– Серьезно?
– Да. Ну, может, записал парочку видео для одиноких ночей.
– Фу, все, больше не хочу об этом слышать. Они все должны быть счастливы, что не потратили на тебя много времени своей жизни. Иногда ты такой поверхностный.
– Эй, с тобой у меня целая куча папок, сортированных по годам.
В его памяти вряд ли были уголки, где не сохранились бы воспоминания о ней. А если она и не была их участницей, то он непременно делился ими и смеялся над её остроумными или нелепыми комментариями. Только теперь, снимая с полок разума записи своих воспоминаний и прокручивая их заново, он видел отличия. Он сам стал наблюдателем для эксперимента, который ставила над ним жизнь, на его глазах его прошлое менялось прямо сейчас. Сам он не мог его изменить. Но оно менялось, меняло его, а вслед за ним – его настоящее и будущее, отбирая у него часть всего, во что он верил и чем дорожил, возможно, больше всего на свете. Именно в этой точке своей жизни до него начало доходить, что нет никаких "до" и "после", есть только каждый отдельный момент жизни, который стоит запомнить именно таким. Сохранить этот миг и себя в нем в памяти в мельчайших деталях и ощущениях, потому что это единственная доступная правда.
***
Она, конечно, могла жить без него. И жила. По существу же мир оставался прежним. Рассыпала ли ей осень под ноги листья, пила ли она кофе, или топтала траву в парке – везде остался его отпечаток. Иногда она даже неосознанно терла глаза, пытаясь стереть его с роговицы своих глаз. В разговоре с кем-то она слышала свой голос, говорящий его фразами, отчего на мгновение ей становилось тепло, но тут же таймер обнулялся и возвращал ее в точку отсчета. В ней было так много от него, что иногда ей казалось, что сама она исключительно его создание. Только шутка была в том, что в отличие от любви к богу, чувство к нему только отдаляло его от нее.
Эта ситуация повторялась снова и снова. Выяснять, спираль это или замкнутый круг, не было смысла. Ее жизнь застряла во временной петле в пространстве, которое она сама заполнила им. Ей в любом случае нужно было распутать эту петлю, чтобы вырваться на прямую и двигаться дальше. Она никак не могла взять в толк, почему время не может быть линейным. Все тогда было бы намного проще. Прошлое не имело бы над ней власти. Кем бы она тогда могла стать?
Ей хотелось стать собой. Той, кем она бы стала, не позволив себе раствориться в другом человеке, не поставив жизнь другого человека, выше своей собственной. В какой момент своей жизни она забыла правило, что кислородную маску в первую очередь нужно надеть на себя?
Сколько она себя помнила, она всегда что-то записывала. Сначала это были стихи обо всем, что окружало ее. Затем тетради со стихами сменились дневниками с ее мыслями и переживаниями. Она взяла с полки спрятанную между книгами тетрадь, в которую уже давно ничего не записывала. Становилось жутко, что кто-то, даже она сама, когда-нибудь прочитает мысли, жившие в ее голове последние пару лет. Но сейчас ей больше некому было рассказать о своих страхах, и на белом разлинованном листе начали выводиться строчки: «С детства нам впихивают в голову, что все должны любить тебя. Нам продают любовь во всех ее проявлениях. Любовь – это все. Но одной любви недостаточно. Ты должен быть успешным, иначе тебя будет сложно любить. Ты должен заработать любовь любыми способами. А если ты не заработал чью-то любовь, то замени ее. Купи. Все равно что. Может если обложить себя кучей красивых вещей тебя будет проще полюбить? Только сам себя ты полюбить не в силах, потому что понимаешь, что отдельно от этой кучи, ты ничего не стоишь. И твои жалкие попытки стать частью общего существа обречены. Ты выпадающий элемент. Все будет функционировать и без тебя. Ты не часть пазла, и для тебя нет места…»
Она оторвалась от тетради лишь в двенадцать ночи, ощущая, как сводит пальцы правой руки. Несколько раз она сжала и разжала почти онемевший кулак. Впервые за долгое время в голове стало пусто. Она легла на пол, пустота наполняла все ее тело от коры головного мозга до самых кончиков нервных окончаний на ступнях. Она будто снова стала ребенком, мысли ее наполняли лишь образы, словно все слова, которые она узнала за жизнь, вылились из нее в строки в тетради безвозвратно. Состояние полного покоя окутало ее. В эти мгновения в мире не было ничего, кроме силы, удерживающей тело на ровной поверхности пола. В мире всем управляла сила. Оттого у нее порой возникало ощущение собственного бессилия. Внутри нее не было столько силы, чтобы противостоять внешнему миру. Но в этот момент, когда она была уверена, что вокруг нее нет ни единой души, что никто сейчас не думает о ней, даже она сама, словно напоминания о ней исчезли с поверхности земли, только тогда тугой комок в ее легких рассасывался, и она обретала свободу.
6
Город звенел каплями, все чаще встречались люди в резиновых сапогах, лица уже не прятались за масками шарфов. Жизнь налаживалась. Наступала новая весна, наполнявшая город верой в чудо. В такую прекрасную пору у всего появлялся второй шанс. Весна растапливала ледяные корки тропинок, прокладывая новый путь. Город оживал, наслаждаясь теплом весеннего солнца. В такую прекрасную пору верилось, что впереди только хорошее, что впереди еще один шанс начать все сначала. Он не был в старой части города с конца прошлого лета. Город менялся. Его главные ориентиры были незыблемы, но наполнения неизменно становились отражением мимолетности сегодняшней жизни. Рабочая встреча заняла меньше времени, чем он планировал. И вот теперь, бродя по улицам старого города в утренний час, он отмечал, что окружающее навевает ему светлую грусть и желание идти без цели, просто гулять и не думать о проблемах. Здесь он чувствовал себя поэтом или художником, его душа в этом месте словно прорывалась сквозь кости, мышцы и кожу и соприкасалась с весенним пропитанным романтикой воздухом. В офисе его не ждали раньше конца обеденного перерыва, и у него оставалось как минимум три часа, чтобы насытить себя этими ощущениями. Идти одному и мечтать о чем-то нелепом и простом. Не подстраиваться под чей-то медленный шаг. Просто идти, сбросив груз с плеч, дышать полной грудью, смотреть на прохожих и глазеть в витрины. Слышать чьи-то голоса и придумывать их истории. Быть наблюдателем. Ему так редко это удавалось. Да в общем-то он к этому никогда не стремился, но сейчас это казалось правильным, тем, что ему было нужно. Он гулял по растекавшимся улицам около часа, когда подошёл к новой уютной кофейне. Несмотря на блестевшее на поверхностях солнце, в воздухе ещё витали колкие зимние намёки, так что, шагнув в дверь кофейни, он был рад теплому облаку вкусов и запахов, окутавшему его. Он сразу прошёл к стойке бара и заказал двойной эспрессо и сэндвич с беконом, и уже после отправился за столик. Народу в это время почти не было, справа от входа сидели три девушки. Спиной к нему слева в глубине зала около окна сидела ещё одна девушка. Он прошёл мимо, выбрав место через ряд от неё в самом углу. Он снял куртку, сложил её и откинулся на спинку диванчика, глубоко вздохнул. Давно он не проводил так время, не торопясь и не оглядываясь. Положив голову на спинку, он закрыл глаза, чувство усталости вперемешку с умиротворением наполняли его тело. Фоном играла музыка, напоминающая джаз, из кухни вылетали приглушённые голоса и звон посуды, смех компании девушек, не переставая, доносился с другого конца зала. Он услышал, как пальцы девушки, сидевшей позади него, перестали печатать, как мягко хлопнула крышка ноутбука, как закрылась молния на сумке, как зашуршали вещи, как её шаги вместо того, чтобы затихать, становились ближе. Он открыл глаза и увидел её перед собой.
– Привет, – она кивнула на место напротив него, – можно? – Нужно было ответить ей, но он лишь, оцепенело, смотрел на неё.
– Это значит – нет?
– Нет, то есть, да, конечно садись.
Она слегка улыбнулась, и пока садилась, у него появилась возможность рассмотреть её. Почему он сразу не узнал её?
– Ты отрезала волосы?
– Ээээ, да. – Она автоматически провела рукой по волосам, словно проверяя их длину.
– Не помню, чтобы у тебя когда-то были такие короткие волосы.
– Мог бы просто сделать комплимент. Тебе что не говорили, что девушкам это нравится?
– Девушкам вроде тебя?
–Эй, это моя фишка отвечать вопросом на вопрос.
– Раздражает не правда ли?
– Когда присваивают твои фишки? Yes, off course. – Он рассмеялся в голос, и она искренне улыбнулась в ответ.
– Тише, а то те девушки подумают, что я тебя клею, и ты легкодоступен.
– Но так и есть, -и поспешно добавил, – я легкодоступен.
Но её плечи уже опустились, а улыбка погасла, и сама она отодвинулась так далеко как позволяла спинка дивана.
– Я рад тебя видеть.
– Так рад, что прошёл мимо меня и уселся ко мне спиной? – она усмехнулась и фыркнула – Ну да.
– Во-первых, ты экстремально подстригла волосы, а во-вторых, должна быть на работе. Никак не ожидал увидеть тебя здесь.
– Ну, вообще я сейчас можно сказать и не работаю.
– Как можно жить и не работать? Ты что кого-то ограбила или убила?
– Ха-ха. Я вроде как писатель теперь. Опубликовала книгу в электронном формате, ее неплохо приняли, и издательство дало добро на вторую, ну и аванс, собственно.
– Ого, я рад за тебя! Кажется, ты об этом всегда мечтала. Поздравляю.
Эти слова словно зажгли внутри неё огонёк, глаза её заискрились, а на щеках вспыхнул румянец. Протяни руку и согреешься.
– Спасибо, это не особо большие деньги, получается меньше, чем я зарабатывала раньше, но оно того стоит.
Подошла официантка с его заказом.
– Ещё капуччино?
– Да, спасибо,– он начал есть свой сэндвич, это должно его согреть.
– Приятного.
–Угу, зверски голоден. Давно столько не ходил.
– Давно или никогда?
– Ха-ха, мне и зала вполне хватает.
– Прости, забыла, что говорю с качком.
– Да, детка, осторожней.
– Ха-ха. Вроде как уже поздно. – Она скорчила гримасу, какую он видел на её лице сотни раз, если она была недовольна собой.
Он отложил сэндвич в сторону.
– Мы должны поговорить об этом.
– Не лучшая идея. Думаю, ничего не изменилось, – она посмотрела в окно, а потом снова на него,– ешь, остынет.
Он продолжил поглощать свой сэндвич, уже не ощущая его вкуса. Ей принесли кофе, и какое-то время они оба молчали.
– Но почему ты тогда подошла ко мне, если ничего не изменилось?
На этот раз она даже не взглянула на него, лишь на секунду закрыла глаза, словно хотела исчезнуть прямо на этом месте.
– Я подумал, что мы …
– Снова друзья?
– Да. Для меня точно ничего не изменилось.
– Ничего? Что же ты тогда за это время мне ни разу не позвонил и не написал?
– Ты ясно дала понять, что не хочешь этого. – Она зажмурилась, отодвинувшись от стола, и закрыла глаза рукой. Он ждал.
– Я подошла, потому что увидела тебя. Конечно, я скучаю, ты все ещё мой…мой человек. Пусть мы уже не лучшие друзья или просто друзья. Понимаешь?
– Нет, не понимаю. Тебе стало легче от того, что мы не видимся?
– По крайней мере, я реже думаю о том, какой я лузер.
– Лузер?
– Ну не лузер, ладно. Просто, когда ты рядом, я постоянно думаю о том, чего мне не хватает и что со мной что-то не так.
– В смысле? О чем ты вообще?
– Уууух, я не привлекаю тебя, из-за этого в голове рождаются мысли, что это из-за моей внешности или не знаю…я недостаточно раскрепощенная или недостаточно интересная, эти сомнения, они выматывают.
– Стой, все не так. Ты ведь мой друг, я никогда не рассматривал тебя иначе. И ты замечательная.
– Вот видишь. Из-за таких слов у меня постоянно будет появляться надежда. Я думаю, что всё может измениться. Жду. А время…оно проходит, а я стою на месте, или иду назад. Знаешь, я это даже себе не могу объяснить, чего я жду. У меня в памяти куча ситуаций, говорящих о том, что я никогда не стану для тебя тем, чем ты являешься для меня. Но какая-то часть меня постоянно пытается отыскать малейшую зацепку, способную на время задержать меня в слепой зоне. Иногда мне кажется, что моё признание – самый решительный поступок в моей жизни.
– Не думал, что всё настолько серьёзно.
– А я думала, что со временем это пройдёт, и что я смогу быть просто другом, главное быть рядом. Но это так не работает.
– Но ведь была дружба, правда?
– Конечно, была. Это ведь не любовь. Для дружбы нужны двое. Дружба всегда взаимна.
– Думаешь? – она кивнула. – В последнее время я начал понимать, что был ужасным другом, не замечал, что с тобой происходит.
– Нет. Ты всегда рядом, когда нужен. И наша дружба, она будто расширяет для меня этот мир.
– Но даже со мной ты держишь дистанцию. Иногда мне хотелось взять тебя за руку или обнять, но я боялся, что протяну руку и трону лишь воздух.
– Когда ты был пьян, ты не боялся, – уголки ее губ приподнялись, чтобы тут же опуститься. – Не знаю, поймешь ли ты, но я боюсь, что, если и физические рамки исчезнут, я потерю себя окончательно.
– Тебе хотя бы есть, что терять.
– Ты так и не нашел мечту?
– Нет. Думаю, мне поздно начинать мечтать.
За окном маленький мальчик бежал по улице впереди мамы и резиновыми подошвами своих желтых сапог разбрызгивал вокруг себя лужи и улыбки.
– Помнишь, ты говорил, про того мальчика в тебе, который перестал расти вместе с тобой. Может он просто забыл, как это мечтать?
– Знал бы я, как помочь ему.
– Просто помоги ему вспомнить.
– Самый очевидный ответ – самый правильный?
– Да, к сожалению, чаще всего это так.