Read the book: «Владыки Аспирона. В гостях у Тьмы», page 6

Я ловил их тёплый взгляд,

Но что-то валит меня с ног.

Моё тело, к сожаленью,

Не выдерживало мощи.

Магам старших поколений,

Возможно, было бы попроще.

Взвихрился пепел, скрыв меня.

Я потерял людей из виду,

Под нос проклятия бубня.

Нельзя давать друзей в обиду…

Сознанье плавно уплывало.

Я падал в яму, где нет дна.

Лоле тяжелее стало,

Теперь она дралась одна.

Глава 9

Плеть хлестнула мою спину,

Словно кипятком прошлись.

Скоро я навек остыну.

Но я шепнул себе: “Борись!”

Я увидел палача,

Чьё лицо скрывала маска,

Что тянулась до плеча,

На поясе железок связка.

Трудно рассмотреть ключи,

Когда глаза закрыл от боли.

Хочешь плачь или кричи,

Но так не выбраться на волю.

Какой же день я взаперти?

Уже, наверно, год прошёл,

Но жизнь ещё горит в груди.

Я бросил взгляд на грязный стол,

Там вновь лежали два браслета.

И аура черни цвет давила:

Артефакты против Света,

В них течёт иная сила.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Я лежал, но облака

Спешили по своим делам.

Коснулась глаз моих рука,

Что дёрнулся невольно сам.

– Не бойся, – женский голосок,

Который, к счастью, я узнал. -

Лучше сыра съешь кусок,

Ты трое суток голодал.

В руке её лежал платок,

Влажный, тёплый и приятный.

– Я сам бы сделал бы глоток…-

Промямлил ей почти невнятно.

– Сейчас, сейчас, но здесь с водой,

Не то что б очень. На, держи,

Пока не ёрзай головой,

Хотя б мгновенье полежи.

Она вручила некий плод,

Белый, мягкий, водянистый,

Что я закинул сразу в рот.

Он был чуть горький, но душистый.

– Это корни вислых трав,

Со временем их верх стареет,

И, влагу из земли собрав,

Их корень, набухая, преет.

Если вовремя собрать,

То можно жажду утолить.

Нужно знать, где их искать.

Лучше воду здесь не пить:

Все ручьи здесь прогнивают,

Говорят – проклятье Тьмы.

Травы так вот собирают,

До чего дошли умы:

Их солят, варят, маринуют,

Строят фермы под посев

И в этих землях существуют.

Благо, мягкий здесь рельеф:

Холмы да степь до горизонта.

Сейчас Мифан починит ось,

Телега требует ремонта,

Остановиться нам пришлось.

Я чуть привстал, чтоб осмотреться.

Да… Уныло всё вокруг.

От этой серости не деться:

Крупный, несуразный луг.

Благо, пышные кусты

Закрывали нас от глаз.

Они не были густы,

Лист виднелся через раз.

Телега, хоть так называлась,

Напоминала больше лодку,

Чуть над землёю возвышалась,

Опираясь на решётку,

К которой оси прикреплялись,

Что, между прочим, еле-еле,

На честном слове лишь держались.

Хоть я не очень в этом деле.

Моя сиделка улыбнулась,

Шрам скривился на щеке,

Она его едва коснулась,

Но не предалась тоске.

– Спасибо, что помог тогда,

Да и спасибо за Бизар.

Какого стоило труда,

Ты сам ослаб под действом чар.

– Бизар? – спросил, не понимая.

– Город Тысячи Ворон

Мы Бизаром называем.

Кстати, как насчёт имён?

Меня зовут Эвилистиной,

Но если коротко – Вила́.

Я занималась медициной,

Надеюсь, что помочь смогла.

– Я Конгномен, владыка Света,

Можно – Конг, я очень рад.

Мне нужны твои ответы,

Что было там три дня назад?

– Давай дождёмся мы Мифана,

И там уже расспросишь нас,

Мои слова – лишь полстакана,

Лучше всё хлебнуть за раз.

– Что-то явно здесь нечисто.

Где Лола? Где она? В Лесу?

В каком-то гроте каменистом?

Вила поправила косу.

– Не знаю я. Она не с нами,

Она сказала нам бежать.

Мы шли широкими шагами,

Чтоб враг не думал нас догнать.

– Вы бросили её, но как?

– Мы не владыки, Конг, мы люди!

Ну, покажем мы кулак,

А дальше что мы делать будем?

Что-то хрустнуло, на звук

Мы вместе резко обернулись,

Но не оправдан был испуг:

Это просто ветки гнулись.

– Нервы-нервы, – я сказал.

– Не говори, – Вила кивнула.

– Разве я вас напугал?

Меня как будто бы тряхнуло:

Мифан подкрался, словно кот,

Держа при этом шест под ось.

И было видно – он нас ждёт.

Нам с 'лодки' тут же слезть пришлось.

Я видел этого мужчину.

Седой и крепкий, не высок,

Я был хуже вполовину.

То шрам виднелся, то ожог.

Жизнь его так потрепала,

Но он не тронулся умом.

Искра в глазах его играла,

Он держался молодцом.

– Вы орёте, как котята,

Что только увидали свет.

Гостями это же чревато,

Лучше сделайте обед.

Скоро кэшри прибегут,

Они всегда несут добычу,

Приготовим, что найдут,

А я прочность увеличу, -

Кивнув на ось, сказал Мифан.

Он сбросил также свой мешок,

Полный непростых лиан,

Был в них завёрнут котелок.

– Они горят совсем без дыма,-

Пояснила мне Вила. –

Совсем чуть-чуть необходимо.

В них особые масла,

И их хватает до утра.

Просто собираешь в кучу,

Одна хорошая искра,

И пламя – только в горнах круче.

И правда, вспыхнуло, как сено!

Тут же ухнул котелок,

Опорой стали два полена,

До них огонь достать не мог.

В котёл посыпались плоды,

Те, что только-только ел,

Так как не было воды.

Я поудобнее присел.

И они все так живут.

Нет, неправда, выживают,

Забыв покой, забыв уют.

Как сил на это им хватает?

– Так вы мне скажете, как есть?

Что в Бизаре там случилось?

Лола не подала весть?

– Да как-то всё недолго длилось, -

Первым мне сказал Мифан.

Он что-то тюкал топором,

Пряча щепки все в карман.

– Всё было наскоро… бегом…

Когда свет от нас ушёл,

Мы все замерли, застыли.

Ты будто всех нас вместе сплёл,

Наши души будто сшили.

Я чувствовал – ты должен жить!

– Я это тоже ощущала! –

Вила решила перебить. –

И только это осознала,

Как ты упал. Лицом вперёд

Тебя воздух подхватил,

И ветер тут как заревёт!

Всю площадь пепел враз накрыл,

Раздались крики, не слова,

Какие-то проклятья, звуки,

Что понимала я едва,

И ты мне прилетел на руки!

– А мне, – сказал Мифан, – твой меч,

И посох, видимо, как палка.

Я б не стал такой беречь,

Такую выбросить не жалко.

Но ветер мне запел на уши,

Чтоб я берёг их, как дитя.

Я запоминал и слушал,

Осознав лишь день спустя,

Что это мне твоя подруга

Через воздух прошептала.

Наша жизнь – её заслуга,

Она их всех с собой забрала.

У меня всё потемнело.

– Она мертва? – я их спросил,

Смотря в котёл, где всё кипело.

– Я этого не говорил.

Она сказала нам бежать,

А сама для всех открылась,

Чтоб стало легче отыскать,

В неё вся ненависть и впилась.

Владыки Смерти, всё забыв,

Как шавки бросились за ней,

А она, как птица, взмыв,

Улетела поскорей.

– Но ветер с пеплом не смолкал,

Мы дворами шли, скрываясь,

Мифан отлично город знал,

Дошли до врат, не попадаясь.

Был только странный инцидент,

Практически, когда сбежали.

Признаться честно, в тот момент,

Я думала, что мы пропали.

Пепел вокруг нас застыл,

Надвигались три скелета,

И двое заходили в тыл.

Владыки прятались там где-то.

Но у Мифана был твой меч,

Он стал крошить скелетов в крошку,

Стараясь нас с тобой сберечь,

Шла борьба не понарошку.

Прах сложился вдруг в копьё,

Мы оказались под прицелом,

В тебя смотрело остриё,

Но нас закрыл щитом и телом

Владыка Смерти, их собрат.

Он сжал вокруг себя их прах

И пульнул его назад.

На нас волною хлынул страх,

Руки затряслись и ноги,

Но наш союзник обрубил

Источник ужаса, тревоги.

Он сказал, что победил.

Он что-то на ходу сказал,

Что знает, где их обезвредить.

Какой-то гибельный подвал.

И, продолжая дальше бредить,

Он велел бежать из града,

Советуя прикрыть нам лица

От удушающего яда.

И поспешил из виду скрыться.

Мы бежали, как могли,

Тебя под руки подхватив,

И вполне уберегли,

Хоть путь досюда был паршив.

Булькал в котелочке суп,

Нежирный, лёгенький, пустой,

С наличием последних круп,

Но приправленный травой.

– Мифан – охотник, котовод.

Его кэшри нас тащили,

Минуя нечестивый сброд.

Мы пока их отпустили:

Любят вольную охоту.

Их прокормить не так-то просто,

Но в поле – это их забота,

Они юркие треххвосты…

Мысли были не об этом.

Я Лоле должен был помочь

Своим присутствием и светом,

А я как трус убрался прочь.

Теперь она неясно где,

И, если повезло, жива.

Коль обратят, то быть беде.

Нам слухи принесёт молва.

– …как создания из Леса,

Они могут напугать,

Но ты точно с интересом

За ними будешь наблюдать…

Из Леса! Живчик! Мой карман!

Достал оттуда статуэтку:

Ящер с целой кучей ран, -

Серой, каменной расцветки.

Будто мастер сотворил,

Детально мышцы вырезая.

Но мой друг в том камне жил,

Я это точно… точно знаю.

Я попытался вызвать свет,

Но мой Мир не отвечал:

Дверь закрыта, силы нет,

Будто влез опять в подвал.

Меч явился на мой зов,

Но свет по-прежнему молчал,

Не вылезая из оков.

Я дар свой, что ли, потерял?

Мои спасители смотрели

На меня чуть-чуть с опаской.

Мифан и вовсе был весь белый,

Он покрывал детали смазкой,

Сделав вид, что всё нормально.

Но всё было очень плохо,

Я словно голый (фигурально),

И в голове лишь суматоха:

Лола, видимо, в плену,

Её зелье свалит с ног,

Я никого не обману,

Сказав, что вряд ли б ей помог;

Живчик в камне, он застыл,

Скорее, он так отдыхает,

Устал, глаза свои закрыл.

Так что… кто его там знает.

Раздалась трель едва-едва,

Мифан тут же подскочил,

Шепнул под нос себе слова,

Он обеспокоен был.

Вила занервничала тоже.

– Есть хвост, мне кэшри говорят,

И это их сейчас тревожит,

Они боятся за котят.

– Для них котята – это мы, -

Пояснила мне Вила. –

Так их устроены умы,

За это честь им и хвала.

Самец уводит явный след,

Пока самка стережёт.

И, когда угрозы нет,

Их пара сразу всё поймёт.

Время будто загустело,

Мы ждали хоть каких вестей.

Меж тем, на улице стемнело,

Тревожней не было ночей.

Наш костерок едва плясал.

Он был от глаз чужих сокрыт.

Он, казалось, был так мал,

Вот-вот погаснуть норовит.

Но он держался, согревая.

Хоть день был жарким и сухим,

Ночь была совсем другая:

Зябко было нам троим.

Ну, мы точно были сыты,

Была похлёбка то, что надо,

Тарелки языком отмыты.

За день на нервах нам награда.

Мы по очереди спали,

Возвращая сил запас,

Назвать отдыхом едва ли

Эту ночь могу сейчас.

Крак был цельным в этот раз.

Не спать и бдеть был мой черёд,

Я сонно потирал свой глаз,

Усталость все же верх берёт.

Я посмотрел на огонёк

Непослушный, как у Джил.

Мысль заплыла в висок,

И ей вниманье уделил.

Что в подвале было там?

Как Джил сумела мне помочь?

Ох, её сейчас бы к нам,

Она б согрела эту ночь.

Я помню: Джил дразнила всех,

Пустое пламя создавая,

Непринуждённо, без помех,

Опасаться заставляя.

Пламя, что не жгло до боли,

Иллюзия для тех, кто смел,

Для тех, кто полон силы воли.

Я вновь довериться б хотел.

Я потянулся к язычку,

И он принял мою руку.

Я думал: всё, уснул. Ку-ку!

Сердце ёкнуло со звуком

И дико ринулось плясать.

Мифан, Вила так крепко спали,

Что их глупо было звать,

Я их добужусь едва ли.

Пламя двигалось к плечу,

Спирально оплетая кожу.

На помощь звать? Но я молчу,

И это так меня тревожит.

Оно тянется к щеке,

Вот-вот останусь без волос,

Идёт свободно, налегке.

Это магия? Гипноз?

Я почувствовал тепло,

Но не боль… скорей щекотку.

Меня не ранило, не жгло.

И я увидел вновь красотку.

Джил смотрела на меня,

С любопытством изучая,

Целиком вся из огня,

Собралась вместе искр стая.

Сердце рвалось из груди,

Сомкнулись в поцелуе губы.

– Конг, прости и не суди, -

В улыбке засияли зубы.

Но я конечно не сердился:

Её жертва не напрасна.

С этим я давно смирился,

Там было всё предельно ясно.

– Но я скучал, а ты явилась,

Вот так в подвале, словно сон,

Чего до этого таилась?

– Конг, прости, такой закон.

Я могу быть в каждой свечке,

В каждом вялом угольке,

В каждой разогретой печке,

Даже в дымном табаке.

Я могу быть и пожаром,

И охотничьим костром.

Могу помочь я кочегарам,

Могу спасать своим теплом.

Но мне нельзя являть свой лик,,

Точнее, больше не могу.

Есть правила для всех владык,

Кто пред пламенем в долгу.

Я не могла быть в стороне.

Тюремный камень всё глушил,

Но я ведь рождена в огне,

А факел тот давал мне сил.

Эта стерва моё пламя

Тыкала тебе под нос,

Обжигая щёки, раня,

Ведя напыщенно допрос.

И мне пришлось, увы, вмешаться,

Я нарушила запрет,

Я помогла вам там сражаться,

Чтоб сберечь для мира Свет.

Но… это был последний раз.

Я пришла всё объяснить,

Увидеть нежность твоих глаз.

И, увы, но отпустить.

Ты должен жить, любить, бороться.

Я вновь должна уйти с огнём,

Мой Мир теперь, как прежде, жжётся.

Мы не увидимся потом.

Вспышка пламени, хлопок,

Последний тёплый, нежный взгляд.

Исчез волос багряных клок,

Она вернулась в Мир назад.

– Спасибо! – только прошептал.

Который раз меня спасаешь,

Я рад, что всё это узнал,

Что ты меня оберегаешь.

Услышал шорох от листвы

Едва заметный в тишине,

Но всё в ночи, во тьме, увы.

Вдруг мы снова в западне?

Меч уже лежал в руке,

Послушный преданный металл.

Я вскочил в одном рывке

И в стойку тут же бодро встал.

Очень резко обернулся

И даже пискнуть не успел,

Как носом в шерсть кота уткнулся.

И тут же вновь на камень сел.

Огромный, мощный серый кот

Держал какую-то добычу,

Не разжимая хищный рот,

При этом даже чуть мурлыча.

Три хвоста вовсю плясали:

Один как будто отвлекал,

Два других следы стирали,

Но он на нас не нападал.

Мифан проснулся, проморгался.

– Где второй? – меня спросил.

Я даже как-то растерялся.

– А разве кто-то первый был?

Я увидел вновь кота,

Он будто память мою стёр,

Простым движением хвоста.

Я отвлёкся на костёр

И вновь забыл, что кто-то был.

– Погладь её, – сказал Мифан. -

Особенность звериных сил,

Ну, не стой, как истукан.

Кот подошёл ко мне опять,

Сунув в руку тёплый нос.

Я начал мордочку ласкать,

Сам же будто в землю врос.

Голова моя кружилась,

Глаза кота смотрели в душу.

Мысль в разуме сложилась,

Что контракт я не нарушу.

Треххвостый сделал шаг назад,

Освободив мои мозги.

– Теперь ты тоже из 'котят',

Разделать тушку помоги.

Мифан кивнул на рот кота:

Там что-то вроде барсука,

Только разве без хвоста.

Нельзя сказать наверняка.

– Как их можно не заметить?

Кэшри крупные, как кони,

Таких раз плюнуть рассекретить,

Они видны как на ладони!

– Их хвосты, – сказал Мифан, -

Ты должен был уже понять,

Создают в умах обман

И способны след стирать.

– На Мир Мысли так похоже, -

Я озвучил фразу вслух.

– Я об этом думал тоже.

Чувствуется…этот…дух.

Я потрошил ножом зверушку,

Дома опыт был получен.

Кэшри фыркнула на тушку,

Для неё процесс был скучен.

Коту отдал я потроха,

Исчезло всё в один глоток.

Спрятал руки от греха,

Пока не тяпнули кусок.

Мифан забрал всё остальное,

Стал всё прятать про запас.

Получится потом жаркое,

Что насытит точно нас.

– Эта самка просто чудо.

Мифан погладил её нос.

– Они пришли со мной оттуда.

(К границе он свой взор унёс).

Не помню, как я оказался

Возле Проклятого Леса.

Может, Кирт со мной игрался,

Обдурив легко балбеса.

Там земли варваров, убийц,

Их с детства учат выживать,

Растят с лет малых кровопийц.

А я удумал заплутать,

Они увидели меня,

Я один, а их отряд.

Бегали за мной полдня.

Устал совсем, но как назад?

Впереди был только Лес.

Чидар уже готовил ложе.

Ну, я в дебри и полез,

Они за мной бежали тоже.

Сначала всё бы ничего…

Но потом, как в страшном сне…

Лес, как будто бы… того…

Решил всё испытать на мне.

Пришлось неистовей бежать,

Казалось, что цветы кусались.

Я стал также замечать,

Что твари тоже появлялись.

Но варвары давили всех,

Даже тех, с кем был союз.

Брали на душу там грех,

На карму брали тяжкий груз.

Мне пришлось, увы, сражаться,

Я так не дрался никогда.

К Чидару не хотел соваться,

Чтоб ожидать его суда.

Я, словно зверь, кусал зубами

Глотки тёплые врагов.

Они неслись за смертью сами

Со всех сторон, со всех боков.

Какой-то корень сжал мне ногу,

Повалив на старый мох.

Я совсем не ждал подмогу,

Я практически издох.

Надо мною прыгнул кот,

Огромный, мощный, словно туча,

Сменив немного битвы ход,

Но судьба была колюча.

Я кое-как сумел подняться,

Зверя повалили с ног,

Он продолжал вовсю кусаться.

Сделав ловкий кувырок,

Он быстро отскочил в кусты,

Вызвав гогот дикарей.

Но работали хвосты,

Скрывая кэшри средь теней.

Я их тоже позабыл.

Я не хотел уже бежать,

Правда, был совсем без сил.

Сумел их быстро сосчитать:

Оставалось только шесть.

Немало, если посудить,

Но кот готовил уже месть,

Он смог подмогу притащить.

Они прыгнули вдвоём,

Вцепившись, как пиявки, в шеи.

Один гад взмахнул мечом,

Он оказался чуть ловчее,

Он поранил очень сильно

Ту, что видишь ты сейчас.

Кровь хлынула тогда обильно,

И я её, наверно, спас.

Я с диким криком снёс двоих,

Что на самку наседали.

И Лес в тот миг погас и стих:

Мне под ребро клинок вогнали.

Я очнулся через день

В какой-то дикой деревушке,

Мысли были набекрень,

И первая, что я в ловушке.

Вскочил и плюхнулся назад,

Мутно рассмотрев котов.

Чему был не сильно рад,

Ведь звери – стражники Лесов.

Но, оказалось, всё не так.

Меня кэшри притащили

То ли в сарай, то ли в барак,

Где ветеринары жили.

Вот так они меня спасли:

Нашли людей и защитили,

А ведь бросить там могли.

С тех пор они со мною были.

Они порою говорят,

По слову, может быть, по два.

Прямо в голову трубят.

Я ошарашен был сперва.

Кэшри (так себя зовут,

Больше не вернулись в Лес,

Они со мной везде снуют.

Чудо просто из чудес.

– Выходит, ты их просто спас?

– Возможно, что одну из них.

– А чем ты держишь их сейчас?

– Это выбор их самих,

Даю им лишь тепло, заботу,

Они вольны быть, где хотят.

Они выходят на охоту,

Чтоб прокормить своих 'котят'.

Кэшри мылась языком,

Пока хвосты гоняли мух.

Над нами звонко грянул гром,

Кошка напрягла свой слух,

Она вгляделась цепко в ночь

(Та была вполне черна).

И быстро убежала прочь.

Наступила тишина,

Что вызывала дрожь по телу.

Будто высосали звуки.

Наши лица будто мелом

Кто разрисовал от скуки.

Вдруг коты вдвоём вернулись,

Самец боднул повозку лбом,

Их глаза во тьму уткнулись

Под одинаковым углом.

– Кэшри требуют идти! -

Пояснил мне всё Мифан. -

Город там, два дня пути,

Город – Пепельный Курган.

Придётся сразу выдвигаться,

Поспишь, увы, но на ходу.

Я привык им доверяться,

Разбужу Вилу пойду.

Что же там они узрели?

Меня дорога укачала.

Пока мы в ночь вовсю летели,

Тьма мне сны свои шептала.

Глава 10

Город просто мирно спал,

Каждый мял свою кровать,

Пока огонь в печи трещал.

Хотя им стоило бежать.

Чёрный – это страшный цвет?

Нет, не страшный, цвет ночи.

Но если чёрный душит свет,

Тогда уже давай кричи.

Город просто мирно спал,

А чернота уже ползла.

И никто, увы, не знал,

Что этот 'чёрный' – вестник зла.

Проклятье ело каждый дом

И всех, кто заперт был внутри

В своём жилище иль чужом.

Гасли тихо фонари.

В какой-то миг раздались стоны,

Шум драки, боли и возни.

Начали орать вороны,

Погасли разом все огни.

Уже, поди, никто не спал,

Стараясь отыскать врага,

А врагом там каждый стал:

Хозяин и его слуга,

Муж с женой и их ребёнок,

Старушка и ворчливый дед,

Группа маленьких девчонок,

Друг, знакомый и сосед.

Ярость вырвала из сна

Жителей простого града.

Накрыла всех одна волна

Туманящего разум яда.

Хаос, боль… и снова боль.

Древний этим наслаждался:

Он в этой черноте король,

А я во тьме той задыхался.

Вдох, точнее даже хрип,

Закончил ужас и кошмар.

Я будто там во сне погиб.

Неужто месть нам за Бизар?

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Вила трясла меня за плечи,

Мифан шлёпал по щекам,

Не возвращался дар мой речи,

Разум мой был где-то там.

Мне хотелось спрыгнуть с воза

И бежать… бежать туда

Предупредить всех об угрозе.

Но опоздал я, навсегда.

Мои сны – моё проклятье:

Я вижу будто наяву,

Как Чидар зовёт в объятья,

Туда я с жертвами плыву.

Кэшри выбрались в разведку.

Мы стали у входных ворот,

Напоминавших больше сетку.

И все открыли дружно рот.

Абсолютно никого…

Пусто, будто все пропали,

Было всё вокруг мертво,

У входа ожидать не стали.

Выбиты стёкла, сломаны двери,

Вынуты камни из тротуара,

Будто буянили дикие звери,

Где-то валялась глиняная тара.

Лопнуты толстые серые плиты,

Жидкость алая всюду разлита,

Погнуты прутья, телеги разбиты,

Забытая кукла возле корыта.

В каждом предмете я чувствовал боль,

Ненависть, страх, утрату, печаль.

Каждый предмет сыграл свою роль.

Мой сон был не сон, а реальность. Как жаль…

Я тяжело упал на колени.

Все эти люди убили друг друга,

Теперь Чидар охраняет их тени.

И я понимал, чья то заслуга.

Древний! Ублюдок! Даже детей!

Ради этих паршивых скелетов,

Ради армии верных костей.

Нет для тебя законов, запретов.

Будь же ты проклят всем Светом!

Пусть тебя бросят все люди,

Грозно кляня при этом.

И пусть тебя мир забудет!

Молчали Вила и Мифан,

Глядели на хаос вокруг.

Я сунул руку в карман,

Тебя не хватает, мой друг.

Он так дорог мне, родной.

Живчик всё ещё молчал,

Он всё ещё хранил покой

Или в коконе дремал.

Мифан позвал своих котов

Особым очень низким свистом.

И, услышав его зов,

Два создания пушистых

Оказались с нами рядом.

Их вид вокруг не волновал.

Окинув местность острым взглядом,

Самец куда-то убежал.

Мы трое просто были в шоке,

Когда заметили одежду

В неработающем стоке.

И вид не подавал надежды.

– Что же здесь произошло? -

Задала Вила вопрос. -

Тут творилось точно зло,

Нельзя никак смотреть без слёз.

Где все люди? Где они?

Нельзя же спрятать целый град?

Что случилось тут, взгляни!

Все вещи будто бы кричат.

Мифан обнял её, прижал.

А ведь Вила не из трусливых,

Мор её не испугал

За столько мрачных дней паршивых.

– Это Древний, – я сказал. –

Я видел это пару раз:

Чернь, что бьёт всех наповал.

Точнее, это некий сглаз,

Что пробуждает всё то зло,

Что каждый прячет за спиной.

Будто чёрное стекло,

Что отражает мир иной,

Давая ненависти путь.

И это льётся из тебя,

Мешая разум свой вернуть,

Всё лучшее в тебе губя.

Они…, – я горестно сглотнул, -

Убили, видимо, друг друга,

Никто от чар не ускользнул:

Нет спасенья от недуга.

Древний создаёт войска,

Чтоб рвануть на земли Света.

И их не слепишь из песка,

Имея преданность при этом.

В Бизаре был лишь первый ход,

Но, видимо, мы помешали,

Пришлось им действовать в обход,

И они сей град избрали.

Но по-другому… Всё сложнее.

Могу, конечно, ошибаться.

Этот способ тяжелее,

Нужно очень постараться,

Чтоб вызвать чары дикой мощи,

И накрыть такой объём.

С чумою было явно проще.

Древний танцевал с огнём:

Отдача высосет все силы,

Он потеряет весь запас.

Наверняка, сейчас он хилый

И где-то прячется от нас,

От Корага и других.

Сейчас от точно уязвим,

Но в окружении своих…

Найдём его и отомстим!

Кэшри тот, что покрупнее,

Вернулся, явно был взволнован

И убежал опять скорее.

Был так поступок истолкован:

Нас за собой идти зовёт.

Мы побежали в тот же миг.

Продвигаясь всё вперёд,

Мы пришли в глухой тупик.

Кроме мусора и пыли

Был только ящик на углу,

Который чем-то завалили,

Сюда б лопату да метлу.

Я вызвал меч на всякий случай.

Кошачьим явно не терпелось

Увидеть, что же там под кучей,

А самка вовсе расшумелась.

Мечом подковырнул дощечку

И услышал детский плач,

Принадлежащий человечку.

– Конг, железку свою спрячь, -

Шепнула на ухо Вила.

Она легко меня толкнула

И крышку мягко подняла,

И робко внутрь заглянула.

Девочка, годков на пять,

Свернулась, будто бы клубок,

И начала реветь опять.

Весь воротник её промок,

Она сжимала деревяшки,

Напоминавшие игрушки,

Пряча их в подол рубашки.

Её простые завитушки

Были грязными совсем.

Запах нечистот разил

(Откуда – ясно было всем),

Но никого не тяготил.

– Мы хотим тебе помочь!

Вила погладила малютку.

У неё была ведь дочь,

Судьба сыграла злую шутку.

Постепенно плач исчез.

Мифан дал девочке 'воды'

И затем в мешок полез,

Чтоб достать простой еды.

Всё ещё чуть-чуть с опаской

Малютка что-то в руки брала,

Но улыбнулись её глазки,

Нервозность, вроде как, ушла.

Её достали и умыли

В каком-то выжившем корыте,

Что, видно, чудом не разбили.

– Одежду для неё найдите!

Мифан взял кэшри, убежал.

А я ходить стал по домам

И даже что-то откопал,

Поискавши по шкафам.

Вила, казалось, ожила,

Целуя, обнимая, Лику

(Так девочка себя звала),

Примеряя ей тунику.

Лицо хранило синяки

И даже небольшой порез.

Слиплись волосы в пучки.

Какой же для ребёнка стресс,

Увидеть то, что здесь творилось.

Мне было очень плохо

Просто от того, что снилось.

Восхищала эта кроха.

Но как спастись смогла она?

Кто-то же ей там помог?

Что за удача ей дана?

Посмотрим, отпустил ли шок.

– Лика, можешь нам сказать,

Куда делись все в Кургане?

– Конг, ты можешь подождать,

Не делай больно её ране.

– Вила, сколько городов падёт,

Если мы чуть подождём,

Время против нас течёт,

И, чем раньше мы начнём,

Тем больше шансов на спасенье.

Девочка слегка кивнула,

Бледна была, как привиденье.

И в воспоминания нырнула:

– Мы с папой в эту ночь гуляли,

Крак на небе был большой,

Даже звёздочки сияли.

Папа был тогда не злой.

Он сказал, что надо спать,

И мы пошли уже домой,

Чтоб удобно ночевать.

Вдруг кто-то Крак закрыл рукой,

Люди стали очень злые.

Даже папа рассердился

От того, что все плохие.

Он за рубашку так схватился,

Что я даже подлетела.

Он сделал больно, я пищала,

Но обнять его сумела,

Я его не отпускала,

Я плакала, его просила,

Но он всё ещё был злым.

Я уже почти молила.

Он не был никогда таким.

Лика плакала навзрыд,

Вила сверлила меня взглядом,

Вызывая жуткий стыд,

Она стояла с крошкой рядом.

Дав бедняжке отдышаться,

Хотели слушать её снова,

И нам пришлось её дождаться,

Чтоб она была готова.

– У меня была игрушка,

Мы сделали её с отцом,

Деревянная лягушка

С очень длинным языком.

Она была в моей руке,

Я пнула ею папе в глаз

И, наверно, по щеке,

И она сломалась враз.

Я попросила починить,

И папа замер на чуть-чуть,

Он перестал меня душить,

Он дал мне воздуха вдохнуть.

Он поставил меня сразу,

Он плакал, плакал, как и я,

И сказал мне тихо фразу:

"Прости, родная, ты меня,

Твой голос, Лика, меня спас!

Я вспомнил, вырвался, сбежал,

Ты просто умница у нас".

И он меня к себе прижал.

Мы слышали, как люди дрались,

Нужно было убегать,

Мы не на шутку испугались,

Что нас могут отыскать.

Было всё ещё темно,

Но папа знал, куда идти.

Ему было всё равно:

Днём иль ночью нас вести.

И мы спрятались в тупик,

Ведь недалеко совсем

Услышали какой-то крик.

Это было слышно всем.

Он попросил меня молчать,

Чтобы дальше ни случилось.

Поспешил поцеловать.

Я помню, громко сердце билось.

Он крышку ящика закрыл.

Я слышала его шаги,

Как он тихо уходил,

Хоть чуть скрипели сапоги.

И всё, он больше не вернулся.

Лика всхлипнула опять.

Я с Вилой переглянулся.

Нужно снова было ждать.

Понятно, что отец увел

Опасность от своей дочушки.

Но как он разум свой обрёл

От слов о сломанной игрушке?

Видно, что любовь отца

Пробилась через черноту,

Соединив в одно сердца,

Обеспечив чистоту.

Её невинная душа

Сопротивлялась изначально.

Она жила ведь не греша

И была сильна ментально.

Она продолжила рассказ:

– Я лежала и ждала,

Боялась, не чесала глаз

И точно-точно не спала.

Потом страшилки начались:

Звук от тысяч деревяшек,

Что по улицам прошлись,

Словно грохот звонких чашек.

Дяди, тёти говорили

На незнакомых языках,

Совсем рядышком ходили.

Это просто страшный страх!

Я в щёлку видела скелетов!

Представляете? Живых!

И пару крупных силуэтов,

Ну… таких…больших-больших!

Целый день бродили тут,

А потом они пропали.

А вдруг они опять придут?

Может вы их испугали?

Теперь попробуй догони.

Мне бы папу отыскать…

И маму тоже… Где они?

Им надо столько рассказать.

Это было неизбежно.

И Вила всё понимала,

Обняла кроху очень нежно

И тихонько ей сказала:

– Их украли злые люди,

Мы их попробуем найти

И стараться очень будем,

Но нам совсем не по пути,

А одна ты пропадёшь.

Мы тебя с собой возьмём,

А ты позже их найдёшь.

Только сразу отдохнём.

Лика пару раз моргнула,

Переваривая это,

И цепко на меня взглянула,

Ища поддержки и совета.

– Я согласен с ней, прости.

Вила дело говорит,

Так что, крошка, не грусти,

Даже если тут болит, -

И я прижал кулак к груди.

– Я тоже потерял родных.

Наша встреча впереди.

Ищи спасение в других.

Она губки прикусила,

Нахмурив бровки так серьёзно,

Она выглядело мило,

Но сказала очень грозно:

– Я найду их, всех найду.

И кто родителей обидит,

Тоже ночью украду.

Кирт поможет, он всё видит!

Меня ничуть не удивило,

Что Кирта знают с малых лет.

Но вот что меня смутило:

Мифана что-то долго нет.

Я это обсудил с Вилой,

Она взглянула на Светило

И кивнула головой.

Это очень странно было.

И тут явился главный кот,

Махая радостно хвостами,

За собой ведя сирот.

Те крутили головами –

Ужасен Пепельный Курган.

Их было семеро ребят,

Миниатюрных горожан.

И у всех глаза блестят,

Видимо, от горьких слёз.

На лице застыла тень,

Перепуганных всерьёз,

Переживших ночь и день.

Все не старше лет шести:

Мальчишек двое, пять девчонок,

Они едва могли идти,

Так мало было в них силёнок.

Один и вовсе чуть хромал,

Едва ступая на ногу,

Видно было: он устал.

Я решил, что помогу,

Навстречу двинулся ему,

Но вызвал у детей испуг,

Неловко стало самому,

И я сказал им, что я друг.

Но, увидев Лику с нами,

Парнишка дал себе помочь.

Он повис на мне руками,

Чтоб ногу не пришлось волочь.

Всеми занялась Вила:

Она их быстро подлатала,

Старалась очень, как могла,

И что делать, она знала.

Я сделал вылазку опять,

Чтоб одежду раздобыть.

Долго не пришлось искать,

Замки сложнее было вскрыть.

Я набирал с собой еду,

Так как просто всё сгниёт.

Брал с собою, что найду,

Что-то сразу бросил в рот.

Мародерство не порок,

Если это пропадёт.

Отец мне дал такой урок:

Нужно думать наперёд.

Мифан привел ещё двоих,

Мальчишки в погребе засели.

Кэшри не нашли других.

И если эти не сумели,

Значит больше никого.

Ровно десять их спаслось,

Их охраняет божество,

Кирт какой-нибудь небось.

Царапин сколько, сколько шишек.

Хоть каждый из детей спасён,

У девчонок и мальчишек

Горький вид со всех сторон.

Я к ним уже почти привык,

Они сидели молчаливо

Плечом к плечу, совсем впритык,

Пялясь на котов пытливо.

Такую живность поискать.

Да и размер внушал опаску,

Боялись даже обсуждать

Это существо из сказки.

Самец опять ушёл в дозор,

Среди улиц растворился,

Исчезнув с виду, словно вор,

С серыми домами слился.

Насмотревшись на хвостатых,

Дети изучали нас,

Вполне обычных, скучноватых,

Тех, кто их, возможно, спас.

Вила готовила бинты

Из тряпок, что я приволок,

Кромсая всё на лоскуты

И складируя в мешок.

Мифан готовил костыли.

Тот мальчик вывихнул колено,

Его вправить мы смогли.

И, найдя в размер полено,

Охотник ножичком строгал,

Крутил верёвку, колотил,

Подходил и примерял,

Ломал и заново чинил.

Я перебирал запасы:

Сыры, хлебы и корни трав,

Полукопчёные колбасы,

Мешочки разные приправ.

Иногда я звал свой меч,

Сам того не замечая,

Чтоб кости прочные рассечь,

Прям из воздуха хватая.

И, услышав дружный 'УХ',

Я обернулся на ребят,

Среагировав на слух.

Те вовсю за мной следят,

Как меч то есть, то нет в руках.

Невозможно усидеть.

Любопытство в их глазах!

Хотелось ближе рассмотреть.

И я сказал им:

– Подходите!

В мгновенье рядышком все стали.

– Только пальцы берегите.

Меня слушали едва ли.

– А можно нам его коснуться?

– А пусть он спрячется опять!

– А можно мне им размахнуться?

– Нет! Ты что! Нельзя же брать!

Они галдели, как цыплята,

Что делили червяка.

Будто ожили ребята.

Была так магия близка.

Будь я маленьким таким,

Я бы также себя вёл.

Восторг был будто ощутим,

И я что-то сам обрёл.

Я дверь открыл, нырнул в свой свет,

Мой разум был как белый лист.

Барьер исчез, его там нет.

Я был от мыслей своих чист.