Глава 3
Когда Ксюша родилась, она не отличалась от других младенцев, родители и подумать не могли, что с ней что-то не так. Девочка росла и развивалась, но не демонстрировала никакого волшебства. Поначалу Людмилу и Сергея это не пугало, способности ведь проявляются не сразу, а на втором – третьем году жизни. Когда Ксюше исполнилось два, они удивлялись, что у неё до сих пор нет сил, но лекарь успокоил – такое иногда бывает, кто-то созревает для волшебства раньше, кто-то позже, нет повода паниковать. Но вот Ксюше три года, вот четыре, а собственных чар по-прежнему нет. Под Новый год для детей принято устраивать праздники, собираются ребята примерно одного возраста. Веселятся, водят хороводы, поют песни. И показывают, какие умеют творить чудеса. Четырёхлетней Ксюше показать было нечего, она так разительно отличалась от сверстников, что родители уже не могли закрывать на это глаза. Пришлось признать, что их дочь пустая; пустыми называли людей, не имеющих никакого волшебного дара. Дома Людмила расплакалась, а Сергей встал у окна и стоял там полночи, не двигаясь.
«Жалко, жалко очень, – шептались между собой родственники, друзья, соседи. – Бывает же… Семья хорошая, родители – приличные люди, с волшебством у них порядок. Что ж дочке-то не повезло? Бедная девочка. Хотя родителям, верно, хуже, по крайней мере, сейчас, пока она ничего не понимает. Бедные Люда и Серёжа. Интересно, они рискнут ещё ребёнка завести? А вдруг и тот пустым получится? Ужас! Врагу не пожелаешь!» Они представляли себя на месте Сергея с Людмилой или на месте Ксюши, передёргивали плечами, отряхиваясь от тяжёлых, мрачных, беспросветных образов. И радовались, что беда случилась не с ними и не с их детьми. Кто-то от такой радости получал удовольствие.
На второго ребёнка Окунёвы отважились, когда Ксюше было пять. У неё появился братик Андрюшка. Людмила ночей не спала, молилась всем известным ей божествам, чтобы мальчик был полноценным. До невозможности страшно было думать, что случится, если и Андрюша пустой. Что тогда делать, как жить? И что делать сейчас, как перенести ожидание, которое хуже любой пытки? К счастью, Андрей не заставил родителей долго ждать – на празднике в честь своего Дня Рождения годовалый мальчик вызвал пламя, устроив огненный фонтан. Обезумевшие от счастья родители и не подумали ругать сына за стол, спалённый дотла вместе с угощениями; никто не пострадал, пожар быстро ликвидировали. Воодушевлённые супруги решили завести третье чадо, которым стала Таисия, она же Тася. Тася тоже не подвела, наоборот – она оказалась целительницей, а это даже в волшебном мире редчайший дар. Теперь про Людмилу и Сергея говорили, что судьба вознаградила их за муки со старшей дочерью. А Людмила и Сергей говорили, что такие дети, такие люди, как их Ксюша, тоже важны и нужны – чтобы научить окружающих состраданию.
Впрочем, Ксюша скорее могла научить окружающих чувству юмора. Трудно было отыскать более весёлого, озорного и жизнерадостного ребёнка. Девочка и не заподозрила бы, что она неправильная, но, разумеется, нашлись «добрые» люди, которые ей это растолковали. Много «добрых» людей. Ладно бы только дети, для них такое поведение хоть не простительно, однако объяснимо (особенно если им самим никто не объяснял, ни словами, ни примером, что такое понимание и милосердие). Но воистину поражали некоторые взрослые. Находились те, кто в глаза Ксюше и Ксюшиным родителям заявлял, что она уродец, что её надо было бросить в прорубь или оставить умирать в лесу. Те, кто демонстративно забирал детей либо внуков с уличной площадки для игр, если туда приходила Ксюша. Однажды её довела до слёз девочка-ровесница, дразнившаяся и нараспев декламирующая, что Ксюша никогда не выйдет замуж, потому что пустая. В пять лет замуж не так уж хочется, но это была последняя капля, переполнившая чашу. Ксюша убежала за сараи, плюхнулась на бревно, приспособленное под лавочку, и горько разрыдалась.
Она не видела, как появился Егор, но давно привыкла к его неожиданным возникновениям и совсем не испугалась, когда обнаружила, что он рядом. Они дружили. Шестилетний Егор, недавно пошедший в школу, считал себя ужасно взрослым и с наивной детской непосредственностью благодушно зазнавался. Он пока мало что смыслил в жизни, но уже соображал, что Ксюша – самая весёлая и самая умная из всех детей, которые ему знакомы, включая тех, кто постарше; плевать ему, что у неё нет волшебства, он злится только, что её постоянно обижают. Дать в нос сверстнику Егор мог, но против больших дядь и тёть был бессилен.
– Ксюша, – он сел подле неё. А дальше что делать? Не обниматься же, такими глупостями взрослые занимаются; если кто увидит – засмеют.
– Чего? – всхлипнула она.
– Машка – дура.
– Дура она, а смеются надо мно-о-о-ой, – Ксюшу подхватило новой волной рыданий.
Егор совсем растерялся.
– Ну чего ты, Ксюша? Ну не плачь!
– Хорошо тебе говорить: не пла-а-а-чь! А у меня мужа не бу-у-у-удет!
– Зачем тебе муж?
Ей пришлось приостановить рыдания.
– Не знаю. – Она шмыгнула носом. – Наверное, он будет мне конфеты дарить. Сейчас папа дарит, а когда я замуж выйду, муж будет дарить… Ой, нет, не будет! Не будет у меня мужа-а-а-а!.. – Она прервалась на вдох и довыла: – …А-а-а! У всех взрослых тётенек есть муж!
– Неправда. У некоторых нету.
– И сидят они без конфе-е-е-е-ет! И я буду без конфе-е-е-е-е-ет! – Она не сомневалась, что жизнь кончена.
Егору очень хотелось утешить Ксюшу, и он предложил:
– Хочешь, я тебе конфеты дарить буду, когда вырасту?
Ксюша замолчала секунды на три и разревелась снова.
– Не бу-у-у-у-у-де-е-е-ешь!
– Почему? Раз сказал – буду, значит, буду!
– Не бу-у-у-дешь! Тебе твоя жена не разрешит!
Егор представил страшную картину: непонятная грозная тётка, называющаяся женой, запрещает ему делиться конфетами с друзьями и забирает у него все сладости, чтоб не раздавал. Сладкое Егор не любил, но обиден был сам факт. Зачем вообще жениться, если у тебя всё будут забирать? Разве что…
– Давай я на тебе женюсь! – Точно! Ксюша не станет зажимать конфеты. Ничего не станет зажимать, потому что Ксюша добрая.
От удивления у Ксюши иссякли слёзы.
– Ты? Женишься на мне? Зачем?
– Конфеты тебе буду дарить.
– А обзываться не будешь?
– Не буду.
– Честно?
– Честно-пречестно.
– Тогда давай.
Торжественно взявшись за руки, они отправились объявлять о своём решении пожениться.
Единственными, кто это решение воспринял всерьёз, были дети на игровой площадке. Взрослые лишь умилённо посмеялись. Семья Егора жила по соседству с Окунёвыми, его родители приятельствовали с Людмилой и Сергеем, сердечно жалели Ксюшу и ничего не имели против её дружбы с их сыном. Будь Егор и Ксюша взрослыми, их помолвка стала бы ударом, но они же малыши, ничего серьёзного, сами скоро забудут.
Но не забыли ни они, ни родители – «женитьба» регулярно становилась предметом добродушных шуток и фигурировала в списке забавных воспоминаний. Её долго считали ребяческой фантазией, но к этой фантазии привыкли и подспудно примирились с нею. Окунёвы – семья уважаемая, обеспеченная, да ещё и с собственной целительницей, это дорогого стоит. Жутко подумать, что внуки могут родиться такими же калеками, как мать, – без волшебства, тяжело им придётся. Но уже было ясно, что никто не застрахован от пусторождённых. Если раньше за одно поколение рождалось два – три таких ребёнка, то теперь они появлялись как грибы после дождя, даже в семьях с сильнейшим волшебством, где подобного прежде не случалось никогда. Никаких гарантий, что, женись Егор на кладезе волшебных сил, это спасёт его детей от пустоты. И неизвестно, какой характер будет у кладезя. Ксюшу же Михаил и Анна знали с самого её детства – добрая, порядочная, умная девочка, и помочь всегда готова, и рассмешить умеет.
Ксюша действительно была созданием беззлобным. В основном. Она органически не могла кому-то нахамить, если кто-то не начинал первым. Но постоять за себя умела. У неё отсутствовали волшебные способности, зато с умственными был полный порядок. Сначала дети, а потом и взрослые в её окружении поняли, что лучше не попадаться на Ксюшин острый язычок. Уже в десять лет она без всякого волшебства, одними словами, легко превращала обидчиков в предмет насмешек для себя и окружающих. С годами навык креп.
Однажды Ксюшу облаяла торговка украшениями. Было это на летней ярмарке. Ксюше приглянулись серьги, лежащие в дальнем углу уличного прилавка.
– Можно поглядеть? – Она потянулась к ним.
– Руки убери! – взвизгнула торговка, дородная и бесформенная, неопределённого возраста и определённых взглядов. Она не была знакома с Ксюшей лично, но знала, что это пустая девочка. Даже потенциальная прибыль не перекрыла отвращение, плюс, надо думать, торговка рассудила, что если Ксюша прикоснётся к товару, это отпугнёт других клиентов. – Загадишь всё своими лапами!
Пятилетняя Ксюша непременно расплакалась бы, а семнадцатилетняя лишь недоумённо-небрежно поглядела на торговку.
– Милая женщина, – произнесла Ксюша с аристократическим достоинством (непонятно откуда взявшимся, ибо аристократов у неё в роду не водилось), – я бы послала Вас сами знаете на что, но боюсь, не найдёте дорогу – видно же, что Вы там давно не были. Если вообще бывали.
После короткого ступора торговка заголосила так, что у окружающих едва не полопались барабанные перепонки. Кошмар, караул, бардак!!! Да что ж творится-то, люди добрые?! Да как же так можно, чтобы всякая пустотень кого вздумается обругивала?! Стража! Стража!
Два стражника из расчёта, следившего за порядком на ярмарке, и так прибыли на шум – узнать, что творится. По рассказу торговки выходило, что Ксюша её чуть ли не прирезать пыталась, но слова остальных присутствующих были ближе к истине.
– Арестуйте её! – требовала торговка. – Заберите, в тюрьму бросьте! Пусть там сидит!
– За что? – невозмутимо поинтересовалась Ксюша. Рядом стоял Егор, и не в последнюю очередь благодаря этому получалось сохранять спокойствие. Она перевела комично-серьёзный взгляд на стражников. – За то, что я НЕ послала сию чудесную женщину? Если её это столь сильно расстраивает, я могу послать, мне не жалко, но будьте, пожалуйста, свидетелями, что всё по обоюдному согласию.
Торговка стала пунцовой, окружающие, включая стражников, расхохотались.
Когда все разошлись, Михаил, отсмеявшись, сказал сыну:
– Егорка, правда, женись-ка ты не ней. С такой не пропадёшь, а если пропадёшь, хоть не соскучишься.
– Да вот сам думаю, что надо бы жениться, – улыбнулся Егор.
Ему недавно исполнилось восемнадцать. Традиционно в этом возрасте молодым людям полагалось обзаводиться невестами, а девушкам – женихами, хотя от помолвки до свадьбы обычно проходило несколько лет.
– А моё согласие совсем не требуется? – наигранно возмутилась Ксюша.
– Ты своё согласие дала двенадцать лет назад, – напомнил Егор.
– Может, я уже передумала.
– Ничего не знаю. Ты замуж согласилась? Согласилась. Конфеты от меня получала? Получала.
– Так это была предоплата?
– Конечно! Думаешь, я задаром тебе столько лет конфеты таскал?
– В супружеский долг меня вгонял?! Коварный, коварный Егор!
– Мальчики и девочки, давайте-ка посерьёзнее, – вмешался Михаил. – Жениться будем или нет?
Егор с Ксюшей обменялись взглядами, одновременно улыбнулись, синхронно сказали:
– Будем, – и дружно рассмеялись.
Решение далось им чрезвычайно легко, ведь они были лучшими друзьями, сколько себя помнили. И ни у кого из них сейчас не имелось другой кандидатуры на примете; Ксюше иногда нравился кто-то из мальчиков, Егор заглядывался на разных девочек, но ни одна влюблённость не продлилась долго.
На помолвку Егор подарил Ксюше оберег. Близкие частенько дарили ей обереги, амулеты, зелья, заговорённые вещи и прочие магические прибамбасы, дабы частично компенсировалось отсутствие личного волшебства. С этими вещами Ксюша чувствовала себя увереннее, но вместе с тем они подчёркивали её неполноценность. Она с нетерпением ждала отбытия в Пустой мир, где магии нет ни у кого, где не придётся ощущать себя ущербной.
О Пустом мире знали с незапамятных времён, с ним контактировали (некоторые учёные даже утверждали, что первые люди пришли именно из Пустого мира пару тысяч лет назад, ещё не обладая волшебством, и только здесь напитались чарами), иногда совершали туда вылазки, но ничего интересного не находили. Чем может удивить мир без волшебства? Однако последние лет двести он начал удивлять, с каждым годом всё сильнее. Он почти поравнялся в развитии с колдовским миром без всякого колдовства!
Созрела инициатива сплавлять в Пустой мир всех пустых детей, когда они достаточно повзрослеют. В здешнем мире нет профессий, где не используется волшебство, и пустых не могут обучить ни одному ремеслу. А в Пустом мире подходящих учебных заведений пруд пруди! Пусть отправляются туда, учатся полезным ремёслам, овладевают каким-нибудь мастерством. Авторы инициативы прежде всего надеялись, что пустым юношам и девушкам так понравится в Пустом мире, что они решат там остаться, дабы быть среди равных; но эта задумка не афишировалась, к таким мыслям подталкивали исподволь. Ксюша сама не раз думала: здорово бы постоянно жить там, где никто, никто и никогда не попрекнёт её отсутствием волшебного дара. Только как же расстаться с семьёй? Ей и так тяжело давались разлуки по несколько месяцев подряд, но она знала, что это временно, что однажды она вернётся навсегда. Мысль о том, чтобы отказаться от родного мира и до конца жизни видеться с близкими людьми два-три раза в год, разрывала сердце. Лучше уж иметь дело с насмешками, тем более что Ксюша прекрасно их отражала. Нет, она выучится и вернётся. Будет работать и приносить пользу по мере своих сил.
Отец Ксюши был растителем. Мог за два часа вырастить на пустом клочке земли богатейший урожай фруктов, ягод, овощей. Ксюша ещё маленькой млела от восторга, смотря на это; мечтала, что однажды случится чудо и она тоже так сможет. Чуда не случилось, но Ксюша узнала о науке агрономии. Ей и стала учиться в Пустом мире. Старалась не думать, что все её знания и навыки, добытые трудом, добросовестностью и упорством, легко переплюнет любой посредственный раститель, коему хватит нескольких часов, чтобы организовать урожай, который в Пустом мире назвали бы рекордным, феноменальным, невероятным, фантастическим.
Глава 4
На вечерних улицах горел свет – не фонари, а оранжево-красные шары, парящие в нескольких метрах над землёй, не огненные, а сияющие без тепла. Засмотревшись на них, Ксюша отвлеклась, но тут же отошла от окна и вернулась за стол. Андрей с Тасей помогали Гале и Стасу обустроиться в выделенной гостям комнате. В столовой остались Ксюшины родители, сама Ксюша и Егор. Назревал серьёзный разговор,
– Что-то происходит, да? – Ксюша села рядом с мамой. – Весь день такое ощущение, будто все что-то не договаривают.
Ксюша посмотрела на Людмилу, Людмила посмотрела на Сергея, Сергей посмотрела на Егора, а Егор посмотрел на Ксюшу и сказал:
– Неважные дела у нас творятся. С волшебством всё хуже и хуже.
– Ещё больше пустых детей?
– Если бы только это, – вздохнула Людмила. В её больших синих глазах – таких же, как у Ксюши, – читалось беспокойство. На светлой коже и заплетённых в косу льняных волосах плясали блики от комнатного освещения – нескольких шаров под потолком. Почему-то сегодня оно подчёркивало морщинки вокруг глаз.
– Силы стали пропадать и у тех, у кого они были всегда, – пояснил Сергей. – И у детей, и у взрослых.
– Не то чтоб совсем пропадать, – уточнил Егор, – а барахлить.
Ксюша нахмурилась.
– У тебя тоже? – Подумать страшно! Егор ведь переносится по ветру, как бы становится его частью и может перепрыгивать с одного потока воздуха на другой. А некоторые потоки взмывают очень, очень высоко, и если силы сгинут, скажем, в километре-другом от земли… Спокойно. Егор сидит здесь, живой, здоровый, значит, подобного у него не была. Да?
– Один разок. Вдруг собрался из ветра и как ухнул вниз, а лететь было долго – думал, всё, разобьюсь насмерть. – Егор умел в простые слова вложить столько эмоций, что они пробирали слушателя до костей.
Под прикрытием стола Людмила стукнула Егора носком по ступне.
– Но это было всего секунды две-три, – поспешно добавил Егор, – потом силы вернулись. Покрутило меня в воздухе знатно, но спастись я успел. С тех пор высоко не забираюсь.
– У меня в парниках одна треть посадок не взошла, зато другая треть крышу пробила, – рассказал Сергей. Морщинки на его смугловатом, квадратном, чисто выбритом лице тоже были заметнее обычного. И орлиный нос казался особенно острым. Седины в каштановых волосах было немного, но она как будто сделалась ярче. – Никогда прежде такого не бывало.
– У меня пока всё нормально, – сообщила Людмила, – но всё равно не по себе, постоянно жду подвоха.
– А Андрюшка и Тася?
– У них вроде порядок, дары работают исправно. Барахлить, как выразился Егор, стало не у всех.
– Но у многих?
– У многих. Может, и не у половины людей и даже не у трети, но у четверти точно.
– Только в Стратимграде?
– Нет. Кто из окрестных деревень да соседних городов появляется, такое же рассказывает.
В этом мире волшебство не просто прочно вошло в сельское хозяйство, строительство, медицину и другие жизненно важные сферы, оно составляло их основу. Вся работа держалась на чарах работников.
Ксюша ущипнула себя за переносицу. Дела плохи. Настолько плохи, что нужно время, чтобы полностью это осмыслить. Но некоторые вещи напросились на ум сразу.
– Кого назначили виноватым? – Люди Пустого мира охотно обвиняли друг друга в своих проблемах, и здешнее население в этом плане не отличалось от них. Только проблем здесь значительно меньше, ибо большинство трудностей разрешается волшебством. Но уж если беда пришла, перво-наперво надо найти виноватых, потом можно разбираться, что к чему. А можно и не разбираться, виноватые-то уже есть.
Никто не стал притворяться, что не понял, о чём она. Но отвечать тоже никто не спешил.
– Нас? – догадалась Ксюша. – Пустых?
Сергей кивнул.
– Говорят, это вроде как зараза. Передаётся от пустых к нормальным.
– Вы в это верите?
– Нет, Ксюшечка, ты что! – Людмила вскочила и обняла дочь поверх плеч. Ксюша обхватила одну ладонь мамы. – Не верим!
– Не верим, – Сергей потянулся через стол и взял Ксюшу за руку. – А если б и верили, не испугались бы.
– И я не верю, – подключился Егор. – Будь это зараза, чары теряли бы в первую очередь те, кто ближе всего к пустым, кто чаще всего с ними общается. А так теряют без разбору, кто попало, некоторые пустых в глаза не видели.
– Тебе, как жениху, полагалось бы сказать, что ты тоже ничего не боишься и будешь меня обожать в любом случае.
– Это само собой, – слегка вымученно улыбнулся Егор.
Людмила вернулась на своё место, Сергей снова сел прямо.
– Нападения были?
И этот Ксюшин вопрос никого не застал врасплох.
– Массовых не было, – сказал Сергей. – А по отдельности случались.
– Кого-то даже камнями пытались забить, – мрачно дополнил Егор, за что снова получил подстольный тычок от Людмилы. На сей раз не стал притворяться, будто ничего не было. – А что, лучше, чтоб она ни о чём не знала и потопала куда-нибудь гулять одна? Да, на лбу у неё не написано, что она пустая, а в Стратимграде пятьсот тысяч человек, но её же многие знают, поди угадай, на какого знакомого наткнётся и как этот знакомый будет настроен.
Людмила опустила глаза, признавая правоту будущего зятя.
– Так что, Ксюшка, одна по улицам не ходи, – подытожил Егор. – И нигде особо не ходи.
«Вот вам и возвращение домой», – подумала Ксюша.
– Никто ещё не предлагает выгонять пустых из города?
– Были деятели, предлагали, – нехотя признал Сергей. – Но слишком много тех, кто возражает. Не только сами пустые, но их родные, друзья – не всё, но многие. А теперь вот… Теперь вот предлагают пустых выслать в Пустой мир насовсем. Это ж, мол, логично.
– Рьяно предлагают?
– Рьяно. Ближайший проходной день через полтора месяца, к тому времени, думаю, у предложения наберётся достаточно сторонников. Людям-то с каждым днём всё страшнее.
Шумно выдохнув, Ксюша уткнулась лбом в стол. Разум отказывался воспринимать информацию как реальность и пока классифицировал её как набор теоретических данных.
– Много сейчас пустых?
– Неясно. Кто-то насчитал десять тысяч на весь город, кто-то пятьдесят. Это без учёта маленьких детей, с детьми до трёх лет ничего не понятно.
Даже если всего десять тысяч, что будет делать такая толпа (толпища!), оказавшись в чужом мире? И чужой мир наверняка заметит эдакую ораву. Одно дело, если гости наведываются по нескольку человек (причём каждого человека тщательно инструктируют, снабжают документами и средствами к существованию на первое время), а другое – многотысячной делегацией (тут уже речь не идёт ни об инструктаже, ни о снабжении).
– Как говорила Скарлетт О’Хара, я подумаю об этом завтра.
– Кто-кто говорил? – не поняла Людмила.
– Скарлетт О’Хара. Известный персонаж в Пустом мире. Фраза тоже известная. – Ксюша замедленно моргнула. – «Я подумаю об этом завтра». И вещи разберу завтра.
– Тебе правда надо отдохнуть, – Людмила погладила Ксюшу по щеке. Потом взглянула на мужа. – Да и нам уже пора.
Сергей намёк уловил, и через полминуты Ксюша с Егором остались в столовой одни. Ксюша положила локоть на стол, подпёрла кулаком щёку.
– А ты меня чем «порадуешь»? – Слово «порадуешь» она произнесла так, что не возникало сомнений в его переносном смысле.
Егор встрепенулся, но не резко, а как-то формально.
– С чего ты взяла, что я собираюсь тебя «радовать»? – Вопрос тоже был формальным.
– По тебе вижу, мы же всю жизнь знакомы. Валяй, выкладывай.
Всё-таки с умными девушками порой трудно, подумал Егор. А Ксюша была настолько умной, что могла позволить себе косить под дурочку. Но близкие-то знали, что это лишь верхний слой, под которым таятся неведомые глубины. Ксюша обладала редкой наблюдательностью, склад ума у неё был прагматичный, а четыре года самостоятельной жизни в Пустом мире – смена сказки на совершенно не волшебную реальность – сделали её ещё практичнее.
– Ну? – с усталой смешинкой подтолкнула Ксюша, когда пауза затянулась.
Егор уронил голову на сложенные руки.
– Совсем всё плохо? – Ксюша побарабанила пальцами по столешнице. – Я уже ничему не удивлюсь, говори смело.
Егор поднял голову.
– Я влюбился в другую.
– Тьфу ты, стоило из-за этого такую драму нагнетать! – Ксюша улыбнулась поживее, с облегчением, что ли.
– Ты не злишься? Не удивляешься?
– Чему удивляться? Разве только тому, что этого не случилось раньше. Мы с тобой больше четырех лет виделись по графику «две недели через одиннадцать с половиной месяцев». С такими перерывами и самая пламенная любовь угаснет, а у нас не столько любовь, сколько дружба. Рассказывай, кто счастливица.
Боясь задеть Ксюшу, Егор нерешительно молчал. Ведь то, что она показывает, не обязательно отражает то, что она чувствует на самом деле. Угадав его опасения, Ксюша поощряюще опустила и подняла веки, мол, давай-давай.
– Злата Серебрянская.
Ксюша её знала. Злата была на год младше неё. Племянница городского головы, из богатой семьи. Красавица, чего уж отрицать; и характер есть – неугомонный, дерзкий.
– Хороший выбор. Я ей тебя передам со спокойной душой.
– Что, никаких сцен, скандалов, криков? Ни оплеух, ни битья посуды?
– Если хочешь, тарелку можешь разбить, но оплеуху мне давать не надо. – Шутка вроде получилась неплохая.
– Прости. – Егор не знал, что ещё сказать.
– Чего уж там. Она-то твои страстные чувства разделяет?
– Разделяет. – Понадобилось определённое мужество, чтобы смотреть в её глаза, не отводя своих. – Мы уже договорились, что поженимся. Конечно, если… если ты меня отпустишь.
– Какие вы, однако, шустрые! С чего бы, а? Гаврилин, признавайся – обесчестил девицу?
– Ксюша!
– Нет, я про Злату спрашиваю. Если б ты обесчестил меня, я бы запомнила.
Юмор прошёл мимо Егора.
– А хвалилась, что хорошо меня знаешь.
– Точно, ты же у нас благородный.
– Это ты сейчас ёрничаешь?
– Почему? Искренне восхищаюсь. Давно у вас со Златой началась любовь?
– Позапрошлым летом что-то такое проскользнуло, а этим летом мы уже поняли…
– … Что вы больше не в силах сдерживать свои знойные чувства?
– По-моему, ты всё-таки издеваешься.
– Я иронизирую, это разные вещи. Но вопрос про давность был к чему? К тому, что ты уже минимум полгода влюблён в другую девушку, но всё это время героически хранил верность отсутствующей невесте. Благородство в чистом виде. Тебе от меня нужна официальная вольная с подписью и печатью, или хватит устного отказа от всех брачных претензий на тебя? Чего смеёшься? Я серьёзно спрашиваю.
– Устного отказа достаточно.
– Ты ж мой не бюрократичный! Тогда я устно отказываюсь быть твоей невестой, разрываю нашу помолвку и желаю вам со Златой здоровья, счастья и процветания.
– Ксюш… Ты же не думаешь, что я это из-за того, что ты… ну, пустая?
– Не думаю. Но это, согласись, веская дополнительная причина.
– Я не…
– Я тебя не обвиняю! Если бы ты правда хотел быть моим мужем, а я правда хотела быть твоей женой, мы бы что-нибудь придумали. Но меня, видимо, скоро окончательно сошлют в Пустой мир, а тебе там делать нечего. Если б ты попёрся за мной из чувства долга, потом и себя, и меня за это ненавидел бы. Нет уж, не надо нам с тобой такой драмы. Иди к своей Злате. А лучше лети. Обрадуй её.
– Ксюшка…
– Перестань ксюшкать! – весело вспылила она. – Ради всех богов, выметайся! – «Я спать хочу, а не болтать попусту!»
Ксюша встала и, открыв окно, сделала выпроваживающий жест. Егор тоже поднялся, подошёл к ней. Взял за плечи. Долго смотрел ей в глаза, затем поцеловал Ксюшу в лоб.
– Спасибо, Рыбка.
Рыбкой он её не называл с их помолвки – считал, что не пристало жениху величать невесту детским прозвищем, пусть он сам его когда-то придумал, вдохновившись «рыбной» фамилией.
– На здоровье.
Порыв ночного воздуха не то чтоб ворвался через окно, скорее, нанёс вежливый визит; скользнул вдоль стены, а когда он устремился обратно, вместе с ним исчез Егор, растворившись в ветре.
Плакать Ксюша не собиралась, но на душе скребли кошки. Её вышлют в Пустой мир, в лучшем случае на несколько лет без перерыва, в худшем – навсегда. Как жить без семьи, как? И с собой их не возьмёшь, им же там будет намного хуже. Никто не запрещает надеяться, что высылку отменят, найдётся другое решение или власти попросту испугаются реакции людей – не столько пустых, сколько их близких. Но близкие сами напуганы. Никому не хочется заразиться пустотой, пускай и от дорогого сердцу человека.
Тяжелыми были мысли и о расставании с Егором. Ксюша не горевала о нём, как о потерянном женихе. Она переживала, что, переселившись в Пустой мир насовсем, потеряет лучшего друга. Хотя, надо смотреть правде в глаза. Наверное, она уже лишилась его. Они мало общались за последние годы. Наверное, у них уже не дружба, а привычка. Но прежние отношения можно было бы восстановить, если б Ксюша снова жила здесь, а так… Так она для Егора, да и Егор для неё, станет только человеком, о котором приятно вспомнить, но без которого нетрудно обойтись. А ведь друга ближе у Ксюши сроду не было.
Мозг по-прежнему отказывался воспринимать происходящее как полноценную реальность. Ксюша будто прочитала книгу – невесёлую, тревожную, но не имеющую отношения к её жизни. Пожалуй, оно и к лучшему. Она сможет выспаться, а удар прочувствует завтра. И послезавтра. И послепослезавтра…
– Погасить свет, – промолвила Ксюша, и шары под потолком потухли.
Она не боялась темноты, ей даже нравилось ходить в потёмках.
Выйдя из столовой, Ксюша остановилась перед зеркалом в маленьком коридоре.
– Включить свет над зеркалом, – тихо скомандовала она. Хотя могла крикнуть во всё горло, это никого бы не потревожило. В доме была установлена звукоизоляция между помещениями – из одного услышать то, что творится в другом, человек мог, лишь если к нему целенаправленно обращались или случилось нечто, представляющее опасность.
Зажёгся шар. Ксюша встала ровно, вытянув руки по швам, и принялась изучать своё отражение. Она по-прежнему была в одежде Пустого мира, лишь сменила обувь – надела любимые домашние тапочки с мягким подогревом. Даже в золотистом свете лицо казалось почти белым. Неплохое, кстати, лицо. Овальное, чётко очерченное. Глаза большие, едва ли не круглые, ресницы густые, чёрные. Нос аккуратный, не большой и не маленький. Рот подкачал – широковат, но всё ж не от уха до уха. Нормальный рот, губы не толстые и не тонкие, бантиком – удлинённым, но таки бантиком. Она улыбнулась. А что, улыбка приятная. Открытая. И само лицо открытое. Из тех лиц, которые, кажется, непременно должны быть усеяны веснушками. У Ксюши не имелось ни единой, но она почему-то всё равно производила впечатление веснушчатой девчонки, хотя даже рыжей не была. Волосы кофейного цвета контрастировали со светлой кожей.
Как обычно, после тщательного самоосмотра Ксюша пришла к выводу, что она не редкая красавица, но в общем и целом ничего, симпатичная. А теперь ещё и свободная. То бишь одинокая. Двадцать два года, а опыта с гулькин нос. С Егором они только целовались – начали за пару лет до помолвки, в порядке дружеской взаимопомощи, рассудив, что лучше сначала научиться целоваться в безопасной обстановке с тем, кому доверяешь, и уж потом влюбиться в кого-нибудь, будучи подготовленным. После помолвки Сергей шутливым тоном, но вполне серьёзно предупредил: если Егор до свадьбы позволит себе лишнее, будет превращён в жабу. И Егор, и Ксюша в глубине души были рады запрету. Они горячо любили друг друга, они искренне собирались создать семью, и не признавались себе, что любовь у них исключительно дружеская.
К Стасу, что ли, поприставать с досады? Он хотя бы подготовлен морально. Да, уже несколько часов знает, что безразличен Ксюше, но ведь до этого четыре года считал, что она его безумно любит, это так запросто не перечеркнёшь.
Ксюша прыснула, представив, как пытается совратить Стаса. Это было смешно и нереально. Даже если б ей и понадобилось срочно самоутвердиться за счёт мужского внимания, она нашла бы другую кандидатуру. Дико и нелепо разрушать такую замечательную пару, как Стас и Галя. Во-первых, они любят друг друга, по-настоящему, как и положено парам. Во-вторых, ребятам без того досталось и ещё достанется – им предстоит жить в незнакомом мире полтора месяца, каждый день понимая, что их родные изводятся, не находят себе места, теряют голову от отчаяния, а они, Стас и Галя, бессильны что-либо изменить.
Тряхнув чёлкой, Ксюша опять воззрилась на себя в зеркале. Каких-то десять часов назад она считала, что навсегда возвращается к семье; к лучшему другу и жениху, за которого вот-вот выйдет замуж. Теперь лучший друг под большим вопросом, жениха у неё нет, а скоро не будет и семьи.