Глава 21. Извиняюсь, что сужу по себе, но больше не по кому судить
Мои родители ещё при советской власти вели весьма приятный образ жизни. Мы выезжали в горы кататься на горных лыжах, летом ходили на яхте под парусом, в остальное время занимались лошадьми при Московском ипподроме (я потом там играл на бегах в старших классах школы). Всегда приходили гости: учёные, дипломаты, врачи, кинодеятели, театральная публика, переводчики, просто старые их институтские друзья. Всегда было что выпить и закусить, мы приспособились жить весьма недурно – помогали не столько деньги, сколько хорошие отношения с разными людьми, я также столы заказов при гастрономе “Новоарбатский” и у них в министерствах. В распределитель цековский на улицу Грановского мы не ходили, равно как и в 200-ю секцию ГУМа, хотя иногда в 1970-е годы мой отец бывал там с Яковом Ильичом Брежневым, братом Генсека. Дачи у нас не было, как-то эта культура ковыряния в земле нас миновала. Зимой мы ездили в горы, на Кавказ, на Чегет, а летом на море, в Крым, на западный берег. В рестораны мы ходили не очень часто, мне там не нравилась гадкая атмосфера и гадкая еда; только по воскресеньям я ходил с отцом обедать в “Прагу”, потому что очень тогда любил цыплёнка табака. Вот дед мой по отцовской линии любил рестораны, и всегда мой себе позволить: он уважал ресторан “Яр” при гостинице “Советской”, “Арагви”, “Прагу”, “Славянский базар” и “Узбекистан”. Он всегда говорил с чудесным акцентом: “Хорошо покушать – это уже большое дело”. Мог себе позволить, и даже на отдыхе на Чёрном море заказывал салат “Весна” – это было какое-то нереальное блюдо с крабами, икрой и ещё чем-то за 120 рублей, чуть ли не за месячную зарплату. Вернувшись с войны искалеченным в битве под Прохоровкой, Моисей Израилевич Котляр уже не мог работать руками, ибо они у него были перебиты осколками, а грудь прострелена. Ему пришлось включить идише коп, свою еврейскую голову, и делать бизнес – организовать нечто вроде частного совхоза по производству и реализации плодоовощной продукции. Бабушке по материнской линии тоже надо было выживать после войны; по образованию она была певицей, но на ней стояло клеймо дочери репрессированного врага народа (её отец, мой прадед, был землевладельцем до исторического материализма, а при НЭПе снабжал шахты лесоматериалами), что ему припомнили 1938 году; пришлось бабушке в 32 года (1948 год) организовать цех (неформальный) по производству женской одежды, что она тщательно от всех скрывала как нечто постыдное. Своим детям, моим родителям, они запрещали даже думать о бизнесе, это было вынужденное и подрасстрельное занятие, и те стали врачами и учёными, а кем ещё можно было стать при советской власти, если только не партийным или профсоюзным деятелем, чтобы иметь всю полноту и при этом стабильность жизни?
Мои детские мечты были о пятипроцентной ренте как основе благополучия. Первые познания я получил от дедушки и бабушки – у них были советские трёхпроцентные облигации. Я никогда не любил русскую литературу за депрессивность и плохие концы; мне всегда нравился Бальзак, и больше всего меня интересовали возможности жить на постоянный доход от семейного капитала, роялти и другие пассивные доходы. Семейный капитал, который к концу 1980-х годов составлял более 100 тысяч рублей, гикнулся, жить стало сложнее. Не то, чтобы мы сильно просели в образе жизни, но моим родителям, людям уже не молодым, родившимся ещё перед войной, пришлось перестраиваться под новые реалии. На последних курсах я подружился со своим однокашником Антоном Луи и немного потусовался с ним и с Виктором Луи, который уже сильно болел. Не могу сказать, что их образ жизни в Переделкине произвел на меня большое впечатление, больше меня поразила неслыханная аристократическая щедрость этой семьи. Моим родителям и не мне никогда не было свойственно жлобство, но семья Луи впервые удивила меня размахом своего гостеприимства и великодушия. Слава Богу, что они могли себе это позволить и Господь всегда их поощрял за душевную широту.
Я поступил в аспирантуру, но тут связался с плохой компанией, и у меня появились деньги, мобильный телефон размером с анатомический атлас, иномарка, я бросил аспирантуру в МГУ и пошёл переучиваться в Плехановский, на маркетинг промышленных товаров. Окунувшись с головой в тогдашний бизнес, я быстро понял, что нет во мне неодолимой тяги к стяжательству, не готов я убивать и быть убитым за деньги. Хотя опыт службы в армии мне пригодился в 1990-е годы. Я, в отличие от многих, не косил от армии, а в ней послужил срочную, пока она сама от меня не откосила. Я не могу ни осуждать те времена, ни не осуждать. Я только вынес одно понимание – если б не органы госбезопасности, которых все либо клянут, либо им лижут, но тоже при этом тихо клянут, то не было бы никакой России. Россия – это классная страна, я это могу засвидетельствовать как человек, проживший много лет на Западе, причем в благополучнейшем Техасе, в богатом и шикарном пригороде набитого деньгами Хьюстона.
К концу девяностых я понял, что надо заниматься тем, к чему есть склонность и навык – писаниной. К тому же я провёл десять лет в Ленинской библиотеке, сначала как студент, потом как аспирант, а затем уже просто потому, что люблю узнавать новое. Я начал писать, стал журналистом, принимал участие во всяких деловых проектах – от выборов до девелопмента. Но не первым лицом, а в качестве умного еврея при группе губернаторов. Для упражнений в земельном девелопменте пришлось получать ещё одно профильное образование в Российской Академии госслужбы. Потом я пожил в Америке, где понял про жизнь, про Россию, Америку, Запад и Восток такие вещи, которые никогда не узнаешь, если не поживёшь достаточно долго вне родной культуры. Я утратил всякие иллюзии, что бывает хорошо там, где нас нет. Аристократия всегда считала и считает, что хорошо там, где она есть. То есть человек возит всё своё с собой. В моём случае, мне было хорошо и в Советском Союзе, и в России, и в Техасе, и в России снова. Объективно, Москва в настоящий момент, на август 2023 года, чуть ли не лучший город мира, в ней теперь есть всё, вплоть до галерей современного искусства и мишленовских ресторанов (звёзды могут отозвать, но качество-то признано и никуда не делось).
В возрасте 50 лет в Хьюстоне я познакомился с восьмидесятилетней Линн Уайатт, некогда всемирно известной социалитэ (socialite) – светской львицей, ближайшей подругой Грейс Келли, подругой иорданской королевы Нур и ещё многих весьма светских людей. Дома у бабки Уайатт был целый музей – и Пикассо, и импрессионисты, и вообще много интересного. Познакомился я с ней ради своей дочери – я натаскивал девчонку, чтобы она набиралась манер у их разномастных носителей и не тушевалась. Поэтому я ездил к миссис Уайатт в гости с женой и дочерью. Линн была типичной представительницей американской южной аристократии. Еврейка по происхождению (корни, ясное дело, из России), дочь владельца сети универмагов, она удачно выходила замуж, хоть и сама была небедной изначально. Хорошее воспитание, деньги родителей и мужей позволили вести ей свободный образ жизни по высшему разряду. В свои восемьдесят лет она была в хорошей форме и каждый день занималась тхэквондо с тренером. Мозги у неё уже поплыли; но обходительность и в то же время присущая высшему классу дистанцированность от остальных сохранялись. Мы с ней прекрасно поладили, но вот говорить нам было особо не чем. Немного об искусстве, немного о Монако, немного о золотом веке Голливуда, о журнале Vogue – и всё. Никаких совместных дел мы не завели, да и интереса большого не было. Для меня это был наглядный урок, как сложно вписаться в чужое светское общество, если даже вы люди одного социального уровня, но из разных стран – чтоб мутить что-то вместе, надо вместе вырасти или долго тусоваться в молодости, хотя бы лет до сорока. После сорока лет уже сложно сходиться с людьми, особенно если занят и делом, и растущими детьми.
Глава 22. Так где все эти светские люди?
Возвращаясь к теме светского общества в России – я его не вижу в текущий момент. Основа светского общества – родовитые, праздные и при этом богатые люди, которые могут себе позволить потреблять дорогочтоящие культурные ценности и поддерживать культурные инициативы на долгосрочной основе. Искусственно реанимировать его не получается, при всем уважении к стараниям журнала “Татлер” возродить светские балы для высшей знати. Но ведь выводить дебютанток им некуда – этих девочек из неплохих и небедных семей некуда пристроить, нет хороших рук, а есть только такие, по которым они могут долго гулять по кругу. Российские красавицы одержимы идеями продать себя подороже папику побогаче, для этого они принимают позы вывернутой буквы Z на постах в Инстаграме*, чтобы состоятельный потребитель молодого тела и насиликоненных прелестей оценил вложения в создание шедевров пластической хирургии и почувствовал радостно-сексуальное вожделение, расстегивая на ходу бумажник и ширинку.
Если взять мир, описанный Бальзаком, то там основу светского общества составляет титулованная знать, потом богатые финансисты с приличной репутацией, а их развлекает состоявшаяся и признанная богема – литераторы, художники, артисты. У Теодора Драйзера высший свет другой, американский – немножко европейской титулованной знати, богатые промышленники, банкиры и землевладельцы, и немножко богемы. Фрэнка Каупервуда никак туда не допускают, потому что репутация подмочена судимостью. У Скотта Фицджеральда светское общество уже больше размыто – там всякие нувориши и даже гангстеры с хорошей репутацией, вроде Гэтсби, который все равно больше изгой. В середине 20 века американское светское общество разделяется на богатых голливудских звезд вперемежку с гангстерами на Западном побережье и на наследников старых фамилий с деньгами вперемежку с гангстерами на Восточном побережье. Президент Джон Кеннеди вышел из семьи легализовавшегося гангстера. Итальянская аристократия держит оборону уже лет 600, никого к себе не впуская в семьи и замки. Немецкая аристократия стала больше заниматься бизнесом, чем политикой или творчеством, и тоже замкнутая. Британская аристократия наглухо держит оборону уже 1000 лет и мало кого к себе впускает. Смышлёный индус или богатый русский могут закончить Итон, и после Кембридж, но всё равно они чужаки, и им дадут это понять самым любезным образом. Если русский из старых русских, из старой знати, дореволюционной, то его ещё могут счесть человекообразным существом. А новые русские – это же… Дальше следует изощрённое сугубо английское двусмысленное издевательство. Некоторые русские за счёт денег, вложенных в британский культурный ландшафт, такие как лорд Лебедев, барон Сибирский, или покупатель картин Цуканов, смогут, возможно, через поколения потомков, полностью растворить своё семя в высшем классе Англии. Но осадочек наверняка останется, вместе с привкусом сивухи. А может, им уже не интересно будет становиться такой же частью Англии, как Питер Устинов или Хелен Миррен.
Основным занятием светского общества было совместное проведение времени – в салоне ли, на балу ли, на охоте или на приёме у третьей стороны, например, у сюзерена. Нынешним светским львам поводов собраться вроде бы немало: открытие ликеро-водочного заведения, харчевни или просмотр очередного бездарного кинофильма. Но в личном общении с глазу на глаз уже такой острой необходимости нет: есть Zoom, WhatsApp, Инстаграм* с личкой, а для старичков Фейсбук. Все заняты поиском источников существования и выпендрёжа, особенно в постковидные времена. Благодаря ковиду процесс межличностного отчуждения усилился, равно как и поменялась кормовая база. Теперь, если куда-то зовут без денег, то десять раз подумаешь: оно мне надо, кого и чего я там не видел, какая мне польза от траты времени и риска заражения, и как меня могут попользовать в этой ситуации? Будут ли там по-настоящему серьезные люди, и тогда чем я им могу быть полезен, чтобы и мне они что-то хорошее сделали?
Возможно, светское общество как таковое теряет смысл. Не будем путать с элитой, с истеблишментом и с правящим классом, и тем более с богемой. О необходимости для России формирования устойчивого в поколениях правящего слоя много говорили, но что можно для этого сделать? Ролевыми моделями давно уже стали не рыцари и их прекрасные недоступные дамы, не галантность и благородство, и даже не супергерои и Джеймс Бонд, а рэперы, футболисты, содержанки и кривляющиеся педерасты с манерами макак-резусов, гоняющиеся лишь за числом подписчиков в соцсетях и рекламными интеграциями с инфоцыганами.
Глава 23. Какие ваши доказательства?
Фокомеличность (врождённая уродливость) и малокровие российской экономики, специфика национальных черт характера вкупе с девиантной правоприменительной практикой не даёт увядать живучему народному упованию на внезапное, сверхъестественное решение всех проблем – от государственных до личных. Добрый царь прозреет и накажет злых бояр, обычная девушка выйдет замуж за принца из списка “Форбс”, а придураковатый Иванушка из охранника в “Пятерочке” станет мультимиллионером на “Феррари” и с квартирой на Остоженке. Самое удивительное, что на одной седьмой части суши этот бред становится явью гораздо чаще, чем позволяет теория вероятности.
Интерес у российских подданных, советских людей и граждан стран-последов СССР к паранормальному был повышенным всегда. До Октябрьского переворота аристократия и образованные слои увлекались оккультизмом, по всей стране бродили не только медиумы и посвящённые, но и различные чудотворцы от сохи, включая самого известного, сыгравшего знаковую роль в гибели Российской Империи – Григория Распутина. Его противостояние с тибетским целителем Петром Бадмаевым и юродивым Митей Козельским, примыкавшим то Григорию Ефимовичу, то к Бадмаеву, в борьбе за внимание государя императора Николая Александровича, привело к трагическим последствиям для страны. Вообще мистицизм и суеверия как-то очень хорошо лёгли на русский характер. Белинский 15 июля 1847 года написал увлекающемуся то мистицизмом и чертовщиной, то впадающему в религиозный экстаз Гоголю: “А русский человек произносит имя божие, почёсывая себе задницу… В нём ещё много суеверия, но нет и следа религиозности”. Россия дала миру много интересных эзотерических персонажей – Блаватскую, Гурджиева, Лиханова (автора “Скрижалей мага”), Вольфа Мессинга, а также всемирно известных астрологов Сергея Вронского и Августину Семенко. Большевики отмели религию, но не отмели суеверия и интерес к паранормальному. В 1920-х годах в ОГПУ был создан специальный отдел, занимавшийся изучением оккультных практик; этот отдел под руководством Глеба Бокия планировал экспедицию в Тибет искать Шамбалу. Но вместо оккультиста Барченко туда отправили художника Николая Рериха. В 1937-1938 годах советских оккультистов подчистили принятыми тогда методами.
Гитлеровская Германия в плане эзотерики шла с Советской Россией нога в ногу, даже опережающими темпами. Основа нацизма – это густой суп из язычества, культа здоровой психики и тела, оккультизма и расологии. Было создано несколько тайных орденов – “Врил”, “Аненербе” и “Туле”. С немецкой обстоятельностью были учреждены серьёзные научно-исследовательские институции, посланы экспедиции не только в Тибет, но и по местам зарождения и формирования арийской расы, выделены колоссальные бюджеты. Доктор Август Хирт, не менее выдающийся экспериментатор, чем более известный общественности доктор Йозеф Менгеле, без устали искал в живых людях душу, выворачивая ещё живой человеческий материал наизнанку. Возможно, некоторых прорывов любители порядка и палки смогли добиться, ибо они заложили основы ракетостроения и использования ядерной энергии, разгадав, как говорят, сведения, найденные в древних манускиптах. Потом это знание переехало к союзникам – в СССР и США, а что-то сбежало в Аргентину и ещё южнее.
Глава 24. А наши ли это люди?
При послевоенной советской власти в 1960-х годах были всякие интересные опыты вроде экспериментов с Нинель Кулагиной и изучения феномена Розы Кулешовой, обладавшей “кожаным зрением” – она вроде бы читала письма в конверте с завязанными глазами. Также при советской власти начался психоз вокруг исследований НЛО, появились контактеры и те, кто был против контактов, делая колпаки из фольги для ночного сна; отдельные бдительные товарищи ещё заземляли колпаки, соединяя их цепочкой из канцелярских скрепок с батареями центрального отопления. И в 1970-х начался в СССР расцвет экстрасенсорики. Наравне с йогой и каратэ это была как бы полузапретная тема; скучающий и сытый советский обыватель, став образованщиной, за чаепитием в НИИ обменивался последними сплетнями об исцелении Брежнева и советской высшей знати Джуной Давиташвили. Я общался с Джуной в конце 1990-х годов; не могу сказать, что она производила какое-то особое впечатление. Маленькая сухонькая персиянка или ассирийка по отцу, донская казачка по матери, она была если и не с очень большим приветом, то со странностями. Картины её были средней бездарности, мифов её окружало очень много, слухов и неподтверждённых данных о наградах и генеральских званиях было ещё больше. Сама же Джуна отмалчивалась, но в деньгах и новых связях уже нуждалась к концу 1990-х годов. Никакой проницательности я в ней не обнаружил. У меня было впечатление, что она потерялась в этом мире.
Советская власть гоняла верующих христиан и иудеев, но странным образом порою выходила литература самого эзотерического толка. В 1971 году вышла книга Владимира Мезенцева “Когда появляются призраки”, в 1985 вышла книга Еремея Парнова “Трон Люцифера”. В 1960-е годы Юрий Мамлеев сочинял свои мистические произведения, вокруг него собрался так называемый Южинский кружок (по названию переулка на Патриарших, сейчас это снова Большой Палашевский). Что интересно, я встречался с Мамлеевым несколько раз в начале 2000-х, замечательный был дядечка и чудесная у него была супруга. На меня он произвёл впечатление чрезвычайно утомленного и изможденного жизнью человека, и я так не воспользовался его приглашением войти в его круг. Тогда, при советской власти, наша тяга к потаённому, к сокрытому знанию, преодолевала любые препятствия. В 1985 году я служил срочную службу в Советской армии, великолепное было время, над молодыми солдатами издевались безнаказанно и деды, и сержанты, и офицеры. И вот как-то решили меня отчморить перед строем, сняли с меня вшивник (то есть неуставной шерстяной свитер под гимнастеркой, а была очень холодная зима 1984/1985 года, больше минус 30 градусов), вытряхнули мои карманы (чтоб найти кусок хлеба – “Что, б-ть, не наедаетесь, товарищ солдат?!”) и потребовали снять сапоги, чтоб найти неуставные шерстяные носки. Вместо носок из голенищ выпали книжки, их радостно подхватили мелкие начальники, надеясь, что там либо порнуха, либо антисоветчина. И как они были разочарованы: в одном сапоге я носил марксовы “Тезисы о Людвиге Фейербахе”, во втором – академическое издание о буддизме. Пришлось политруку роты меня с миром отпустить – нельзя было объявить мне три наряда вне очереди за чтение Маркса. А про буддизм он даже не знал, я кратко объяснил, что это про калмыцких предков Ленина.
В конце 1980-х годов случился феномен массового если не помешательства, то истерии – это связано с феноменом Анатолия Кашпировского и Алана Чумака. Кашпировский хоть был настоящим психотерапевтом, человеком, здоровым психически и очень здоровым физически (мастер спорта по тяжёлой атлетике, гиревик), и в его сеансах исцеления не было ничего сверхъестественного – это было внушение врача-гипнотерапевта. Алан Чумак, милейший и чудеснейший человек, – я знал его лично, мы были соседями по дому, – более склонялся к мистическому образу мыслей, он в самом деле верил в своё особое предназначение и в голове у него звучали голоса неких Учителей.
Когда в голове звучат голоса, будь то у бабушки Ванги или у контактёров с неземным разумом типа Крайона, это всегда вызывает некие подозрения и опасения. Что касается Ванги. Хорошая и несчастная тётка, ослепшая в молодости, пророчествовала и вроде иногда попадала в тему. Но те, кого я лично слушал про Вангу – Кирсана Илюмжинова и Наталью Бехтереву – у меня вызывали некоторое ощущение, с позволения сказать, вольтажированности – это как соединение экзальтации с вольтижировкой, то есть выполнением акробатических номеров на скачущей лошади. Кирсана Николаевича также похищали инопланетяне и он с ними путешествовал по Вселенной, а Наталья Петровна, видно, унаследовала от деда некоторые особенности устройства собственного головного мозга. Мне приходилось иметь дело со многими гражданами, заходящими на ту сторону и заигрывающими с силами непонятного происхождения и свойств, например, с московской колдуньей армянского происхождения Лилианой, с хиромантами, нумерологами, астрологами, тарологами, гадателями на кофейной гуще и прочими интересными личностями.
Глава 25. Наука – это путь в куда-то или путь в никуда?
Я не отметаю неведомое, невидимое и непознанное. Но как лицу с обстоятельной академической подготовкой, мне для формирования любых утверждений, тем паче публичных, нужны проверенные данные. В декабре 1989 года в журнале “Новый мир” была опубликована статья математика Виктора Тростникова (1928-2017) “Научна ли “научная картина мира?” Православный учёный приводит доказательства того, что современная картина мира не научна, но сугубо идеологична. Он пишет, что мы живём в квантовом мире, и всё, что нас окружает, состоит из полей, излучений, потоков и точек энергии, и всё это подчиняется нескольким базовым математическим формулам и построено на нескольких физических и математических константах. Но в начале это должно было быть кем-то настроено, потому что вероятность случайной подогнанности всех деталей этого мира друг к другу ничтожно мала.
За несколько лет до этой статьи, в 1983 году, вышла книга Романа Подольного “Нечто по имени ничто” о новеших исследованиях физического вакуума, что это, дескать, не пустота, а активная передающая среда, и что во Вселенной состоит из возбуждённого состояния этого самого вакуума. В 1987 году вышла книга Пьера Тейяра де Шардена “Феномен человека”, где этот католический учёный обозначил, помимо прочего, закон “сокрытия черешков”, то есть ликвидации изначальных причинно-следственных связей в появлении множества сложных феноменов, в том числе таких как жизнь или речь. То есть, предположил Тейяр, то ли природа, то ли Провидение ликвидирует следы своих проб и ошибок, и также следы начальных стадий феномена, то есть как будто убирает черешки и корешки за собой, чтоб никто ни о чём не догадался. Лично я на своём опыте убеждался в правоте этого наблюдения, потому что всякие артефакты, участвовавшие в феноменах, которые по сути были чудесами, потом куда-то девались самым непредсказуемым образом.
Тогда же, в 1980-х годах, в самиздате стали ходить переводы книги Раймонда Моуди “Жизнь после жизни” об околосмертных состояниях и переводы трудов Станислава Грофа о трансперсональных переживаниях под воздействием выделенного из мухоморов диэтиламида лизергиновой кислоты. Раймонд Моуди, американский врач, собрал записи воспоминаний пациентов, перенесших состояние клинической смерти и испытавших автоскопию, то есть наблюдение своего тела со стороны, и получивших странный опыт движения по некоему тоннелю в сторону света и соприкосновения с источником этого света, который ими однозначно трактовался как Бог. Станислав Гроф, чешский еврей, переехал из Чехословакии в США ещё в конце 1960-х, чтоб не мешали ему ставить опыты по изучению измененных состояний сознания. Картины Моуди и Грофа в целом совпадали, в дальнейшем они выявили множество схожих переживаний у людей, находящихся в пограничном состоянии, таких как воспоминания о своих прошлых жизнях, встречи с умершими людьми, путешествия по необычным мирам. Гроф впоследствии отказался от химии как катализаторе изменения сознания и разработал систему холотропного дыхания, которая позволяла добиваться тех же результатов. В целом же Гроф пришёл к интересным выводам. Он тщательнейшим образом исследовал пренатальный, натальный и постнатальный опыт, которым с ним делились его пациенты. То есть пациенты вспоминали себя с момента зачатия, помнили нахождение в утробе матери, родовые схватки, прохождение по родовым путям и появление на свет во враждебной безводной и яркой среде. Весь этот опыт Гроф свёл к четырём базовым перинатальным матрицам и увидел в них явное сходство со многими обрядами инициации, то есть с ритуалами, сопровождающими смену социального или сакрального статуса. В целом же Грофу и другим исследователям, разделяющим его взгляды, удалось сформировать холическую, то есть цельную, картину мира, в основе которой лежит разумное начало, а также бесконечная череда эволюционирующих воплощений и перерождений, как у индуистов и буддистов, а также иудейских каббалистов.
Глава 26. К лирикам на психоделиках подключаем физиков
В 1970-х годах в Америке появились, а в 1990-х дошли и до России труды американского радиоинженера Роберта Монро, который под влиянием сильного радиоизлучения передающего передатчика своей радиостанции стал вываливаться из своего физического тела в астрал и ещё более тонкие миры. В целом картина невидимого глазу и неулавливаемого приборами мироустройства похожа на ту, что описывали Моуди и Гроф, а также примкнувший к Грофу физик Фритьоф Капра. Самое ценное, что можно вынести из трудов Монро, это понимание, что наша Вселенная состоит из трёх вселенных: нашей, где есть гравитация и определяемое ею однонаправленное время, и двух других, где нет гравитации и линейного времени. Одна из этих вселенных представляет собой некую копию нашего мира, только это антимир, он отделен от нашего некой завесой-пеленой, сквозь которую Монро не побоялся пролезть, решпект ему и уважуха. Там он нашёл себя, но не совсем себя, и пожил немножко в тамошнем себе. Третья же вселенная – это какое-то безвременное и безразмерное Гуляй-поле, там он даже встретил процессию шествующего с сонмами ангелов и архангелов Господа Бога, живущего там в обличье человекоподобного великана, которым Он, вроде бы как, показался со спины пророку нашему Моисею. Монро сам страшно удивлялся такому очевидному совпадению с библейским видением Господа Бога, но излагает он увиденное и ощущённое правдиво.
Что примечательно. В 2008 году в “Атомэнергоиздате” вышел увесистый кирпич “Поляризационная теория мироздания” авторства Виктора Чернухи, уже очень немолодого сотрудника Курчатовского института. Путём математических расчётов Чернуха пришёл к тем же выводам о тройственной природе Вселенной, что и Роберт Монро. Основной тезис, который утверждал Чернуха – наша гравитирующая Вселенная возникла из физического вакуума благодаря поляризации его структуры на положительное и отрицательное, условно говоря, на разделение этой среды на плюс и минус, как заряд в батарейке. Официальная же наука считала, что материю и массу создаёт одна полумистическая частица – бозон Хиггса. Чернуха же утверждал, что дело не в бозоне Хиггса, которого, скорее всего, нет. В 2012-2014 году на адронных коллайдерах нашли нечто, что могло бы сойти за эти бозоны, и решили считать, что бозон Хиггса нашли и дали англичанину Хиггсу Нобелевскую премию за предсказание бозона Хиггса (за предсказание, но не за открытие – NB!!) в 2013 году.
Разобраться, что же там на самом деле нашли, пока нет никакой возможности: мир этих микрочастиц не поддаётся никакому выражению, кроме математического, а мир субмикрочастиц и такому не поддаётся, без мухоморов там даже представить себе невозможно, как оно могло бы выглядеть. Но я решил, что “Поляризационная теория мироздания” концептуально верна, и в 2009 году взял у Виктора Чернухи несколько экземпляров и повёз в Америку. Тогда отношения с США в очередной раз были тёплыми, Россия временно не покусывала руку, которая её много раз спасала и выручала хоть в голод 1920-х, хоть в Великую Отечественную войну, хоть в годы Перестройки, а Америка слегка ослабила антироссийские козни. Я понёс один экземпляр в Библиотеку Конгресса США, второй передал через лютого друга СССР Роберта МакФарлейна академику Роальду Сагдееву, зятю покойного президента Эйзенхауэра, а третий отвёз в Университет Джонса Хопкинса. Каково же было моё удивление, когда эту книга уже была в Библиотеке Конгресса США! Пусть единственный экземпляр на всю Америку, но она там уже была, что меня немало удивило как бывшего работника отдела комплектования Ленинки.
Проблема научного познания мира тонкого в том, что надо влезать в такие тонкие физико-математические материи, в которых под силу разобраться только нескольким специалистам на планете. Как это было с Гришей Перельманом – проверить правильность его доказательств гипотезы Пуанкаре могли лишь пять человек во всем мире, ещё полтора десятка могли в этом хоть как-то разобраться.
Глава 27. Старичок жестами показал, что его зовут дон Хуан
Для тех, кто в чём бы то ни было разбираться не в состоянии, но страшно интересуется, есть широкий выбор авторов, расшатывающих картину мира, строящуюся на проверяемых и воспроизводимых доказательствах – от Карлоса Кастанеды до Пауло Коэльо, от Ричарда Баха до Ронды Бёрн.
Про Кастанеду можно сказать следующее. Начинал он как вполне добропорядочный культурный антрополог, исследующий всякие шаманские практики мексиканских индейцев. Его друг и информатор дон Хуан из племени яки – это собирательный образ. В реальности же Кастанеда выбрал путь веселья и развлечения, приносящий хороший доход – его вполне научные работы легли на тогдашнюю культуру хиппи и связанную с ней наркотизацию; дон Хуан проповедовал потребление галлюциногенов как путь обретения силы и проникновения в суть мира и вещей, то же самое пропагандировали идеологи хиппи и сочувствующие. Только теперь они не грязные бездельники и наркоманы, а высокодуховные личности, ищущие путь к себе. И книги Кастанеды стали восприниматься как откровение, их много и охотно покупали, к нему стали набиваться в ученики. К слову, именно тогда стали появляться также труды уже упоминавшихся выше Моуди и Грофа. Пришлось бедному Кастанеде стать гуру; он вовсе не был жуликом и даже мистификатором, он просто удовлетворял общественный запрос на хоть какое-то обретение смысла в жизни.