Quotes from the book «Цезарь и Клеопатра»
Когда человеку в этом мире не терпится что-нибудь сказать, трудность не в том, чтобы заставить его говорить, а в том, чтобы помешать ему повторять это чаще, чем нужно.
Когда глупец делает что-нибудь, чего он стыдится, он всегда заявляет, что это его долг.
Цезарь. Что даст мне возмущение, о глупый египтянин? Стану ли я возмущаться ветром, когда он леденит меня, или возмущаться ночью, что заставляет меня спотыкаться в темноте? Стану ли я возмущаться юностью, когда она отворачивается от старости, или возмущаться честолюбием, которому претит низкопоклонство? Прийти и говорить мне об этом- все равно как если бы ты пришел мне сказать, что завтра взойдет солнце.
Цезарь. Что? Рим не создает искусства? А мир- разве не искусство? Война- не искусство? Государство- не искусство? Цивилизация- не искусство?
Цезарь. В этом Красном египетском море крови чья рука удерживала головы ваши над волнами? И вот, когда Цезарь говорит одному из врагов""Друг, иди и будь свободен!", ты, которая теперь цепляешься за мой меч ради спасения своей маленькой жизни, ты осмеливаешься тайком нанести ему удар в спину. А вы, воины и благороднорожденные честные слуги, вы забываете о благородстве и чести и восхваляете убийство и говорите:"Цезарь не прав". Клянусь богами, меня искушает желание разжать руку и предоставить всем вам погибнуть в этой пучине!
Ты думаешь, боги не разрушили бы вселенной, если бы их единственной заботой было сохранить мир на ближайший год?
Потин (язвительно). Неужели Цезарь, покоритель мира, находит время на такие пустяки, как взимание налогов?
Цезарь. Друг мой, взимание налогов – основное занятие покорителей мира
Цезарь (с безмерной гордостью). Тот, кто никогда не надеется, никогда не может отчаяться. И в добрый, и в недобрый час Цезарь спокойно глядит в лицо судьбы.
Клеопатра. ...Дело ведь не в том, умна ли я, а в том, что все другие еще глупее меня.
Потин (задумчиво). Да, в этом великий секрет государственной власти.
Все это вы увидите и в невежестве своем будете удивляться тому, что за двадцать веков до ваших дней люди были такие же, как вы, жили и говорили, как вы,– не хуже и не лучше, не умнее и не глупее.