Выжженная свобода

Глава 7 – К Центру

Джейсону становится зябко, когда наступает ночь и в ангар начинает проникать холодный воздух. Все-таки Джессика была права, ночью на поверхности прохладно, но куртка на нем, как нельзя кстати, хоть и согревает слабо.

Он обнимает себя руками, крепко сдавливает торс – нужно поспать – но сон вовсе не желает приходить. На улице, где-то над мостом, гремят выстрелы, кто-то вопит, воет и смеется. Какофония звуков, сводит юного Хрономию с ума больше, чем гнетущее молчание Джессики.

Наемница ничего не сказала, после его обвинительного заявления. Она на секунду замерла, когда он произнес свои роковые слова, поморщилась, будто бы ей отвесили оплеуху и молча отошла к стене, затем, устроившись на полу, отвернулась. Так и лежит спиной к нему, не шевелится, не рычит.

Джей качается из стороны в сторону, надеясь согреться. Наверное, его слова, были слишком резкими. Может, стоило хотя бы сказать – прости? Что если Джессика его бросит? Вернет к отцу, откажется от задания? А может, она и вовсе, притащит его к тем бугаям, что охотились за ним, на растерзание. Получит свою долю за него и уйдет, кинет на него последний, насмешливый взгляд, и ядовито засмеется, пока он будет вопить от ужаса и умолять не трогать его.

Холодно. Страшно. Он все еще видит эту улыбку, стоит ему закрыть глаза, то вот она, эта сцена, прямо как наяву. Кровь, булькающие звуки и улыбка Джессики, что расцветает на ее лице. Что это было? Вкус победы? Наслаждение? Превосходство? Нет, Джею вовсе не жаль того наемника. Либо они его, либо он их. Джессике нужно было их защитить, и она справилась с этой задачей превосходно, чего нельзя сказать о нем самом, что только плакал, трясся от страха и висел бесполезным грузом на ее спине. Из-за его слабости, она могла бы погибнуть, а он, попасть в рабство или, еще что похуже, его пустили бы на органы. Киберглаз бы вытащили первым…

Но все же, все же…

Нельзя отнимать жизнь и улыбаться при этом, радуясь своему достижению. Что такого радостного в убийстве человека?

Когда Джейсон представляет, что однажды, ему тоже придется убить, его всего передергивает от ужаса и отвращения к самому себе. Он хочет стать сильным, хочет стать достойным корпорации отца. Наследником, которым будут гордиться, которого рассмотрят на кандидатуру заместителя. Которого не будут шпынять по углам, отворачиваться, как от прокаженного и плевать в спину.

Джею необходимо стать важным. Хоть кому-то. Но убивать, упиваясь своей силой? Нет, это не для него. Он не станет таким, даже если за его обучение возьмется самый кровавый отморозок на всем белом свете. Но ведь Джессика не такая, верно? Эта улыбка, она же не признак какой-то маньячности в ней, да?

Темно. Только лунный свет из открытой двери, немного просачивается в помещение, но его чертовски мало, чтобы разглядеть даже спину Джесс. А Джею, мучительно хочется заглянуть ей в глаза, чтобы убедиться в своих мыслях. Она не такая. Он чувствует, так почему же…

Почему ему так страшно?

***

Безумно хочется курить, была бы у нее пачка, Краст бы затягивалась ею безостановочно, одну за одной, зажимая сигарету между зубов и глубоко втягивая дым, давясь горьким вкусом никотина.

Пить хочется тоже. Много. И желательно не пиво, которое Радж подарил и которое они бросили там, в номере его захудалого мотеля. Чего-то покрепче, подороже. Что-то из запасов Хрономии. Коньяк, виски или, боже, абсент – все, что угодно.

Джесс сжимает в руке пистолет, крепко, чтобы убедиться, что он существует. Что она существует.

«Я испугался тебя».

Звучит в ее голове, дрожащий от волнения голос Джейсона. Вот тебе благодарность, во всей красе.

Шейн…он ведь улыбался так же, когда сражался со своими врагами.

В памяти еще свеж тот день, когда он впервые вывел ее из дома, чтобы показать окрестности.

Ей тогда было восемь, все ее тренировки с оружием, проходили исключительно в их ветхом убежище, крыша которого протекала при сильном дожде, а стены начинали ходить ходуном, если ветер дул слишком сильно. Шейн никогда не начинал даже копить на нормальный дом, предпочитая спускать все заработанные деньги то на еду, то на оружие.

А еще выпивку. И женщин с «низкой социальной ответственностью» – как он любил называть проституток.

Джессике категорически не нравился их дом, но приходилось терпеть, другого варианта у нее не было.

Поэтому, когда отец предложил ей выйти наружу и посмотреть на мир, у нее аж сердце защемило от радости. Конечно, на мирной ноте эта прогулка не завершилась. Какие-то отморозки решили пристать к ее отцу, в угрожающем тоне начали чего-то требовать и тыкать в него пальцем. Шейн, как всегда, оставался в невозмутимом состоянии, шутил с обидчиками, ухмылялся и подмигивал своим единственным глазом.

Но когда ситуация начала принимать опасный оборот и нападавшие принялись вынимать оружие, Краст оттолкнул ее от себя, велев ей стоять позади и просто смотреть, как он разбирается с этим дерьмом.

И вот тогда…она впервые увидела его в действии. Это было первое убийство, совершенное у нее на глазах.

Первый отлетел быстро. Шейн воткнул в его голову нож, стремительно, резко, тот даже вскрикнуть не успел. Второй, что ринулся на него с битой, был опрокинут на спину мощным пинком и застрелен в голову. Третьему не повезло. Шейн убивал его долго, относительно. Он зажал голову парня в двери рядом стоящего автомобиля, и колотил этой дверцей до того момента, как его мозги не вылетели наружу. Четвертый просто стоял, от страха даже двинуться не мог. Он только истошно закричал, когда отец приблизился к нему, чтобы прикончить.

Джессика до сих пор помнит, как катана отца ярко блестела на солнце, когда он вынимал ее из-за спины. Катана…его излюбленное, лучшее оружие. Сейчас, лежит где-то в их старом убежище. Она совсем про него забыла…

Голова того парня, прилетела прямо к ее ногам. Шейн сказал, что у него рука дернулась.

Ей нравилось его главное оружие. Катана с полностью черным лезвием и серебряной рукоятью, облаченной в змеиную кожу, была настоящим произведением искусства. Особенно в умелых руках наемника.

Краст долго не хотел обучать ее владению этим типом оружия. Избегал до самой точки кипения. Точнее, до ее четырнадцатилетия, когда более благополучные лица получают возможность «спокойно» бродить по поверхности, а ей – досталась честь держать в руках столь прекрасное оружие.

Шейн подарил ей катану попроще, легче, менее красивую, но не менее смертоносную. Стандартное, стальное лезвие и рукоять, обтянутая лошадиной кожей.

Отец сказал, что это – минимализм. Джессика съязвила – что нежелание тратиться. Он парировал – пока не научишься сражаться такой, даже не надейся на мою.

Ей пришлось согласиться с его словами. Она обучалась легко, к тому же, часто смотрела на Шейна действии. Иногда, украдкой, пока он пьяный в хлам обжимался в очередном баре со страшненькой девицей, ей удавалось стащить его меч и потренироваться снаружи, прыгая по пустоши и разрезая воздух, она могла представить, что сражается с настоящим противником. Поэтому, в день их первой тренировки с новым типом оружия, ей удалось сбить Шейна, неподготовленного к такому повороту, с ног. Конечно, он тут же раскусил ее небывалый успех.

Вот ей влетело тогда, надо сказать, не слабо. Но наемник перешел от своего свирепого состояния к неестественно счастливому за долю секунды. Наверное, был рад, что она разделяет столь трепетный восторг к его «малышке». Но Джессика переняла от Шейна не только любовь к холодному оружию. И не только резкий стиль боя, позволяющий мгновенно расправляться с толпой врагов.

Нет, она ухватила от привычек отца куда больше, чем ей хотелось. И та улыбка, что Джейсону довелось сегодня увидеть, тоже его влияние. Шейн входил в кураж, когда битва затягивалась или, когда народу было слишком много. Он слизывал кровь с кончика лезвия и ухмылялся, пока зрачок его единственного глаза бешено пытался сфокусироваться на происходящем, как камера наблюдения, что сканирует и записывает все, что видит. Она видела это слишком часто, ей нравилось это слишком сильно, это не могло обойти ее стороной.

Джесс не помнит тот день, когда на ее лице, впервые появилась эта улыбка. Отражение влияния Шейна Краста на ее личность. Она совершенно не помнит, кто или что, стало причиной этой тени удовольствия от процесса на ее лице. Не помнит, даже если старается напрячь все свои извилины мозга и поднять это событие из архивов памяти.

Ей ни за что не вспомнить этот день. Но почему-то, она помнит, что Шейну это понравилось. И это, не нравится ей.

***

Молчание становится для Джейсона просто невыносимым. Как пытка. Еще хуже, чем этот завывающий ветер, что забирается к нему под куртку и воет, неприятно холодя позвоночник. Надо что-то сказать. Надо развеять эту ледяную стену между ними. Сделать хоть что-нибудь, пока она не отказалась от тебя.

Давай, Джей, ты сможешь. Соберись с духом, открой рот, и пусть слова сами начнут из тебя выходить бессвязным потоком. Пусть даже они не достигнут ее сердца, пусть разобьются о неподвижную спину, но ты, хотя бы, сделаешь что-то, чтобы остановить…

– Мой отец был свободным наемником…

Хрономия вздрагивает. Послышалось? Хриплый, слабый голос наемницы, словно ворох сухих листьев, что проносятся по асфальту, гонимые холодным, осенним ветром. Наемница переворачивается на спину, устремляя свой взор на потолок и добавляет:

– Мой приемный отец, точнее. Настоящего я никогда не знала. На момент моих осознанных воспоминаний, мои настоящие родители были мертвы.

Джейсону трудно даже сделать вдох. Ему страшно. Что если он решит глотнуть воздуха, а это получится слишком громко и перебьет все ее настроение разговаривать?

Он осторожно втягивает воздух носом. Да, так не слышно.

Хочется узнать, что она ему скажет. Даже не задается вопросом, почему именно сейчас, а не тогда, когда в мотеле он просил ее рассказать о себе? Почему ее прорвало на откровения именно в этот момент, когда казалось, что они оба разочаровались друг в друге?

– Он учил меня, как сражаться. Как убивать. Учил многому. Что-то он делал правильно, что-то не так. Он не был идеальным. Ни в моих глазах, ни в чьих-либо еще.

Темно. Но даже в этой темноте, Джейсон чувствует на себе ее пронизывающий, ледяной взгляд. От него холоднее, чем от этого гребаного ветра.

– Никто не идеален, Джейсон, и я тоже. То, что ты видел сегодня, то, что ты посчитал неправильным…это я. И ты не сможешь этого изменить.

Внутри у Джейсона все холодеет, и холодеет. В какой-то момент, кажется, когда Джесс судорожно выдыхает и издает короткий, горький смешок, к нему приходит понимание.

– Ты должен принять это, Джей… иначе, мы оба погибнем.

Говорит она, когда он уже догадался.

***

Они встали рано. Джессика пнула его в бок и молча кивнула в сторону выхода. Парень ответил коротким кивком. Казалось, слова были не нужны, после вчерашнего, ночного монолога, завершившегося коротким – «спи, Джей» – им нечего сказать друг другу. По крайней мере пока.

Утренний туман, еще не рассеялся, рассвет только обретает свою форму, и Джей, тихо плетется позади наемницы, гадая, отправятся ли они в Центр прежней дорогой, или свернут куда-то, чтобы не нарваться на вчерашних преследователей?

Он уже не думает, что Краст решит спихнуть его обратно к отцу, смотавшись с полученной предоплатой. Она ясно дала ему понять, что не собирается отрекаться от миссии сейчас, даже если их отношения оказались накалены. Очевидно, ей нужны деньги, хоть он и не понимает, зачем. Она свободный наемник, разве у нее есть какая-то определенная цель? Разве у нее нет более простых заказов? В чем ее мотив? Куда идет тот, кто не привязан к чему-либо?

Джейсон слышал, что свободные наемники, все равно, что волки. Они могут сбиться в стаю, они могут защищать друг друга, но так или иначе, в них бьется свободный, дикий дух, не желающий подчиняться кому-либо. Свободники могут прыгать от компании к компании, могут убивать за «Трейтор», за «Сильверстоун», за кого-угодно. Им плевать. У них нет дома. Зачастую, нет семьи. Они одержимы лишь выполнением заказов – это цель их жизни. И если что-то, окажется для них непосильным, они предпочтут бросить это, и заняться чем-нибудь другим.

Еще вчера, он думал, что Джессика окажется такой. Уже сегодня, он знает, что это не так.

Потому что она, определенно не ведет его обратно. Та дорога, которой они сейчас идут, совершенно не та, что ведет к «Трейтору».

Хоть он на поверхности, всего второй день, и ориентирование в пространстве у него ни к черту. Может, тогда это предчувствие?

Джейсон смотрит в спину своей наставницы. Еще вчера, та казалась ему неприступной скалой. Уже сегодня, она кажется ему раздробленным камнем.

На миг, он останавливается, чтобы спросить: почему?

«Я думал, ты потеряла ко мне доверие. Я думал, что все испортил. Я боюсь тебя…но после того, что ты сказала…кажется, что я был не прав. Как мне донести до тебя это? Как сделать так, чтобы ты поняла, что я смогу стать сильным? Научиться всему у тебя, как ты научилась у своего отца?»

Джейсон хочет это сказать, но у него ничего не выходит.

«Если я закричу, ты обернешься, чтобы спросить, в чем дело?»

Он просто продолжает следовать за ней, пока туман не рассеивается и пока яркое солнце, не начинает слепить ему глаза. Но этот свет, помогает ему разглядеть окрестности. Сваленные домишки, ухабы, полуразрушенные здания. Дорога, раздробленная взрывом.

Да, ему рассказывали об этом. Трущобы. Убежища, что расположены на поверхности, а не под землей, как обычно. Пристанища для самых отчаянных и дерзких. Или для тех, у кого нет выбора.

– Мне нужно зайти домой, – как будто прочитав его вопросительный взгляд в спину, отвечает Джессика, – нужно взять кое-что, прежде чем мы направимся к Центру.

Но у него тут же возникает новый. К кому относится она? К безбашенным? Или к тем, у кого нет выбора? И что ей нужно забрать?

– С этим мне будет спокойней, поверь.

Конечно, он верит. Даже после всего, восхищение Джейсона никуда не делось, как и бесконечное уважение вместе с уверенностью в том, что его учитель знает, что делает. А уж если он собирается доказать ей и всем, кто в нем сомневался, что он может стать лучше, то ему точно нужно внимать всему, что говорит наставница.

Правильное или неправильное. Как сказала Джессика, никто не идеален. Еще вчера, он едва ли мог согласиться с этим. Уже сегодня, он полностью верит этим словам.

Джейсон Хрономия выдавливает из себя утвердительное:

– Верю.

И Джессика, впервые за это утро, смотрит прямо в его глаза.

– Хорошо…

Тихо бросает она, прежде чем вновь отвернуться.

Тот дом, что сейчас перед глазами Джейсона, даже домом назвать сложно. Нет крыши, дверь шатается, кирпичная стена выглядит так, будто в нее врезалось нечто тяжелое. Раз двадцать. Джессика рывком распахивает дверь и та, протяжно провыв, заваливается внутрь.

– Чтоб тебя… – тихо бурчит себе под нос наемница, – давно надо было ее сменить.

– Ты… здесь живешь? – осторожно уточняет Джейсон, хоть и чувствует, что вопрос этот, совершенно не уместен.

– Нет. Уже нет.

Внутри так же, как и снаружи. Плохо. Тускло, сыро. Два дивана, стул, стол и огромный шкаф, с множеством выдвижных ящиков. А еще – стена, с различными предметами, что прибиты к ней. Бита с шипами, ружье, разломанное на две части, несколько тупых ножей и длинные цепи. Хрономия как завороженный, осматривает эти «трофеи» гадая, использовались ли эти предметы по назначению, или просто висели тут, как особенные украшения? Джессика даже не смотрит в сторону этой стены, она роется в огромном шкафу, тихо ругаясь себе под нос.

– Да где же…а, вот…

Когда поток ругательств прекращается и Джей слышит тихий свист металла, то он оборачивается к девушке, а его сердце, делает кульбит. Джесс держит в руках длинный меч, с полностью черным лезвием и задумчиво проводит по острию пальцами. Когда с подушечек начинает капать кровь, она останавливается, и на ее лице, всего на долю секунды, отображается прежнее, пугающее выражение лица.

Джейсон надеется, что наемница, не успела заметить то, как дрогнули его плечи и вытянулось лицо.

Когда он уже хочет открыть рот, чтобы вслух восхититься чудесным произведением искусства, Джессика вновь зарывается головой в огромный шкаф и под звякающий аккомпанемент, достает еще один меч, на этот раз не такой прекрасный, но не менее пугающий своим размером и, наверняка, остротой. Он даже охнуть не успевает, как это оружие, немыслимым образом, оказывается у него в руках.

– Что…ч-что? – испуганно вопрошает Хрономия, разглядывая полученный клинок.

– Он теперь твой, – Джесс смеется, пока он пытается переварить сказанное, – Когда-то, эта катана была моей.

– Так это…катана? Древний меч?

– Да. Я называла его – Мурамаса, ты можешь называть его как угодно, – Джесс машет рукой и закидывает свою катану за спину.

Джейсон следит за тем, как ее оружие исчезает в изящных ножнах и опускает взгляд на свое сияющее, стальное лезвие с черными полосами на нем. Эта катана проще, но такое чувство, будто она…переполнена светом?

Парень резко встряхивает головой, чтобы отсечь ненужные мысли и только сейчас осознает, что попало ему в руки.

– Но я не умею им…

– Научу, – Джессика уже исследует выдвижные ящики и Джейсон видит, как она выуживает оттуда несколько пачек сигарет, – как только прибудем в Центр, я покажу, как владеть Мурамасой.

Джей осторожно кивает и пока прячет оружие в ножны, судорожно пытаясь взять себя в руки. Подумать только, такое оружие, к тому же, раньше принадлежавшее Джессике, теперь его.

Он что, будет отрубать людям головы? Отсекать им руки, пронзать насквозь?

Он смотрит на наставницу, пытаясь представить ее с этой катаной в руке, и у него ничего не выходит. Зато, с тем черным клинком, что у нее за спиной…

– А это… – он тычет пальцем ей в спину, и тут же одергивает руку, – кому принадлежало это оружие?

Джесс уже держит в зубах сигарету, но не поджигает ее. Взгляд абсолютно потерянный, смотрит сквозь парня. Он что-то не то спросил?

Черт. Конечно, не то.

– Шейну.

Говорит Джессика, а он, больше ничего не спрашивает.

***

Она не знает, зачем кинула свой старый клинок в руки Джея. Может, это просто секундная слабость? Дань прошлому? Сейчас, когда они вновь возвращаются на дорогу, ведущую к центру поля, ей хочется вернуть свое обещание насчет тренировок с мечом.

Да, она говорила, что научит его сражаться разным оружием, но…

Может, это слишком? Все равно он не захочет им пользоваться в дальнейшем, предпочтя справляться с врагами огнестрельным оружием. Иногда, может быть, ножом. Но не катаной.

Его взгляд, когда он словил Мурамасу, сказал ей о многом. Шок, страх, некий трепет. Но ни намека на желание опробовать меч в предстоящих боях. Хотя, чего она ожидала? Что Джейсон восхищенно будет вертеть оружие в руках, как она в тот день, когда впервые взяла клинок отца?

Масамунэ…

Черный клинок, будто принадлежащий демону. Артефакт, отсекающий ублюдкам головы. Ей всегда нравилась именно катана отца, она хотела ее. Когда Шейн подарил ей Мурамасу, она не была рада. Разве что немного, оттого, что это именно ее оружие. Но сердце все еще желало черное лезвие…

– Нет, – Шейн бил ее по руке, когда та, непроизвольно тянулась к Масамунэ, – мой клинок – чтобы убивать.

– А мой – что? Чтобы рыбу чистить? – саркастично хмыкнула Джессика и вновь, Шейн треснул по ее руке.

– Твой – чтобы защищать.

Ответил он, и конечно, она опять только хмыкнула. Защищать кого? Шейна то? Он в состоянии обеспечить защиту целому отряду, о чем тут речь? А у нее не было того человека, которого понадобилось бы защитить. Не было, до того дня, когда…

– Джесс? Что это за огромная стена?

От болезненных воспоминаний к настоящему, ее возвращает напряженный голос Джея. Стена – граница, что ограждает центр поля от трущоб. Они почти пришли, но пробраться внутрь, будет не так просто. Здесь должна быть лазейка, пролом, если конечно, его еще не заделали. Может, если они полезут через него, там будет кто-то из знакомых, кто пропустит их за пару зеленых?

– Мы найдем проход, – бросает Джесс через плечо, – в прошлый раз, стену пробили танком.

– Танком? Зачем?

– Кто знает, какие-то отморозки развлекались. В Центр пускали достаточно просто до этого случая, теперь, возможно, простой дачи на лапу будет недостаточно…

– Вот оно как… – Джей тихо вздыхает, – нас ждут неприятности?

Джессика не знает. Хочется сказать парню, что все будет нормально, но это не в ее стиле, так откровенно лгать. Все может быть. Центр поля, хоть и не принадлежит какой-либо корпорации, но там существуют четкие правила и есть человек, что регулирует все. Хотя, никто ни разу не видел его в глаза, что странно. Слухи ходят, что правитель Центра закутан в одежду так, что не видно ни единого участка кожи и приказы он отдает из запечатанного бункера, используя при этом модификатор голоса. Зачем так скрываться? Чего-то боится? Прячет свою личность?

Наемнице не было так уж интересно, как ее коллегам, что так и рвались прикончить этого загадочного человека. Правителей не любят. Что уж говорить о том, кто скрывается за тряпичным слоем и говорит за закрытой дверью. Центр желают сделать полностью независимой территорией.

И эта идея… откровенно говоря, плохая. Центр тут же разорвут на части ближайшие корпорации или, что еще хуже, все отморозки из трущоб проберутся сюда, чтобы разграбить сосредоточение их поля. Поле разорится, его поглотит другое поле, и ничего не останется от их прежнего мира. Старые корпорации начнут войну с новыми, все по кругу…

Ничего не останется. И ничего не изменится. Это как стряхнуть крошки хлеба со стола, прежде чем начать есть бутерброд. На столе просто вновь окажутся крошки.

Она идет вправо, ориентируясь по памяти, считает, что пролом должен быть в этой стороне. Всматриваясь вдаль, действительно, что-то такое маячит на горизонте. Трещины на стене, камни, железные обломки – это оно. Конечно, там уже установили охранную будку. Джесс уже готовится поднять руки вверх, чтобы охрана успела увидеть то, что они с Джеем не представляют никакой угрозы, как вдруг, раздается сиплый бас:

– Расслабься, Гончая, можешь не поднимать руки.

– Лекс?

Из окна будки высовывается мужское, небритое лицо, с грубым шрамом под левым глазом, доходящим практически до губы. Джесс расслабляется, когда действительно узнает в этом мужчине Лекса – старого наемника со сложным характером. Вот уж кого угодно, а не его, она ожидала увидеть на посту охраны.

– Ты что это, работаешь на Центр? – она криво усмехается, замечая, как ее слова, заставляют наемника поморщиться.

– Иди ты, я тут временно. Эту дырень охраняют десятки наемников по очереди, – грубо отвечает Лекс и тяжело вздохнув, машет рукой в сторону Джея, – А этот что, твой?

Теперь, настает очередь Джессике вздрогнуть и поспешить развеять любые предрассудки.

– Иди ты. Это мое задание.

В ответ на это, старик только натужно хохочет, едва ли не давясь собственным хохотом.

– Брось это, Лекс, – шипит Краст, стукнув кулаком по будке, – нам нужно пройти, сколько мне нужно тебе отвалить, чтобы ты нас впустил?

Лекс, или же Лександр, или же – «Выравниватель» – был старым другом Шейна. Старым – в прямом и переносном смысле. Джессике часто приходилось лицезреть это небритое, грубое, морщинистое лицо, когда отец устраивал в их жалкой хибаре свои попойки. Лекс всегда был в первой десятке приглашенных, являлся неожиданно, как черт из табакерки, и притаскивал с собой ворох проблем. Масштабная бойня всегда начиналась именно с него.

С него и Шейна. Оба вечно не могли что-то поделить. Выпивку, женщин, деньги. Пускай они и были друзьями, довольно хорошими, но чуть что, тут же приходились начищать друг другу морды. Наемница как сейчас помнит тот день, когда эти двое разнесли полквартала, пытаясь выяснить, кто из них сильнее.

Кажется, так и не выяснили, просто положив на свой бой огромный болт и принявшись упиваться алкоголем до упада. Наблюдавшая за сражением толпа, была очень недовольна, и грубо полезла в уже завершившуюся драку, с намерением вновь разжечь пыл битвы, что у них, в итоге, вышло.

Квартал был уничтожен окончательно.

– О, девочка, – отсмеявшись басит Лекс, окидывая наемницу насмешливым взглядом, – деньги мне не нужны.

– Тогда что?

Краст выпрямляется, закрывая собой Джея. Взгляд Лександра, что неожиданно превратился из задорного в ледяной, ей не нравится, но она готова на все, чтобы пробраться в Центр и защитить Джейсона. Во что бы то ни стало.

Она согласится на любые условия, что выдвинет ей старый наемник в обмен на проход. Любые, если они не касаются Джея, пускай по глазам старика и видно, что ему чихать на мальца, так как за все это время, что они болтают, он взглянул на него лишь раз. Все его внимание, приковано только к Джессике. И даже если это, говорит о том, что он хочет сделать с ней что-то неприятное… Что ж, она готова и на это.

Плевать на гордость. Готова на все.

– Отдай мне катану Шейна и можешь валить, куда только пожелаешь.

На все.

Кроме этого.