Read the book: «Сумасшествие с первого взгляда. Между адом и раем»

От автора

Михаил.

– В данный момент полное отсутствие двигательной активности правой конечности и частичное левой.  Вам потребуется долгая реабилитация, Мистер Даманский.

Слова мужчины в белом халате растворяются, как густой туман, окружая мою рассеянную голову. В ушах все еще звучит оглушительный гул взрыва, а легкие с трудом вдыхают удушающий запах дыма и сожженной резины. Я не чувствую своих ног… совсем. Но это – меньшее из моих нынешних забот.

– Где она? – хрипло прохрипел я, голос дрожал от нехватки воздуха и переполняющего страха.

Мой взгляд отчаянно метнулся к Мэйсону, стоявшему за доктором. В его глазах читалась крайняя потерянность.

– Вы, наверное, имеете в виду девушку, которая поступила в клинику вместе с вами? – сдержанно спросил врач, избегая встретиться с моими глазами.

Наконец-то голос Мэйсона прорезался сквозь напряженную тишину:

– С ней все будет хорошо, Михаил, – уверенно произнес он, стараясь скрыть собственное волнение.

– Ваш друг прав, – подтвердил доктор, его голос смягчился. – Госпожа Альт в стабильном состоянии. Сейчас она на перевязке. Позже она сможет вас навестить. А пока вам стоит отдохнуть.

– Когда я могу уйти отсюда? – резким голосом остановил я доктора у двери.

Тот замялся, его лицо выражало сомнение и обеспокоенность:

– Уйти сейчас для вас не самое подходящее слово. Медсестра привезет вам коляску в ближайшее время, а пока что…

– А пока что вы предлагаете мне ходить под себя? И лежать здесь как овощ? – злобно процедил я сквозь стиснутые зубы, чувствую, как злость и горечь нарастают внутри.

Доктор попытался что-то сказать о моем состоянии, но я его перебил. Мне не нужно напоминать о том, в каком я положении. Я слишком хорошо это понимаю. Понимаю всю жестокую реальность того, что теперь я инвалид.

– Подготовьте все нужные документы. Я подпишу отказ, –  твёрдо приказал.

– Михаил, – Мэйсон смотрел на меня с решимостью, словно верил, что сможет остановить меня.

– Вы уверены? – доктор впервые встретился с моим взглядом, его глаза выражали тревогу и кажется отвращение от того, что он видит.

Чудовище. Монстр. Шрамы. Резаные раны. А теперь еще и инвалид.

Я оставил ответ без слов. Он всё понял без лишних слов и тихо ушёл. Как только дверь захлопнулась, внутри Мэйсона разразилась буря эмоций, но я остался непоколебимым, готовым встретить все что он хотел мне сказать.

– Куда ты, черт возьми, собираешься? Ты хоть видел себя?

– Не кричи, пожалуйста, и подготовь самолет.

– Ты действительно не понимаешь, что они хотели тебя убить? Убить?! Ты осознаешь всю опасность, в которой ты оказался, и что теперь ты – их цель? Здесь должен был быть твой брат! Не ты, я, Михаил! Не ты, черт возьми!

– Мэйсон, я все еще жив, хотя, возможно, это не самое лучшее развитие событий.

– Заткнись, Михаил.

– Ты думаешь, я выберу инвалидную коляску и буду зависеть от кого-то? – Одна лишь мысль о том, что меня ждет впереди, пробегает холод по всему телу.

– Ты, черт возьми, будешь жить! – голос Мэйсона звучал так, словно он пытался вытряхнуть из меня последние остатки воли к существованию. – Я тебя, сука, заставлю это сделать! И ты у меня не просто встанешь и пойдешь. Ты побежишь у меня, потому что она… Ада… она без тебя не сможет. Ты довел ее… она… Михаил, она моя дочь. Она мой ребенок! – Его голос дрожал от ярости и чего-то еще, чего я не мог определить сразу. – Я задушу тебя собственными руками, если с ней что-то случится и если ты её хоть раз ещё бросишь.

Эти слова словно нож резали по еще кровоточащим ранам. «Она его дочь… моя Ада… мой чертенок…» – мысли путались, не давали сосредоточиться. Как вообще в это поверить? Как принять, что всё это теперь связано тонкими нитями, которые, кажется, могут оборваться от любого неверного движения?

– Кому ты сделал лучше, когда уехал? Ей? Себе? – голос Мэйсона звенел, как металл.

Никому. Я только потерял драгоценное время.

Я молчал, потому что знал: он прав. Всё, что я делал, было ошибкой. Каждый шаг. Каждое слово.

– Самолет, Мэйсон, – пробормотал я, пряча взгляд.

– В Россию? – он ловит мой взгляд своим. У него в глазах плещется решимость, та самая, которой мне сейчас так не хватает.

Я кивнул.

– Здесь, без ног и в таком состоянии, я даже, черт возьми, пальцем пошевелить не смогу.

– Как ты ей это объяснишь? – Мэйсон подался вперед, его голос стал тихим, но от этого не менее резким. – Что ты скажешь ей? Что снова сбегаешь?

У меня не было ответа. Я хотел что-то сказать, но слова застряли в горле, не дойдя до губ.

Но мне не дали времени на раздумья. Дверь палаты резко распахнулась, ударившись о стену, и на пороге появился человек, которого я готов был видеть сейчас меньше всего.

Роман.

С разбитым носом, опухшей губой и, кажется, протрезвевший настолько, чтобы держаться на ногах.

– Лучше бы ты не появлялся здесь, – холодно произнес Мэйсон, его голос был ровным, но в нем чувствовалась затаившаяся угроза, – потому что теперь я не буду, сука, сдерживаться. Даже не подумаю об этом.

Его глаза, холодные и жесткие, были устремлены на Романа. Я видел, как его кулаки сжимаются, и понимал, что он не блефует. Мэйсон готов был броситься на него в любую секунду.

Я прекрасно осознавал, что он чувствовал. Тот гнев, который бушевал в нем, был понятен до боли. Эта злость, это негодование – все это было слишком хорошо знакомо мне, ведь я сам чувствовал нечто подобное. Однако, я знал, что эмоции, за которые он цеплялся, могли привести к необратимым последствиям.

– Мэйсон, – попытался было начать я, стараясь вложить в голос максимум спокойствия, но Роман перебил меня.

– Никогда бы не подумал что из за глупой девчонки меня будут готовы убивать…

Глава 2

Ада.

– Где он? – мой голос сорвался на крик, и я сама едва узнала его.

Он был не просто громким, а полным отчаяния, боли, и бессилие заполонило все мои мысли. Сердце стучало так, будто вот-вот вырвется из груди, а в голове кипели тысячи тревожных вопросов, на которые не было ответа.

Я больше не могла контролировать себя, да и не хотела. Все, что я ощущала – это безумный страх и паника. Казалось, весь мир исчезает, оставаясь лишь в обрамлении одной безумной мысли: где он? Где тот, кто был моим смыслом…

Как только я пришла в себя и открыла глаза, первая мысль, что пронзила меня, была не о собственном теле, не о боли, а о нем. Я начала неистово умолять Бога и Вселенную, надеясь, что это чудо сработает, что он жив, что с ним все в порядке, что он еще здесь, рядом.

Он должен остаться со мной. И не важно, сколько сил мне придется потратить, чтобы вернуть его, не важно, сколько будет стоить этот момент – я буду бороться. Я не могу и не хочу представить свою жизнь без него.

– Госпожа Альт, пожалуйста, вернитесь в палату! – голос медсестры был твердым, но в нем я ощущала растущее беспокойство. Она подошла ко мне и почти силой попыталась отвести назад. – Вам нужно отдыхать, у вас обезвоживание! Вам нужно лежать, вы должны прийти в себя!

Но ее слова не доходили до меня, как не доходит эхо в пустую комнату. Я не могла успокоиться, не могла думать о себе, не могла думать о боли в теле, которая теперь была всего лишь фоном для главного кошмара – Михаила не было рядом.

– Я не люблю быть грубой с другими людьми, но лучше отпустите меня! – я вырвала свою руку, и молодой девушке пришлось отступить на шаг назад с некоторой опаской в глазах. – Где мужчина, с которым я…

– С вашим мужчиной все будет в порядке, он пришел в сознание, а сейчас возвращайтесь в свою палату, – за спиной медсестры появился высокий мужчина в белом халате с папкой документов в руках. Врач. Его уверенный голос пробудил надежду в моем сердце.

Мы все втроем вернулись в палату, и я с трудом села на край кровати, всё ещё чувствуя слабость в коленях.

– Сейчас вам нужно сделать перевязку, обработать рану на голове и еще раз сдать кровь. Медсестра вами займется, а после этого вы можете навестить своего мужчину, – продолжал врач, внимательно смотря на меня.

Твердый и уверенный голос врача помог постепенно успокоить моё беспокойное сердце, хоть и ненадолго.

В ожидании этих процедур я всячески пыталась сохранять спокойствие, но пока не увижу Михаила своими глазами и не прикоснусь к нему собственными руками, не поверю ни единому слову.

Медсестра начала свою работу. Она аккуратно и с явным профессионализмом обрабатывала мою рану, её движения были быстрыми, но осторожными, не причиняя лишней боли.

Мысли о том, что вскоре я снова увижу его, и что он в сознании, хоть на мгновение отвлекли меня от боли и чувства слабости. Я держалась за эту мысль как за спасительную соломинку.

Время тянулось, но я чувствовала, что каждое мгновение приближает меня к встрече с Михаилом. Все, что мне нужно – убедиться, что он действительно будет в порядке, услышать его голос, почувствовать его тепло. Только тогда я смогу по-настоящему успокоиться…

Спустя почти час медсестра помогла мне подняться с кровати и направить слабые шаги к палате Михаила. Каждый шаг давался трудно, как будто каждое движение требовало невероятных усилий. Мысли нахлынули одна за другой, рвали меня на части: А вдруг это не правда? А если врач ошибся? А если Михаил… Нет! Я резко остановила себя. Он жив. Он обязательно жив.

– Только, пожалуйста, недолго. Я дождусь вас здесь и помогу дойти обратно, – медсестра говорила мягко, но я едва различала её голос, так как весь мой мир сужался к одной единственной точке – к двери передо мной.

Моя рука коснулась холодной металлической ручки, и, не выдержав долгих сомнений, я распахнула дверь.

На мгновение время словно остановилось. Вся суета, страхи и боль исчезли, оставив только это мгновение. Сердце замерло, мысли замерли. Михаил сидел на кровати в полулежащем положении, опираясь на подушку. Его обнажённая грудь едва заметно вздымалась и опускалась в унисон с дыханием, а белая простыня прикрывала ноги. Но этого было достаточно. Он тут, он рядом, и он живой.

Я не могла пошевелиться, чувствовала, как руки дрожат, а по всему телу пробегала волна облегчения. Комок в горле стал таким большим, что вдохнуть казалось невозможно. Слёзы закатились по щекам, но я не пыталась их сдерживать. Единственная мысль прогремела в голове: Он здесь! Он со мной!

– Михаил… – сорвалось с губ почти шёпотом.

Я шагнула вперёд и, не обращая внимания на людей вокруг, бросилась к нему. Кто-то был в палате, слышались приглушённые звуки, шорох бумаги, но мне было всё равно. Я не замечала ничего, кроме него. Всего несколько шагов, и я уже коснулась его руки.

– Ты… – мой голос сломался, а прикосновение стало единственным доказательством того, что я не сплю.

Я уткнулась лицом в его плечо, позволяя эмоциям выплеснуться наружу в рыданиях. Михаил замер на мгновение, а потом его рука прижала меня к себе.

– Ада, – мой мир рухнул в секунду, когда я услышала его голос. Его голос. Он был хрипловат, слаб. Я обрушилась на него, словно не могла дождаться ни секунды дольше.

– Живой… ты живой… Боже… – мои слова срывались, застревая в горле вместе со всхлипами. По щекам ручьями сбегали слезы, но я даже не пыталась остановить их. Все накопленные страхи, вся боль – они вырывались наружу в этих каплях.

Не в силах удерживаться, я покрывала его лицо поцелуями. Каждый миллиметр. Его лоб, нос, щеки, губы. От дыхания, от прикосновений он чуть морщился, но не останавливал меня. Я не могла поверить. Правда не могла. Он здесь. Он со мной. Он… живой.

– Ада, девчонка моя, – почти неслышно прошептал он, его хрип наполнил меня странной смесью облегчения и боли.

Я почувствовала, как его ладонь, провела по моим волосам, зарылась в них пальцами, успокаивая меня. Затем Михаил медленно прижал меня к себе крепче.

Я всхлипнула еще громче, дрожа всем телом и быстро заговорила, не в силах остановить натиск своих вопросов:

– Как ты? Тебе больно? Что… что говорят врачи?.. Михаил, пожалуйста, скажи, что твоей жизни ничего не угрожает!

Мои руки дрожали, ощущая его кожу. Я касалась его лица, плеч, оголенной груди, повторяя это снова и снова, как будто хочу запечатлеть его в памяти, убедиться, что он реальный, что это не кошмарный сон, который вот-вот оборвется.

Он хотел ответить, но его слова перекрыл голос, прозвучавший неподалеку. Горький, насмешливый, пропитанный ледяным сарказмом голос за моей спиной.

– Не угрожает, конечно, – произнес он, и в этот момент моё тело вздрогнуло. Этот звук. Этот холодный тон. Я узнала его.

Задрожав, я замерла, страхом пронзенной насквозь, не в силах оглянуться.

Я медленно повернула голову и увидела его – Даллеса. Я не была готова к этой встрече. После всего, что он сделал, после того, что произошло, он был последним, кого я хотела бы видеть в этот момент.

– Роман, ты можешь идти, – голос Михаила зазвучал твердо, и он сжал мою руку еще крепче, прижимая меня к себе, будто пытался защитить от воспоминаний и реальности.

– Какие вы жалкие, – Даллес фыркнул, стирая каплю алой крови с распухшей губы. – Инвалид и шлюха. Ну что, уже успела рассказать своему любимому, что нагуляла ребенка в его отсутствие?

Его слова пронзили меня, но прежде чем я успела ответить, новый голос раздался из тени:

– Блядь, я убью тебя, если не закроешь свою пасть.

Этот голос я бы узнала из тысячи. Он был таким же знакомым и уже кажется родным, как мой собственный. Я обернулась и увидела его – моего отца, Мэйсона. Он стоял там, в бешенстве, в готовности защитить меня любой ценой.

Громкий, безумный смех Даллеса разнесся по палате, и он выглядел так, словно потерял разум в этот самый момент.

– Это мой ребенок, Роман, – спокойно сказал Михаил, его слова были словно удары молота. – Это не имеет к тебе никакого отношения.

Я вздрогнула от его слов. Что? Он? Он знал… Он знал? Рейн рассказал ему.

Даллес уставился на Михаила, и в его взгляде появилось что-то, что заставило моё сердце сжаться от ужаса. Воздух внезапно стал слишком густым, мне казалось, что я не могу дышать. Паника накатывала, удушая меня изнутри.

– Ада, посмотри на меня! – Михаил взял моё лицо в свои ладони, нежно, но настойчиво повернул его к себе. —Пожалуйста, Ада, дыши.

Я смотрела в его глаза. Эти

любимые глаза, в которых отражался тот же страх и боль. Но я знала… я знала, что они никогда не смогут простить меня. Моё предательство было слишком велико.

Мэйсон вытолкнул Даллеса за дверь, сделав это с такой силой, что стены затряслись от ярости, когда он бросил последние слова ему вслед:

– Только потому, что ты его брат, и он пока сжалился над тобой. Если бы не Михаил, я бы разорвал тебя на части прямо здесь и сейчас.

Я замерла. Это был совершенно иной Мэйсон, которого я никогда не знала раньше. Жесткий, беспощадный, пробуждённый гневом. Его голос до сих пор эхом звучал в моей голове, заполняя пространство.

Дверь закрылась, и тишина окутала палату, но её разорвал тихий, почти шёпотом произнесённый Михаилом зов:

– Посмотри на меня.

Его голос был тихим, но нес в себе силу, которая заставила меня повернуть голову, словно я была марионеткой, подчиненной одному движению.

Моя рука нервно сжала край грубого больничного халата. Я встретилась с его глазами. С этими глазами, в которых было так много боли, не выговоренных слов, обрывков надежды… и чего-то, что я не могла даже понять. Любовь ли это? Или разрушенная вера?

Как бы я хотела смотреть на него, тонуть в этом взгляде, как раньше. Но сейчас… сейчас я не могла. Чувство стыда обрушилось на меня, словно лавина. Я отвела взгляд, склоняя голову вниз, избегая его. Но мои глаза случайно упали на белую простыню, что укрывала его ноги, и внутри всё оборвалось. Там, где ткань должна была быть чистой, расползались пятна крови. Маленькие, но такие разрушающие для моего сердца.

– Нет… – шёпотом вырвалось из меня. Желудок сжался от мысли, от того, что он перенёс из-за меня. Моё сердце, казалось, остановилось.

Дрожащей рукой, почти не касаясь ткани, как будто боялась разрушить что-то ещё, я осторожно свернула простыню вбок. Глазам предстали его перебинтованные ноги. Белоснежные бинты были испачканы багровыми пятнами крови, словно даже они кричали о боли, которую он вынужден терпеть.

Это было так несправедливо. Боль прокатилась по моему телу, дрожь отозвалась в конечностях. Глухой, горький стон вырвался из моего горла, будто моё тело само пыталось справиться с этой пыткой. Чтобы не дать вырваться всхлипу, я прижала ладонь ко рту, но беспощадные слёзы уже катились по щекам.

– Боже… Михаил… – еле слышно выдохнула я, с трудом произнося его имя.

Я сползла с кровати на пол, не замечая, как боль проникает в каждую клеточку моего тела. Я опустилась на колени, инстинктивно прижав голову к его ногам, как будто хотела прикоснуться к его боли. Моё тело дрожало, а душа была на грани крушения.

– Прости меня… – мои слова утонули в рыданиях, и я даже не пыталась сдерживать их. Я не могла остановиться. Новые слезы катились по щекам, горячие, солёные, как кипящий поток. – Во всём виновата я… Михаил, прости… прости меня, – рыдания вырывались из меня с такой силой, что казалось, я могла бы кричать до утра, и это не облегчит боли. – Я никогда не прощу себе этого… я… лучше бы ты никогда не возвращался. Ты был бы здоров, ты бы мог ходить, ты бы мог жить… – мои слова неслись, запутываясь в шуме слёз и отчаяния. Я ощущала себя ничтожеством, человеком, который разрушил всё самое ценное. Он был жив, да, но жив ли он на самом деле, если теперь не мог быть собой.

– Ада… – его голос, тихий, но твердый, прорезал этот поток боли, но я не могла остановиться.

Я ждала крика, обвинений, гнева, ведь как он мог меня простить? Это я виновата, это я разрушила его жизнь. Это я – из-за меня он теперь привязан к постели, с ранами, которые никогда не заживут полностью.

Я была готова к его ярости, к его презрению. Я была готова к чему угодно, к тому, что он скажет мне, что всё это не имеет значения, что я – тот, кто виноват, что я – никто. Я заслуживала это, и, возможно, даже больше. Ведь он был… он был жив, но он не мог быть тем, кем был раньше.

И в голове вновь звучали слова Рейна: «Инвалид и шлюха…». Я не могла избавиться от них, они сжимали меня, давили, разрывали на части. Это был мой наказание. Я заслужила всего самого ужасного. Но Михаил нет!

– Ада, пожалуйста, посмотри на меня, – его голос звучал настойчиво, почти властно. Я чувствовала, как эти слова проникали в каждую клетку моего существа, но страх и стыд были сильнее. Я не осмеливалась поднять взгляд, мои глаза упорно были прикованы к полу.

Внезапно я ощутила теплоту его руки на своём плече. Это прикосновение было таким неожиданным, но в то же время знакомым и нежным. Он потянул меня к себе, и я, будто под гипнозом, поддалась. Слабость и боль уступили место чему-то иному – смесь надежды и ужаса. Я поднялась и села на край кровати.

Михаил нежно коснулся моего подбородка, его рука была уверенной и сильной. Я вздрогнула, но подчинилась и подняла голову. Его глаза, глубокие и полные нежности, посмотрели на меня, проникая в самую душу.

– Я люблю тебя, Ада… – его голос прозвучал мягко, но с той самой твердостью, которая всегда заставляла меня верить ему.

От этих слов я шумно вдохнула, словно воздух неожиданно стал острее и холоднее. Это были те самые слова, которые я так мечтала услышать, те слова, которые казались столь недостижимыми. Слова, от которых сердце замирало. Мужчина, которого я любила до сумасшестия, с самого первого взгляда, сейчас произносил их. Мужчина, чью жизнь я разрушила, говорил их с такой искренностью.

Мои глаза наполнились слезами, но на этот раз это были слезы не только боли и вины, но и радости. Жизни, казалось, было ещё много мрачных теней, но в этот момент маленький луч света прорвал этот мрак. Михаил мог бы простить меня? Он все еще любил меня? Несмотря на всё, что произошло.

Мои руки дрожали, когда я дотронулась до его руки, чувствуя его тепло и силу. Это были не просто слова. Мы могли бы стать счастливыми, несмотря на все испытания. Михаил был моим светом, и, возможно, я могла бы стать его тенью – всегда рядом, всегда поддерживая.

Я закрыла глаза и прижалась к нему сильнее, позволяя этим мгновениям продлится ненадолго. Но я никогда не буду способна простить себе своего предательства…

– Эта любовь стоила слишком многого, Михаил… Ты никогда не простишь мне того, что из-за меня ты больше не можешь ходить… что я ношу в себе чужого ребёнка, не твоего. Я предала тебя, Михаил…

Голос дрожал, ломаясь на каждом слове. Это была исповедь, которую я слишком долго носила в себе. Каждое слово вырвано с кровью. Каждой фразой я разрушала то, что оставалось от нашей связи. Всё, что я так отчаянно хотела сохранить.

Михаил слушал молча, но его взгляд… Этот взгляд прожигал меня насквозь. В глубине его глаз отражались одновременно боль и любовь, как два перекрестившихся луча света и тьмы. Между адом и раем.

– Я готов умереть за тебя, Ада, – наконец, прошептал он, его голос был низким и хриплым, как будто он произносил эти слова через удушающую боль. – А ты говоришь о таких глупостях…

Я смотрела на него, не веря своим ушам. Этот человек… Мужчина, который из-за меня лишился так многого, по-прежнему говорил, что готов отдать всё. Даже жизнь. Ради меня.

– Глупости? Ты называешь это глупостями? – горячие слёзы заливали моё лицо, но я не удерживала их. – Михаил, ты потерял всё из-за меня. Я потеряла право находиться рядом с тобой, любить тебя…

Он перебил меня, резко наклонившись вперёд, его лицо оказалось близко, так близко, что я могла почувствовать его дыхание.

– Ада, услышь меня. Не ты отняла у меня жизнь. Ты стала её смыслом. Без тебя… без твоей улыбки, чертенок, без того, как ты смотришь на меня, я был бы ничем. Ты понимаешь это? – Он сжал мои дрожащие руки своими ладонями. – Да, я не могу ходить. Да, этот ребёнок не мой, но я всё равно приму его, как своего. Потому что ты – моё всё. Единственное настоящее в этом мире.

Я замерла, чувствуя теплоту его рук. Он принял меня такой, какой я сейчас не могла принять сама себя. Как он мог оставаться таким сильным? Как он мог любить меня, зная всю правду?

– Михаил… – мои губы произнесли его имя, едва дыша. – Как ты можешь? После всего, что я сделала…

– Потому что я люблю тебя, – произнёс он, словно это был самый очевидный ответ на все вопросы. Его глаза блестели от чего-то больше, чем только эмоции.

Я захлебнулась воздухом, яростно пытаясь сдержать рвущееся из груди рыдание. Всё оборвалось внутри, и в то же время всё встало на свои места. Я не могла больше сопротивляться. И не хотела.

Всё, что осталось это просто обнять его, прижаться, поверить ему. Позволить себе поверить родному человеку.