Free

Отцы

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

– Ну что же, друзья, после такой санитарной обработки нас ожидает двойной эффект! Ну, не томи, Павлуша, – пафосно произнёс Влад.

Полноватый парень, как бы осознавая всю свою значимость в данной ситуации, бросил быстрый взгляд в сторону танц-пола, потом, оглядев своих приятелей, произнёс:

– Ну что, понеслась?!!

На этих словах он высыпал содержимое пакетика на расчищенную стеклянную поверхность стола, вытащил из бумажника своё водительское удостоверение и принялся деловито формировать из белого порошка равные продолговатые линии. Закончив шестую, он поднял на Влада глаза. Тот ухмыльнулся и протянул Маше сложенную в трубочку тысячерублёвую купюру:

– Ladies first!

Хладная улыбка сирены неестественно искривила её губы. Приставляя трубочку поочередно то к правой, то к левой ноздре, девушка втянула в себя всю дорожку.

– Ну всё, я уплываю, – закрыв глаза, она откинулась назад и передала купюру сидящему справа парню.

Все последовали её примеру, так же откидываясь назад и блаженно прикрывая глаза.

– Ну, а вы как, сударыня? – сказал Влад, указывая глазами на оставшуюся дозу кайфа. – Я угощаю.

– Не-ет… я не хочу-у, – испуганно выдавила из себя Оля.

– Она не хо-о-очет, – зло передразнил её Влад и громко заржал.

Оля вскочила:

– Маша, пойдём отсюда!

– Иди, я тебя догоню… потом, – вяло отмахнулась Маша.

Оля замялась недолго на пороге и выбежала из комнаты, рванув шторы в разные стороны.

Децибелы, просачивающиеся в её тело, отзывались неестественным и остервенело-быстрым ритмом в сердцебиении. Оля огляделась по сторонам в поисках знакомых лиц или хотя бы подсказки, что делать дальше. Пульсирующий свет стробоскопов превращал образы окружающих её людей в бешеный калейдоскоп фотографических отпечатков застывших человеческих гримас и жестов.

Державший всё это время вход VIP-ложи в прицеле своих внимательных глаз, Никита стоял в самом углу танцпола, опираясь на хромированное ограждение, отделяющее танцующих от зоны отдыха. Когда из ложи выскочила девушка в васильковом платье, Никита рванул в её сторону, грубо расталкивая оказывающихся на его пути тусовщиков, но, когда до Оли оставалось несколько шагов, Никита запнулся в нерешительности, словно уперевшись в невидимую стену. Неожиданно, в промежутках между вспышками света, около Оли непонятным образом материализовался какой-то тип в розовом пиджаке и узких синих джинсах, в котором Никита узнал известного в модных кругах стилиста Эдгара. Оля держала его за локоть и что-то жарко шептала прямо в ухо. Когда следующая вспышка осветила место, где стояла Оля и молодой человек, там уже никого не было.

– …и Маша тоже вместе с ними. Они там все под кайфом, надо вытащить её оттуда!

– Успокойся, – Эдвард приобнял Олю за плечи и отвёл за колонну, – Машу сейчас трогать не стоит, она уже большая девочка, сама разберётся.

– Эд, я хочу домой, можно я пойду переоденусь?

– Иди, конечно. Дорогу найдешь? Не переживай, о Маше я позабочусь.

Лавируя между лиловых столиков, уставленных бутылками и разноцветным стеклом кальянов, Оля направилась к выходу.

Никита метался по залу, пытаясь понять, куда же они исчезли. В очередной раз обегая вокруг барной стойки, он нос к носу столкнулся с Эдгаром.

– О, привет, – Никите стоило определенных усилий, чтобы изобразить некую непринужденную развязность.

– Привет, давно тебя не видел. Ты где пропадаешь?

– Да там… Слушай, с тобой только что девушка была… где она?

– Вокруг меня всё время девушки, какая именно тебя интересует?

– Ну, только что, в синем платье, с тобой стояла…

– А, Оля! Влюбился? – Эдгар лукаво прищурился. – Да она домой пошла, – неопределенно махнул он рукой в сторону.

– Понял, спасибо, – Никита бросился к выходу.

– Пожалуйста, заходите ещё, – Эд пожал плечами, удостоил удаляющуюся фигуру молодого человека безразличным взглядом, отвернулся и направился в сторону VIP-ложи: – Ну, Машка, где ты там развлекаешься?

Неожиданно кто-то схватил Олю за руку и резко дёрнул вниз, усадив на лиловый стул.

– Подожди, разговор есть, – сказала Кристина, ослабляя свою цепкую хватку. – Чего, Маша там фестивалит? Сто раз ей говорила, завязывай. Дура она. Но свою голову на чужие плечи не поставишь.

Кристина поднесла к губам высокий стакан с оранжевым соком и внимательно посмотрела Оле прямо в глаза:

– Ты-то не попробовала?

– Нет. Но, тут, я смотрю, многие это делают.

– Процентов восемьдесят. Издержки профессии. Стресс снимают.

– А по-другому стресс нельзя снимать?

– Можно, но лень людям, – ответила Кристина, всё так же пристально глядя на Олю.

– Девушки, не хотел вам мешать, – к ним подсел широкоплечий парень в обтягивающей футболке, удачно подчёркивающей его мускулатуру, – но, смотрю, вы скучаете, может, познакомимся, вместе веселей?

В одной его руке была зажата бутылка шампанского, а в другой позвякивали три бокала на длинных тонких ножках. Кристина серьёзно посмотрела на парня:

– Мальчик. Судя по всему, в твоей «Мурзилке» не пишут, как с девочками надо обращаться. Сейчас подойдет мой муж, и он покажет тебе, как это делается.

– Понял. Уже ухожу.

– Ты бутылочку-то оставь, – усмехнулась Кристина.

– Муж вам другую купит.

– Молодец, дерзкий, – сказала Кристина Оле, когда парень ушёл прочь.

– Ты правда замужем?

– Да какой там замужем с такой работой? Пашешь с утра до вечера как лошадь, – Кристина допила сок и поставила пустой стакан на стол. – Мне уже 28, ещё годик-другой, и всё. Надо искать другую работу. Я тут самая престарелая. А знаешь, почему я так долго продержалась?

– Почему?

– Вон, на Машку посмотри. Ей 18. Такими темпами ещё годок, и всё, приплыли. Тут вот, себя максимум сочком баловать надо и мужиков подальше посылать. Тогда есть шанс в этой профессии закрепиться. Ну ладно, заговорила я тебя здесь, старая злая акула. Ты куда шла-то?

– Мне домой пора.

– Я тоже что-то засиделась тут. Ты как до дома добираться будешь?

– Такси, наверное, поймаю.

– Я на машине, давай доброшу.

– Здорово, спасибо! Я тогда в туалет на минутку сбегаю, ага?

– Хорошо, я тебя здесь подожду.

Оля направилась в туалет и, не заметив, прошла прямо мимо сидящего через столик Никиты. Не ожидав такого быстрого перемещения Оли в пространстве, Никита несколько мгновений сидел как вкопанный, а затем, поняв, что такого шанса ему больше может не представиться, сорвался с места и побежал за ней.

– Чего же вас тут столько понапихалось, – бормотал Никита, расталкивая танцующих, которые были в такой стадии опьянения, что предпочитали отрываться между столиков, не имея сил спуститься на танцпол.

Никита огибал одно за другим извивающиеся в угаре тела. Когда перед ним возникло очередное препятствие в виде широкой спины, увенчанной кожаным мячом бритой головы. Никита попытался обогнуть крепыша слева, но тот, увлекаемый ритмом танца, сместился в ту же сторону. Избегая столкновения, Никита изменил траекторию и попытался уйти вправо, однако кожаный мячик, как нарочно, резко прыгнул туда же. Инерция бросила Никиту на здоровяка, и всё, что он успел – это выставить руки.

– Ой, извините, – растерявшийся парень поспешно отпрянул назад и был готов уже бежать дальше.

Здоровяк обернулся, повернув к Никите широко улыбающееся лицо. Опешив, Никита начал пятиться назад, ловя ртом воздух.

– Не надо извиняться. Куда спешим, мажорчик? – прогремел в ушах Никиты стальной голос Серёги, искажённый децибелами музыки. – Смотрю, по-доброму не понимаешь.

Никита опрометью кинулся назад, к спасительно мигающей надписи «EXIT» над двусторчатой распашной дверью. Он сам не помнил, как добежал до раздевалки, и очнулся лишь когда гардеробщица шмякнула на прилавок его увесистую кожаную куртку с массивными металлическими молниями. Натягивая на ходу свой стильный прикид, он выскочил на улицу. Непрестанно озираясь на главный вход, Никита побежал к толпе стритрейсеров, по обыкновению тусовавшихся на дальней стоянке. Он легко затерялся в куче молодёжи, облепившей свои транспортные средства, заботливо украшенные неоновой подсветкой, аэрографией и гипер-обвесом, несовместимым с лежачими полицейскими.

Проанализировав реакцию молодого человека, Серёга пришёл к выводу, что последний сегодня здесь больше не появится, и преспокойно пошёл в комнату охраны отслеживать на мониторах перемещения своей подопечной.

Не замечая драматических событий, развивающихся за её спиной, Оля подошла к массивной двери, стилизованной под обитый металлом люк батискафа с приклёпанным к ней ярко-жёлтым бананом. Через пару мгновений, оглядевшись, она невесело ухмыльнулась и толкнула от себя такую же дверь, но уже с приклёпанным персиком. Внутри было гораздо тише, и лишь отдаленные глухие толчки басов пробивались сквозь толстые стены.

Две девушки, обмениваясь яркими кисточками и прочими косметическими принадлежностями, разложенными прямо на раковинах, доводили до совершенства свои ресницы и брови. По-видимому полагая, что мужские взоры могут их настигнуть с любого ракурса, они суетливо вертелись в разные стороны, пытаясь разглядеть своё отражение в широких зеркалах. Оля прошла дальше к кабинкам и, увидев приоткрытую дверцу, направилась к ней.

В углу, между сливным бачком и перегородкой, лицом к двери, подобно королеве на троне, прямо на полу восседала девушка, облокотившись левой рукой на унитаз, забрызганный остатками рвотных масс, горделиво подняв подбородок к потолку и немигая глядя куда-то вверх.

– Маша?

Оля принялась трясти подругу за плечи.

– Маша, что с тобой?

Маша непонимающе посмотрела на Олю. С трудом сфокусировав на ней свои широкие зрачки, Маша протянула:

– Отстань, глюк, нормально всё.

Оля в смятении выглянула из кабинки и позвала прихорашивающихся девушек:

– Девчонки, помогите, тут человеку нехорошо.

 

Те прекратили щебетать и осторожно приблизились к кабинке.

– Ой, фу, она вся в блевотине, – сказала одна, отшатнувшись.

– Мы лучше кого-нибудь из охраны позовём… – добавила другая, утягивая подругу за собой.

Оля услышала стук судорожно собираемых косметических принадлежностей, падающих в раковину тюбиков, и затем открывшаяся дверь впустила в туалет громкую, но тут же затихшую музыку.

Осознав, что помощи ожидать не от кого, Оля огляделась и, отмотав от рулона длинный кусок туалетной бумаги, принялась вытирать Машину руку. Вздохнув, она приподняла обмякшее тело с пола и, крепко ухватив за талию, потащила Машу к выходу.

Выйдя за тяжелую дверь, Оля невольно обратила внимание на то, каким свежим оказался воздух, хотя еще недавно атмосфера танцпола казалась ей чрезвычайно давящей. Как по заказу, рядом оказались знакомые Маши по VIP-ложе, Влад и Павлуша.

– О, дамы! Какая приятная во всех отношениях встреча! – галантно начал Влад, – однако, почему наша милая новая знакомая водрузила на себя такую непосильную ношу? Позвольте вам помочь.

Влад с Павлушей подхватили Машу с обеих сторон.

– Вы, сударыня, так скоропостижно покинули наш укромный уголок, я и не надеялся больше лицезреть вас, – Влад без усилия и небрежно держал Машу под локоть и, улыбаясь, ощупывал юркими глазами обтянутое тонким шёлком Олино тело, отчего ей стало не по себе. – Пойдёмте же возобновим наше внезапно оборвавшееся rendevous, – сказал Влад с французским прононсом.

– Владик, малыш, вытри носик. Опять рассопливился, – сказала подошедшая Кристина. – Папа узнает, что ты этим носиком вытворяешь, он тебе его вместе с головой оторвёт. Девочки, рандеву закончилось, всё, расход.

Она взяла Олю и Машу за руки, но Маша, словно очнувшись от летаргического сна, в котором она всё это время пребывала, вырвала свою руку и, чётко артикулируя, нервно проговорила:

– Никуда я не пойду. Владик, я хочу прилечь.

Влад нежно обнял Машу за плечи, с нисхождением взглянул на Кристину и сказал:

– Многое упускаете, девочки. Ночь ещё молода, если что, вы знаете, где нас искать.

– Погнали, Влад, с этими нечего ловить, – встрял Павлуша.

– Ну зачем же так, мой верный друг, хотя… наверное, ты прав. Нам пора, – Влад учтиво поклонился.

– Скатерью по жопе, – сказала Кристина, глядя вслед удаляющейся троице.

***

Оля и Кристина неспешно шли по парковке недалеко от входа в ночной клуб. Миновав очередной ряд тускло поблёскивающих в темноте машин, они подошли к двухдверному красному BMW.

– Красивая…

– Если деньги на всякую дурь не тратить, и не на такое можно скопить. Я её подержанную брала, не так дорого получилось, – сказала Кристина, открывая дверь.

На расстоянии метров двухсот от них, среди курящих на ступеньках клуба, стоял Серёга и, улыбаясь, смотрел, как девушки садятся в машину. Отблески пробегающего над главным входом пингвина освещали его широко улыбающееся лицо. Слегка отвернувшись, когда красное купе проехало мимо него, Серёга достал телефон и набрал номер.

– Кирилл, приём. Всё прошло успешно, по ранее разработанному плану. Возникшие осложнения были успешно нейтрализованы. Объект выехал в твою сторону. Встречай. Как понял, приём?

– Вас понял отлично. С меня коньяк. Конец связи, – улыбнулся Кирилл и положил трубку.

***

Борзая Мазда 3 на космических 18-х дисках, припаркованная среди затюнингованных стритрейсерских машин, отражала своим свежевыкрашенным черным боком мечущиеся огни ночного клуба. Никита, ссутулившись, прохаживался взад и вперед за машиной, воровато оглядываясь. Повинуясь какому-то внутреннему чутью, иногда он вытягивал голову, пытаясь разглядеть что-то в темноте, но тут же делал шаг назад в тень, стараясь оставаться незамеченным. Когда какой-нибудь тусовщик узнавал его и махал рукой, Никита жестом показывал, что пообщается позже в клубе; со стайками же пробегающих мимо прелестниц он не вступал, как обычно, в разговоры, а лишь натянуто улыбался.

Вдруг его кто-то жёстко схватил за плечо. Никита обернулся. Перед ним стояли Крапива и Боб. Как обычно на понтах: руки расслабленно болтались в карманах, а лица выражали незамысловатое «А чо?»

– Не ссы, Никитос, мы сегодня добрые. Не то, что эти беспредельщики от телочки твоей. Зачем звонил? – спросил Крапива, крутя теперь в руке коробок спичек.

– Дело есть, – холодно и резко ответил Никита.

– Если ты за Олю и папашу ее, то это без нас. Там пацаны серьезные, бошки в натуре открутят. Можно конечно Слона Скуратовского попросить впрячься, но он вор честный. Качели все равно в их пользу решатся. Мы-то не по понятиям батяню её пресанули. Косяк вышел.

– Боб, но ты же мне говорил, что за вами там супер-пупер авторитеты стоят. Что любой кипешь порешать можно, – проговорил, сбиваясь, Никита, отводя корешей подальше от толпы стрит-рейсеров.

– Ты ничего не попутал? – начал Боб, слегка прищурив правый глаз. – Есть «беспредел», а есть понятие «чисто сработано». Вот прикинь, у тебя, у мажорчика сладенького, «Мазду» твою увели, а по понятиям ее «чисто сработали». Ты к нам прибегаешь, найдите, мол, мою ласточку. Мы людей подключаем, тачку находим. Но тебе по-любому 50% от её стоимости ворам отдать надо. Потому что, ещё раз повторяю, они её честно, чисто сработали – без разбоя, никто не пострадал. Это их работа, и даже серьёзный авторитет не вправе их заставить вернуть эту машину за так. Он может только попросить, но тогда за ним должок образуется.

– Что ты мне втираешь? – разозлился Никита. – Какая Мазда? Какие воры? Нам троим по башке надавали, а мы что, теперь как обоссаные терпилы по углам должны жаться? Скоро весь город об этом узнает.

– Ты меня не дослушал, Никитос, – так же спокойно продолжал Боб, – я не зря на малолетке столько отсидел, нахватался кое-чего. Тебя в твоем институте этому ни за какие деньги не научат. Так вот, то, что мы натворили, называется беспредел. Девку несовершеннолетнюю у родителя насильно забрали, при этом ему ещё по шее надавали. Выражаясь уголовно-процессуальным языком – это разбойное нападение по предварительному сговору с целью похищения человека. Если бы ее папик в ментовку сунулся, мы бы уже на нарах загорали. Ну тебя бы родаки откупили, может условно бы дали или годок отсидел, а потом по УДО на волю. Это хорошо, на Олега с Ломом нарвались, они мужики авторитетные, но не из блатных, не отморозки. А блатные могли бы тебя по кругу пустить, кто знает, что ты там с малолеткой в своей хате вытворял, может, даже без её согласия.

Крапива оскалился кривыми зубами. Но, потрогав покалеченный нос, опять насупился и сунул руки в свою белую олимпийку с так и не отстиравшимися пятнами крови.

– По какому кругу, у нас с ней ничего не было! Она мне вообще не уперлась! Покруче телки есть! – почти прокричал Никита в лицо Боба.

– А по широкому кругу, стал бы потом петушком опущенным. Никто бы тебе в нашем городе руку не подал. Потом одна дорога в столицу, там у них заповедник.

– Да пошли вы, уроды!

– Сам ты урод! – рявкнул Крапива и схватил Никиту за грудки. – Боб дело говорит. Забудь о ней раз и навсегда. Дышать хочешь спокойно – забудь! И нам больше не звони.

– Ладно, забыли. Есть у меня другое к вам дело, не касаемо этого гемора. Товарищу моему «колеса» нужны без документов. Сработать нужно в другом городе, чтобы тут без палева ездить. Подробности сообщу позже. Лады?

– Ну, это другой расклад. Лады! Узнаю прежнего Никитоса – ни дня без лавандоса, – засмеялся Боб и шутливо засандалил Крапиве по плечу. – Ну чё, мы опять бригада?

– Опять, – вздохнул Никита. – Только товар вперед, а бабки потом получите.

– Всё заметано. Расход. Цинкани тогда на мобилу, как чё.

Никита кивнул, сел в Мазду и с пробуксовкой умчался во тьму. Боб с Крапивой молча постояли несколько секунд и переглянулись.

– Грамотно ты его, Боб, закошмарил. Но по ходу наш фраерок опять чего-то с этой малолеткой задумал. Чую, мстить хочет. Вот мажорчик тупорылый, мало ему по чиче насовали. Может, послать его?

Боб подумал с минуту:

– Нам с тобой, Крапива, сейчас бабки нужны: за хату заплатить надо, прикид новый на весну справить, да и в холодильнике пусто. Я так и не понял, что за «колеса» ему понадобились, банк, что ли, ограбить решил. Но деньжат за это дело мы с него выжмем по полной.

Глава 10 Кибастустус

Глаза Кирилла налились кровью. Он резко встал. Синие кудри Маргариты Генриховны вздрогнули от громкого звука упавшего стула. Кирилл перешагнул через него и, отстраненно глядя куда-то вправо, со спокойной решимостью направился в сторону двери. Все члены совета факультета ошалело следили за траекторией движения завкафедрой немецкого языка.

– Кирилл Евгеньевич, а я еще никого никуда не отпускал, – сказал, ухмыляясь, Вячеслав Викторович, декан факультета иностранных языков государственного педагогического университета им. Яна Амоса Каменского.

Завкафедрой приостановился перед ним, все так же глядя немного вправо и вниз. И практически в то же мгновение Кирилл вскинул глаза, и его кулак, описав короткую дугу, смачно врезался в гладко выбритую щеку сидящего декана.

Пронзая взглядом серокостюмчатую массу своего оппонента, Кирилл простоял на месте с десяток ударов барабанной дроби своего сердца и так же медленно, словно возобновляя досадно прерванное путешествие, проследовал к двери, мягко закрыв её за собой.

– Еп-понский кибастустус, – неожиданно громко сорвалось с тонких аристократических губ Валентины Петровны, которая ещё недавно лицезрела беззаботные танцы Кирилла Евгеньевича на кафедре.

Альфия Рустамовна Сафина, с полными слез глазами и пламенем густого румянца, приглушенного смуглым шелком её восточной кожи, выбежала из душного помещения деканата.

Декан медленно и тяжело поднялся, шурша чешуей своего серого, в искру, костюма, и положил руки на столешницу. Крылья его носа раздулись как капюшон кобры, и каждый из сидящих почувствовал на себе холод его сузившихся водянистых глаз. Он молча собрал бумаги и вышел вон.

Комната тут же наполнилась нарастающим гулом.

– Сейчас серпентарий активизируется, – вполголоса сказала, как будто сама себе, Валентина Петровна.

– Коллеги, я думаю, нам необходимо сейчас выработать единую политику поведения, – раздался покрывающий общий шум голос старшего преподавателя Маргариты Генриховны.

– О, Марго быстро сориентировалась, – со спортивным азартом прокомментировала Валентина Петровна. – Основной кандидат на зав. кафедрой заявила о себе.

– Предлагаю подписать общее открытое письмо ректору. Все мы были свидетелями хулиганского, да что уж там, я не побоюсь этого слова, дикого поведения товарища Лаврова! – продолжала Маргарита Генриховна. – Таким не место в нашем дружном, сплоченном коллективе.

– А, по-моему, адекватная мужская реакция на слова господина декана, – сняв очки и разминая переносицу, негромко, но веско, сказал Михаил Юрьевич. – Я, как заслуженный преподаватель этого университета, имею много профессиональных претензий к нашему новоявленному руководителю.

– Да, действительно, Лавров последнее время прямо д'Артаньян, – проговорила себе под нос Валентина Петровна.

– Новоявленный или не новоявленный, я считаю, в данной ситуации мы должны единым фронтом поддержать нашего дорогого декана, – холодно ответила Маргарита Генриховна всеми уважаемому профессору, мнение которого она не могла проигнорировать.

– Со стороны Кирилла Евгеньевича это было вообще, хамство, – по-бабски нараспев проговорил молодой преподаватель Вадим Станиславович. – Я полностью поддерживаю Маргариту Генриховну.

– Вот стервец, только диплом получил, а уже чует, чем пахнет, популизатор хренов, – выдала еще один тихий комментарий Валентина Петровна.

Михаил Юрьевич поднялся и резко ударил кулаком по столу.

– Дорогие мои, может быть, для некоторых это ещё остаётся неведомым, но положение дел в нашем университете становится плачевным. Из учебного заведения, входившего в десятку лучших в России, мы превращаемся в какую-то барахолку. А ваш "дорогой" декан поставил поборы со студентов на поток. И это при том, что он систематически позволяет себе вольности с молодыми преподавательницами, что мы с вами только что и наблюдали. Так что вам, сударыни, следовало бы проявить женскую солидарность, а не пытаться занять еще не освободившееся место заведующего кафедрой немецкого языка.

– Ну, пора поддержать Михала Юрьевича тяжелой артиллерией, – вполголоса проговорила Валентина Петровна и уже громко, вставая: – На правах самого древнего преподавателя этого факультета я готова реально проявить женскую солидарность и считаю поступок Кирилла Евгеньевича абсолютно оправданным. А вы, Маргарита Генриховна, если соберетесь написать открытое письмо ректору, знайте, что я, в свою очередь, буду писать в министерство образования о поведении нового декана. Так что коллеги, нам всем придется рано или поздно сделать выбор: прогнуться под этого «ирода» или остаться людьми! И вообще, пора расходиться, поздно уже.

 

***

Так как шел уже восьмой час вечера, свет в рекреациях и коридорах университета выключили; осталось только дежурное освещение в центральном холле. Горящие через одну лампы причудливо искажали действительность, отражённую в десяти зеркальных колоннах, поддерживающих свод фойе. Альфия Рустамовна пыталась застегнуть непослушными пальцами брошь на своей шали. Внезапно зеркало перед её глазами отразило мужскую фигуру, идущую из глубины темного коридора. Одно за другим зеркала-колонны впускали в себя приближающееся отражение незнакомца. Вдруг неподатливая брошь больно уколола ее в безымянный палец. Альфия вспыхнула, узнав Кирилла.

– Кирилл Евгеньевич… – начала она, поворачиваясь к нему, и запнулась.

Кирилл остановился и посмотрел на нее.

– Спасибо вам, – карие миндалевидные глаза молодой татарки излучали тепло. – То, что вы сделали для меня…

– Альфия Рустамовна, – сухо проговорил против своей воли Кирилл, – так на моем месте поступил бы любой мужчина. За этим не стоит ничего личного.

Альфия опустила взгляд и нервно начала теребить брошь:

– Но у вас же из-за меня будут серьезные проблемы.

– Со своими проблемами, Альфия Рустамовна, я разберусь сам. Всего хорошего.

Удаляющиеся шаги Кирилла заставили Альфию поднять глаза и увидеть, как его силуэт исчезает из одного за другим зеркал фойе.

***

А в это время из приоткрытой двери кафедры в тёмное нутро коридора проникала причудливая смесь голосов и звуков. Порой из общего шума то выбивался густой мужской бас, то солировал высокотональный женский визг, а иногда даже проскакивали первобытные гортанные возгласы. Наконец, дверь широко открылась, и из нее вышли Валентина Петровна и Михаил Юрьевич. Застрявшие в складках их одежды пятна света мгновенно растворились в полумраке. Сплоченный коллектив кафедры иностранных языков собирался домой. Никто не хотел молчать – одеваясь, преподаватели выкладывали новые подробности происшествия, у некоторых было совершенно ясное видение проблемы, но к сожалению оно диаметрально расходилось с мнением остальных.

Маргарита Генриховна, сменив свои туфли на демисезонные сапоги с высоким каблуком, теперь казалась выше всех остальных.

– Коллеги, я всё же настаиваю на необходимости написать открытое письмо. Пока мы все здесь, я готова сама составить текст, а вы подпишитесь. Завтра мы соберем подписи у остальных преподавателей нашего факультета.

К нескрываемому сожалению Маргариты Генриховны, активно настроенные до этого коллеги как-то замялись. Кому-то вдруг потребовалось срочно бежать домой. Кто-то призвал не принимать скоропалительных решений и отложить всё хотя бы до завтра. Другие вообще сомневались в целесообразности написания письма.

– Хорошо коллеги, я всё поняла и сделала для себя необходимые выводы.

Маргарита Генриховна порывисто схватила свою сумку и вышла прочь из кабинета, громко хлопнув дверью. Разговоры на кафедре на мгновение стихли, все молча смотрели друг на друга и, словно по команде, вновь стали обсуждать становящуюся все более интересной новость.

***

Одержимый невероятностью того, что с ним произошло, Кирилл мерил шагами проспект Гоголя. Он не стал садиться в трамвай, и усиливающийся мелкий дождь, который в любое другое время показался бы не иначе как противным, пришёлся как нельзя кстати под настроение. Бешено колотящееся сердце Кирилла заставляло пульсировать всё его тело. Казалось, всё вокруг было подвержено этому импульсу: грохот стальных колес проезжающих трамваев, всполохи габаритных огней автомобилей на мокрых стенах домов, наотмашь бьющие по лицу влажные пощёчины ветра. Сознание Кирилла захлёбывалось от новых ощущений. Ему хотелось, чтобы ветер ещё сильнее оживлял его крупнокалиберными каплями дождя. Негативное напряжение, трясущее его все эти годы, уходило теперь в землю сквозь промокшие ноги. Кирилла будто ударила молния; он как змея сбросил свою старую обожжённую кожу и теперь каждой обновленной клеткой своего тела впитывал живительную влагу свободы.

Кирилл остановился напротив красной телефонной будки. Помедлив несколько секунд, он решительно дёрнул на себя запотевшее стекло двери. Вытащил из внутреннего кармана записную книжку и начал перелистывать страницы. Капли воды падали с его волос и голубоватыми кляксами размазывали аккуратные буквы. Наконец, он нашел недавно записанный мобильный телефон Олега.

– Алло, Олег, это Кирилл! Я тут иду по Гоголя… Ты знаешь… Если ты не занят…

– У тебя голос странный. Что-то с Олей?

– Нет, с ней все в порядке. Олег, нужно поговорить!

– Я сейчас по Вяземской еду, могу тебя через 10 минут подобрать.

– Давай напротив почты, – договорил Кирилл и повесил трубку.

***

Олег уверенно направлял тело автомобиля в появляющиеся прорехи транспортного потока. Завидев большие светящиеся часы на крыше Главпочтамта, он резко принял вправо и притормозил рядом с остановкой.

Кирилл стоял под козырьком почтамта и бесстрастно наблюдал, как входят и выходят вечерние отправители и получатели почтовых сообщений и бандеролей. Некоторые подозрительно и настороженно оглядывали внушающую непонятное беспокойство фигуру промокшего мужчины. Левая рука его сжимала холодные металлические перила, бледное лицо, обрамлённое слипшимися волосами, было обращено вдаль сквозь снующих под зонтами пешеходов в сторону дороги. Его глаза с отблеском стали выражали некую пугающую решимость и целеустремленность Дон Кихота, которые так редко встретишь в современных мужчинах. При этом сей доблестный образ слегка диссонировал с его гардеробом проигравшегося клерка.

Увидев машину Олега, Кирилл ступил на промокшую мостовую и, не обращая внимания на усилившийся дождь, стремительно направился к остановке.

– Привет, Олег, – сказал он, открывая дверь и садясь на переднее кресло.

– Привет, дружище.

– Извини, я тут тебе всё залью, – Кирилл кивнул на воду, стекающую с его плаща прямо на дорогую обивку салона.

– Да ладно тебе, это же вездеход, я думаю, немцы и это предусмотрели. А чего телефон высветился странный?

– Я свой на кафедре забыл.

– Понятно. Ну, тогда рассказывай, что с тобой случилось?

– Олег, я ударил человека.

– Ну, наконец-то. Я сейчас на бокс еду, поехали вместе, можешь там ещё раз изобразить.

– Олег, этот человек – декан нашего факультета.

– Это в корне меняет дело. То-то я и смотрю, ты такой мокрый и растрёпанный. Ты его что, потом еще до дома преследовал?

– Ты знаешь, это было бы правда смешно, если бы не было так грустно.

– Да? И что же натворил потерпевший?

– Вот смотри, Олег. В начале этого года нам назначают нового декана. Старого, всеми уважаемого Шагина снимают без каких-либо видимых причин. И этот новоявленный деятель сразу же «легализовал» взятки со студентов. Уволил нескольких неугодных ему преподавателей. При всём при этом, пользуясь тем, что он – ставленник ректора, по-хамски ведет себя с коллективом.

– И это то, за это ты ему врезал?

– Не совсем. Сегодня, на заседании совета факультета, его безнаказанная пошлость перешла все границы. При всём коллективе он позволил себе оскорбить молодую женщину. Ты знаешь, я не смог…

– А что он конкретно сказал?

– Ну, в общем, она предложила организовать поездки студентов за рубеж на средства факультета, так как, по её словам, это бы раздвинуло их горизонты. А он сказал, с этой его паскудной улыбкой: "Я не знаю, что вы там раздвигаете перед своими студентами, но попробуйте раздвигать это бесплатно". Олег, вот что бы ты сделал на моём месте?

Олег пропустил через себя ситуацию и, не отводя взгляда с дороги, сказал:

– Ну, я бы зарядил с правой в челюсть.

– Ну, вот и я зарядил. Но только с левой. Сподручней было.

Олег одобрительно хмыкнул. Некоторое время друзья ехали молча.

– Кирилл?

– Чего?

– А эта молодая женщина…

– Что?

– Что, что? Нравится она тебе?

Кирилл тут же хотел что-то ответить, но запнулся и секунду спустя произнес:

– Да.

– Как ее зовут-то?

– Альфия.

***

Альфия вышла из ванной в чёрном шелковом халате с золотыми драконами, который деликатно подчеркивал стройность её фигуры. Ледяному душу так и не удалось смыть всю мерзость, через которую ей пришлось пройти: перед ней то и дело всплывали холодные маслянистые глаза декана, его оскорбления под зажатые смешки коллег. Теперь для неё сложились в целостную мозаику двусмысленные намеки, шутки, как бы нечаянные прикосновения бледных ледяных рук и это настойчивое предложение поехать к нему на дачу. Непонятная ситуация с Кириллом Евгеньевичем только усиливала хаос в её голове. Не зная, что со всем этим делать, она дикой кошкой металась по квартире. В отчаянии Альфия повалилась на диван. Ей надо было просто забыть обо всём, пока лихорадочный галоп мыслей не взорвал мозг. Может быть, попробовать решение, к которому прибегают многие люди, но без которого она умудрилась прожить все свои 24 года?