седую бороду. Князь, тряхнув цепями, поднялся с места. Хосров взял его за руку и повел в комнату, где бедный тюремщик, связанный по рукам и ногам, стонал от боли, умоляя ослабить веревки.

Эхинэ, стоя в стороне, смотрела на бледное худое лицо и погасшие глаза Гургена, с трудом сдерживая слезы. Стоны тюремщика разжалобили ее, она подошла, чтобы приказать воинам немного ослабить веревки, когда арабка, не дав ей времени говорить, взяла за руку и отвела в сторону.

– Вот твой брат и на свободе, теперь оставь моего мужа и выполни свое обещание.

– Ты права. Хурен, дай мне сверток, который я дала тебе.

Они вошли в соседнюю комнату, и там княгиня отдала женщине алмазное ожерелье и нитку в сто золотых. Пока кузнец разбивал последнее звено цепей Гургена, женщина торопливо считала золотые, и блеск ожерелья слепил ей глаза.

Она отсчитала пятьдесят золотых и острыми зубами перерезала нитку. Половину золотых вместе с ожерельем опустила себе в один карман, вторую половину золота – в другой. От радости она вслух говорила сама с собой. «Это мне, а это мужу. Негодник… Очень рада, что его крепко связали, пусть помучается. Как я старалась его убедить, а он и слышать не хотел. Ну пусть, потом поймет».

Эхинэ была в другой комнате. Она жестоко страдала, видя Гургена в лохмотьях и в таком жалком состоянии. Гурген и не подозревал о ее присутствии.

Когда он почувствовал себя свободным от цепей, обратился к Хосрову.

– Я не понимаю – сон это все или явь?

– Все объясню тебе, дорогой Гурген. Поговорим в лодке.

– Но я голоден, Хосров, ты не знаешь, как эти неверные мучили меня голодом и жаждой!

– Сейчас, сейчас, – заторопился Хосров. – Ребята, поспешим на берег.

Не прошло и пяти минут, как Гурген уже сидел у руля между Хосровом и Эхинэ. Перед ним лежала жареная курица и рыба. Эхинэ налила ему вина.

Луна освещала синее озеро. Ночная тишина прерывалась мерным всплеском весел, когда Гурген, подкрепившись ужином, спросил, глядя на Эхинэ.

– Хосров, кто этот молчаливый юноша? Мне кажется, я его где-то видел.

– Это мой племянник, – ответил Хосров. – Я не хотел его брать с собой, но никак не удалось убедить его. Я потом тебе расскажу, подожди, выйдем на тот берег, и все узнаешь.

– Надо найти безопасное место для отдыха. Мне бы помыться и сменить эти грязные лохмотья…

– Обо всем этом уже позаботились, – заметила Эхинэ.

– Слушай, паренек, я тебя где-то видел. Вот и голос у тебя что-то знакомый, – продолжал Гурген.

– Как лица людей, так и голоса могут быть часто похожими, – сказал Хосров.

– Верно, – ответил Гурген. Наступило молчание. Лодка продолжала плыть, и к полуночи наши друзья уже достигли противоположного берега.

Маленькая землянка в полуразрушенном селе осветилась. Племянник Хосрова остриг Гургена, облегчил бороду и, взяв из рук Хосрова узел, передал ему.

– Вот, князь, все готово, – сказала Эхинэ. – Тут рядом речка. В этом узле мыло и чистая одежда. Дядя поможет тебе.

– Хосров, твой племянник – просто находка. Молодец, сынок, дай бог тебе счастья. – И Гурген вышел из землянки. – Но этот юноша, – вдруг обратился он к Хосрову, – не мог знать, что на меня не всякая одежда придется.

– Не беспокойся, Гурген, у него были сведения о твоем росте. Это все обдумано.

Когда Гурген помылся, переоделся и вернулся в землянку, поблагодарив Хосрова и юношу, он сказал:

– А теперь, расскажи, Хосров, как это я не имел от тебя известий в те годы, когда у меня были удачи? Сколько раз я посылал гонцов искать тебя в Васпуракане и Тароне. Где ты был?

– Когда я собрался ехать к тебе, ко мне прибыл гонец от княгини Рипсимэ, умолявшей меня приехать к ней в Багдад. Ты был счастлив, удача сопровождала тебя, а княгиня томилась в тюрьме, и я сказал себе: «Будь на моем месте Гурген, он поехал бы в Багдад». Я так и сделал. Я думал, что сумею быть полезным князьям Арцруни, помогу выйти им из тюрьмы. Дела вначале шли удачно, но Абу Джафр был как хищный зверь, никто не знал его намерений, он их поминутно менял. Его приспешники сами были в смятении. Поэтому мы надеялись только на приезд спарапета, который с помощью востикана мог освободить пленных нахараров. Приезд его затянулся. Когда же он приехал, его тут же заковали в цепи и бросили в темницу, так как он отказался принять магометанство. Чем он мог нам помочь?.. Княгиня в отчаянии, услыхав, что сын ее, Гурген и внук, Дереник, отреклись от христианской веры и по приказу востикана возвращаются на родину, уговорила меня ехать с ними как советника. И я хотел вернуться на родину, но Багарат из угоды к неверным обманом задержал меня в Багдаде еще на год. Там я услыхал, какие козни строились против тебя, и с трудом сумел тайно бежать из Багдада.

Вернувшись в Васпуракан, я узнал, что ты, разочаровавшись в людях и судьбе, уехал в Грецию.

Подоспей я раньше – не пустил бы тебя. Тогда я поехал в Сасун, и забрав свою семью, проехал через Тарон и Васпуракан, где народ благословлял твое имя и восхвалял твои подвиги. Одну ночь мы переночевали в столице Рштуника. Там безутешный старик, хранитель крепости, рассказал нам о твоем детстве, вспомнил твое первое возвращение из Греции, твой последний приезд. Он говорил мало, но я понял многое. Все, что было темного для меня в твоей жизни, стало ясным.

– Чего ты не знал из моей жизни? – сказал с горечью Гурген, подавляя вздох.

– Все, что еще оставалось тайным. Когда утром наш караван стал готовиться в путь, я с удивлением увидел, что смотритель Хурен со своей семьей тоже собрался ехать вместе с нами. Он мне объявил, что ему опротивела служба у князей Арцруни, и он собрался ехать к своей старой княгине Рштуни в Андзевскую область. Благодаря ему и мы были приглашены в крепость Кангуар, и княгиня Андзевская, правящая областью из-за болезни мужа, князя Мушега, оставила нас гостить у себя несколько месяцев, пока в Акэ восстанавливали мой замок. Там же, в Кангуаре, мы узнали о том, что тебя взяли в плен и стали думать о твоем освобождении. Это было очень трудно: нечестивцы все время меняли место твоего заточения. Бедный Вахрич, который нашел меня в Акэ, исходил всю страну от запада до востока и от севера до юга, пока узнал, что тебя перевели в крепость Гмбет.

– Где же сейчас Вахрич? – воскликнул Гурген.

– Где-нибудь здесь, на дворе.

– Что же он, плут, не показывается? – сказал, усмехнувшись, Гурген и крикнул зычным голосом: – Вахрич!

– Прикажи, господин мой, – отозвался верный слуга и подошел поцеловать его руку.

– Что ты не показываешься? Так ты беспокоился обо мне, когда я был в плену?

– Разве твой слуга может служить другому и не беспокоиться о тебе?

– Ну хорошо, пойди теперь отдохни, – и Гурген обратился к Хосрову:

– А теперь что мы будем делать?

– Отдохнем немного и отправимся в путь. Переночуем в одном из хойских сел, а на другой день приедем в Кангуар.

– Прекрасно.

В это время юноша, выходивший из землянки во время беседы с Вахричем, принес и поставил в угол громадный меч, щит и копье.

– Хосров, твои племянник – изумительный парень, обо всем позаботился, – улыбнулся Гурген.

– Да, обо всем.

– Куда же он ушел сейчас?

– Он ночует в другом помещений.

– Да хранит его бог.

Гурген больше ничего не сказал. Он растянулся и уснул. Хосров вышел, еще раз обошел всех, расставил стражей и вернулся к Гургену.

Глава двадцать седьмая
Странствующий благодетель

Через два дня наши друзья приехали в крепость Кангуар.

Игумен Духова монастыря – Теодорос, Хосров и Гурген отдыхали, когда в комнату вошла княгиня Эхинэ, чтобы приветствовать их с благополучными прибытием. Это была та самая комната, в которой Гурген виделся последний раз со своей любимой.

Гурген до ухода игумена держался безразлично, но когда в комнате остался только Хосров, сказал:

– Эхинэ, я не в силах благодарить тебя. Я могу оценить твой поступок только сердцем, которое готов за тебя бросить в огонь. Ты поистине поражаешь меня: во всех твоих действиях я вижу столько предусмотрительности, столько мудрости, что потеря тебя для меня делается еще чувствительнее и горше.

Прими не благодарность, а мои поздравления за твою прозорливость и мудрость. Я знал об этом, но не думал о таком величии твоего ума и духа. Я не думал, что моя Эхинэ может стать такой, как Васкануш. Бедный Овнан, бедная Васкануш…

После этих, слов наступило глубокое молчание. Эхинэ прервала его первая, обратясь к Хосрову.

– Кто эта Васкануш?

– Одна из княжен Багратуни, – ответил старик. – Я тебе потом расскажу историю Овнана и Васкануш, ибо их нельзя разлучать. Хотя они и провели свою жизнь в разлуке друг с другом, но всегда были вместе душой. Теперь же, перед престолом божьим, их тела покоятся рядом.

И снова наступило молчание. Эхинэ вышла из комнаты: в ее отсутствие накопилось много дел, ожидающих княжеского разрешения.

После ухода Эхинэ Гурген спросил:

– Хосров, когда умерла Васкануш? Я ведь не знал о ее смерти.

– Она умерла через год или два после мученической смерти Овнана.

– Удивительная судьба, – вздохнул Гурген и рассказал о своем видении в темнице.

Два дня гостили наши князья в Кангуаре. На третий день, по совету Гургена, Хосров сказал Эхинэ, что он пригласил своего друга в область Акэ отдохнуть после пережитого. И влюбленные со слезами на глазах снова расстались.

Хосров с удивлением наблюдал за их любовью. Он сравнивал Эхинэ с Васкануш, которая на людях могла шутить и весело смеяться, скрывая под улыбающейся маской свое наболевшее сердце. Теперь же он видел Эхинэ, более молодую женщину, умную и дальновидную, мудрую правительницу. Но она казалась мраморным изваянием, без жизни, без тени улыбки на устах, на ее ясном челе нельзя было прочесть ничего.

Хосров знал, что если бы Мушег был здоров и не она бы управляла краем, Андзевская область и Кангуар давно стали бы достоянием врага. Но, с одной стороны, забота о народе, с другой – суровость, не прощающая измен и предательств, помогали ей успешно править страной. Оберегая ее от нашествия врагов и от разорения, Эхинэ укрепила крепости Нораберд и Кангуар, они были на несколько лет снабжены запасами и оружием. Народ имел право не только укрепляться. Гонцы своевременно предупреждали о приближения врага беззащитные селения и деревни, чтобы крестьяне успели спастись бегством. Много раз осаждались крепости Кангуар и Нораберд, но враг, не имея пропитания, вынужден бывал отходить. Андзевский же народ был обеспечен всем. И все это благодаря княгине, правившей строго и справедливо.

Избранные ею военачальники были бдительными и храбрыми, а судьи – справедливыми и бескорыстными. Хосров пытался как-то просить о помиловании нескольких преступников, но встретил отказ от неумолимой правительницы.

– При таком положении страны, – сказала Эхинэ, – я дала обет не менять ни одного судебного приговора, ни единого его пункта. Сейчас, когда враг истребляет наш народ и заливает кровью нашу землю, я считаю предательством и изменой жалость к предателям и, изменникам, забывающим о своем долге перед родиной и верой. Прости, князь, я уважаю тебя, как отца, но не могу исполнить твоей просьбы. Я поклялась в этом богу и не могу стать клятвоотступницей.

Когда Хосров поделился своими размышлениями с Гургеном, тот с горьким смехом ответил:

– Какими счастливцами оказались Васак и Мясоед и подобные им изменники, и как я несчастен, что Эхинэ не моя жена. Пример суровой справедливости Овнана, конечно, должен был быть примером и для меня, и я обязан был повесить этих нечестивцев!

Не больше месяца смог Хосров удержать у себя в гостях Гургена, хотя он еще нуждался в отдыхе. Все его уговоры не привели ни к чему. Услыхав о безвластии в Багдаде, Гурген не утерпел и уехал в Васпуракан – в свою родную область Мардастан.

Народ, узнав о прибытии Гургена, толпами радостно встречал его. Старший сын Ашота Арцруни Григор Дереник, правивший Васпураканом вместо отца, находящегося в Багдаде, был ненавистен народу своим чванством и себялюбием.

Все мелкие арабские князьки, услыхав о возвращении Гургена, объединились вокруг Дереника и напали на него. Но Гурген со своим небольшим отрядом сумел отразить удар и рассеять врагов. Сам он был ранен в руку и нуждался в лечении.

Этим воспользовались Дереник и его единомышленники. Они снова пошли против Гургена, который еще не совсем оправился от перенесенных им страданий и новой раны. Враги захватили его в плен и заключили в тюрьму его же родового дворца в Адамакерте.

Как-то ночью, когда он, раненый, грустно сидел в заточении, к нему вошел один из слуг Дереника, развязал цепи и, положив перед ним оружие, сказал: «Ты один можешь отомстить за меня этому глупому и чванливому молодому князю. Прошу тебя, пойдем со мной. Одним ударом ты сможешь стать правителем, не только Мардастана, но и всего Васпуракана».

Гурген с обнаженным мечом вошел в спальню Григора Дереника и громко крикнул:

– Привет тебе, сын мой, Дереник!

Дереник раскрыл глаза и, увидев исполина с обнаженным мечом, сумел только выговорить:

– Отец мой, пощади меня…

А Гурген, большое сердце которого не питало никогда мстительных чувств, ничего не ответил, оставил его и покинул город. Он нашел пристанище в монастыре, у села Еразани, в келье монаха, которому когда-то сделал много добра.

Но монах, приютив его, вероломно предал его Деренику, снова заключившему его в темницу.

Хосров, услыхав об этом, прибыл в Васпуракан. Сюда же прибыл и католикос Захария вместе с князем князей Ашотом Багратуни. Они приехали просить Дереника об освобождении героя. Дереник не устоял перед просьбой таких почтенных людей, освободил Гургена и передал ему Мардастан как отцовское наследие.

Но Гурген уже чувствовал отвращение и к людскому предательству и даже к дальновидной политике Ашота Багратуни. Безнадежная любовь к Эхинэ охладила в нем всякую любовь к славе и власти. Он привел в порядок дела в Мардастане, избрал забытую всеми область Тарон и решил очистить ее от врагов.

За период этой скитальческой жизни, он своей храбростью заслужил горячую любовь народа.

В это же время князь князей Ашот, поставив себе целью завладеть всеми армянскими, грузинскими и ахванскими княжествами, внезапно вступил в Васпуракан. Дереник не сумел противостоять ему и был захвачен в плен. Гурген находился в Тароне, когда до него дошла эта весть. Не теряя времени, он с отрядом в четыреста человек прекрасно вооруженных храбрецов, выступил из Тарона. Ашот со своими войсками находился в столице Рштуник. Не расспрашивая о численности его войск, Гурген приехал в Норагех и написал князю князей письмо, предлагая ему освободить Дереника, в противном случае грозил истребить все его войско и его самого. Он собирался той же ночью пойти на Ашота.

Ашот, как человек умный и дальновидный, не желал встречаться с таким опасным противником, как Гурген, написал ему ласковое письмо, успокаивая тем, что он не собирался наносить Деренику вреда.

Тогда Гурген написал Ашоту еще более ласковое письмо, почтительно предлагая ему выдать замуж за Дереника свою дочь, которая станет, таким образом, княгиней Васпураканской. Ашот согласился, отвез Дереника в Багаран и устроил там пышный свадебный пир. Этим установился мир во всей Армении.