Глава 10.
Энн ухмыльнулась, когда увидела, что недовольный Микаэль, чернее тучи, идёт к ним. Она резко отпустила шторку и села на софу, но моментально встала. Когда они войдут, ей придётся встать, поэтому лучше встретить их стоя. Она услышала речь дворецкого и его, в это время медленно размахивая веером. Они вошли в комнату за секунду до того, как её аристократичная сдержанность и холодность покрыли её вуалью спокойствия.
– Բարեւ ձեզ произнёс он, смотря на неё.
– Բարե5– ответила она, пробивая его надменность первым неожиданным ударом. Лишь брови дворецкого поползли наверх. Микаэль хмыкнул, сделал шаг к ней и теперь её стойкость пошатнулась.
– Садитесь, если хотите произнесла она и сама опустилась на софу. Микаэль, не дождавшись повтора приглашения, сел на кресло, которое находилось рядом.
– Это новые эскизы протянул их
– Давайте я взгляну, она потянулась за ними, а он уже знал, что она откажет и в этот раз.
– Как вас зовут? произнёс резко он, тот, кто рисует эти, эскизы хочет узнать больше, чтобы понять…
– Энн…
– Не нашлось ни одного армянского имени что ли? Энн… – пробубнил он.
– Послушайте! – возмутилась она.
– Что? она резко успокоилась, услышав шаги матери.
– Мне не нравится! – она отдала эскизы ему и вышла из комнаты.
Спустя пятнадцать минут мать вошла в комнату дочери.
Что это за повадки, Энн? Я увидела замечательные эскизы!!!
– Мама. Я хочу другие!
– Этот молодой человек… начала она.
– Пусть этот молодой человек лучше работает, чем языком треплет.
Мать всегда считала, что её дочь – это лучшее, что есть в их семье. Она была воплощением всех её грёз.
– Ты права высокомерно произнесла она и подошла к тумбочке дочери.
К вечеру пришёл Андрей и предложил своей возлюбленной прогуляться. Она вежливо согласилась и вскоре они пошли в парк.
– Тебя давно не было в городе, шепнула Энн, когда они отошли от очередного знакомого Андрея.
– Я был за городом, а там приемы, гости. Постоянно я был занят. Приятно занят, он улыбнулся ей, ты же знаешь, что я могу днями находиться в обществе интересных людей и не соскучусь.
– Знаю, – ответила она.
– Но, говорят, в городе тоже много интересного начало происходить!
– Правда? По мне, тут скучно и однообразно…
– Потому что ты не общаешься и ненавидишь сплетни. Но нынче поговаривают, что в город приехал один известный юрист, между прочим, твоей нации! И он собирается возобновить дело той семьи… Помнишь ту страшную историю?
Энн сразу поняла, о какой семье идёт речь
Ты забыла?
– Андрей, я не помню – она нахмурилась и многозначно посмотрела на него.
– Помнишь в 15 году, когда пошёл слух о том, что происходит с вашим народом. Ты разве не помнишь семью Мовсесян, они смогли сбежать и оказались в Москве. А затем отец их семейства отправился обратно, чтобы помочь своим родственникам сбежать. В одну ночь сожгли дом с детьми и его женой, и только их дочь смогла выжить, так как в этот день она была у подруги её матери. Неужели не помнишь?! Так вот! Этот юрист хочет помочь в расследовании и найти улики, что дом сожгли те же люди, что и убивали армян и доказать, что это заговор и геноцид против народа.
– Андрей! Перестань об этом говорить! С каких пор тебя заинтересовали подобные разговоры и новости?!
– Грядёт что– то большее! Если он докажет… Это станет сенсацией… Ты представляешь, сколько невинных душ уйдут в покой, когда виновные будут объявлены?!
– Хватит… Я устала! Вернёмся домой.
Когда она развернулась, она сразу ощутила на себе взгляд. Микаэль смотрел на неё с таким же холодом и ледяной ненавистью, как никто и никогда.
Энн отдёрнула свою руку от руки Андрея машинально, но пожалела почти сразу о содеянном. С чего это она изменяет своим повадкам?!
Глава 11.
Ночью Энн снился ужасный сон.
Будто её привязали к креслу и все вокруг горит. Она видит красные злые глаза, которые все ближе и ближе. Она видит в руке у этого человека оружие. Энн пытается что– то сказать, но замолкает. Она не станет умолять и не даст слабину. Огромные тучи дыма накрывали её, рыдания сотрясали её тело, но лишь слезинки выдавали слабость.
Я не хочу умирать! Я не хочу умирать! Я хочу жить! повторяла она про себя.
Но руки ненавистника коснулись её лица и ужас сковал её.
– Не прикасайся!!! заорала она и начала что есть силы отбиваться. Не было ничего хуже именно этого. Теперь она молила о смерти, лишь бы эти руки никогда больше к ней не прикасались. Она ощутила, как её душа разрывается от боли. Энн не подала голос и из– за того, что она так сильно тряслась, почти сумела освободиться и хотела расцарапать каждый миллиметр кожи, которого коснулся чужак.
– Энн, дорогая! Աղջիկս . её мать касалась лица дочери и теперь в испуге пыталась разбудить е. Женщина начала паниковать и кричала по– армянски о помощи. Энн тряслась, кусала губы чуть ли не до крови и царапала руки, раны и даже кровь пугали мать сильнее. А сама она была бледна и ели дышала. Отец прибежал и затряс её так, что она открыла глаза и, сделав один вдох, зарыдала.
– Назени позвала невестку бабушка что с дочкой твоей было? говорила на армянском
– Ой мама… Ночью я, когда её увидела, на лет сто пострела. Сама всю ночь не сомкнула глаз, да и она плакала. Ничего не сказала.
– Она что со своим женихом поссорилась?
– Не дай Бог!!! выкрикнула Назени и три раза сплюнула в обе стороны.
– Значит, сон увидела! сказала бабушка.
– Наверное, моя дочь увидела мою смерть, начала плакать Назени, как она меня любит, говорила она на армянском и вытирала свои слёзы.
– С чего это ты взяла? прикрикнула бабушка.
– Говорят, что такой сон, когда видят, то человек долго жить будет. Бедная моя девочка, как же она меня любит – плакала Назени.
– Мам… позвала её дочь. Мам…
Не успела Назени поднять свои заплаканные глаза на дочь, как девушка потеряла сознание. В этот момент в дом вошел Микаэль с отцом семейства. Мужчины бросились к ней. Микаэль взял её на руки и отнёс на ближайший диван. Начал трогать пульс и давать указания, что ей сделать, испуганной до полусмерти Назени. Бабушка заплакала от того, что её внучка не приходила в себя. Но Микаэль всё– таки привёл её в чувства. Из её глаз потекли слезы.
– Я не хочу…
– Тише, девочка, заботливо произнёс он и погладил её лицо рукой. От этой заботы по телу девушки прошла теплота. Она доверяла и верила ему.
Тише…
Энн стихла и не открывала глаза. Лишь когда Микаэль убрал руку и помог Назени прийти в себя и сесть у окна, Энн села на диване, не поднимая глаза, отвечала на бабушкины вопросы о самочувствии. Ей было неловко, ведь Микаэль был тут и видел её состояние.
– Я тоже поднимусь… вслед за матерью и отцом очень тихо произнесла Энн. Назени попросила мужа, чтобы тот проводил её в комнату. Женщина слишком сильно за этот день рас переживалась и теперь ей нужен был покой.
– Дочка, посиди, ответила бабушка, не нужно уходить в комнату.
– Идём на улицу, подал голос Микаэль, он с тревогой смотрел на неё, там тепло и свежий воздух. Бабушка вы позволите?
– Да, сынок, кивнула она и внимательно смотрела на него ты хороший человек, я по глазам вижу. И внучку свою я тебе с лёгкостью доверю.
Энн покраснела.
– Я не хочу…
– Иди! И не перечь мне! бабушка подала голос, Идите, идите!
Микаэль пошёл к выходу, а за ним Энн.
Глава 12.
– Я думала, мы будем в нашем саду, Энн внимательно посмотрела на мужчину, который шёл впереди. А ты ведёшь меня в парк.
– У пруда тебе будет лучше. – ответил тот.
– Тогда не нужно так бежать, будто за нами кто– то гонится. Я все же слаба немного.
Микаэль замедлил шаг и теперь они шли рядом. Ему захотелось взять её руку, и, будто услышав его мысли, она посмотрела на его руку.
– Что такое, Энн… Твои чувства подводят тебя?
– Что? не могла поверить она.
– Я начинаю думать, что твой жених вовсе не волнует тебя.
– Как ты смеешь!!! прошипела она и, развернувшись, пошла в обратном направлении.
– Ты думаешь, будешь счастлива с чужаком? Ты собираешься учить своих детей нашим традициям? Хотя постой… Ты сама о них ничего не слышала.
– Как ты смеешь! С меня хватит! Ты ещё пожалеешь о своих словах!
Микаэль не понимал, зачем ему надо было все это говорить. Он не понимал этих порывов.
– Идём в дом.
– Не указывайте мне!!!
– Перешла на "ВЫ"…
– Отныне! Знайте своё место! девушка вошла в дом, но её схватил Микаэль и прижал к двери.
– Не указывай мне!!! И не заставляй отвлекаться от своих дел и заниматься тобой!
– Что это означает?! она была так же настроена отважно, как и он.
– Дочка. открыла дверь бабушка и увидела такую сцену: Эти двое смотрели так яростно друг на друга, Микаэль сжимал её руки, заставляя стоять возле стены. А внучка не противилась и, казалось, готова была кинуться в атаку.
Что здесь происходит?
Микаэль отпустил её и спустился.
– Ваша внучка хорошо себя чувствует… Я проводил её и собираюсь уходить.
– Так уходи! произнесла Энн.
– Дочка!
Энн вошла в дом.
Микаэль, сынок…
– Простите, бабушка… Мне пора.
Его прикосновение к её руке до сих пор вызывало непонятные чувства в ней. За весь день она уже, наверное, в сотый раз смотрела на свою руку. Она будто горела.
Как он посмел…
Её гордыня была задета. Девушка так хотела его снова увидеть. Она не понимала, почему все это происходит с ней и не понимала, как один человек может притягивать и отталкивать одновременно. Её рассудок кричал: ″Хватит думать о нем! ″ Но Энн не могла.
И это её злило. Не выдержав оков раздумий, она, будто убегая от самой себя, рванула вниз.
– Доченька выкрикнула мать, Энн споткнулась и чуть не упала, да что это с тобой происходит?
– Ничего тихо ответила и пошла на кухню.
– Я знаю, что с ней Назени! сказала бабушка. Энн замерла в дверях. Неужели бабушка скажет о том, что увидела.
– Что, мам?
– Это все ты виновата!
– Опять??? женщина покраснела от возмущения.
– Да! Ты её называешь каким– то непонятным именем! Вот её и сглазили! Что за Энн?! Если её Нарына зовут! Я слышала, что когда не своим именем называют, тогда и могут сглазить!
– Правда?
– Я что, тебе вру???
– Видишь. Ты виновата.
Энн спокойно пошла дальше, пока они спорили. Но войдя обратно, Назени уже соглашалась со свекровью и чистила для неё фрукты.
– Мама правду говорит, дочка.
– Я не верю во все это, мам, тихо произнесла Энн.
– Придётся поверить! И на базар тот не ходи! Там, наверное, эти женщины сглазили, ведь моя дочь подобна цветку. Такая прелестная, а их дочери в подметки тебе даже не годятся. Ты мой цветочек.
Весь оставшийся вечер Назени и свекровь вспоминали случаи и имена и в конечном итоге согласились, что больше нельзя изменять имя внучки. А Энн пришла к выводу, что ей действительно не стоит видеться с Микаэлем.
Когда она раскрыла книгу, которую приобрела на базаре, из неё упало письмо, сначала она хотела его выбросить, но любопытство взяло вверх, и она начала чтение. С первой строчки все мысли улетучились из её головы… эти слова будто сжали в тиски её сердце, она, кажется, побледнела сильнее. Мороз прошёлся по коже, и дышать стало тяжело.
Письмо:
«Пытались уничтожить мой алфавит, чтобы я разучилась читать. Они пытались сжечь мои храмы, но им не под силу уничтожить храм, что в каждой армянской душе. Нас учили чужим молитвам, а мы через боль и кровь шептали: “Hayr mer”. Мы возродились, чтобы гореть, но не погибать. Словно самый прочный метал, который куют огнем. Я горела, горит и душа по сей день, а сердце болит… Все так же. Дожди льются, а всю нашу кровь так и не смыли с Земли. Солнце греет, а этот ужас и боль не согреет. Время летит, а память остается. Тогда что же, не говорить? Для чего молчать? Или для кого?
Почему ты каждый раз смотришь на свои руки? бабушка спросила меня однажды.
Я сжимала в своих руках абрикосовую косточку слишком долго, а теперь каждый раз, когда смотрю на свои ладони, я вижу рубцы и память. Даже мои руки помнят… я никогда не смогу забыть – шепнула я…
В одной ладони я сжимала крест, а в другой абрикосовую косточку, которую мне отдал папа за пару минут до того, как в дом ворвались палачи. Кровь так и текла, потому что серебро вонзилось в кожу. Но я не могла бросить. Не могла! Это было так же, как сдаться. Как предать свой народ.
Я умирала много раз. Но кажется мне приказано было Жить.
И первый раз тогда, когда в наш дом ворвались люди и на моих глазах убили всех членов моей семьи. Я тогда прижалась к стене, так, словно это единственная опора, будто я сейчас рухнула бы и… проснулась. Как же я мечтала проснуться!
Меня схватили, не щадя потащили за волосы по дому. Моё домашнее кремовое платье рвалось, ведь с пола торчали головки от гвоздей. Но это меня не беспокоило. Я хотела остаться там, с моими родными. Рыдала, оставляя свой дом, когда меня вытащили. Они смеялись и подожгли дом. Я слышала, как огонь охватывает каждый уголок нашего дома, и чувствовала, как огонь ненависти охватывает меня. Моё сердце.
Убейте меня. Бросьте в этот огонь!
Что она там бормочет?! смеясь, произнёс один из них.
Убейте меня!!! громче кричала я, иначе вы будете жалеть веками! Бросьте меня в огонь!!! кричала я, сидя на сырой земле, вы будете жалеть веками!
Этот ужас и боль охватили меня. Я знала, что смогу умереть лишь тут, в этом огне. Но мои палачи не послушались меня.
У меня были рыжие кудрявые волосы, ниже плеч. Порой моя мама, говорила, что, когда она смотрит на меня, то ей кажется, что моя голова горит. Особенно летом, под солнечными лучами именно так и казалось. Сейчас же у меня горела душа.
Если бы они убили, каждого кто их просил, а не убивали тех, кто боялся, тогда нас сломали бы. Но убивали невинных, тех, кто не смог и не сможет им ответить. Меня оставили, чтобы клеймо Убийц я показала всему миру. Веками, такие как будут нести Память.
Память… воспоминания… кажется, нет страшнее орудия. Я помню их хохот, я помню, как меня привели куда– то и бросили на землю, так как не бросают помои. Я слишком ярко помню, как их лезвие вонзалось в ещё живую плоть моих близких и забирали их жизни. Не помню лишь свой крик… я была оглушена болью. Запомнился вкус моей крови, они ударили меня по лицу пару раз. Я хотела их придушить и напала на одного из них, сначала он достал нож чтобы поставить точку в этой истории, но кто– то швырнул меня на землю. В порыве найти самый острый камень я увидела свой крест и абрикосовую косточку.
Из Армении нам привезли абрикосы друзья отца, он сказал мне:
– Աղջիկս, ոչ մի ծիրան չի կարող մրցել մեր ծիրանի հետ: Այն ծառը, որը չի աճել մեր հողում՝ չի կարող այնպիսի բերք տալ, որը հայի հոգին կլիացնի: 6(Доченька, никакой абрикос не сможет сравниться с нашими абрикосами, даже если они будут расти на самой лучшей почве. То дерево, которое корнями не вонзилось в нашу священную землю, не сможет подарить те плоды, которые смогли бы утолить тоску души армян. Нет той тени, кроме тени наших храмов, где наша душа сможет обрести покой. Даже если ты будешь в самом лучшем месте этой планеты, ты все равно будешь тосковать по своей Родине.)
– Могу ли я посадить ее у нас в саду, папа? улыбнулась я, он вложил в мою ладонь косточку и сказал:
– Даже она обретёт покой только тогда, когда ты посадишь его на нашей земле…
– Почему ты так говоришь? К нам тут неплохо относятся, я услышала, как постучали в дверь и потом резко вошли… С этого момента в мою судьбу ворвался ужас…»
Энн быстро спрятала письмо и задрожала…
Что это? Чья– то судьба? Чья– то жизнь?!! Она заплакала, ведь тот ужас, который она почувствовала во сне ничто, по сравнению с тем, что люди испытали…