Read the book: «Игра на выбывание», page 13

– Вот как, – протянул он таким тоном, будто что-то вдруг про Алису понял. – И как вам такая жизнь?

– Честно говоря, не очень, – ответила Алиса сдержанно.

– Поэтому вы и убегаете?

– Почему – поэтому?

– Потому что боитесь запутаться в своих масках. С вас сорвали одну из них, и вы сами не знаете, кто под ней прятался. Не хотите разобраться?

– В чём?

– В том, кем вы можете быть, – пространно ответил Давид. – Кем быть хотите.

Алиса недоверчиво ухмыльнулась.

– Вы придаёте слишком много значения всем этим… – она запнулась, нащупывая нужное слово, и на ум пришла меткая характеристика Шемелина: – Декорациям. Костюмам. А по факту это просто… просто сборище. Сборище обычных людей.

– Но все мы и есть просто люди. Не имена и фамилии, не чины и звания, а просто – люди. И я дарю всем моим гостям это право: одну ночь в году быть обычными людьми.

Он пошарил в кармане и вынул на свет связку из двух небольших ключей на увесистом кольце из металла, протянул Алисе и миролюбиво улыбнулся.

– Отправляйтесь наверх, вас проводят и выслушают все ваши пожелания. Позвольте себе забыть обо всём, что находится за пределами этих стен.

Давид поманил жестом руки одного из маячивших невдалеке швейцаров.

– Но ведь туда придёт и… – она прочистила горло, не договорив.

– А вы этого не хотите?

– Вы знаете, кто это?

– Знаю, – прохладно улыбнулся Давид. – Но если вы хотите узнать у меня имя, я не стану его вам называть.

– А если… – прикусила Алиса губу в нерешительности, – а если он спросит у вас моё?

– Мой ответ будет таким же, – уверил её он.

Алиса подняла глаза к окнам над крыльцом, в которых горел свет.

– Вы ведь пригласили сюда не меня, – вдруг сказала она, припомнив их встречу возле клуба накануне. – Вы приглашали Кару.

– Вы, кажется, весьма проницательная особа.

– Раз вы устроили этот приём, как тот ваш князь или кем он там был… То это, – она тряхнула смятым в пальцах шифоновым платком, – должно было оказаться у неё. Разве нет?

– По-моему, он откровенно жульничал, – ответил Давид, хитро улыбнувшись. – И лишал себя этим удовольствия наблюдать таинство встречи двух судеб.

– Так вам нравится наблюдать? Кажется, для этого есть специальное название…

– Мне нравится магия этого места. И, прошу вас, не бойтесь проклятий. Могу вас уверить: все, кто проводил там ночь, – он красноречиво скосил глаза кверху, – до сих пор живы, здоровы и даже… – Алиса видела, как он чуть хищно ухмыльнулся, – не отказали себе в удовольствии снова посетить это, как вы выразились, сборище.

– По-моему, это всё больше напоминает слёт каких-то извращенцев, которым нравится наряжаться в платья и спать с незнакомыми людьми.

Давид чуть склонил голову к плечу.

– Вот вы и позволяете себе быть собой, – кратко резюмировал он. – Говорите, что думаете. И не прячетесь за лживыми отговорками.

Алиса, усмехнувшись, промолчала.

– Идите… – он сунул ей в ладонь холодный металлический ключ. – А если вы хотите избежать встречи с остальными гостями, вас проведут через флигель.

– Я хотела бы… – Алиса сглотнула навязший в горле ком, не веря тому, что вот-вот согласится на его предложение. – …поговорить с Карой… с Кариной Валерьевной.

– Ей передадут, – кивнул Давид.

Алиса несмело шагнула за швейцаром, направившимся к одной из простых деревянных дверей продолговатого здания одноэтажного флигеля по левую сторону от них, стены которого надёжно ограждали внутренний двор.

– Вы чего-нибудь желаете? – почтительно опустив голову, спросил он, когда впустил Алису внутрь просторного помещения с высокими потолками.

Она прошла под тяжёлой портьерой, скрывавшей небольшой дверной проём, куда и вёл длинный коридор флигеля, а затем молча осмотрелась.

Стены здесь, обитые багровыми шелками, были сплошь увешаны полотнами в позолоченных багетах, и с них на Алису где с чинной напыщенностью, где с озорством, где с романтической меланхолией во взгляде смотрели одетые по моде прошлых веков женщины, чьи глаза и лица помутнели, сделавшись под толщей не замедляющего бег времени пергаментно-серыми.

Её внимание привлёк один – самый большой (высота его была, наверное, немногим меньше Алисиного роста) и самый искусно написанный – портрет: женщина с печально-синими глазами взирала на главные покои особняка с мрачным предчувствием беды.

Алиса провела пальцами по резной раме, а затем коснулась фарфорово-белых запястий, кротко сведённых вместе возле утянутой корсетом талии. Хотела будто ощутить тепло кожи, но вовремя опомнилась. С неловкой улыбкой тряхнула подбородком и ступила назад: героиня на холсте казалась по-настоящему живой. И только недвижимый взгляд напоминал, что это всего лишь бездушный двойник из масла и лака на холсте, намного переживший ту, с кого портрет когда-то писался.

– Это она? – спросила у швейцара, не отводя глаз от полотна.

– Да, сеньора, – донеслось сзади.

Алиса присмотрелась и к портретам поменьше, вблизи теперь поняв, что на каждом из всех них была изображена она же – эта грустная темноволосая женщина с лицом, белым от страха перед надвигающейся трагедией.

– Честно говоря, я бы что-нибудь съела… – прогнав дурные мысли, обернулась она к швейцару.

– Ужин подавать на двоих?

– На двоих? – переспросила она и тихо выдохнула, набираясь решимости. – Да, пожалуй. На двоих.

Очевидно, этим простым вопросом швейцар хотел уточнить, желает ли Алиса, чтобы сюда явился Шемелин. Сомневалась она недолго: поужинать с ним она, пожалуй, вполне могла, раз уж до сих пор не убралась из этого странного места.

– Спальня там, сеньора, – по-своему истолковав её ответ, указал швейцар рукой в белой перчатке на высокую дверь из дорогого по виду дерева в стене напротив портрета, который Алиса секунду назад рассматривала.

– Там только одна постель?

– Одна, сеньора. Спальня отперта, но ключи у вас. Тот, что больше – от дверей флигеля. Вторым можно запереть спальню снаружи и изнутри, если вам будет угодно.

– Что ж, понятно, – дёрнула Алиса уголками губ в понимающей улыбке. – А если я захочу уйти?

– Тогда вам немедленно подадут машину. Я буду здесь на случай, если вам понадобится что-нибудь ещё, – приоткрыв те створки, что служили, очевидно, главным входом в покои, проинструктировал её швейцар и скрылся из виду.

Алиса прошагала к большому овальному столу и обессиленно упала на обитый мягким велюром стул с витыми ножками и высокой деревянной спинкой. Вид из окон и впрямь открывался завораживающий: тот самый парк ночью был окутан непроглядной тьмой, но вдоль дорожек трепетали огоньки.

Давид был прав: время здесь остановилось. И эта женщина, что неподвижно смотрела на принадлежавшие ей по праву покои, навеки осталась хозяйкой этого места.

– Красиво, – присвистнула Кара, и Алиса вздрогнула от её неожиданного появления.

Та плавной походкой прошлась по помещению и с важным видом уселась за стол напротив Алисы. Портрет, в который Алиса пристально взглядывалась, потеряв времени счёт, оказался за спиной Милославской – так, что нарисованные глаза вперились в темноволосую макушку Кары.

– Ты знала, что он здесь будет? – спросила Алиса без экивоков.

– Нет.

– Он тебя узнал?

– Конечно, – откинулась она на спинку стула, вздёрнув один уголок губ.

– А меня?

– Не думаю. Но зато страшно разозлился, когда понял, что ты куда-то делась.

Алиса почувствовала внутри прилив странного тепла, и не дающая покоя картинка Кариного поцелуя с Шемелиным растворилась в тумане; но виду она подавать, конечно, не стала.

Главные двери снова распахнулись, и внутрь тенями вплыли официанты с серебряными подносами в руках. Несколько минут у них ушло на то, чтобы расставить на парчовой скатерти угощения в изысканной посуде, и всё это время она молчала. Молчала и Кара, сверля Алису пронзительно-синим взглядом. Взглядом, предвещавшим беду…

…или это в полумраке покоев перед глазами Алисы образ Милославской уже смешивалось с женщиной на портрете?..

Кара тем временем потянулась к блюду с фруктами и небрежно сорвала с ветки виноградинку, отправив её в рот.

– А ты здесь кого-то ждёшь, да? – покосилась она на сервированный для двоих ужин. Официанты удалились так же неслышно, как и пришли. – Не меня ведь…

Алиса прикусила губу. Отвечать не хотелось то ли от стыда, то ли от страха, что Милославская попытается ей помешать. Она бросила на стол алый платок, который мяла в руках, а Кара понятливо ухмыльнулась, решительным жестом скинув маску с лица.

Они были действительно похожи в этой своей классической красоте – Милославская и старинный портрет над её головой.

– Значит, ты всё-таки решила сыграть в эту игру? А я ведь тебя предупреждала…

– Сама ты собственные предупреждения предпочитаешь игнорировать, – парировала Алиса, внимательно глядя Милославской в лицо: тонкие ноздри нервно вздрогнули.

– Ревнуешь? – настороженно склонила та голову вбок. – Всё хуже, чем я думала.

– Мы только поужинаем, и я уйду.

– Отчего же не уйдёшь прямо сейчас, если не хочешь…

– Может, это ты ревнуешь? – спросила Алиса напрямую, не дав Милославской договорить.

– Мне уже всё равно, – безучастно пожала плечами Кара. Верилось в это с трудом: подбородок у неё словно от обиды чуть выпятился вперёд.

– Но было не всё равно?

Та побуравила Алису сосредоточенным взглядом, а затем, подняв перед собой бокал с кроваво-бордовым вином, над чем-то секунду посомневалась, наблюдая за плещущейся жидкостью, и осушила всё одним глотком. Горько на секунду скривилась, но тут же лицо её приобрело благостное выражение.

– Было не всё равно.

– О чём вы говорили в клубе? Я видела вас. Туда ты тоже пришла специально для того, чтобы встретиться с ним?

Кара улыбнулась со зловещим коварством.

– Это уже не имеет никакого значения. Для него, по крайней мере.

– Вы ругались. А потом тебя выгнали вон. Что произошло?

Кара встала, выпрямившись в полный рост, и подошла к окну, замерев спиной к Алисе.

– Знаешь, а ведь я ему этого не прощу, – веско чеканя каждый слог, заявила она после нескольких минут молчания. – Слишком уж много он о себе возомнил. Это ведь я делала за него всю грязную работу, а он… Он не удосужился проявить ко мне хоть каплю уважения. Считает, что я ему не враг. Что не смогу ничего сделать, потому что я его… – Милославская запнулась, и красивые черты исказились в безобразной гримасе. – Нет. Чушь. Мы ещё посмотрим, Алиса, кто кого…

– О чём ты говоришь, Карина? – Алиса и сама поднялась с места, почуяв перемену её настроения. Полумрак комнаты стал плотнее и гуще.

Милославская развернулась к ней лицом.

– Я больше не работаю в компании, – беззаботно пропела она так, будто сообщала прогноз погоды.

– Почему? – опешила Алиса.

– Он меня уволил.

– Когда?..

– На следующий день после того, как ты уехала из офиса с ним, Алиса.

– Но… но за что?.. – Алиса недоговорила.

Милославская сделала несколько плавных шагов ближе и остановилась на расстоянии вытянутой руки. От неё пахло вином и яростью; синие глаза сверкали угрожающим огнём.

– Он вышвырнет тебя так же, как вышвырнул меня. Получит то, что ему нужно, и – адьё. Уезжай отсюда, Алиса. Пока не поздно – уезжай.

Милославская схватила её за руку, но Алиса, опустив взгляд, выдернула свою ладонь из её холодных пальцев. Всё её существо вдруг отчаянно воспротивилось, едва она услышала в Карином голосе набившие оскомину ноты категоричного приказа.

– А знаешь что, – затрясла она головой и тихо засмеялась. – Не хочу я вас всех слушать. И поступать буду так, как решу сама. Если ты просто ревнуешь, то… Это меня не касается.

– Сеньора, – послышалось со стороны двери. – Вы готовы начать ужин?

Они обе обернулись.

– Вы проведёте вечер втроём? – швейцар покосился на Кару.

– Нет, – припечатала Алиса, а Кара только горько усмехнулась. – Он не должен тебя здесь увидеть.

– Мадам может выйти через флигель, – предложил швейцар.

– Предлагаешь мне прятаться, как какой-то… – с досадой закатила Кара глаза.

– Ты обещала, что меня здесь никто не узнает, – стиснула зубы Алиса.

Кара прикрыла на секунду глаза.

– Ладно. Делай, что хочешь. Я поеду домой. А ты можешь приехать, когда… Когда закончишь, – она ядовито усмехнулась. Но в следующую секунду её лицо подобрело и смягчилось: – Знаешь, я ведь всего-то пришла развлечься и узнать, так ли здесь классно, как говорят.

– Ну и как? Ты под впечатлением? – сменила Алиса свой ожесточённый тон.

– Ерунда, – скривилась Кара. – Сборище извращенцев. Правда я совсем ожидала, что тебе придётся здесь по вкусу. В тихом омуте… – иронично протянула она и в небрежном жесте провела подушечками пальцев по кудрявому локону волос Алисы. – Ну, может, так даже лучше. Может, это он ещё пожалеет о встрече с тобой.

Кара бросила задумчивый взгляд в окно на сад в лёгкой дымке мерцающего света.

– Надо бы найти Давида. Он, кажется, не против познакомиться поближе.

– Я видела его в саду.

Кара улыбнулась одними краешками губ и обернулась к послушно ожидающему швейцару:

– Где там этот ваш… чёрный ход, – спросила она с толикой надменности и схватила со стола свою брошенную маску, но тут же покосилась на неё с пренебрежением и махнула рукой: – К чёрту.

– Я могу пригласить сеньора? – обратился к Алисе швейцар, раздвинув тяжёлые портьеры над проходом в коридор флигеля, куда секунду назад юркнула Милославская.

Алиса снова опустилась на стул, приняв напряжённую позу, и кивнула.

– Подождите, – спешно окликнула его она. – Можно… можно потушить свет?

– Совсем, сеньора?

Алиса оглянулась.

– Нет… Оставьте только свечи на столе. А остальные – затушите.

Когда вокруг стало ещё темнее, чем было, и едковато запахло дымком свечных огарков, Алиса дрожащими пальцами взяла хрустальный фужер за ножку и припала губами к ободку, перекатив на кончике языка щиплющую кислинку вина.

Что она собиралась делать, сама представляла весьма смутно. Ещё каких-то двадцать минут назад она была полна решимости бежать отсюда без оглядки; даже ведь не подумала о том, что ей в сущности некуда идти: попасть в Карины апартаменты без ведома хозяйки, конечно, не могла, а собственный дом слишком далеко, да и ключи от квартиры остались у Вани. У вахтёрши имелся дубликат; но будить старушку среди ночи, будучи в таком-то виде…

Ваня… Алиса прижала запястье к губам. Даже и думать о нём забыла, а он ведь ждёт её в загородном отеле, пока она здесь…

Пока она, Алиса, ждёт тут совершенно другого мужчину.

Ещё один большой глоток вина рассудительности мыслям не прибавил. Напротив: голову слегка кружило, и таким пустячным показалось сейчас всё, что находилось за пределами стен этих роскошных покоев со старинными картинами на стенах, с бархатными шторами длинною по несколько метров, в складках которых, казалось, запутались целые столетия, с накрытым изысканными блюдами столом в тусклом ореоле горящих огоньков. Алиса ощущала себя по меньшей мере героиней какого-нибудь бульварного исторического романа; и ей нравилось, что настоящая скучная жизнь – и скучный Ваня, и скучный офис, и даже сама скучная Алиса, – все остались где-то там, снаружи. Слишком далеко, чтобы иметь сейчас хоть какое-нибудь значение.

– А я думал, ты окончательно сбежала, – донеслось со стороны.

Она повернула голову на звук его бархатистого голоса и расправила плечи.

Она не видела его. Ни силуэта, ни лица – но продолжала цепко вглядываться в полутьму. Раздался шорох мягких шагов, и вот уже оранжеватый свет выхватил из мрака его фигуру.

Шемелин опустился за стол напротив. Он поднял серебристую крышку клоша, придирчиво оглядев заранее поданное блюдо, и Алиса последовала его примеру, вдохнув приятный аромат поджаристой мясной корочки.

– Продолжаешь играть в молчанку?

Алиса неопределённо пожала плечом, а он, издав тихий смешок, облизнулся.

– Мне нравится твоё упорство. Куда ты ушла?

Она стрельнула глазами в сторону – на сад за окном.

– Дышала свежим воздухом?

Она кивнула, снова приложившись к фужеру. Легкомысленность, которую дарило вино, разжигала под рёбрами азарт, и в этом пламени сгорал её былой – казавшийся теперь ужасно глупым – стыд. Под покровом таинственного полумрака Алиса и сама для себя превратилась в незнакомку.

– Что ж, это радует. По крайней мере, буду надеяться, что ты была там одна.

Алиса тихо усмехнулась.

– Будем ужинать? – Шемелин оглядел накрытый стол и с секунду помолчал. – Тебе, наверное, неудобно в маске.

Она отрицательно мотнула головой: нет, маску сегодня она снимать не станет ни за что на свете, чтобы не обратиться вновь в смущённо краснеющую от его недвусмысленных взглядов Алису. Горячее, тем не менее, от себя отодвинула, вернув на место куполообразную металлическую крышку: аппетит из-за потряхивающего волнения сошёл на нет. Вместо этого Алиса грациозным движением подняла пальцами мягкий кубик рахат-лукума в сахарной пудре, обрадовавшись, что все блюда вместе с десертом подали сразу – вероятно, чтобы не мешать досугу гостей.

– Я тоже думаю, что тянуть нечего. Пора переходить к десерту, – хищно оскалился Шемелин.

Алиса вопросительно повела подбородком в сторону, а он вдруг поднялся под её заинтересованным взглядом и, без труда подхватив свой стул за спинку, обошёл стол.

– Мы слишком далеко друг от друга, тебе не кажется? – остановился он возле неё. Деревянные ножки глухо стукнули по лакированному покрытию паркета.

Она, приоткрыв рот от лёгкого удивления, посмотрела снизу вверх прямо ему в глаза, и по губам, на которых остались крошки сахарного порошка после восточного угощения, осторожно скользнула подушечка его большого пальца. Он тут же облизал его сам, не прерывая зрительного контакта – и в этот момент Алиса поняла, что на одном только ужине сегодня не остановится.

Беспредельно глупо с её стороны было вообще поверить в это даже на одну мельчайшую секунду. И пускай в ней говорило вино или похоть, которой пропитались все клеточки объятого жаром тела и которой она заразилась там, внизу, пока плутала между колоннами, но Алиса без малейшей доли сожаления отбросила в сторону всякую осторожность.

Шемелин склонился к ней ближе, поддев пальцами её подбородок и заставив чуть задрать голову, точно собирался приникнуть к сладким от сахара губам, но кончик длинного носа его маски уткнулся в её, став единственным препятствием перед поцелуем.

– Ч-чёрт, – сдавленно выругался он полушёпотом и одним движением сбросил собственную маску на пол. – Плевать. Здесь не от кого прятаться.

Алиса едва успела отклониться назад, уворачиваясь от его рук, когда Шемелин твёрдо вознамерился лишить прикрытия и её. Она поймала его запястья, безмолвно требуя остановиться. Шемелин криво ухмыльнулся.

– Нет?

Она отрицательно встряхнула волосами. отстраняясь от него ещё дальше.

– Я не отказываюсь от своих слов, – отозвался он хрипло. – Ты сама захочешь её снять. Тем более… – он провёл пальцами по её шее, коснувшись обнажённых ключиц. – С ней нам будет очень неудобно.

Алиса на выдохе издала немой смешок в ответ на его самонадеянное заявление, принимая вызов. Ни за что этой ночью он не увидит её лица – и именно из-за того, на что Алиса окончательно решилась, ощутив кожей тепло его пальцев.

Шемелин отнял руку от её шеи и потянулся к стоявшей в центре стола хрустальной фруктовнице. Подцепив сочную и глянцевую клубнику, он поднёс ту к губам Алисы.

– Так что насчёт десерта? – спросил он, и Алиса послушно обхватила ртом округлый край ягоды.

Он, сосредоточенно наблюдая за ней, тихо выдохнул от невесомого и как будто бы совершенно не нарочного прикосновения её влажных от ягодного сока губ к кончикам его пальцев.

Алиса едва успела проглотить кисло-сладкую мякоть, смешавшуюся с терпким послевкусием вина на языке, а Шемелин уже припал к её шее, зарывшись ладонью в волосы и откинув пышную копну ей за спину.

Она с отчаянием утопающего вцепилась в ткань его пиджака, и тогда Шемелин накрыл её ладонь своей, заставив опустить руку ниже и прижав к брюкам, под которыми пальцы тут же нащупали нечто твёрдое.

– Когда я говорил про десерт, – хрипло шепнул он ей на ухо, заставив Алису сдавленно выдохнуть, – я имел в виду совсем не то, что на столе.

Она податливо и осторожно сжала его напрягшийся от возбуждения член, ощутив прилив жаркого и трепетного удовольствия: больше всего ей нравилось сейчас чувствовать осязаемое доказательство его желания. Нравилось, что предметом этого желания была она, Алиса, и никто иной; и целовал он её, а не Милославскую и не кого угодно ещё.

Её. Алису.

Пусть и не знал, что это она. Но это она им пахла.

Его рука, нахально задирая подол платья, скользнула от её колена вверх, пройдясь по чувствительной коже на внутренней стороне бедра. Шемелин, не теряя ни секунды, поддел лямку трусиков, стянув их ниже, не переставая покрывать ключицы на тяжело вздымающейся груди влажными поцелуями.

– Это я оставлю себе. Не возражаешь? – сквозь тяжёлый выдох произнёс он, дёрнув на себя бельё и заставив Алису на мгновение сдвинуть колени, чтобы лишить её кусочка кружевной ткани, а затем тряхнул им перед её лицом и спрятал в кармане собственных брюк.

Она не нашла иного способа выразить своё согласие, кроме как дёрнуть молнию на его ширинке. Шемелин, верно истолковав её движение, помог ей справиться с брюками, и Алиса скользнула рукой по тёплой коже обнажившегося органа.

– Так что насчёт десерта? – спросил он, ласково пройдясь подушечками пальцев там, где ещё недавно были её трусики, но в ответ Алиса лишь шумно втянула воздух ртом.

Большой палец другой его руки оттянул вниз её нижнюю губу.

– Не переживай, я могу не смотреть, – заглянул он ей в глаза, вновь схватившись за маску на её лице, но Алиса успела его остановить, оттолкнув в сторону руку.

Она, медленно помотав головой, резко встала и огляделась, пока Шемелин с интересом наблюдал за её действиями. Идея пришла внезапно: Алиса даже коварно ухмыльнулась, взяв со стола брошенный самою же ещё недавно платок.

Шифоновая ткань мягко скользнула по её плечам, следуя за плавными движениями рук, заструилась, лаская кожу, а затем обвила его шею, когда Алиса, ступая неспешно и уверенно, оказалась у Шемелина за спиной.

– Такие игры я не люблю, – тут же схватился он за платок, но Алиса властно накрыла его рот рукой, заставляя смолкнуть, и, решительно надавив на плечи, усадила на стул.

Затем подняла платок выше – так, чтобы он закрывал Шемелину глаза. Обмотала несколько раз вокруг головы, завязала на затылке прочный узел; удостоверилась, что ткань прилегает к его лицу достаточно плотно; задула несколько свечей, оставив гореть лишь одну-единственную – на дальнем конце стола; и в комнату вплыла, скрывая всё происходящее под тёмно-сизым мороком, ночь.

– Хитро, – резюмировал Шемелин, дотронувшись до импровизированной повязки, лишавшей его зрения и наделявшей её решимостью, но Алиса тут же заставила его отдёрнуть руку. – Ладно-ладно. Играем честно.

Избавляться от маски она всё равно не собиралась – только чуть сдвинула её наверх, когда опустилась перед ним на колени и коснулась кончиком языка головки члена.

Его пальцы сжались на её затылке, запутавшись в волосах, чуть надавив и заставив опустить голову ниже. Алиса не стала сопротивляться, скользнув губами по горячей солоноватой коже. С разливающимся по телу удовлетворением услышала, как с его губ сорвался судорожный выдох. Хватка пальцев в кудрявых локонах стала крепче.

Голова нещадно кружилась от вина. Наверное, потому всё казалось таким эфемерным, парящим в воздухе – и её тело тоже стало легче пушинки. Хорошо, что Алиса стояла на коленях и могла опираться руками на его бёдра – иначе, казалось, не избежала бы падения. Губы, обхватывая твёрдый, как дерево, член, опускались, а затем снова скользили вверх, чтобы кончик языка, подобно письменному перу, очерчивал круги на повлажневшей и нежной головке члена.

Алиса двигалась по наитию, прислушиваясь к то и дело раздававшимся над нею сдавленным вдохам; рука же, покоившаяся на её затылке уже совсем по-хозяйски, вынуждала всё наращивать и наращивать темп, от чего она, горлом ощущая грубые толчки, едва не захлёбывалась от скапливающейся во рту слюны. К лицу и губам липли волосы, дыхание сбивалось и не позволяло вдоволь насытится таким необходимым кислородом, кружа сознание; и Алиса, впервые в жизни позволяя мужчине обращаться с собой так грубо и цинично в одном лишь стремлении удовлетворить самые низменные желания, сама неистово впивалась в его плоть под аккомпанемент мокрых чавкающих звуков.

Забывшись и беспрекословно отдавшись во власть движений его рук, собравших копну её локонов в неаккуратный пучок, она едва успела порывисто опустить маску обратно на лицо, когда Шемелин, потянул её наверх и принудил встать на ослабевшие ноги. Однако вновь прятать лицо даже не было острой необходимости: он развернул её к себе спиной, заставив упасть грудью на стол, и тут же задрал подол платья.

– Проверим, как долго ты сможешь молчать? – хриплый бархат его голоса ласкал ухо, а влажную от слюны щёку обдало горячее дыхание.

Она ощутила, как его член касается, дразня, её влажных складок – но не спешит проникнуть внутрь. Алиса поёрзала бёдрами, безмолвно умоляя его совершить такое необходимое ей сейчас короткое и резкое движение вперёд.

– Чего ты хочешь? Скажи.

Алиса шикнула сквозь зубы, но нашлась с силами не поддаваться приказу.

На миг там, где ещё секунду назад она ощущала жар его горячего тела, стало прохладно; Алиса подалась назад в попытке вернуть его тепло. Но Шемелин не позволил ей оттолкнуться от стола и приподняться: надавил на лопатки, оставив лежать беспомощно распластанной на животе. Она прикусила складку парчовой скатерти, чтобы ненароком не подать голоса.

Его руки, скользнув по спине вверх, стянули лямки платья с плечей, а за ними последовал и тугой лиф корсета.

– Никогда не думал, что мне нравятся кудрявые, – он зарылся лицом в волосы за её ухом. – Ты пахнешь…

Он на секунду замолчал, кончиком носа прочертив дорожку от затылка ниже к шее.

– Чем-то сладким… – наконец, произнёс он. – Ваниль? Любишь десерты, да, малышка?

Его руки, протиснувшись между её животом и твёрдой поверхностью стола, сжали обнажившуюся грудь. Соски заныли, требуя прикосновений, едва его пальцы будто невзначай задели тугие горошины.

Алиса тяжело дышала, но не позволяла норовившим сорваться с губ стонам нарушить завет молчания, данный самой себе. Она выгнулась в пояснице, уперевшись ладонями в проскальзывающую и мнущуюся скатерть, но Шемелин снова надавил весом своего тела ей на спину.

– Ну нет, – категорично отрезал он, – теперь моя очередь.

Позади раздался тихий шорох ткани, но Алисе, попытавшейся оглянуться через плечо, ничего рассмотреть не удалось: мешала маска, которую в этот момент она готова была проклинать, позабыв обо всём на свете.

Но что затеял Шемелин, она поняла уже очень быстро: сведя вместе её запястья за спиной, он туго стянул на них шероховатую ткань и почти полностью обездвижил Алису, тут же одним махом перевернув ту на спину и окончательно задрав подол платья к животу.

Нависнув над ней сверху, Шемелин склонился к её лицу, и Алиса в полной мере ощутила теперь всю свою беспомощность и беззащитность, а его пальцы тем временем сомкнулись на её подбородке.

– Теперь я могу хотя бы посмотреть на твоё лицо, – выдохнул он ей в губы, а затем отстранился, наслаждаясь промелькнувшей в её глазах паникой.

Алиса, вдохнув побольше воздуха, не позволила испугу окончательно завладеть собой. Она сцепила зубы, посмотрев на него твёрдо и уверенно.

– Но ведь это будет не честно? – усмехнулся он, прочтя в её глазах яростное сопротивление, и подхватил под коленями её ноги, заставив широко их развести.

Его пальцы вжались в пылающие жаром складки. Горло сдавило от безумного желания застонать, когда его губы, обхватив сосок, обдали затем его струйкой прохладного воздуха.

– Так и не скажешь, чего ты хочешь? – услышала она его голос, доносившийся откуда-то снизу – кажется, он был уже в районе живота.

Ноги инстинктивно сжались от того, что он, наконец, проник внутрь, нащупав пальцем чувствительную точку где-то в самых недрах растекающегося по всему телу желания.

Алиса плотно сомкнула губы, чтобы предательские стоны не вырывались изо рта: она совсем не была готова к поражению в этой игре; хотя, видел бог, и видела эта окутавшая комнату ночь, и видели эти расплывающиеся перед глазами портреты, на которые Алиса устремила безвольно блуждающий взгляд, что сдаться она была готова уже вот-вот – ещё совсем немного, ещё одна волна сводящего с ума напряжения…

Она двинула бёдрами, насаживаясь на него сильнее, но Шемелин тут же отнял руку от её тела. Алиса изумлённо распахнула глаза, едва не издав разочарованное восклицание.

– Хочешь ещё?

Она требовательно поёрзала поясницей в знак согласия. Знал бы он, как близко был к победе – но теперь она, успевшая хоть немного выровнять дыхание, ни за что ему не поддастся.

– Тогда скажи…

Она плотнее стиснула челюсти, опустив подбородок к вздымающимся ключицам. Отдающие медью в тусклом свете волосы, за которые ей сейчас больше всего хотелось схватить Шемелина и заставить вновь прижаться распухшими губами к коже, беспорядочно рассыпались по макушке, и он небрежно сдул упавшую на лоб прядь.

– Нет? – протянул с ноткой восхищения. – А ты с характером… Это мне тоже нравится.

И на этих словах его лицо пропало из вида, а в следующий миг Алиса уже ощущала влажное прикосновение языка к внутренней поверхности бедра – слишком близко к тому месту, где только что его пальцы, проникая внутрь, распаляли в ней плавящий рассудок жар.

Алиса, выгнувшись в спине, попыталась развести руки, крепко стянутые платком, в стороны: после того, как его язык скользнул в её тело, вновь безумно захотелось вцепиться пальцами ему в волосы, как делал это он несколько минут – или часов? – назад. Прижать сильнее – так, чтобы их тела слились в единое целое.

Она запрокинула голову назад, изо всех сил стремясь прижаться к нему теснее. Язык, который, не медля не секунды, опять сменили пальцы, тут же затанцевал круговыми движениями вокруг набухшей горошинки над её входом, а губы до болезненного изнеможения втянули её в себя, будто пытаясь досуха выпить все соки.

Казалось, по всей комнате гулко разносилось её дыхание; и выдохи эти были куда громче стонов, подкатывающих к горлу – Алиса им с прежним упорством сопротивлялась.

– Не сдаёшься, да? – прохрипел Шемелин, оторвавшись от неё, прижавшись лицом к влажной от пота впадинке между бесстыдно обнажённых грудей.

Он поднялся выше, проводя губами по коже шеи, аккуратно прикусил мочку уха и обдал теплотой и терпкостью дыхания.

– Я тебя отсюда не выпущу, пока ты не подашь голос, малышка, – с твёрдой убеждённостью сказал он, тяжело дыша, а влажные пальцы тем временем с требовательным нажимом прошлись по губам Алисы, размазывая остатки алой помады по щекам. Она ощутила во рту собственный терпко-сладковатый вкус. – Слышишь?