Блуждающие токи. Затерянная на Земле

– Ты о доме Скоптыш-Броньских? Но они ведь только приехали! ― Лидия всплеснула руками, хотя ещё неделю назад сама упрекала мужа, что он не успел купить соседний участок.

– Это неважно, за хорошую сумму они продадут свой дом и купят куда лучше в другом месте, ― мужчина отхлебнул воды из стакана.

– Но они такие дружелюбные соседи!

– Очень дружелюбные… ― пробубнил Эдуард себе под нос.

– Я думаю, ты слишком критичен к людям, Эдуард, ― закончив с мюсли, Лидия собирала тарелки.

– Мне не нравится, когда чужие люди лезут в мою жизнь и мешают моему отдыху, ― муж Лидии совсем насупился, ― когда поливают там свои грядки…

Роза усмехнулась, но не прокомментировала утреннюю встречу.

– Ты про Матеуша? ― поинтересовалась Лидия, ― он кажется вполне милым молодым человеком… Может, слегка напыщенным… Но никто не идеален, Эдуард! Дай им шанс…

Мужчина сжал челюсти, но ничего не ответил. Он посмотрел на дочь по-прежнему сердито, когда её глаза ехидно улыбались ему:

– Собирайся, Роза, нам пора.

Роза сразу же встала и вышла на улицу, посчитав себя вполне готовой к поездке. Поблагодарив жену без особого воодушевления, Эдуард подошел к зеркалу, чтобы удостовериться, не выползла ли рубашка ненавистным пузырем на пояснице, не передавил ли классический галстук воротник, но его образ оказался безупречным. Сегодня Эдуард решил обойтись без геля для укладки, поэтому зачесал свои волосы в легком беспорядке назад и тоже вышел.

Его дочь стояла под цветочной аркой и внимательно разглядывала мясистые бутоны каких-то розовых цветов, название которых было ведомо только Лидии. Эдуард с юношеской легкостью подкрался сзади и, затаив дыхание, встал у неё за спиной.

– Пошли к машине, ― шумно выдохнул он сердитым шепотом Розе почти в ухо.

– Что-то ты сегодня недобрый, ― спокойно ответила девушка, словно ожидая его.

– Некоторые здешние обитатели уже успели испортить мне отпуск, ― пробубнил мужчина себе под нос, не отходя от дочери, и несдержанно добавил, ― Ох, этот Матеуш…

– Ты ревнуешь? ― без смятения спросила Роза, повернув голову в сторону его дыхания.

Неожиданный испуг прокатился по телу Эдуарда, заставив его напрячься и с силой втянуть в раздувшиеся ноздри воздух.

– Нет, ― его голос покрылся льдом безразличия, ― просто держись от него подальше, мало ли что у него на уме…

Роза лишь пожала плечами в ответ и, прикрыв глаза, качнулась назад, но отца на прежнем месте уже не было.

По пути они не проронили ни слова, лишь Роза периодически щелкала радиоприемник, но под конец ей надоели популярные хиты, и, погрузившись в тишину, она предалась своим размышлениям.

Когда Лексус господина Ротенгофа преодолел 20 километров от Эринтсвагена, и уже огибал озеро Лауэрц-Зе, утреннее веселое солнце спряталось за облака, которые хмурились, как брови Эдуарда. Ощущалось приближение непогоды. Роза напряженно присела на сидения, скованная внезапной тревогой. Эдуард почувствовал необъяснимое беспокойство дочери, и с облегчением выдохнул, когда увидел вдали дом, предположительно принадлежавший доктору Стурлссону.

Корнелий в старомодном бежевом свитере с вязаными косичками вышел их встречать. Он стоял около ворот и активно махал руками Эдуарду, показывая, куда припарковать машину.

– Добрый день, господин Ротенгоф! Проходите скорее, кажется, природа собирается буянить, ― доктор взглянул на тучи над головой и весело протянул ему руку для приветствия, но пожалел, как только ладонь Эдуарда сжала его артрозные пальцы.

Мужчина кивнул в ответ и, руководствуясь приглашением, вошел на участок Корнелия.

С тоскливой улыбкой доктор помахал рукой, унимая боль и одновременно здороваясь с его дочерью:

– Фрау Ротенгоф, рад встрече! Как ваше самочувствие?

– Я думала выяснять это ― ваша работа, ― сказала девушка и прошла мимо него.

Эдуард стоял около свежевскопанных грядок и осматривал владения Стурлссона:

– Недурственный участок, ― заключил он, бросая недоверчивый взгляд на облезлую сетку-рабицу, ― вы деньги зря не тратите, Корнелий. Вам бы только забор сменить…

– Конечно, но не все сразу, ― Корнелий подбежал к дому и открыл двери перед гостями.

– Разумеется. Я думаю, вы сможете обустроить это место должным образом, ― Ротенгоф интеллигентно улыбнулся и вошел внутрь, пропустив вперед дочь.

– Роза, мне необходимо будет поговорить с твоим отцом наедине, ― Корнелий обратился к девушке, ― это не займет много времени, пока могу предложить чаю.

– Ну, только если у вас есть печенье, ― Роза перестала увлеченно разглядывать и трогать вещи Корнелия, висящие в гостиной, и обратила на него внимание.

К счастью, у доктора Стурлссона оказалось в доме печенье. И даже несколько разных видов.

Он проводил девушку на кухню, заварил чай и поставил перед ней все свои запасы, а затем удалился в свой кабинет вместе с её отцом, прихватив свою записную книгу.

Эдуард вошел, но неуместно мялся у входа, не зная, куда себя деть. Он немного нервничал. Хотя нет, он себя обманывал. Эдуард был в ужасе. Ему казалось, что на подмышках его рубашки вот-вот выползут подлые потные пятна предательства его эмоций. Он сделал лицо сердитости и безразличия, которым всегда скрывал переживания. Это немного помогло ему собраться, однако до кресла перед столом Корнелия он добрался не слишком изящно.

– Вы в порядке? – уже устроившись напротив, Корнелий взглянул на него поверх очков с подозрением.

– …Э-э, Да…да – Ротенгоф закивал головой и нарочито расслаблено закинул ногу на ногу, но в полёте носок туфли задел мусорное ведро под столом Корнелия.

– Ох, Господи, извините! – мужчина вплеснул руками и хотел броситься приводить все в порядок, как напортачивший школьник.

– Господин Ротенгоф, ну что вы! Глупости! Я потом сам все приберу, не переживайте! – остановил его действия доктор Стурлссон.

Эдуард вздохнул, распрямился, пригладил на себе рубашку с галстуком и, снова взяв под контроль ум и тело, спокойно спросил:

– Что вы хотели спросить, доктор Стурлссон?

– Ну для начала, как таблеточки? Они, конечно, накопительного действия, но седативный эффект должен быть заметен с первого приема.

– Вы знаете, доктор Стурлссон, я не заметил ничего особенного. Роза никогда не была какой-то тревожной или слишком активной, не думаю, что ей вообще нужен этот эффект…

– Он необходим для того, чтобы у неё не случилось очередного приступа психоза, – пояснил Ротенгофу Корнелий и заглянул в свои записи, – вы ведь не были с ней тогда во время приступа?

Глаза Эдуарда скользнули вниз и влево, задержавшись там. Он успокоился и погрустнел. Наконец после непродолжительной паузы он произнес:

– Я был лишь после… Но она была нормальная, она все понимала, доктор Стурлссон… ― Ротенгоф опустил голову в раздумье, ― я не знаю, можно ли верить всем этим девушкам, которые видели…

– Ну, с этим мы разберемся, не беспокойтесь, господин Ротенгоф! ― Корнелий располагающе улыбнулся и снова опустил глаза в записи, ― Как Роза реагирует на окружающий мир чаще всего? Бывает, что она плачет или смеется? Может, сильно взволнована?

– Нет, никогда не видел слез у неё на глазах, даже в детстве, ― отец Розы нахмурился, очевидно, задумавшись, что это странно, ― она никогда не хохочет, только если ехидно усмехается. Кажется, будто мир вокруг ей безразличен. А если она и взволнована, то только по какому-то неведомому другим поводу.

– Очень хорошо, ― кивнул Стурлссон, и записал на свою страницу под названием «Р. Ротенгоф» «снижение аффекта», ― так, продолжим: как у неё обстоят дела с семьей? Со сверстниками? Я заметил, она не слишком общительная, и я даже сказал бы, скрытная…

– Да, можно сказать, скрытность ― это одна из доминирующих черт её характера, но разве это плохо, доктор Стурлссон? Я думаю, в наше время, чем меньше ты о себе, рассказываешь, тем меньше эту информацию могут использовать против тебя.

– Хм, вы правы, господин Ротенгоф, но в её возрасте молодые люди обычно стремятся поделиться с миром своими переживаниями, заявить о себе в социуме. Она ведь учится в университете, неужели у неё нет друзей, мальчиков?

– Корнелий, я её отец, а не подружка, она не делится со мной такими вещами, ― Эдуард прищурил глаза, а затем печально вздохнул, ― последний год, мы очень отдалились друг от друга… Из-за работы я должен был жить некоторое время в Берне…Мне очень жаль, но я ничего не знаю об её университетских приятелях. В разговорах она никогда никого не упоминала.

– Ничего страшного, Эдуард, у вас ещё есть время узнать получше свою дочь! ― Корнелий записал «скрытность», и снова с улыбкой взглянул на поникшего мужчину, ― а в детстве у неё были друзья?

– Нет, ― однозначно ответил Эдуард, ― она всегда была сама по себе, ей будто в голову не приходило играть с другими детьми, да и они как-то сторонились её. Роза всегда сама находила, чем себя занять. Лидия уговаривала её с кем-нибудь подружиться, но её слова никак не повлияли на нашу дочь. Роза больше любила складывать пазлы, разгадывать судоку и считать примеры. Задачи она, конечно, тоже любила, но примеры она находила более отвлеченными от жизни.

– Роза учится в университете на факультете математики и естественных наук. Какие предметы её интересуют больше всего?

– Астрономия, астрофизика, астробиология…

– Понятное дело. А как у неё с успеваемостью?

– Знаете, доктор Стурлссон, когда Роза только пошла в школу, мы думали с Лидией, что она станет каким-нибудь вундеркиндом! ― Эдуард усмехнулся с простодушной улыбкой, ― но потом, я не знаю, она будто быстро поняла, что к чему. Что отличников все время отправляют на олимпиады, всякие конкурсы, просят списать, ну вы понимаете… А Роза просто хотела, чтобы её оставили в покое. Она хоть и решала на отлично, но только то, что требовалось, никогда не зазнавалась и не отвечала, пока не спросят…

Эдуард замолк, анализируя сведения из прошлого. Корнелий с интересом ждал продолжения.

– Мне кажется, что учеба Розу не интересовала. Она и не доставляла ей особых хлопот, но и воодушевления не приносила. Моя дочь говорила, что в школе, ей дают не то, что она хочет знать.

– А что её на самом деле интересовало?

– Космос.

Не дав Корнелию произнести последние звуки его вопроса, Эдуард выдохнул это слово, как последнее дуновение ночного воздуха в форточку перед рассветом. Стурлссон замер, словно ощущая на себе ледяной вакуум названного объекта. Бескрайним взглядом пустых глаз Ротенгоф посмотрел в окно, совсем как его дочь на приеме у Корнелия. Врач заприметил эту особенность.

– В изучении космоса можно найти все ответы, которые волнуют человека, вам так не кажется, доктор? ― Эдуард чуть прищурил глаза и вдохновлённый мыслью взглянул на Стурлссона, который хотел что-то возразить, но, не дав ему возможности, продолжил, ― все исчезнет в беспросветной бесконечности, и люди, и планеты, и звезды, и черные дыры, и даже фотоны света… В какое пространство это все денется, и в пространство ли? Уж если мироздание и подчиняется единым законам и имеет свое начало, то искать его стоит в небесной вышине, ― произнес мужчина и задумчиво поднял глаза наверх, ― сколько вопросов без ответа… Мы даже не знаем, где находимся, Корнелий! Планета Земля, Солнечная система, суперсистема Альциона, созвездие Плеяд, рукав Ориона, Галактика Млечный Путь, Местная группа галактик, Сверхскопление Девы, Галактическая нить Ланиакейя, Стена Рыбы-Кита, Вселенная? А что дальше, доктор?

Корнелий лишь пошлёпал губами после тирады космических объектов Эдуарда и решил не исключать пока «генетический фактор» в истории болезни Розы.

– Вы часто общаетесь со своей дочерью на подобные темы? ― Стурлссон отложил ручку и подпер подбородок пальцами.

Прежде чем ответить Ротенгоф вздохнул, посмотрел вниз и поджал губы, а затем, не поднимая глаз и уводя их куда-то в сторону, с сожалением произнес:

– Мне кажется, это я виноват во всем… в этих её мыслях… Корнелий, я думаю вам известно о моей работе…

– Конечно, господин Ротенгоф, около трехсот спутников вашей компании кружат вокруг орбиты Земли, а ваши пилотируемые космические корабли нового поколения летают дальше Луны! ― восторженно поделился Корнелий своими знаниями о кампании «Ротенгоф корпорейшн».

– Верно, чуть дальше Луны… ― с горечью произнес Эдуард, но, отбросив печальные раздумья о недостигнутых целях, продолжил, ― вы понимаете, Корнелий, я был бы плохим отцом, если бы не познакомил свою дочь с космосом…

– Вы правы, господин Ротенгоф, ― мягко произнес Корнелий, ― вы сделали все верно. Это уже особенности психики Розы. На месте её бредовых идей мог бы быть не космос, а что-нибудь другое, например, за последние пять лет развелось так много ипохондриков среди молодежи! Каждый десятый убежден, что болен какой-нибудь неизлечимой болезнью! Анализы ничего не подтверждают, а они все требуют и требуют дальнейших поисков! В лучшем случае таких «больных» присылают ко мне, а в худшем высасывают из них деньги за ненужные лекарства и прочее…

Вдруг совсем близко прогремела гроза, и молния сверкнула своей опасной вспышкой в окне полутемного кабинета Стурлссона. Корнелий вздрогнул и вскрикнул одним вздохом.

– Боитесь грозы, доктор? ― как-то таинственно поинтересовался господин Ротенгоф, спокойно откинувшись на кресло, будто это была не гроза, а телефонный звонок.

– А вы?

– Знаю, что надо бы, гроза такая опасная, но меня всегда почему-то наоборот тянет на улицу, ― Эдуард посмотрел в окно, мечтательно выходя мыслями из кабинета Корнелия.

– А Роза боится грозы?

– В нашей семье только Лидия верещит под звуки грома, а мы с Розой обычно над ней смеемся, ― мужчина усмехнулся, вспомнив давние и примечательные моменты из жизни.

– Как у вас отношения с женой? Сколько лет вы с Лидией состоите в браке?

Улыбка тут же спала с лица Эдуарда, и его брови снова сошлись в напряженной угрюмости, ― Двадцать лет. Мы были так молоды, когда я сделал ей предложение…

«О чем я думал?» ― с сожалением попытался дать оценку Ротенгоф решениям своей юности.

– О, у вас сейчас непростой период в жизни: ответственная работа, взрослая дочь, стареющая жена…

Теперь вздрогнул Эдуард, но сейчас же унял свои телодвижения. Он сжал челюсти, приготовившись к «опасному» вопросу от доктора Стурлссона.

– Кризис среднего возраста, я имею в виду, ― Корнелий раскинул руками, делая вид, что пропустил мимо эту вспышку страха, внезапно прокатившуюся по телу мужчины.

Напряженные плечи Эдуарда упали вниз, он несколько раз неравномерно поморгал и снова расслабился.

– Что, доктор, разве я похож на человека, который не добился своих целей? ― мужчина ухмыльнулся, подперев губы согнутым указательным пальцем, но в его глазах мелькнула печаль.

– Вы один из самых успешных ученых и предпринимателей этого десятилетия, но счастливы ли вы? ― Корнелий опёрся локтями на стол, внимательно вглядываясь в лицо сидящего перед ним Эдуарда. За мгновение на его лице пробежало несколько разных эмоций, от тоскливой улыбки до обиженно поджатых губ. Мужчина хотел что-то сказать, но остановил себя. Ротенгоф сидел с приоткрытым ртом начатой фразы до тех пор, пока не согнал с лица лишние эмоции.

– Честно сказать, отношения с женой оставляют желать лучшего… ― равнодушно произнес он, ― но мы здесь, вроде как, говорим о моей дочери?

– Всё верно, господин Ротенгоф, но ваши взаимоотношения оказывают непосредственное влияние на становление характера Розы. Обстановка в семье ― это очень важный аспект взросления ребенка. Родители ― это агенты первичной социализации…

– Доктор, вы слышите? ― Эдуард прервал нравоучительную речь Корнелия, который, наверняка, хотел сказать ещё не менее пяти предложений по поводу влияния семьи на ещё не сформировавшуюся личность.

– …Э, дождь? Гром? ― непонимающе спросил Стурлссон.

– Нет, не это… Розу не слышно. Двадцать минут назад ещё гремела керамическая посуда, и скрипели половицы, но теперь тишина… ― отец девушки настороженно посмотрел на двери.

– Не понимаю о чём вы, ― Корнелий нахмурился и подтянул очки к носу, ― я и двадцать минут назад ничего не слышал.

Доктор намеревался продолжить свой опрос, но Эдуард вскочил с кресла и помчался двери, что-то гневно бормоча себе под нос.

Эдуард бормотал, что Корнелий излишне глуховат, но тот, разумеется, не расслышал, а лишь привстал за столом от неожиданных движений мужчины.

Ротенгоф выбежал из кабинета и в одно мгновение свернул на кухню.

Окно было распахнуто настежь, измоченные дождем занавески жалко трепыхались от неистовых порывов ветра, небольшой табурет был пододвинут к подоконнику, на нем неумолимо ширились лужи, наплаканные злыми облаками. На столе стояла пустая кружка, каждая из трех пачек печенья разных сортов пустовала наполовину, крошки, сносимые сквозняком, балансировали на краю стола. Розы не было.

Сквозняк пробежался и по коже Эдуарда, поглощая его тело своими зыбкими тревожными объятьями. Мужчина растерянно запустил руки в волосы, его глаза бегали по углам.

В это время на кухню подоспел Корнелий, который заподозрил, что что-то всё же произошло.

– Боже, мой! ― воскликнул Стурлссон, прикрыв рот рукой.

Он хотел добавить «Мои занавески», но вовремя удержал этот эмоциональный порыв, посчитав неуместным в данной ситуации беспокоиться о занавесках.

– Куда она могла исчезнуть? ― Корнелий то ли спросил у Эдуарда, то ли размышлял вслух.

У него было лишь одно предположение, что у Розы случился очередной приступ психоза и она могла отправиться туда, куда позовут её голоса.

– В какой стороне у вас лес? ― Ротенгоф обратил к доктору сжимаемый беспокойством мрачный взгляд.

– Что? Лес? Лес там, ― не слишком быстро сообразив, Корнелий все же указал рукой прямо по направлению открытого окна.

Не успел он поинтересоваться у Эдуарда, почему тот спросил именно про лес, как мужчина уже летел через подоконник.

– Господин Ротенгоф, куда вы! Гроза прямо над нами! ― доктор испуганно сиганул к окну, срывающимся голосом крича Эдуарду в след.

– Я намерен найти свою дочь, доктор Стурлссон! ― заглушая раскаты грома, ответил мужчина Корнелию и скрылся за калиткой.

«Господи, что же творится! Что же творится!» ―оставшийся один у распахнутого окна Стурлссон нерешительно переминался с ноги на ногу. На нем был любимый свитер с вязкой «косичка» и замшевые ботинки, он боялся грозы и ненавидел ходить под дождем, но любопытство и боязнь за господина Ротенгофа и его дочь подогревали желание отправиться следом, даже не беря с собой зонтик.

Корнелий сделал ещё несколько вздохов для смелости и подбежал к окну, но тут же передумал, потому что, если бы он в силу своей возрастной неуклюжести застрял в окне, воодушевление продолжить это приключение так и осталось бы в пределах его дома. Поэтому доктор Стурлссон стремительно, но более осторожно вышел через дверь, отправившись за господином Ротенгофом.

Покинув участок, доктор заприметил молниеносно удаляющуюся белую рубашку Эдуарда. Она почти полностью намокла и готова была в мгновение разойтись от яростных движений сильных рук, разрезающих порывы воздуха на пути мужчины.

– Господииин Ротенгооооф! Подождите!!!! ― задыхаясь и вопя изо всей силы, нёсся Корнелий по лужам и мокрой траве.

На четвертую попытку позвать без оглядки бегущего спринтом Эдуарда, тот наконец оглянулся и увидел размахивающего руками во все стороны доктора. Ротенгоф чуть улыбнулся не бросившему его в беде доктору и немного замедлил свой скоростной шаг.

Терзаемый одышкой Стурлссон вскоре настиг Эдуарда. Не давая доктору расслабиться, Ротенгоф с прежней силой продолжил забрызгивать грязью свой дорогой костюм.

Прямо над головой зловеще прогремел голос грозы. Корнелий вздрогнул и побежал, неминуемо отставая от своего спутника.

Вскоре они приблизились к лесу.

– Почему вы думаете, что она именно здесь? ― переведя дух, спросил Корнелий у застывшего около первой сосны Эдуарда.

– Такое уже случалось…прошлым летом… Лидия мне рассказывала… В её голосе трепетал страх… ― произнес он, делая шаг на встречу сосновой чаще, ― я не уверен, что она здесь, но другого предположения у меня нет. А у вас?

– Нет… ― Стурлссон мотнул головой.

– Чувствуете, как гром зовет сюда, словно его источник в самом сердце леса? ― Ротенгоф загадочно оглянулся на доктора и растворился среди деревьев.

Корнелий, конечно, не чувствовал, но тоже решил раствориться. Несколько минут они молча шли вперед, задевая всякую растительность одеждой и волосами. Эдуард не обращал внимания, как ветки хлестали его по лицу, а Корнелий с омерзением морщился каждый раз, как мокрый листочек какого-нибудь пакостного кустарника дотрагивался до его руки.

Переполненный брезгливостью Корнелий не заметил, как остановился господин Ротегоф, и врезался ему в спину. Мужчина покачнулся, но не обратил внимания. Он завороженно смотрел вверх.

Корнелий протер забрызганные каплями дождя стекла, надел очки и тоже поднял голову.

На вершине сосны вниз головой, словно спящая летучая мышь, висела Роза. Она держалась за ветку одними ногами, а усталость мышц и прочие неприятные ощущения, по-видимому, совсем не беспокоили девушку. Мокрые волосы свисали с её головы в двадцати метрах от земли и слегка покачивались от воздушных порывов на высоте. Дождь стекал по лицу. Глаза фрау Ротенгоф были умиротворенно закрыты.

– Роза… ― вырвалось из груди потрясенного Эдуарда.

Роза услышала то, чего меньше всего хотела услышать. Если раздался этот звук, значит весь путь, который она проделала сюда, был зря. А так непросто залезть на сосну.

Девушка медленно открыла глаза, зная, что ожидает её за веками. Внизу под ногами клокотало суровое грозовое серо-синее небо, а капли воды уносило наверх, там же качались от сильного ветра другие сосны и мокрая трава клонилась к земле. Роза чуть запрокинула голову и увидела, как у ствола дерева, с вершины которого она могла наблюдать, – её отец в рассерженной панике махал руками, а рядом бесцельно мялся доктор Стурлссон, опасливо поглядывая на неё.

– Роза! Боже мой, что ты творишь! ― кричал Эдуард дочери с земли, ― спускайся сейчас же!

Мужчина разъяренно треснул кулаком о ствол. По дереву пробежала глухая волна его удара, гром вторил гневу Эдуарда. Роза лишь закатила глаза, как будто её отвлекали от увлекательной лепки из пластилина, чтобы она помыла посуду.

Ротенгоф намеревался лезть за ней. У его дочери по этому поводу были смешанные чувства.

«Я конечно рада, что ты так заботишься обо мне, пап, и понимаю, что любой нормальный родитель был бы в ужасе, если его ребенок висел бы на дереве верх ногами в паре десятков метров от земли, но, пожалуйста, не сейчас! ― девушка чуть качнулась на ветке и ухватилась за неё одной рукой, ― эх, ладно, все равно, уже не имеет значения…»

– Господи, Эдуард, что вы… ― испуганно воскликнул Корнелий, бегая вокруг мужчины, закатывающего рукава и выбирающего за что ухватиться на облезлом стволе сосны, ― Вы собираетесь наверх?!

– Именно так, ― процедил Эдуард сквозь зубы, вставая на какой-то гнилой пень.

Найдя не слишком примечательный сучок сомнительной прочности, мужчина резким прыжком оторвался от земли и ухватился за него, поднимаясь чуть выше и цепляясь за соседний. Мокрая и забрызганная грязью рубашка треснула по швам от такой экстремальной активности. Ротенгоф медленно поднимался вверх, опасливо опираясь ногами на хилые сучки и держась руками за более внушающие доверие. Редкие капли дождя ударяли ему в лицо, мужчина жмурил от них глаза, периодически отбрасывая мокрые волосы, прилипающие к лицу. Корнелий продолжал бегать внизу, хотя, наверное, сам знал, что даже белку, упавшую сверху, поймать бы не смог.

Роза тем временем присела на ветке, как птица, ожидая, когда могучий родитель взгромоздит её к себе на спину.

Эдуард добрался до кроны. Он ухватился за сук, переводя дух.

– Роза, держись, ― мужчина протянул ей руку.

Девушка как можно сильнее сжала локоть отца и перепрыгнула с ветки к нему.

– Держись за плечи и не отпускай меня, пока не приблизимся к земле, ― сказал он ей, аккуратно пробуя на прочность другие сучки под ногами.

– Хорошо, отец, ― прошептала она ему в ухо, чуть касаясь влажной от дождя кожи.

Роза обвила ногами бедра мужчины со спины, перекинула одну руку через шею, ухватившись цепкими пальцами за плечо, а вторую положила на ритмично сокращающийся от напряжения торс. Её ладонь чувствовала тяжелое дыхание Эдуарда и перекатывающиеся под мокрой одеждой упругие мышцы пресса.

Ротенгоф прерывисто выдохнул, с трудом сглотнул, чуть покачнулся, а затем продолжил уверенно двигаться к земле.

Оставалось всего пять метров, когда неожиданно все стало ослепительно ярким и громким, будто в уши стрельнули из пистолета.

«Небо падает, небо падает, лес, лес, лес, распад атомных ядер, поглощение живых частиц энергией, энергией, E=mc², эволюция, преобразование энергии вселенной…ох, Эдуард…» ― вот как могла охарактеризовать Роза то, что происходило у неё в голове в тот момент, когда она в свободном падении летела вниз.

Девушка упала спиной на землю, размышляя о том, что всё же это лучше, чем ничего. Она повторила вслух, как заклинание, ещё раз этот набор слов, чтобы лучше запомнить. Эти первичные словесные ассоциации ― всё, что оставалось от образов, ускользающих из её сознания.

Роза хотела начать повторять по второму кругу, но на «…энергией, энергией» внимание девушки отвлекла в суматохе бегающая вокруг чего-то лежащего на земле мужская фигура. По его неловким движениям было понятно, что это не кто иной, как доктор Стурлссон. Стурлссон бегал вокруг Эдуарда. Тот не шевелился. Корнелий присел рядом, постаравшись выбрать более чистое место. Как только Роза смогла оценить текущую ситуацию, она молниеносно вскочила и уже через мгновение стояла рядом.

Тело её отца не шевелилось, но глаза были открыты. В них взрывался сонм ужаса, благоговения и какой-то неведомой безграничной силы, которой было тесно в его глазных яблоках, потому она заставляла бешено носиться его зрачки без какой-либо особой траектории.

Роза отогнала Корнелия, который силился оказать первую помощь, и встала на колени рядом с Эдуардом. Сердце мужчины стучало со скоростью пулеметных выстрелов, но грудная клетка не поднималась, словно страх сковал его легкие, не позволяя вдохнуть. Лицо Ротенгофа краснело, сухожилия на шее изогнулись под кожей, ноздри механически раздувались, пытаясь своей силой втянуть воздух.

Девушка аккуратно взяло лицо отца в свои ладони.

– Эдуард! ― сказала она очень серьезно, нахмурив брови и пытаясь остановить на себе неуемный бег его значков.

– Эдуард! ― повторила она, почти крича на отца.

Роза ощущала, как сжимались мышцы его челюсти. Она приблизила свое лицо к лицу мужчины, почти касаясь своим носом его, и со злобным напряжением в голосе процедила сквозь зубы:

– Эдуард!

На мгновение она поймала его взгляд. Эдуард дернулся и, чуть сгибаясь в непроизвольном импульсе, втянул воздух, будто несколько минут провел под водой. Роза только успела отодвинуться. Ротенгоф, всё ещё тяжело дыша, снова лег на землю. Его немного потрясывало.

Руки девушки проскользнули по его влажным от мокрой травы плечам, и Роза поднялась на ноги, кивком головы показывая доктору Стурлссону продолжить приведение в чувства её отца.

Грудь Эдуарда высоко и часто поднималась, ноги ерзали по земле, он ворочал головой по сторонам, но ничего не говорил. Стурлссон снова присел рядом с ним и, пытаясь смирить непроизвольные движения его тела, стал наговаривать что-то умиротворяющее. Роза повернулась к лесу, вдыхая запах уходящего дождя.

Эдуард перестал дергаться и почти пришел в себя, поэтому доктор Стурлссон решился оповестить его о произошедшем:

– Господин Ротенгоф, всё в порядке, главное ― вы живы, сквозь вас ведь прошла молния…

– Что? ― осипшим голосом заговорил мужчина, приподнимаясь на локтях.

– Ну, пока вы спускались с дерева, в вас попала молния, вы упали на землю и пролежали тут около двух минут в полусознательном состоянии…

– А что с Розой? ― Эдуард беспокойно огляделся.

– С ней все хорошо, ― сказал Корнелий, чуть отклоняясь в бок, показывая мужчине его дочь, ― ей удалось привести вас в чувство.

Ротенгоф нахмурился, отвел глаза в сторону, словно заглядывая внутрь себя, что-то мысленно произнес, едва заметно мотая головой.

– Это не могла быть молния…― сказал он, не поднимая глаз, ― я не чувствовал удара тока, я не чувствовал боли, ничего…

– Хоть такое и случается, однако молнии ударяют в людей не слишком часто, и у всех разная реакция, ― говорил доктор, помогая мужчине присесть, ― вам крупно повезло, что вы остались живы! Конечно, вполне вероятно, что у вас могут быть головные боли, шумы в ушах, шрамы от разрыва сосудов в виде фигур Лихтенберга…Ожоги?

Стурлссон внимательно осмотрел сидящего Эдуарда, который затем тоже решил поинтересоваться своим внешним видом. Однако оба увидели лишь подгоревшую штанину.

– Вы точно уверены, что это была молния? ― недоверчиво взглянул Ротенгоф на врача, совсем приободрившись.

– Я же своими глазами видел! Это была вспышка с неба… И прямо в вас! И все вокруг на мгновение стало такое яркое! И вот уже вы летите вниз, ― глаза Корнелия были распахнуты пугающими воспоминаниями.

– А как же моя дочь? Молния бы прошла и через неё тоже.

– Может, она упала раньше, чем вас ударило?

– Нет, это какая-то бессмыслица, ― пробубнил мужчина, поднимаясь с земли.

Корнелий хотел его подхватить, но Эдуард ловко справился сам.

– Роза? ― чуть качаясь, Ротенгоф позвал дочь.

– Я тоже видела это, ― тихо произнесла девушка, не оборачиваясь, но повернув голову влево.

«Что?» ― застыло на губах Эдуарда.

– Господин Ротенгоф, давайте скорее возвращаться, думаю, нам стоит вызвать скорую помощь! ― перебил его Корнелий.

– Нет, не нужно скорую, я в порядке, ― Эдуард замотал головой, ― я нормально себя чувствую, правда.

– Но у вас может быть болевой шок! ― Корнелий опасливо заохал.

– Хорошо, я согласен, пойдемте отсюда, а если это будет необходимо, то вызовем врачей…― утомленно сказал Эдуард, поворачиваясь в сторону дома Стурлссона.

Неохотно сняв с себя любимый свитер, Корнелий протянул его извозившемуся в земле мужчине, ― наденьте пока, а то простудитесь.

Ротенгоф задержал взгляд на лице доктора, и, узрев тоскливое прощание, перевел глаза на чистые бежевые шерстяные косички:

– Да, нет, мне не очень холодно, я не хочу пачкать ваши вещи, лучше подожду до вашего дома, а там я не откажусь от душа и чистой одежды.

Эдуард протянул свитер обратно, и блеск радости, тщательно скрываемый Корнелием, промелькнул в его газах.

– Разумеется, господин Ротенгоф! ― ответил он оживленно.

Стурлссон пропустил Розу вперед за отцом, чтобы проследить, как бы она опять чего не учудила, потому что ни он, ни господин Ротенгоф не хотели бы сегодня снова пробежаться по лесу под дождем.