20
Третий компонент нашёл ангелочек.
Уж от кого, а от него Левиафан точно не ожидал такой полезности. Мальчишки как раз вернулись из школы и переодевались, горячо обсуждая какой-то то ли фильм, то ли мультсериал. Дверь они оставили полуоткрытой, и каждое слово далеко разносилось по коридору.
– Нет, понимаешь, он оборотень! Человек и волк!
– Так человек или волк? – недоумевал Оскар, прыгая на одной ноге и пытаясь стянуть с себя брюки.
– Сложно сказать, – Филипп постучал козырьком кепки по кровати. – Ну, вот если оборотень превращается только в полнолуние, он, наверное, больше человек. А вот если каждую ночь, то как? Это же одинаковое время в том и другом виде.
– Человековолк, – хихикнул Оскар. – Или волкочеловек.
– Челолк.
– Волковек.
– Ночник.
– А это ещё почему?
– Ну, он же по ночам не спит.
– Ну ты даёшь! Ночник – это лампочка, а ты балда.
– Кто обзывается, тот сам так называется! – Филипп кинул в него подушкой-авокадо, и они устроили очередную потасовку. А Левиафан стоял у полуоткрытой двери и просто не мог поверить в услышанное.
Так просто? Всё действительно было так просто?
Он быстро восстановил в уме загадочную рунную вязь, над расшифровкой которой бился столько времени. Да, сомнений нет. Слово действительно может подходить двоедушнику – тому виду оборотней, которые перевоплощаются каждую ночь. Как правило, двоедушников проклинали ещё до рождения, и жили они, вопреки легендам, недолго: попробуй-ка каждую ночь ломать и сращивать заново все кости, а в промежутках ещё и носиться по местности, вредя окружающей среде! И это уж не говоря о том, что убить такого монстра всегда считалось милым делом, даже если монстру было лет пять. По сути, чем позже те начинали превращаться, тем больше у них возникало шансов дожить хотя бы до двадцати-тридцати.
Правда, сейчас двоедушники повывелись, так что найти подходящий объект будет сложновато. Но зато они знают, что искать! Схемы давно составлены, порядок ритуала выучен наизусть, нужные ангел и демон – прямо за дверью. В уравнении не осталось неизвестных!
Окрылённый, Левиафан кинулся на кухню:
– Нашёл! Я нашёл!
Оле, ставящий кастрюлю с борщом на плиту, глянул через плечо и чуть улыбнулся:
– О, привет. Погоди, сейчас подогрею мальчишкам ужин, и поговорим. И не волнуйся так, а то кашлять опять начнёшь.
– Да плевать! – Левиафан возбужденно махнул рукой. – Я разгадал третьего! То слово, которое вроде волк, но и не совсем, – это двоедушник! Осталось найти его, и мы можем завершать ритуал!
Рука Оле замерла над плитой, спина напряглась, точно готовясь к удару. Он молчал, казалось, целую вечность, а потом повернулся.
– Ну? – Левиафан вскинул брови, не понимая, почему тот не радуется. Почему не смотрит на него по-щенячьи преданно, почему не аплодирует демонической гениальности. Нет, не то чтобы Левиафану это было так уж нужно, просто… он привык.
Оле медленно отодвинул стул, скрипя ножками по полу. Сел, опёр подбородок на сцепленные руки. И наконец посмотрел на демона.
– Послушай, Леви, – он произнёс это как-то особенно чётко, проговаривая каждый слог. – Мы должны остановиться.
Сначала Левиафан подумал, что ослышался. Он даже засмеялся:
– Что? Остановиться? Оле, ты в своём уме? Когда мы так близко, зачем?
Оле выпрямился. Незнакомцу голем показался бы совершенно спокойным, но Левиафан знал его не первое столетие и различал в голосе тщательно скрываемую дрожь.
– Во-первых, – Оле загнул палец, – не забывай, что сам научил меня читать. Твоя затея может уничтожить нашу реальность.
– Ох, – Левиафан досадливо поморщился, – вероятность этого очень, очень мала, особенно если выполнить ритуал без ошибок. А даже если и так, что с того? Там у нас будет другая, ничуть не хуже.
– Во-вторых, она буквально будет стоить жизни беспомощному демону, а возможно, и ангелу. Если мир уцелеет, ты отпустишь его, а Небеса узнают, для каких целей послужило ангельское перо…
– Небеса не убивают своих!
– Изгоняют, – жёстко уточнил Оле, – это лучше?
Левиафан осёкся, глядя на подчинённого так, словно у того выросли крылья.
– И в-третьих, – Оле отвёл взгляд, – я… я просто не хочу.
Повисла тишина.
– Не хочешь? – эхом повторил Левиафан.
После кивка тишина превратилась в угрожающую. Лампочка на кухне замигала, а темнота сгустилась так, словно на улицах вновь стояла зима. Борщ на плите зашипел и тут же притих, покрываясь коркой льда. Левиафан взмахнул рукой, запечатывая дверь, и, навалившись на стол, уставился голему в лицо. В глазах полыхал никогда прежде не направляемый на Оле огонь.
– Ты же соглашался. С самого начала, когда я показал тебе эту чёртову книгу. Ни одного слова против. Или, может, скажешь, что я не давал тебе права голоса? Отвечай!
Последнее слово хлестнуло, точно плеть. Оле вздрогнул и помотал головой:
– Н-нет… но…
– Тогда позволь спросить, что же именно не отвечает твоим ожиданием? Ты думал, всё будет быстро и легко? Думал, за власть не придётся ничем заплатить? Как ребёнок, который не понимает, что сладкое подают только после невкусного супа?
Голос Левиафана клокотал и сочился ядом, он едва сдерживался, чтобы не ударить Оле, и даже не замечал, что уже фактически кричит тому в лицо.
– Знаешь что? Мне начинает казаться, что ты не понимаешь вообще ни хрена! Не имеешь ни малейшего понятия, какой дамоклов меч висит надо мной каждый день, каждый час, каждую секунду! Знаешь, за что мы восставали? Какие лозунги выдвигал трижды проклятый Падшими и не-Падшими Люцифер? Как и все идиоты – за свободу! А теперь я демон, и у меня нет ни хрена от этой долбаной свободы! Я даже не смогу защитить тебя, если Вельзевул вдруг решит, что я работаю недостаточно, и позволит остальным нас проучить! И знаешь что? Я возьму эту свободу сам, и никакие огромные глаза тупых големов меня не…
– Ты хочешь убить Оскара! – наконец сорвался Оле. – Лучше бы… лучше бы ты его вообще не спасал, вот что! Бросил бы в Аду, и дело с концом! Это… честнее!
Левиафан, только собиравшийся сказать, что с обретенной силой они могут опробовать и воскрешение, отшатнулся. Перед его глазами воочию пронеслись «девять кругов» – прекрасная метафора, придуманная смертным, чтобы описать то, как мучения раз за разом заворачивают на новый круг. Оле что, не понимает, как погибал бы ущербный демон, отданный остальным как игрушка, забава, кукла для битья? Как его рвали бы на части, день за днём, пока ничего не осталось бы от эфирной сущности?
Оскар был бы обречён, не дай Левиафан ему эти два года. Мало он с ним возился, мало защищал? Два года счастья – да у самого Левиафана столько никогда не было, потому что для счастье нужно неведение! И пусть эти два года должны закончиться на алтаре, это хотя бы… не так больно. Оле действительно считает, что демона стоило бросить Внизу, потому что…
– Забавно, – Левиафан сглотнул и нацепил на лицо кривую усмешку. – Забавно, что тебя так волнует честность сейчас. Забыл, сколько крови на твоих руках? Как подложил пустой патрон в пистолет того поэта, как выбивал показания из малыша Людовика по моему приказу? Не подумай, я верю, что тебе это не нравилось. Мне самому куда больше по душе пакостить издалека, каюсь, чистоплюйство. Но заделаться белым и пушистым? Не поздновато?
Оле, кажется, понял, что перегнул. Его плечи поникли, и он уставился в стол.
– Разве мы плохо живём сейчас? – тихо спросил он. – Почему ты всегда хочешь больше?
Левиафан молчал. Видимо, приняв это за хороший знак, Оле положил руку поверх его ладони и жалобно попросил:
– Отступись. Ещё не поздно.
– Куда, Оле? Мы похитили ангела. Я подставился, защитив демона. Это не может длиться вечно.
– Мы что-нибудь придумаем, мы…
– Нет, – Левиафан вырвал руку. – Мне нужны не крохи и подачки, а нормальная жизнь. И если чтобы сбежать из Ада, нужно пройти по трупам, я пройду.
Оле откинулся на спинку стула и гордо вскинул подбородок:
– Тогда я не буду в этом участвовать!
Левиафан хищно улыбнулся, чуть наклоняясь вперёд:
– Нет, дорогой, будешь. Если помнишь, ты мой голем. Я в любую минуту могу просто приказать, и ты будешь выполнять всё, как миленькая кукла. Как тебе перспективка, м? Не подумал?
Оле замер, уставившись на него широко открытыми глазами. В них было столько чистого детского изумления, столько незаслуженной обиды, что Левиафан сразу добавил, чуть не срываясь на мольбу:
– Но я не стану. Я же… я хочу, чтобы ты понял, Оле! У тебя всегда получалось понимать.
Оле глядел на него и молчал. Не выдержав, Левиафан резко отвернулся, одним движением распечатывая дверь.
– Поговорим, когда я вернусь, – отрывисто бросил он и пулей вылетел в коридор. Там уже торчали детишки, Оскар стал возбужденно спрашивать, почему не открывали дверь, а более чуткий и проницательный Филипп тут же попятился, вжимаясь в шкаф с пальто. Левиафан рывком сорвал с крючка куртку и вылетел из дома, не оглядываясь.
21
Он не возвращался двое суток. Колесил по городу, швырял мимо урны пустые стаканчики из-под чая, часами смотрел в окна маршрутки и думал, думал, думал. Ему нужно было успокоиться, а лучше всего это получалось делать среди людей.
Почему Оле так сказал? Он же всегда соглашался. Всегда слушал, всегда помогал, хотя Левиафан ни разу – ни разу не использовал формулу подчинения! Неужели правда из-за детишек? Неужели так заигрался в семью, что не хочет даже гипотетически подвергнуть их опасности и боли?
«Он просто запутался», – решил наконец Левиафан. Немудрено, ведь даже он, демон со стажем, чуть не поддался, так чего ждать от голема? Особенно если Оскар и к нему лез обниматься…
Зря он кинулся на Оле. Надо было остаться, объяснить всё хорошенько, а не угрожать и хлопать дверью. Это же Оле. Верный Оле, который прикрывал, помогал и просто всегда был рядом. Разве на него можно долго злиться?
– А не надо было открывать рот и говорить такое, – пробормотал Левиафан для порядка. Ноги уже сами несли его к дому. Сгущались сумерки, улицы пустели, и очень уж не хотелось снова бродить по ним в одиночестве. Так что, недолго думая, Левиафан спрятался за углом и открыл портал на нужную улицу.
Первое, что бросилось в глаза – не горел свет. Левиафан мельком глянул на часы: неужели легли спать, в восемь-то вечера?
– Э-эй! Я дома! – крикнул он, толкая дверь.
Тишина. Абсолютная, ни шороха, ни дыхания. Не показалась виноватая физиономия Оле, не высунули головы из комнат мальчишки. Левиафан почувствовал, как внутри скручивается тяжёлое предчувствие беды.
Он захлопнул дверь, прижимаясь к ней спиной, и просканировал дом. Никого. Он просканировал ещё раз, зачерпнув силу уже из себя, да с такой силой, что подогнулись колени, а слои реальности задрожали, чуть не выворачиваясь наизнанку.
Дом оказался пуст.
Первая мысль была – демоны. Прознали про книгу, про похищение Филиппа, про убийство Вика, да про что угодно – и пришли покарать. Ведь так и знал, что этим кончится… Проклятье, нельзя было уходить!
Левиафан выпрямился – рывком, схватившись за вешалку – и кинулся в комнаты. Он знал, что этого делать нельзя, что если это демоны, они точно оставили ловушку, но…
– Оле! Оскар! Оле!
Но он же не железный, в конце концов!
Было темно. Впопыхах Левиафан врезался в тумбочку, сбил с неё стопку раскрасок и едва не опрокинул диван. Загнанно обернулся, метнулся к лестнице, в спальню, а сразу оттуда открыл портал в кухню. Разумеется, безрезультатно.
Левиафан понял, что задыхается. Так, нет, никакой паники… Он нащупал рядом стул и тяжело опустился на него, пытаясь совладать с собой.
Всё нормально. Демоны могли оставить послание. Записку, разрисованное кровью зеркало, запись на автоответчике… Нужно проверить. И не думать, ни в коем случае не думать о том, что голема с детьми могли забрать не ради приманки, а ради чего-то куда более простого и страшного…
Левиафан резко встал и ударил по клавише выключателя. Вспыхнул свет, озаряя чистый стол, аккуратно составленную посуду, пустую плиту и посудомойку… Пустую? Оле что, не кормил их? Нет, конечно, похитители могли прийти в тот же день, когда Левиафан сбежал… но в таком случае голем бы и еду не успел убрать, верно?
И – взгляд демона упал на пустые крючки и подставки для ботинок в коридоре – разве жертвам позволили бы одеться?..
Следующая пришедшая в голову мысль была такой дикой, что Левиафан захохотал. Он двинулся по квартире, зажигая везде свет, взмахом руки распахивая шкафы и ящики. Ну не может быть такого, нет, никак! Может, они просто пошли гулять? В парк аттракционов, на поздний сеанс кино, детский праздник, а он тут развёл истерику…
Правда, куда тогда пропало столько одежды…
На экране компьютера белел лист бумаги – большой, из детского альбома. Лист висел на кусочке скотча, Левиафан одним движением оторвал его и вгляделся в буквы. У Оле всегда был прекрасный почерк.
Я так больше не могу. Ты погубишь нас всех. Прости. Мы уходим насовсем и как можно дальше, не ищи, я выкинул все телефоны и симки. Я ничего не скажу Внизу, но позволить тебе убить Оскара и втянуть в это меня не могу. Прощай.
Мне правда жаль.
Левиафан застыл, глядя на послание ничего не выражающими глазами. Потом руки начали дрожать, и демон бросил листок на пол, испепеляя одним взглядом. Сунул сжатые кулаки в карманы, зажмурился и прислонился к стене.
Он ушёл. Ушёл. Чёртов голем просто взял и сбежал. Без вопросов, без колебаний, когда встал вопрос выбора, он выбрал мальчишек. Чужих, тех, кого знал без году неделя. И это было бы нормально, даже ожидаемо, будь это кто угодно другой… но Оле!
Левиафан толчком оторвался от стены. Вынул руки из карманов, медленно обвёл взглядом комнату и подошёл к сбитой в самом начале тумбочке. Поднял с пола раскраски, сложил их, выровнял аккуратной стопкой. Обернувшись, провёл ладонью по корпусу компьютера, смахивая пыль – без щёток, без перчаток. Удивительно, но разносить всё вокруг, как он сделал бы раньше, совсем не хотелось. Зачем? Никто не услышит. Не придёт. Не поможет. Ни-ког-да.
Его шатнуло, и Левиафан схватился за дверной косяк. Перед глазами стояла пелена, он опустил голову и наткнулся взглядом на дурацкий звёздно-полосатый щит из мультика. Как они радовались, все трое, получив эти глупые игрушки! Знал бы, так заточил бы тогда и вогнал в горло, в шею, распарывая артерию, ломая позвонки…
Левиафан понял, что его опять трясёт, и на сей раз не стал притворяться. А ради чего? Всё было кончено, и он сел на пол прямо возле круглой металлической дряни. Оружие выдуманного героя. Как же это Оле не взял его с собой – он ведь теперь герой, что может быть более героическим, чем спасать бедных беспомощных детишек от злого-злого демона… Даже если детишки совсем не детишки, это не имеет значения, ведь Левиафан хуже, всегда хуже, он же монстр, предатель Небес, изгой Преисподней, да попросту идиот, который взял бракованного голема и посмел к нему привязаться… Понравилось играть в доверие? В свободу, в выбор? Так получай! Как будто кто-то по доброй воле выберет его сторону!
Не хватало воздуха. Он Падал, снова Падал, снова распахивал погибающие крылья. Чувствовал, как разгорается внутри адское пламя, чувствовал пропитывающий всё запах серы. Рвался, ещё не понимая, что Ад не просто тюрьма, Ад – его суть, а от себя не сбежать, не спрятаться за големом и за мечтами о создании нового мира. И «слишком поздно» всё же существует, а невредимыми из пепла восстают только тупые фениксы в тупых сказках…
– С-скоти-и-на… – Левиафан вцепился зубами в рукав, чтобы не сорваться на звериный вой. Да чтоб они все сдохли, сдохли, сдохли, сдохли!
Приступ кашля пришёл и закончился внезапно, как всегда. Сипло втягивая воздух, Левиафан отнял руку ото рта. На подрагивающих пальцах блестели алые капли крови.
22
Столик был идеален. Белый, круглый и очень чистый. Чашка была тоже белая, ровная, гладкая, без узоров. А кофе – чёрный, как Вселенная до знаменитого «да будет свет». Чёрное, белое – контраст успокаивал, и Левиафан смотрел только вниз.
Шла девятая чашка. Или, может, двенадцатая? Он перестал считать после шестой. Нет-нет, он вовсе не собирался убиваться таким изощренным образом, провоцируя приступ аритмии – да и вряд ли у него вышло бы, он же демон. Он демон и сдохнет по-демонически, вычерпав собственную сущность до дна. Кровавый кашель тому подтверждение, ему перестало хватать сил на банальную поддержку жизнедеятельности тела. Ну и пусть. Могло быть хуже. Всегда может быть хуже.
Левиафан залпом опрокинул в себя остатки кофе, поднялся и, не глядя никому в глаза, подошёл к кассе и молча положил денежную купюру на стойку. Официант опасливо сгрёб бумажку, уточнил «вам снова двойной?», и, получив кивок, ушёл готовить кофе.
Да, по всем законам жанра Левиафану полагалось сейчас идти в бар и надираться там вдрызг. Но алкоголь на него действовать давно перестал, а бары… в бары он обычно ходил на работу – искушать, сбивать с пути и всё такое. К тому же кофе оказался забавным. От него пропадала апатия, и хотелось что-то делать, бежать, даже… даже жить хотелось. Правда, минут через пять эффект пропадал, и приходилось идти за новой порцией, вот как сейчас.
Левиафан сгрёб свою кружку и вернулся за столик, спиной чувствуя прожигающие взгляды официантов. Ну да, смертные столько выпить не могут, это должно пугать. Наверняка ждут не дождутся, когда он уйдёт. Все и всегда хотят от него избавиться....
Перебьются. Идти ему всё равно было некуда: Левиафан не отказал себе в удовольствии на прощание поджечь место, которое по глупости называл домом. Толпились люди, суетились пожарные, а Левиафан стоял на соседней и улице и смотрел на здание, пока адское пламя не сожрало всё до крупинки. Ничто не должно было уцелеть. Ни-что. Как будто ничего и не существовало. Чтобы больше не было соблазна вернуться.
Следующие две кружки кофе Левиафану поставили на столик, не требуя платы вперёд и не дожидаясь, пока он встанет. Видимо, решили, что кем бы ни был странный клиент, продать за день столько порций кофе – не так уж плохо. Оле иногда ворчал, что они инфляцию устроят, постоянно создавая деньги из воздуха, а Левиафан смеялся – мол, и хорошо, и правильно, Внизу одобрят.
Он оторвал взгляд от чашки и, чтобы не думать про Оле, уставился на людей. Шла первая половина дня, за окном бушевал ливень, и кафе было почти пустым. Кроме Левиафана было всего две посетительницы через столик – насколько он мог понять, студентки, прогуливающие пары. Левиафан стал смотреть, медленно потягивая кофе.
Почему-то думать о них как о взрослых не получалось, несмотря на то, что возраст явно перевалил за законные восемнадцать – девчонки и есть девчонки, лица совсем как у подростков. Перед той, что справа, стоял ноутбук, они сблизили головы, почти уткнувшись друг в друга, и хихикали над экраном.
– Погоди-и, так персонажа надо было раскрыть, а не вскрыть?
– Эврика! Не прошло и года!
Девочка с ноутбуком, одетая в нынче модную длинную чёрную кофту, уткнулась в экран и быстро забарабанила по клавишам. Из-под надвинутого на лоб капюшона выбивались рыжеватые волосы. Её лица почти не было видно, и Левиафан уставился на вторую, девочку в оранжевом. У неё был длинный свитер, неаккуратные тёмные косички, и, в отличие от подруги, она ничего не делала – листала ленту в телефоне, заглядывала в тот же ноутбук и тщетно наклоняла уже пустой чайник, пытаясь вытрясти оттуда ещё на глоток. Неужели нельзя просто купить ещё чаю… ах да. Студенты.
Почувствовав взгляд, Девочка-в-оранжевом оторвала глаза от телефона и посмотрела на Левиафана. Тот и не подумал отворачиваться. Даже моргать или хотя бы из вежливости улыбаться не стал – на кой чёрт? Девочка отвела взгляд первой. Глянула на пустой поднос, на витрину с салатами, снова покосилась на Левиафана. Он не отрывал взгляд, и она, занервничав, дёрнула за рукав подругу.
Смертные. Какие же они смешные. Как… котята, наверное. Иногда бесят, иногда забавляют. Вот как сейчас, когда шепчутся, прячась за крышкой ноутбука, и воображают, будто Левиафану действительно есть до них какое-то дело, хоть бы даже самое неблаговидное.
Девочка-в-оранжевом выпрямилась и открыла рот. Левиафан готов был услышать угрозу из разряда «хватит пялиться» и уже подбоченился, придумывая гадкий ответ. Это даже хорошо, это бодрит… И жутко удивился, услышав:
– И-и-извините, у вас всё нормально?
– Вы… выглядите не очень, – уточнила, не высовываясь, Девочка-с-ноутбуком.
Левиафан моргнул. Покосился на зеркало у входа. Хм, ну да, свежеупакованные трупы и то бодрее смотрятся, а трупам даже кофе никто не наливает… Но вот им-то что?
– Просто смотрю, – негромко протянул он, уткнувшись подбородком в ладонь и пытаясь подпустить в голос яда. Яд подпускался плохо, а кофе дурманил голову. – Какие характерные лица у вас обеих. Знаете, такие в равной мере прекрасно смотрятся и на иконах, и на кострах инквизиции. Ад, Рай… Как повезёт.
Над экраном показались глаза Девочки-с-ноутбуком. Левиафан прислушался к летающим на поверхности её сознания мыслям и чуть хмыкнул: почему-то в ответ на его реплику она мысленно воспроизвела пару строчек какой-то песни. «Ты будешь гореть в Аду, я буду гореть в Аду, все мы будем гореть…»2
Чё-ё-ёрт! Левиафан чуть не вылетел из кафе: именно этого исполнителя при нём слушал мелкий Филипп, а ему сейчас в последнюю очередь нужны были такие флэшбеки. Но тут заговорила Девочка-в-оранжевом:
– Оу. Интересно. Спасибо… наверное.
Вокруг её шеи обвивался проводок наушников, один из которых торчал в ухе, и Левиафан вцепился в эти звуки, как в спасательный круг, пытаясь перебить воспоминание о музыке Филиппа. Подслушать играющую в наушнике песню на расстоянии двух метров для него не составляло никакого труда.
Ещё не поздно,
Настроить скрипку,
Взять верную ноту,
Исправить ошибку,
Не поздно
Зажечь солнце,
Новое небо и новые звёзды…
Не поздно! Послушай! Я так не хочу быть один…3
Левиафан чуть вздрогнул.
– Что за песня? У… тебя в наушнике?
Девочка-в-оранжевом смутилась:
– Ой, очень громко, да?
– Нет, – Левиафан подавил раздражение. – Просто спрашиваю.
– Ну… это из фэнтези-мюзикла, – ножки стула чуть скрипнули, когда она развернулась к демону. – «Властелин ничего». Там, в общем, про человека, который хотел стать богом, но в итоге просто остался совсем один.
Левиафан затрясся, будто со стороны слыша свой нервный срывающийся смех:
– Какая… типичная история.
Под курткой шуршали схемы ритуала, которые он в последний момент всё же забрал с собой. А девчонки уже совсем оторвались от экранов, глядя на него с каким-то странным беспокойством.
– То есть банальная?
– То есть реалистичная, – Левиафан уткнулся в кружку с холодным кофе. – Вот только так и бывает. Слушайте её почаще, и избежите разочарований. Верьте, впервые в жизни не советую таким как вы чего-то плохого.
Он одним глотком допил и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Но вышло не так. Секунд через десять соседний стул снова скрипнул, Левиафан поднял глаза и увидел Девочку-в-оранжевом. Она явно нервничала, но почему-то не отходила.
– Ну, это всё-таки неправда! – собравшись с духом, заявила она. – Тот человек, он уже не мог ничего исправить, потому что все исчезли, и он буквально был совсем один. А в нашей жизни всегда можно что-то сделать, исправить, переиграть!
Левиафан фыркнул:
– Ага. Хорошая попытка, но знаешь, когда вокруг тебя люди, это ещё не значит, что ты не одна. Будь их хоть целая толпа.
– В толпе быть одному ещё неприятнее, я знаю, – кивнула она. – Но… зато тогда на тебя никто не смотрит, и ты вроде как можешь всё делать так, как хочешь, не оглядываясь ни на кого.
Левиафану стало смешно: будто он когда-то оглядывался!
А хотя, если уж начистоту… действительно ли ему не было дела до того, как о нём думают и как смотрят?
И следующий вопрос – откуда такие мысли у смертных, с их-то маленькой глупой жизнью?
Левиафан опёрся руками о столик, глядя на Девочку-в-оранжевом уже по-новому, с интересом.
– Так ты считаешь, что всё в этой жизни можно исправить?
– Ну, даже если не исправить, то поменять ситуацию к лучшему. Кроме… кроме смерти. Её, наверное, нельзя. Ну, только если как Орфей, но он в итоге тоже лоханулся…
– Интере-есно, – Левиафан глянул на Девочку-с-ноутбуком. Та снова уткнулась в экран, не обращая на них особенного внимания. – А подруга как думает, м?
Левиафан ляпнул это чисто из вредности: что может быть веселее, чем насильно втягивать в разговор тихих людей и смотреть, как смешно они смущаются. Правда, вопреки ожиданиям, Девочка-с-ноутбуком не смутилась, оторвалась от экрана, посмотрела них недовольно и, поколебавшись, опустила крышку.
– Во-первых, – голос её был терпеливым и спокойным, – я думаю, что болезненно реагировать на каждую неудачу вредно для здоровья. А во-вторых, что над каждым своим выбором нужно думать, чтобы не сделать всё ещё хуже. Хуже, чем сейчас. Жизнь преподаёт нам уроки не просто так, а чтобы мы могли избежать новых ошибок. Это важно.
Хм. А ведь ей действительно пошло бы играть в театре, или хотя бы читать вслух, девчонка просто мастерски владеет интонациями. Правда, с чего вдруг такие поучения? Он-то в своих действиях всегда уверен!
– Но у вас же никто не умер? – Девочку-в-оранжевом явно тревожил этот вопрос, и это было так… мило, что демон чуть не засмеялся:
– Нет, голубушка, не беспокойся.
Девочка неуверенно улыбнулась, а Левиафан задумался. Всю эту демагогию, конечно, он знал наизусть, но сейчас… Почему-то оно звучало не так, как обычно. Или, может, ему просто очень хотелось что-то такое услышать?
– Ну а если, девочки, ваша ошибка была бы в том, что вы… – Левиафан запнулся, пытаясь придумать нормальную параллель так, чтобы не открыть слишком уж много. – Короче, что вы сделаете, когда столкнётесь с очень большой подлостью?
Он намеренно сказал «когда», а не «если» – это как бы уравнивало их. Девчонки заговорили наперебой:
– Уйду в депрессию.
– Разочаруюсь в людях.
– Посмотрю в глаза и спрошу, какого хрена.
– А может, просто дам с ноги.
– Может?
– Ну, если не успею испугаться!
Они говорили что-то ещё, но Левиафан уже не слушал. Внутри медленно поднималась буря: а ведь и впрямь, какого хрена? Почему он должен просто так это проглотить? Он не позволил себя раздавить вековой травле Ада – так что же, позволит теперь?
«Ещё не поздно решить проблему», – песня в наушнике девчонки крутилась на повторе, и Левиафан уже кивал, соглашаясь с её словами. О да, проблему он решит. Для начала – в своей голове, а потом и физически. И проблема ещё пожалеет, что вообще стала таковой.
«Зажечь солнце, новое небо и новые звёзды», – и звёзды он зажжёт. Свои, собственные, такие, как хочет. Он не станет доживать оставшуюся ему, демону с иссякающими силами, жизнь, вот так, прячась по людским кафешкам.
Он чувствовал себя так, словно все сломанные кости внутри хрустнули и срослись прямо на глазах. Не то чтобы ему стало легче… но пустота внутри медленно переставала быть просто пустотой.
– Что ж, милые дамы, было приятно поболтать, – Левиафан приподнялся. – Вы только что очень мне помогли.
Девочка-с-ноутбуком посмотрела ему в глаза, и он невольно отметил, какой пристальный, тяжёлый у неё взгляд. Не будь он так уверен, что они обе смертные, точно заподозрил бы неладное…
– Точно? – с нажимом спросила она. – Может, вы… скажете, что всё-таки случилось?
Левиафан поколебался, борясь с искушением. Как же хотелось рассказать всё целиком, хотя бы иносказательно, сменив имена и выкинув всю непривычную людям сверхъестественную составляющую…
Ну нет. Он уже рассказал однажды, голему, об отношениях с Адом – и что? Неужели непонятно, что внутрь пускать нельзя никого?
– Это уже неважно, – туманно ответил он, поднимаясь и торопливо шагая к выходу. У самой двери ему в спину прилетел возмущённый крик из-за стойки:
– Эй, а заплатить?
Демон медленно повернулся. Ну да, разумеется, последние две чашки он выпил без оплаты… но тон… не начать ли новую жизнь с испепелённого человечка? Детей в жизни больше нет, притворяться не перед кем…
– Я оплачу! – взмахнув руками, с места вдруг сорвалась Девочка-в-оранжевом. – Я… могу заплатить. Всё хорошо. Не волнуйтесь.
Левиафан пару секунд молча смотрел на неё. Им что, деньги лишние? Или настолько стало его жаль? Его? Жалеть следовало официанта, на котором демон только что чуть не сорвался… Он вгляделся в девчонку пристальнее, запоминая тёмно-синюю ауру – до мельчайших деталей, так, что смог бы по памяти зарисовать. Потом перевёл взгляд на вторую – у неё аура была другой, зато ярче и гуще – и проделал то же самое.
– Я вас воссоздам, – вслух пообещал он. – В своём новом мире. А здесь прощайте.
Девочка-в-оранжевом захлопала глазами. Она не поняла, разумеется, да и не нужно. Лёгкое движение пальцев – и сумма на её карточке выросла почти втрое.
Левиафан вышел за дверь и глубоко вдохнул свежий весенний воздух. Вот теперь – точно всё. Последний раз, когда он сделал что-то полезное для другого, а не для себя. Девчонки пусть купят себе пирожных, они нормальные… для смертных.
А теперь он пойдёт и спустится в Ад. И больше никогда, никогда не поведёт себя как тот, у кого есть привязанности и слабости. Если тебя все считают монстром – так будь им!