– Без соглядатая можно?
– И вовсе я не соглядатай! Пожалуйста, разреши мне идти с тобой! – набравшись храбрости, выпалил мальчуган, выскочив из-за спины старика. Хаггар удивленно улыбнулся:
– Неужели тебе хочется за мной таскаться? Ничего более занятного и полезного ты найти не можешь?
– Нет! Разреши, прошу! – мальчишка упрямо тряхнул темными кудрями.
– Что ж, раз ты так хочешь, пойдем. А пока подожди меня за дверью.
Атни, обрадованный тем, что добился своего, вышел. Хаггар обратился к лекарю:
– Ладно, старик. Ты хитер, но, чувствую, добр и мудр. Не найдется ли у тебя времени для беседы со мной?
В ответ лекарь улыбнулся и покачал головой:
– Сдается мне, доблестный витязь, не для бесед с пусть мудрым и добрым, но дряхлым стариком проделал ты путь, грозящий смертью. Или я неправ?
– Как знать, лекарь. – Хаггар стал серьезен. Его темно-серые глаза встретились с выцветшими, цвета ноябрьского льда, глазами старика. Тот не отвел взгляда. Прошло, казалось, несколько минут, прежде чем лекарь опустил глаза, подошел к арандамарцу, положил руку на его могучее плечо и произнес:
– Ты смел и благороден, юноша, душа твоя светла, сердце отважно, много сил в тебе. Что ж, я понял, что помыслы твои чисты и ты готов идти до конца. Таких мало. Но все же хочу предостеречь тебя, пока не поздно: опасное дело затеял ты, очень опасное. Княгиня умна и коварна. Никогда еще любовь не обжигала ее сердце. Многие, многие достойные витязи пытались покорить ее гордую душу, но никому этого так и не удалось. У нас, в Раэноре, говорят, что вместо живого сердца в груди у госпожи алмаз, драгоценный, но безнадежно холодный. Поэтому берегись!
– Я понял тебя, старик! Благодарю за предупреждение, но твои увещевания опоздали на много лет. Я – рыцарь Арандамара и не привык бегать от смерти, так неужели же убегу от любви?
– Иногда любовь страшнее смерти, рыцарь, иногда она приносит несчастья, зло, позор…
– Ну нет! Пусть зло, пусть беды, но не позор! Или я слаб? Или не сумею преодолеть препятствия, коими грозит мне судьба? Или холодная рыбья кровь выродившихся королевских потомков течет в моих жилах? Я ничего не боюсь! Говоришь, ее сердце – алмаз? Что ж, посмотрим, устоит ли он перед огнем моей души!
– Я рад, Хаггар, и если ты и впрямь поступишь так, как говоришь, я буду другом тебе, а это, поверь, не так уж и мало!
– Старик, мы, арандамарцы, уж если что-то говорим, то и делаем.
– Хорошо. Что ж, иди. Атни ждет тебя.
Хаггар поклонился лекарю и вышел из комнаты, оставив лекаря одного.
– Попытайся, мальчик. Только ты, может быть, еще можешь спасти ее, – произнес в раздумье старик.
Хаггар шел по открытым солнцу галереям дворца, вознесенным высоко над землей. Так тонки были каменные кружева перил, витые колонны, резные потолки, что казалось – дотронься, и растают они, словно белые облака в небе. Зелень лиан, толстыми коврами укутывающих стены, оставляла открытыми лишь оконные проемы, то забранные бронзовыми решетками, то украшенные витражами. Солнечный свет проникал повсюду, золотя безжизненный камень, делая его теплым, живым. Навстречу арандамарцу то и дело попадались несущиеся сломя голову дворцовые слуги, на ходу окликая мальчика – проводника Хаггара. Тот отвечал на приветствия, важно вышагивая рядом с гостем. Чинно проплывали мимо увешанные ожерельями из сверкающих и переливающихся на солнце самоцветов дамы в немыслимых туалетах, настолько ярких, красочных, богато расшитых золотом и серебром, что у арандамарца с непривычки зарябило в глазах. Запах духов и благовоний кружил голову. Хаггар, привыкший к строгим, несколько суховатым канонам красоты Арандамара, удивленно провожал красавиц взглядами, в ответ получая взгляды не менее удивленные. Дамы недоумевали, где этот ненормальный мог отыскать такое рванье, в котором и нищему будет стыдно пройти по улице, как такого оборванца пустили во дворец, а не вышвырнули за ворота, посоветовав помыться для начала, и почему с ним этот мальчишка Атни, не сводящий с бродяги восхищенных глаз. Но не получая ответа на свои вопросы, дамы проходили мимо, задирая носы и презрительно фыркая, а арандамарец шествовал, насмешливо ухмыляясь и время от времени поправляя меч.
Внизу располагался сад, ступенями поднимающийся в горы. Из южной галереи, где находились Хаггар и Атни, открывался прекрасный вид: цветники, аллеи, рощи на сером фоне гор. Судя по тому, что уже видел юноша, весь дворец утопал в зелени, и неизвестно, что было более прекрасным: творение рук, создавших Дол-Раэн, или живая красота растений. Фонтаны, ручейки, ключи, бившие из-под камней, искрились на солнце, затмевая блеск золота, серебра и самоцветов. Птицы с оперением столь же ярким, как наряды здешних женщин, щебетали, перелетая с ветки на ветку. В черных и белых мраморных бассейнах средь водорослей и лилий сновали стайки рыбок. Хаггар заметил, что среди душистых зарослей по дорожкам, выложенным черным полированным камнем, снуют садовники, поливая, подрезая, рыхля, ибо любая красота, а такая в особенности, требует ухода.
Когда арандамарец прошел южную галерею и вышел на восточную, картина сменилась, словно и не было волшебного сада. До высоких городских стен тянулись бесконечные белостенные дома, утопающие в зелени платанов. Дым поднимался из труб, слышались удары молота о наковальню, конское ржание, смех и шум голосов. Здесь трудились мастеровые, умельцы, чья работа была источником богатства страны.
Северная часть Дол-Раэна была парадной. От городских ворот к самому дворцу тянулась прямая дорога, вдоль которой росли пышные кусты роз, акаций, жасмина. Богатые дома с башенками и высокими шпилями приветливо блестели чистотой прозрачных оконных стекол. С дворцовой галереи красная, зеленая, коричневая черепица на крышах домов казалась искусно выложенной мозаикой. Флажки трепетали на легком теплом ветерке, доносившем до Хаггара звуки музыки.
Западная часть города пахла съестным: сдобой, вином, пряностями. Здесь толчея и гомон толпы заглушались высокими тополями, раскидистыми кленами и ясенями, укрывающими своей листвой бесконечные вереницы повозок, доставляющих к празднику провизию придворным поварам.
Обойдя дворец по тянущимся вдоль всего второго этажа галереям, Хаггар с Атни вернулись на северную сторону. Арандамарец с любопытством наблюдал, как по широкой лестнице, ведущей из дворца к внутренним воротам, сейчас почему-то закрытым деревянными щитами, спускаются и поднимаются люди: одни – степенно, важно, другие – почти бегом, не глядя по сторонам, третьи, и их было большинство, – весело насвистывая, прыгая по ступеням. Широкий, мощенный гладкими, словно зеркало, серыми плитами двор с высоты казался озером со свинцово-тяжелой водой, отражающей синее небо и белые облака. По двору проезжали всадники в развевающихся одеждах, с яркими лентами на шлемах. Кони горячатся, храпят, но всадники умелы и ловки, их сильные руки крепко держат поводья…
– Петухи бойцовые! – услышал вдруг Хаггар презрительный голос. Атни стоял рядом с ним и тоже смотрел вниз, на красавцев рыцарей. Заметив удивленный взгляд Хаггара, он пояснил:
– К чему им мечи и доспехи? Не знаю, довелось ли хоть одному из них сражаться по-настоящему. Думаю, что нет.
– Почему?
– Да потому, что у нас, в Раэноре, войн не бывает. Разве что на границах иногда случаются стычки с разбойниками. Или кочевники нападут. А здесь, в столице, они только меж собой ссоры затевают. Смешно смотреть! – Он немного помолчал, а потом робко спросил: – А скажи, ты был в бою?
– Зачем тебе, парень? – Хаггар усмехнулся, заметив как выжидающе замер мальчишка.
– Ну пожалуйста, ответь!
– Конечно, был! Сколько тебе сейчас?
– Шестнадцать, но скоро будет семнадцать.
– Мне было столько же, когда меня впервые взяли в поход.
– Эх, а я так вот и просижу здесь со всем этим бабьем!
Хаггару стало смешно, но он сдержался, подавив улыбку.
– Так ты, стало быть, хочешь стать воином?
– Да я мечтаю об этом! Мечтаю биться с врагом, летя на коне, видя рядом друзей, добывая победу мечом, а после боя сидеть у костра и петь о подвигах героев.
– А потом стать героем самому?
– И погибнуть в бою, пораженным в сердце.
Арандамарец слушал вдохновенную речь Атни, с грустью глядя в его еще совсем детское лицо. Так же мечтал и он, пока не понял, что война – тяжкий, грязный труд, приносящий лишь горе и смерть. Мальчик, не замечая его грусти, продолжал:
– Знаешь, я хочу сказать тебе кое-что. Только поклянись, что никому не расскажешь! – Атни, видимо, решился совершенно довериться Хаггару.
– Зачем клятва? Слово воина Арандамара стоит многих клятв. Ну, о чем ты хочешь мне поведать?
– Я убегу отсюда. Рано или поздно, но убегу!
– Вот это да! Куда же?
– К вам. Вступлю в дружину и буду сражаться за правителя.
– Почему именно к нам, Атни?
– Да просто мои предки были арандамарцы, давно-давно…
– Погоди-ка, а ты не путаешь?
Атни пожал плечами, удивляясь недоверчивости гостя:
– Нет, конечно! Здесь много таких семей, особенно рядом со столицей. Из Серебряной Чащи, даже из-за Великой Реки. Им здесь спокойно, безопасно! Но я такого спокойствия не хочу. Уйду.
– И бросишь свой народ?
– Свой народ? – Атни удивленно поднял брови. – Но у меня нет своего народа. Мы беглецы. Кого же мне считать своим народом?
– Родичей, друзей, соседей, всех, живущих в этом благословенном краю, неважно, откуда бы вы все ни пришли сюда. Только негодяи отвечают неблагодарностью за добро. Ты уйдешь, другие уйдут, а кто останется здесь, кто будет беречь эту красоту? – Хаггар развел руками, показывая на раскинувшиеся за городскими стенами поля, сады.
– От кого беречь? Я ведь тебе сказал, у нас войн не бывает! Кому я здесь нужен!
– А вдруг все изменится? Вдруг, когда ты наконец-то решишь вернуться в Раэнор, чтобы увидеть отца и мать, найдешь здесь только обгорелые развалины? Так часто бывает. Сможешь ты простить себя за то, что оставил, не уберег свой дом? За то, что, вместо того чтобы служить своей родине и защитить ее от беды, искал приключений в чужих землях? Сможешь простить себе предательство?
– Не знаю, – протянул Атни. Видно было, что парень растерялся. Его мечта рушилась, ибо доводы арандамарца были сильны.
– Подумай на досуге. А пока пойдем, побродим по дворцу. Все равно еще рано, солнце едва перевалило за полдень.
Хаггар и Атни свернули в довольно узкий коридор. Их шаги гулко отдавались от низкого потолка. В тусклом свете светилен из полумрака проступали барельефы всадников на могучих конях, танцующих медведей, оленей с ветвистыми рогами, собак, пущенных по следу. Здесь было пустынно, тихо. С интересом поглядывая по сторонам, Хаггар не заметил, как они оказались во внутренних покоях замка. Мимо них засновали придворные с ворохами свитков под мышками. Чрезвычайно серьезные, они бросали на арандамарца рассеянные взгляды и пробегали дальше, словно и не поняв, кого только что увидели их глаза. Стайки девушек в развевающихся легких нарядах, с распущенными по плечам локонами порхали по коридорам, о чем-то оживленно беседуя, а увидя Хаггара, с любопытством оглядывали его с головы до ног. Атни гордо вышагивал рядом, счастливый оттого, что все вокруг смотрят на них, что вот идет суровый, отважный воин и он, Атни, вместе с ним. Он, задрав голову, свысока поглядывал на мальчишек-посыльных, останавливавшихся при виде их и провожавших арандамарца и Атни восхищенно-завистливыми взглядами. Видя это, Хаггар от души веселился.
Внутренние покои дворца поражали богатством и великолепием отделки. Потолки вновь ушли ввысь, и там, вверху, то сияло солнце, то тускло светила луна, то мерцали холодным, призрачным блеском звезды. Полупрозрачные колонны взметались к потолку, как струи воды в фонтанах. Белый, розовый и даже голубой мрамор с серебряными прожилками лучился мягким светом. Стены выложены мозаикой из драгоценных камней. Золотые птицы парят в бирюзовом небе, серебряные единороги скачут по изумрудной траве. Изящество, доходящее до вычурности, яркость, праздничность красок! Всюду свет, льющийся из тысяч светилен, от огромных в виде огромных драконов, изрыгающих пламя, до маленьких шариков-светлячков, разбросанных в листве растений. Цепкие кудрявые плети лиан с белыми, словно из снега, большими цветами, тянулись вверх, оплетая колонны. Изредка Хаггару удавалось увидеть двери, скрытые за пышными кустами роз.
Неожиданно они оказались в просторном зале с множеством высоких окон. Косо падающий на узорный паркет свет разбивался на тысячи брызг. В углах, скрытые тенью, уходили вверх винтовые лестницы. С потолка ледяными гирляндами свисали люстры из искрящегося хрусталя. Хаггару захотелось сверху взглянуть на чудесный паркет, и, легко взбежав по одной из лестниц, он оказался на хорах. Сверху зал был еще более красивым. Заглядевшись на изощренный узор, любуясь множеством оттенков дерева, от нежно-розового до иссиня-черного, юноша надолго задумался. Атни молча стоял рядом. Вдруг внизу раздался звук шагов, и арандамарец увидел княгиню. Она была не одна. Рядом с ней шел высокий мужчина в черных одеждах, которые украшала серебряная цепь да меч в посеребренных ножнах. Белое воздушное платье княгини казалось по сравнению с этой темнотой еще более ярким. Подойдя к окну, они тихо беседовали. Арандамарец видел, что нежная рука владычицы покоится в могучей руке неизвестного воина, лицо ее обращено к его лицу. Судя по тому, как склоняется его голова, воин слушает внимательно, время от времени указывая ей рукой на что-то там, во дворе, видное только им двоим.
Хаггару стало не по себе. Уединенность места, тишина, ласковый голос и смех княгини, покорность витязя – разве могли оставаться сомнения? Наверняка это его соперник, и соперник более удачливый. Для беседы с ним у княгини нашлось время, а Хаггара она даже не навестила. Прислала какого-то хитрого старика, приставила мальчишку-соглядатая и отправила бродить по бесчисленным комнатам своего дворца, чтобы совсем заморочить ему голову. А он-то тоже хорош! Стоило пробиваться сквозь гиблые земли на виду у Тьмы ради того, чтобы быть выставленным на посмешище! Хаггару вспомнились издевательски-насмешливые взгляды, скользящие по его лицу, одежде. Конечно, он смешон всем им, разряженным, надушенным, обвешанным золотыми и алмазными побрякушками. Вычурные наряды раэнорцев, холеные лица, лукавые глаза, изящные даже у встреченных им мужчин руки, пальцы, унизанные перстнями, длинные, завитые волосы, жесты, небрежные и в то же время жеманные! Красота слишком утонченная, чтобы проникать в душу, поражающая, вызывающая восхищение, но не трогающая сердце. Зачем он здесь? Не лучше ли вернуться домой, туда, где он свой, где нужен? Может, прав лекарь, может, оставить ее одну среди ее нереальных садов, саму похожую на тепличный цветок?
Он думал так, а глаза его неотрывно следили за теми у окна. Вот она пожала руку воина, засмеялась, немного откинув голову. Волосы ее, закрученные толстыми жгутами, увитые золотыми нитями, шевельнулись, точно змеи. Воин в ответ склонил голову еще ниже, так, что его темные локоны коснулись ее обнаженной руки. Не в силах больше стоять и смотреть, Хаггар отпрянул от перил, неслышно спустился вниз и вышел из зала. Атни последовал за ним, а те двое так ничего и не заметили, увлеченные то ли разговором, то ли друг другом.
Обида клокотала в груди арандамарца. Он быстро шел, ничего и никого вокруг не видя. Следом бежал растерявшийся Атни. Он предпочел не задавать вопросов. Прохожие шарахались в стороны, уступая дорогу, а те, кто не успевал посторониться, отлетали, задетые могучим плечом. Глупец! Жалкий дурак! Он ругал себя, и гнев все жарче разгорался в его сердце. Не разбирая дороги, Хаггар летел до тех пор, пока не оказался в тупике. Очнувшись от приступа ярости, он огляделся. Вокруг никого не было, только Атни, запыхавшийся, красный, стоял рядом и таращил на него круглые любопытные глаза.
– Ну что, дружище, устал? Слабоват ты, однако! – неуклюже пошутил арандамарец, пытаясь скрыть смущение.
– Это без привычки, а так я ловкий! – хитро, понимающе улыбаясь, оправдывался мальчишка.
– Да ладно. Скажи-ка, где мы сейчас.
– Тут дальше хода нет. Проход заложили давным-давно.
– Что так?
– А, не знаю. – Атни отвернулся, делая вид, что чрезычайно заинтересован лепными узорами на потолке.
– Ну, не хочешь говорить – не надо. Давай выбираться отсюда.
Они повернули и не спеша двинулись обратно. Вскоре Атни вывел Хаггара в людные залы, и опять засновали мимо спешащие придворные. Когда из просторных комнат они вышли в довольно узкий, с низким потолком переход, Хаггар заметил, что впереди люди останавливают суетливый бег, отходят к стенам, кого-то пропуская. Кто это был, арандамарец не мог видеть, пока толпа не расступилась совсем близко, и тогда прямо перед ним оказался (о небеса!) самый настоящий дверг! От неожиданности Хаггар на секунду растерялся, не зная, что делать. Он видел, как почтительно кланяются этому громиле, не очень высокому, но чрезвычайно широкому в плечах, с огромными длинными ручищами и короткими кривыми ногами. На нем не было ни шелков, ни золотых блесток. Одежда из грубой прочной ткани, кожаная куртка, поверх которой, как влитая, сидела кольчуга. Кривой ятаган висел на поясе. Свирепое лицо дверга с угрюмым, ужасным ртом было сумрачно, его маленькие, темные, с красными прожилками глазки впились в лицо арандамарца. На миг остановившись, удивленно шевельнув косматыми бровями, дверг двинулся к Хаггару, тяжело ступая грубыми коваными сапогами по узорному полу. Каждый шаг его эхом отдавался под сводами перехода. Люди смолкли. Атни опасливо отодвинулся к стене. Мгновенно выхватив из ножен меч, арандамарец спокойно ждал. Что ж, не раз приходилось ему биться с этими тварями, чего же бояться теперь! Но дверг совсем не собирался нападать на него. Еще издали, заметив воинственный настрой гостя, он хрипло прорычал:
– Ага, значит, это ты – тот парень из Арандамара! Ну-ну. Ловок ты, братец! И как это мои ребята не углядели тебя на границе? Я на тебя очень зол. – Он осклабился, показывая крепкие клыки, и продолжал: – Княгиня мне такой нагоняй из-за тебя устроила! Но ничего, в следующий раз берегись, мы будем наготове и встретим, как надо. – Хмыкнув, дверг еще раз оглядел арандамарца и прошествовал мимо, провожаемый подобострастными поклонами. Но как только он скрылся, все снова засуетились, побежали, загалдели. Хаггар отыскал глазами Атни и спросил его:
– Слушай, я что-то не понял! Это же был дверг! Во дворце – настоящий дверг! Что это значит?
– Как что? Да ничего. Конечно, это двер, самый настоящий. Это капитан Западного гарнизона, знаменитый герой Дарк! Он недавно с отрядом всего из пятидесяти пограничников отразил нападение целой орды кочевников. Эх, вот настоящий воин! Попасть бы к нему в отряд!
Хаггар, слушая эти слова, начал думать, что ребенок не в себе. Стремиться в отряд к двергу!
– Что же ты не попросишься? – мягко спросил он.
Теперь Атни взглянул на него с состраданием.
– Я же человек! Люди могут, конечно, стать воинами. Вон как эти столбы, стоять днями и ночами напролет и глазеть на толпу, – он презрительно кивнул на стражей у дверей, мимо которых они проходили. – Есть еще, правда, отряд разведчиков Велемира, но туда и вовсе не пробиться. Эх, быть бы мне двергом!
– Братец, да ты рехнулся! Ты понимаешь, о чем говоришь?
– А что? У нас многие завидуют им, все мои друзья – так уж точно.
– Да они же служат Морну! Это наши заклятые враги! Ты сам говорил, что хочешь сбежать в Арандамар, к правителю, и тут же хочешь быть двергом!
– Ну и что! Это, может, тамошние, из-за гор, злые, а наши, раэнорские, особенные. Отец говорит, что от двергов у них только название и осталось.
– Да, интересная у вас страна!
Атни огрызнулся:
– Страна – лучше всяких других!
Хаггар понял, что спорить с мальчишкой бесполезно.
– Ладно, успокойся. Ни к чему ссориться из-за какого-то дверга.
В ответ Атни лишь пожал плечами, и дальше они шли молча. Под конец путешествия Хаггар был уже рад снова оказаться в своих покоях. Рана ныла, и арандамарец чувствовал, как снова начала сочиться кровь. Усевшись в кресло, он, поблагодарив, отпустил Атни и так, полулежа, сидел без движения, ленясь даже протянуть руку и позвонить в колокольчик, чтобы принесли обед.
Глава 2
ЛЕГЕНДА О ЦАРИЦЕ И ЗВЕЗДОЧЕТЕ
Лежа в постели, Элен наслаждалась тишиной. Еще несколько дней, и кончится этот ежегодный кавардак под названием Аэрэлин.
– О, скорее бы меня оставили в покое! – раздалось ее сонное мурлыканье. Было еще очень рано. Дворец спал. Только внизу, в городе, слышались звуки пробуждения. Она свернулась в клубок, натянула на голову одеяло и снова задремала. Княгиня любила просыпаться рано, когда предутренние сумерки еще царят над землей, и снова засыпать, радуясь мнимой свободе. Но на этот раз вышло по-другому. Сквозь дремоту она услышала, как почти бесшумно приоткрылась дверь. Тихие, осторожные шаги прошелестели по пушистым коврам, не пропускающий свет тяжелый полог кровати отдернулся, и хорошо знакомый голос произнес:
– Госпожа, прости, но ты должна встать.
– Ничего не слышу, ничего не вижу, оставьте меня, я сплю, – пробурчала она, еще глубже зарываясь в ворох атласных подушек и одеял. Но пришедший был настойчив:
– Ты рассердишься, если я не настою на своем! Пленнику стало хуже и, если не поторопиться, он умрет.
– Неужели так серьезно, Дию?
– Еще несколько минут, и, думаю, уже ничего нельзя будет сделать.
Наконец до нее дошел смысл сказанного. Нахмурившись, Элен решительно приказала:
– Беги к нему. Да живее! – Тревога все более овладевала княгиней. Дию быстро вышел, а она вскочила с постели, забыв о туфлях, набросила на плечи первый попавшийся плащ, плеснула в лицо воды и, оттолкнув появившуюся в дверях привлеченную шумом служанку, почти бегом поспешила в покои гостя. К счастью, они находились совсем рядом. Стоило только пройти немного направо, и за поворотом показались белые резные двери. Не замедляя шага, Элен ворвалась в комнату, куда еще вчера принесли раненого. В тусклом предутреннем свете очертания предметов расплывались и тени зловеще залегли в углах. У ложа, на котором без движения лежал чужеземец, стоял Дию и, держа бессильную руку больного в своей ладони, отсчитывал пульс. Обернувшись на шум, он поджал губы и, покачав головой, вздохнул. Элен заметила, как устал, осунулся и словно еще больше постарел за ночь лекарь.
Склонившись над раненым, княгиня заглянула ему в лицо: безнадежно бледное, глаза закрыты, черные тени под длинными ресницами. Он, похоже, уже уходил в Страну Мертвых. Опоздала – отчаянная мысль пронеслась в голове Элен, но усилием воли она подавила растерянность и сосредоточилась. Не раз приходилось ей врачевать уже, казалось, совсем безнадежных больных, возвращая им жизнь, но сейчас незнакомое, трепетное волнение охватило ее сердце, лишая душевного покоя. Дию с нарастающей тревогой следил за госпожой. Время шло. Пролетал час за часом. Старый лекарь уже слышал усиливающийся гул охватившей город привычной утренней суеты. Яркое солнце заглянуло в окна, а княгиня все так же без движения сидела рядом с арандамарцем, устремив на его лицо уже, казалось, невидящий взгляд и держа его холодеющие ладони в своих руках. Несколько раз дверь в комнату открывалась, показывались чьи-то лица. Не шевелясь, она прохрипела:
– Встань у дверей и никого не впускай!
Лекарь тотчас повиновался. Он не на шутку испугался. Такой свою госпожу Дию никогда не видел. С ужасом смотрел он, как краска жизни сходит и с ее лица, как мрачнеют глаза Элен, и словно тысячи молний сверкают в их бездонной глубине. Она отдавала свою силу странному человеку, пришедшему к ней издалека, а он не хотел ее принимать. Долго, мучительно долго тянулось время. Дию начинало казаться, что много дней сидят они здесь, а ведь колокол только пробил четыре раза. Наконец княгиня пошевельнулась. Тотчас встрепенулся и Дию:
– Ну, как?
Ее белое восковое лицо не дрогнуло. Глаза словно не видели его, голос был тих и хрипл:
– Знай, лекарь, если он умрет, открытием праздника будет твоя казнь. Почему ты не позвал меня раньше?
А потом встала, спустилась к оторопевшему врачевателю и уже обычным, не терпящим возражения, голосом произнесла:
– Готовь чашу. У нас осталось последнее средство.
Поняв, о чем она говорит, старый лекарь отшатнулся:
– Только не это, госпожа, пожалей себя!
– Молчи! Чашу, Дию! Мне уже все равно.
Старик еще раз с мольбой взглянул в ее лицо, но понял, что все слова бесполезны. С трясущимися от страха и волнения руками он стал готовиться к таинству. Зажигал огонь в маленькой жаровне, ставил на него литой золотой сосуд, из разноцветных хрустальных баночек сыпал в него порошки, пока княгиня не отстранила его рукой:
– Теперь я сама.
Дию молча поклонился ей и бесшумно отошел к стене, не в силах оторвать взгляд от ее измученного лица. Элен сыпала в чашу травы, вливала соки одной ей ведомых растений, осторожно перемешивая серебряной ложечкой, шептала давно забытые людьми слова древних заклятий. Огонь в жаровне разгорался, но пламя его лишилось теплого ярко-желтого цвета, побледнело, будто выцвело. Забурлила жидкость в золотой чаше, наполняя комнату резким, терпким запахом. Вдохнув его, зашевелился на ложе больной. Тихий, жалобный стон прозвучал в тишине, и княгиня вздрогнула, услыхав его. Все сумрачнее становилось ее лицо. Минуты текли, будто капли влаги с ее длинных пальцев. Наконец Элен взяла со столика полую серебряную иглу, откинула легкую ткань рукава, обнажив левую руку до локтя, и резким движением вогнала острие в голубую вену. Кровь показалась почти мгновенно. Первая темная, тяжелая капля упала в кипящий отвар, и, как только это произошло, в комнате резко потемнело, солнце исчезло. Фигура княгини стала вдруг очень отчетливой, тень за ее спиной выросла, словно раскинулись гигантские темные крылья, заполнив собой всю комнату, поглотив и свет, и звуки. Раненый хрипло закричал, заметался, разрывая на груди рубашку, сбрасывая с постели одеяла и подушки. Кровь капала в сосуд. Ужас клубился в комнате черным дымом, не давая дышать. Казалось, неукротимая ярость вселилась в напиток, он забурлил, заклокотал, разбрасывая огненные брызги. Засвистел пронзительный ветер. Тень пронеслась за окном. Леденящий души крик услышал безмятежный город и замер в ужасе, вспомнив былое. В наступившей затем мертвой тишине уже неживой голос читал заклинание:
Риквизендай аброс, гахаусъит!
Флокандс,
Мид афтумин венайс
Извара бидде биандсталд!
Как только замерло последнее слово, огонь потух. Страшный сон кончился. Стряхнув с себя оцепенение, опомнился Дию. Мрачные тени бесследно исчезли, вновь согревало воздух уже неяркое вечернее солнце. Над золотой чашей в задумчивости стояла княгиня, такая усталая, словно не день провела она здесь, а десятки бессонных, тревожных ночей. У нее не было сил говорить, лишь еле слышный шепот:
– Подойди к нему, Дию, и приподними голову. Он должен это выпить.
Лекарь повиновался, осторожно приподнял голову арандамарца, снова погрузившегося в забытье. Элен налила в маленькую чашечку черную тягучую влагу, поднесла ко рту больного и осторожно, каплю за каплей, влила в пересохшее горло. Он содрогнулся, словно от ожога, дернулся, закинув голову, застонал, но через минуту успокоился, и по ясному, тихому дыханию Элен поняла, что он заснул. Посидев еще немного у его ложа, она встала, но, пошатнувшись, еле устояла на ногах. Все плыло у нее перед глазами. Дию кинулся на помощь, но княгиня отстранила его, твердо сказав:
– Оставь меня. Я хочу быть одна.
Она медленно шла обратно, к себе в покои, не отвечая на приветствия, провожаемая испуганными взглядами. Дию брел следом, тоже еле переставляя ноги, и казалось, что оба они, и госпожа, и ее верный слуга, видели нечто такое, что навсегда заставит их забыть о радости.
Распахнув двери в спальню и оставив их открытыми настежь, Элен, не взглянув на застывших в почтительных поклонах служанок, дошла до кровати и, совершенно обессиленная, повалилась на нее ничком, чтобы тут же провалиться в сон. Дию прикрыл двери, отослал прислугу, подозвал двух стражников и приказал:
– Никого не впускать к княгине, пока она не проснется. Слышали? Никого! Иначе головы поснимаю!
Молодцы почтительно вытянулись перед стариком, которого не только любили и уважали за доброту и великие знания, но и порядком побаивались.
Элен очнулась, когда в темнеющей синеве неба уже зажигались звезды. Морщась от ужасной головной боли, она все же нашла в себе силы подняться. Ее знобило. Усталость накопилась во всем теле, неприятная, раздражающая слабость охватывала истомой. Пошатываясь, она добрела до дверей, приоткрыла их и еле слышно приказала:
– Где служанки? Найти Фреагора и привести ко мне.
Все, словно ждали этих слов, засуетились, заволновались вокруг госпожи. Вскоре к княгине вошел Фреагор. Отвешивая на ходу бесчисленные ритуальные поклоны, им же самим и выдуманные, чтобы мучить себя и придворных, с привычной просяще-обожающей улыбкой на лице он наконец-то подошел к ней. Элен удивилась: вместо обычной веселой жалости сегодня церемонимейстер вызывал в ней злое недовольство. Ей вдруг захотелось закричать на него, выгнать, как побитую собаку. Но вместо этого она заставила себя приветливо, почти ласково улыбнуться и тихо сказала:
– Я рада тебя видеть. Хоть время теперь для визитов довольно позднее, все же я никак не могу обойтись без беседы с тобой.
При этих словах на лице Фреагора разлилось блаженство. Отвесив пару изысканных поклонов, он ответил:
– О, госпожа сегодня чрезвычайно добра к своему бедному слуге!
– А разве я когда-нибудь бываю зла к тебе? – Улыбка исчезла с лица княгини.
– Нет, о великодушная! – Фреагор в испуге отодвинулся.
– То-то же! Я призвала тебя по срочному делу, дружок. Через час на всех перекрестках Дол-Раэна, а затем и по всему Раэнору герольды должны протрубить и возвестить о том, что Хаггар, рыцарь Арандамара, является нашим гостем и другом.
При этих словах Фреагор решительно затряс головой:
– Это невозможно!
– Не говори глупостей!
– Это невозможно, госпожа! – упрямо настаивал на своем церемонимейстер.
– Почему же? – Она еще сдерживалась.
– Как почему? Над нами же будут смеяться! Кто он, этот Хаггар, чтобы быть гостем самой княгини? Грубый, неотесанный мужлан!
– Он сын правителя.
– Госпожа, он не из рода королей! В его жилах нет ни капли благородной крови! – Нескрываемое презрение звучало в голосе Фреагора. – Ты и сама знаешь, арандамарские вояки повсюду славятся буйным нравом, необузданностью страстей, жестокостью…