Read the book: «На один удар больше», page 3

Ту самую гадину Настю, к кому Денис уходил полтора года назад.

Тут Садовникова вспылила:

– Да что у нас происходит? Рекламная кампания альфа-самца? Слышать не хочу больше про твои загулы!

Денис спокойно продолжил:

– Пару месяцев назад Настя позвонила. Книгу якобы забыла у меня, очень нужно забрать. Я ответил: не вопрос, давай где-нибудь встретимся, передам. А она говорит: «Да я у твоего дома сейчас. Можно, пожалуйста, поднимусь?» Мне говорить с ней не о чем – встретил, вместе с книгой, у лифта. Но она никак уходить не хочет. Начала про свою новую собаку рассказывать, потом воды попросила и в ванную заглянуть. Я боялся: будет пытаться отношения клеить. Однако, как потом выяснилось, нужно ей было совсем другое. Настя являлась ко мне по поручению частного детектива. Задание получила – втайне от меня – собрать мой генетический материал.

– В контексте твоего предыдущего покаяния в голову приходит единственная мысль… Ты этой железной леди на корабле ребеночка, что ли, сделал?

– Бинго!

– Как ее, кстати, звали?

– Только не смейся. Исидора.

Хохотать не стала, но хмыкнула.

– Значит, Исидора из Салехарда. Ну и ну. Я всегда думала, ты за безопасный секс.

– Естественно, мы принимали меры, это даже не обсуждалось. Но распечатывала средство защиты, м-м… она. Откуда я мог знать, какие у нее на самом деле планы?! Да и лет ей было явно за сорок!

– А зачем Исидоре понадобилось подтверждать отцовство? Да еще без твоего ведома? Насколько я знаю, все эти жвачки, волоски, обрезки ногтей никакой юридической силы не имеют.

– Она ни к чему меня официально не принуждала. Просто попросила помочь нашей дочери. И я не смог ей отказать.

* * *

Исидора всегда знала: замуж она не выйдет. Не ее это: сопереживать и поддерживать. Да и уверена была: добьется в жизни многого, с какой стати делить нажитое с партнером? Но даже если допустить: попадется бессребреник, согласный на жесткий брачный контракт, – сосуществовать на одной территории с мужчиной она все равно не сможет. С юности устраивала жизнь, как удобно исключительно ей, обставляла личное пространство под собственный вкус и даже малейших изменений не терпела. Личную уборщицу искала долго и платила той вдвое выше рынка – за то, что после клининга все вещи оставались строго на давно им отведенных местах.

Но в сорок лет Исидора решила: ей нужен ребенок. Вопрос с отцом из числа знакомых или тем паче коллег не рассматривала. Отправилась в Москву – в клинику искусственного оплодотворения. Ей вручили каталог доноров. Сто тридцать молодых мужчин. Безупречно здоровых. Образованных. Описания внешности – будто в завиральных брачных объявлениях: «натуральный блондин, глаза голубые, нос прямой». Актуальных фотографий не имелось – только детские. Ну, и всякие смешные «плюшки» – запись голоса, письмо от руки.

Исидора посмотрела на доктора своими холодными глазами:

– Как я могу быть уверена, что кандидат порядочен? Не жесток? Не подл?

– Мы проводим тщательное психологическое тестирование! С результатами можно ознакомиться!

Но Исидора – в те далекие времена, когда не работодатели за ней гонялись, а сама искала работу, – тоже проходила через многочисленные тесты и виртуозно научилась скрывать свою нелюдимость и категорическое нежелание работать в команде.

– Наши доноры – все успешные люди! Ни у кого не было ни малейших проблем с законом – мы отслеживаем их с ранней юности! – продолжал напирать доктор.

Еще один не слишком убедительный аргумент. Может, просто не попадались. Чем более ловок преступник – тем дольше он вне подозрений. А если у мужчины нет ни единого штрафа за превышение скорости – тоже плохо, скорее всего, хлюпик и трус.

Решила твердо: кот в мешке ей не нужен. Тогда и возникла идея: отправиться на другой конец земного шара. В круиз. Новые страны, новые лица. Возможно, на роль отца подойдет кто-то из команды – слабаки в море не ходят, дураки кораблями не управляют. Внешними данными Исидора не блистала, но не сомневалась: переспать с ней согласятся всегда.

Дениса приметила сразу. Одинок. Достаточно молод. Глаза печальные. Не беден – живет в хорошей каюте, одет дорого. Когда стали общаться, подметила новые штрихи. Умен. Авантюрен. Независим. Алкоголь – в меру. Да и что скрывать: просто понравился. Прояви он к ней чуть больше внимания – может, всем бы принципам изменила, завела первые в жизни отношения. Но мужчина честно признался – всего лишь хотел скрасить ей одинокий вечер.

Для контроля хорошо бы провести с ним ночь, другую, третью. Но Исидора всегда зрила в корень и после первой их постельной встречи поняла: дальше он начнет ее избегать. Поэтому предпочла уйти сама. Придумала мифические «дела» и покинула теплоход в Гваделупе.

Забеременеть в сорок лет, как считается, проблематично. Но она скрупулезно следила за здоровьем (самый ее главный капитал) и к зачатию готовилась: правильное питание, уместные пищевые добавки, витамины. Плюс всегда была фаталисткой: если судьбе угодно, чтобы ее ребенок был именно от этого мужчины, – все получится.

Через девять месяцев у нее родилась хорошенькая светловолосая девочка.

Многие в ее окружении видели в детях будущих наследников своих империй, но Исидора решила: лепить из дочки то, что хочется лично ей, не будет. Да, раннее развитие, иностранные языки и спорт для здоровья обязательны, но девочку ни к чему чрезмерно не принуждала. Хотя учительница музыки уверяла: у дочки большие способности. А на фигурном катании, где всегда огромный конкурс, тренеры сами уговаривали отдать в бесплатную группу. Но маленькая Лика хлопала огромными ресницами: «Мам. Ненавижу я эти гаммы. И на катке всегда мерзну».

Считается, что даже гения иногда надо прессануть, но Исидора настаивать не стала – забрала дочку и с музыки, и с фигурного катания.

В конце концов – классе в пятом – Лика решила, что будет биологом. Исидора не просто наняла дочери лучших преподавателей – всегда старалась, чтобы учеба шла в удовольствие. Не препятствовала, когда в доме появился террариум. Возила девочку в самые известные ботанические сады и природные парки. К счастью, блат в лучших вузах больше не нужен – достаточно высоких результатов ЕГЭ. Лика уверенно шла к ста баллам по всем предметам и к биофаку МГУ.

А в конце десятого класса вдруг заявила:

– Мам. Ты сейчас злиться будешь, но я передумала идти в биологи.

– Можно тогда в медицинский. Или на химии сосредоточиться.

– Нет, мам. Я поняла: у меня совсем другое предназначение. Хочу стать актрисой.

Исидора ничем не выдала, что сердце заколотилось, а дыхание перехватило. Сказала спокойно:

– Но в МГУ прекрасный студенческий театр. Ты можешь играть там. Заодно и поймешь: твое, не твое.

– Нет, мам. Я теперь точно знаю: биология – не мое. И актрисой я хочу стать не любительской, а профессиональной.

Исидора постаралась сохранить хладнокровие:

– Я уважаю твой выбор. Но готовиться в театральные вузы начинают не в десятом классе, а гораздо раньше. Ты можешь туда не попасть.

– Ничего. Многие не с первой попытки поступают. Буду добиваться.

Школьные учителя, предвкушавшие стобалльницу, пришли в ужас и чуть не в ногах валялись, просили Лику изменить решение. Но та была неумолима. Из профильных предметов сдавать она будет не биологию с химией, а только литературу. Ну и конечно, станет заниматься актерским мастерством.

Исидора снова приложила все силы – и нашла дочери лучших репетиторов. С литературой не прогадала, а вот актер – пусть все говорили, что талантливый педагог, – ей не нравился. Лика, конечно, опробовала на маме свою чтецкую программу, и Исидора все ждала: вот сейчас по спине побегут мурашки… на глазах выступят слезы… А этого никак не случалось. И видела она всего лишь очень красивую девушку. С хорошим голосом. С отличной памятью (из интереса сверялась с текстом – дочь ни разу не ошиблась). Но драматические жесты, все эти прижимания рук к груди и закрывания лица ладонью, никак ее не убеждали, что дочь действительно страдает, любит и неистовствует.

Исидора пыталась сама:

– Ну вот ты читаешь: «Я с вызовом ношу его кольцо, да, в вечности жена, не на бумаге»⁵, – только выглядишь будто куколка, которой папик бриллиант подарил. А тут ведь совсем другое. Вызов. Отчаянье!

Дочь обижалась:

– Михал Михалыч (репетитор) считает – нормально все у меня!

Исидора поговорила с педагогом. Уверилась: тот не банально качает деньги. Считает искренне: у Лики отличные способности, практически талант. Так что в столичных театральных вузах у нее все шансы. Особенно если не претендовать на «золотую пятерку». А в институтах второго ряда, тем более на платных отделениях, ее с руками оторвут.

– Нет, – отрезала Исидора. – Если осваивать профессию – то только в лучшем вузе.

Но там конкурс – от трехсот человек на место. А Лика из общего ряда выделялась, пожалуй, только ангельской внешностью.

Значит, не поступит. Неизбежные разочарования. Потерянный год. Вероятно, дочка захочет остаться в Москве и продолжать готовиться там. А в столице, если не занят в вузе круглые сутки, сплошные соблазны.

И тогда Исидора вспомнила про Дениса.

Она никогда не напоминала ему о себе. Но издалека за отцом своего единственного ребенка наблюдала. Знала, что Богатов по-прежнему не женат. Финансовых затруднений, очевидно, не испытывает. А главное – он был москвичом. Не в том смысле, что банально в столице жил (купить-то квартиру совсем не сложно), но он варился во всем этом блеске, шел по жизни в темпе города, наверняка ходил в театры.

Можно было приехать без всяких доказательств, но Исидора решила подстраховаться. Обратилась к частному детективу. Дала ему поручение: раздобыть генетический материал Богатова. Получила заключение экспертизы – отец.

И только тогда отправилась в Москву.

К чести Дениса, он сразу ее узнал. И доказательств, что дочь от него, не потребовал. С любопытством спросил:

– Сколько ей сейчас? Семнадцать?

– Да.

Исидора протянула ему самую удачную Ликину фотографию.

– Красивая, – оценил Денис. – Ты хочешь, чтобы она узнала, кто отец?

– Я хочу, чтобы она поступила во ВГИК. Или в ГИТИС. Или в Щепку. Любой, короче, вуз из «золотой пятерки», – выпалила Исидора.

Тут растерялся:

– А как я могу с этим помочь?

Она продолжала:

– Не считай меня безумной богатой мамашкой из провинции. Я не прошу тебя искать, кому из приемной комиссии дать взятку. Мне нужно другое – чтобы ты взял Лику под свое крыло. Я в актерстве ничего не понимаю, но чувствую: программа у нее не та. Она ее не раскрывает. Найди девочке хорошего репетитора – здесь. Ну и помоги ей пройти через все эти прослушивания.

– Исидора, но я ведь тоже совсем не актер. И знакомств в этой сфере у меня никаких.

– Зато ты москвич. И знаешь, как здесь крутиться. Во всех хороших московских театрах есть педагоги, кто берет учеников. Подбери ей лучшего. И попроси честно сказать – ей и тебе, – действительно ли у нее есть шансы. Лично я считаю: ее сольют на первом же туре. Если так – пусть даже не пробует, сразу возвращается домой.

– А ты хорошая мать, Исидора, – задумчиво сказал Денис. – Как ты хочешь: все-таки сказать Лике, что я отец? Или представим меня как-нибудь по-другому?

* * *

– Елки-палки! – выдохнула Татьяна. – А я-то думала…

Денис просветлел лицом:

– Так я и знал. Когда ты психанула, от всего отказалась, я сразу почувствовал: тут не в работе дело. К ней ты никогда не ревновала.

– Ну да… – пристыженно отозвалась она.

– А откуда ты узнала?..

– Я двадцать второго июля забирала в турагентстве паспорта. Потом решила заглянуть в кафешку. Сидела у окна. И увидела, как вы шли по Большой Никитской.

– Боже мой! Девчонке семнадцать лет! Как ты могла такое подумать?!

– Насте твоей тоже было двадцать с чем-то. И Лику эту ты кружил прямо посреди улицы! А потом еще на колено встал и коробочку бархатную вручил!

– Так ее в этот день в ГИТИС приняли. В ГИТИС, понимаешь? На бюджет! А я ей обещал: если получится, Мельпомену серебряную подарю!

– Блин, Денис! – сердито сказала Садовникова. – Ну почему, почему было раньше не рассказать?! Еще когда эта Лика только в Москве появилась?!

– Тань… Ну стыдно мне было – очередной скелет из шкафа вытаскивать…

– Конечно. Лучше темнить. Скрывать. И в итоге вообще – все едва не разрушить!

– Обещаю тебе. Больше никогда. Давай все-таки выпьем вина?

– Ф-фух. Ладно.

Отправился на кухню вместе с ней, открыл бутылку, помог принести на террасу виноград и бокалы.

Когда пригубили, робко спросил:

– Ты простишь меня?

– Пока не знаю, – ответила искренне. Попросила: – Покажи фотку.

Денис продемонстрировал – да, действительно, та самая девушка с Большой Никитской.

Оценила:

– У тебя красивые дети получаются. А в ГИТИС ее за талант взяли? Или за взятку? Только честно.

– Лика сама прошла. Насчет взяток Исидора жестко сказала: не даст ни копейки – и мне категорически запрещает. Если за деньги берут – значит, не актриса. И блата, знакомств у меня тоже не было. Да в актерских вузах не очень и помогает. Первый тур на связях проскочить можно, а на свой курс бездаря ни за что не возьмут. Неограненный талант – тоже не в чести. Лика приехала в Москву только после ЕГЭ – в середине июня. Я к тому времени снял ей квартиру, уговорил нескольких педагогов ее посмотреть. Вердикт был единогласный: девчонка – жемчужина, репертуар – дерьмо. А прослушивания вовсю идут к тому времени. Двое репетиторов ее в итоге брать отказались. Слишком поздно, сказали, – полностью тексты менять, от ужимок ее избавлять провинциальных. Но третий взял с условием, что сутками будет учиться. Исидора меня пугала, что дочка у нее хрупкая, нежная. А тут пахать надо на износ. Думал, шпынять придется, мотивировать – нет. Наоборот, уговаривал поесть хоть немного, выспаться минимально. Знаешь, как тяжело оказалось нянькой работать?

– А я никак понять не могла, что с тобой происходит. Динь, ну, ты такой дурак! – И резко сменила тему: – А с кем ты в Калининград ездил?

– С корешем. Ну, и с заказчиком. Он из Германии.

– Кто заказ подкинул?

– Один… общий знакомый. Мою репутацию многие знают.

– Ты в кладоискательстве тоже специалист?

– Нет. Любитель. Единственный раз попробовал. Но я хороший организатор. А кореша в дело специально позвал – он как раз копатель с огромным опытом.

Ей снова показалось: что-то недоговаривает.

– А почему именно сейчас ехать было нужно?

– Танюшка, да я все силы приложил, чтоб на сентябрь договориться. Но заказчик ультиматум поставил: или немедленно, или с другими поеду. А искать, как ты понимаешь, не мелкие монетки собирались. Только не вышло ничего. Не нашли.

– Бог наказал. За твою лживость, – назидательно сказала Садовникова.

– Главное, чтоб ты меня простила.

– Ладно. Так и быть. Но предупреждаю в последний раз: опять наврешь – о чем угодно, – пойдешь на фиг. Уже без вариантов.

По его лицу мелькнула тень растерянности. Таня подозрительно спросила:

– Еще один «скелетик» имеется?

Денис твердо ответил:

– Нет. Никаких больше скелетов. Их и так в моей жизни оказалось слишком много.

* * *

Татьяну всегда вдохновляла «смена картинки». А когда отдых проходил по хай-классу да в хорошей компании – она себя по-настоящему счастливой чувствовала.

Дни летели стремительно, ярко. Днями за окнами кроссовера мелькала Европа, ночами они с Денисом и Митей отдыхали от странствий в шикарных отелях.

Сын поначалу тушевался. Раньше он считал: хорошая гостиница та, где лебедей из полотенец скручивают. Но в люксовых заведениях жизнь текла совсем по другим стандартам.

В самый первый вечер, еще в Болгарии, мальчик приметил: в спальне у Дениса под кроватью носки валяются. Знал – для теть Тани как красная тряпка, поэтому незаметно затолкал их подальше, в самый темный угол. А пришли с ужина – нету. «Сперли», – поначалу решил. Но утром подле номера обнаружил пакет – выстираны и даже вроде как поглажены. Принес, объявил маме с папой (про себя их так называл):

– Вам нужно постоянно здесь жить. Тогда и ссориться не будете.

Садовникова улыбнулась:

– Грязные носки для меня не единственный триггер.

Мудреное словечко Митя знал, поэтому мгновенно парировал:

– И до полудня дядя Денис тут не спит. Потому что завтрак до одиннадцати.

Богатов подмигнул:

– Ну, завтрак-то в любое время могут подать. Я просто ее злить не хочу.

– Так и не злил бы никогда! Вот было бы здорово!

– Нельзя. Тогда она будет считать меня подкаблучником.

Садовникова рассмеялась.

Мите ужасно нравилось, когда тетя Таня веселая и беззаботная. И что чуть не каждый день они в новом городе, и что школы нет, и что с дядей Денисом можно как с лучшим другом.

Мальчик, конечно, ему рассказал, как вернулся на теннис. Советовался – надо ли продолжать?

– А что ты теряешь? – удивился тот. – Пока нравится – играй. Надоест – давить на тебя никто не будет.

Митя погрустнел:

– Мама… она тоже так говорила сначала. А потом началось: если хочешь быть чемпионом, надо терпеть.

– Но тебе поздно в чемпионы готовиться – в десять-то лет. Так что играй спокойно. Для личного удовольствия.

– Я уже посмотрела: во всех клубах есть абонементные группы. Два раза в неделю по полтора часа, – подхватила Таня. – И кстати, если туда ходить, можно от школьной физкультуры получить освобождение. А оценку тебе тренер выставлять будет.

– О, тогда круто! – обрадовался Митя. – Надеюсь, у нас первым уроком поставят и я вместо него спать буду.

– Но каков конспиратор! Сколько лет молчал! – нежно улыбнулась Таня. – Исключительная должна быть выдержка у ребенка!

– Да вот и думаю: может, я дядь-Денисов все-таки?

Митя родного отца не жаловал и не скрывал: очень бы ему хотелось Богатова в папы.

Тане тоже казалось: ну, не может у такого ничтожного человека, как Максим, получиться столь замечательный сын. Но Богатов настаивал: Митя не от него. Хотя усыновить – если Садовникова за него замуж пойдет – был готов.

Татьяна – как всегда, когда они вместе с Денисом замечательно отдыхали, – стала задумываться: «Может, попробовать? Ладно, не замуж – хотя бы опять вместе пожить? Ладить не только в праздники, но и в будни?»

Но здравый смысл подсказывал: когда вместе два авантюриста, да еще у них на попечении ребенок, вместо семьи может получиться бардак или вообще гремучая смесь.

Таня и сама иногда баловала Митю историями из времен бурной молодости, но приключения Богатова, пожалуй, их затмевали. Чего только стоил лагерь на выживание на Филиппинах или прыжок с парашютом с вершины водопада Анхель! Да и события последних месяцев явно не из арсенала приличного семьянина. Таня рутиной занимается, а Денис – сначала внебрачную дочку в ГИТИС пристраивает, потом – клад в Калининграде ищет.

Пусть Богатов упирался, Митя из него все подробности вытянул.

Заказчика звали Ханс-Йорг. Проживал в Восточной Германии, всю жизнь работал лифтером. В прошлом году не прошел медкомиссию и был вынужден досрочно уйти на пенсию. А человек достаточно молодой, отдохнул-отоспался за месяц, и стало ему скучно. Чтобы хоть чем-то забить свободное время, взялся семейные архивы разбирать – от бабки с дедом по материнской линии две огромные коробки остались, валялись на чердаке.

Читал с интересом письма, фотографии старые разглядывал. С удивлением узнал: у бабушки, русской по происхождению, это, оказывается, второй брак. О первом муже она упоминала редко и скупо. Но Ханс-Йорг понял: именно он ее вывез из ставшего советским Кенигсберга в 1947-м. А через год, в 1948-м, скончался.

Стало интересно, начал родителей расспрашивать. И выяснились любопытнейшие факты. Бабка-то его не просто из России, но рьяная была коммунистка и активистка. В сорок шестом году ее в Калининград по партийной линии отправили – строить в бывшем немецком городе социализм. А она возьми и влюбись – практически в классового врага.

Первый ее супруг всю жизнь работал на богатый немецкий род фон Маков. У них в Восточной Пруссии было два конезавода – в Альтхоф Рагнит (ныне Мичуринское) и Нойхоф Рагнит (ныне Котельниково). Начинал Фиде помощником садовника, со временем получил за счет хозяина образование, стал дипломированным агрономом и хранителем уникального дендропарка, который фон Маки устроили в своем имении в Альтхоф Рагнит. Каких только редких растений там не имелось – черная сосна, береза Юнга, каштан мясокрасный, тюльпанное дерево, еще какие-то удивительности – чуть не из эпохи ледникового периода.

Фон Маки покинули Кенигсберг во время Второй мировой войны. Однако Фиде с ними не уехал. Продолжал работать на том же месте – теперь в плодопитомнике совхоза «Мичуринец», который располагался на землях его бывшего хозяина.

И Ханс-Йорг заинтересовался – почему Фиде не бежал вместе со своими господами, раз был настолько к ним приближен?

В дневнике бабушки по этому поводу нашлась интересная ремарка: «Муж говорил, что остался в СССР, чтобы оберегать редкие растения, многие из которых сам культивировал. Но я подозревала, что есть и другая причина. Возможно, остаться ему велели фон Маки. Он действительно что-то оберегал. И вероятно, не только парк. Но сколько я ни пыталась узнать – выведать ничего не смогла».

Тут Ханс-Йоргу совсем любопытно стало.

Улучил момент, когда родителей дома не было, и стал искать тщательнее. Дом-то изначально как раз Фиде принадлежал, после его смерти бабка унаследовала и второго мужа сюда привела. Однако вот ведь странность. Бывший садовник бежит из советской страны, истощенной войной. И сразу по приезде покупает неплохое строение с участком. Получается, какой-никакой капиталец из СССР вывез. Интересно – свой собственный? Или рискнул с собой сокровища фон Маков прихватить?

Тогда вряд ли все на дом ушло. Что-то и сохранить мог. Ханс-Йорг вошел в азарт. Стены, полы простукивал – вдруг обнаружится тайник?

Но никаких схронов не обнаружил. И тогда подумал: садовнику, наверно, привычнее – если что прятать, то в земле.

Стал оглядывать двор – взгляд сразу уперся в красивую сосну у входа. Согласно семейной легенде, Фиде посадил ее сразу, как переехал.

Про металлоискатель Ханс-Йорг не подумал – стал копать наудачу. Начать решил со стороны востока – то бишь с России. Действительно ли Фиде специально выбирал место или банально повезло – но вскоре заступ звякнул о металл. Вынул, дрожащими руками смахнул землю со старинной шкатулки, когда-то заботливо укутанной в почти истлевшую сейчас тряпицу.

Но внутри оказалось не золото и не бриллианты – а только пожелтевшая от времени карта. Населенные пункты – писаны на кириллице. И тогда Ханс-Йорг понял: это куда лучше, чем материальные богатства.

– Там прямо крестик был? Как у Стивенсона? – в восхищении спросил Митя.

– Крестик бы очень не помешал, – вздохнул Денис. – Как и точные координаты. Но нет. Там был нарисован кружок. Диаметром в сантиметр. Впрочем, Ханс-Йорг решил: этого достаточно.

* * *

О том, что происходит на родине покойной бабки, Ханс-Йорг знал только из телевизора с газетами и представлял себе страну очень унылой, депрессивной и опасной. Во многом пропаганда оказалась права: дороги, едва от Москвы отъезжаешь, дрянь, продукты ужасные, лица у местных напряженные, настороженные. Поместье фон Маков (в Германии бы давно объявили исторической ценностью и отреставрировали за счет государства) находится в полном запустении, дом наполовину обрушился, внутри – грязь, граффити неприличные по стенам.

А вот исполнители – двое мужчин – на типичных русских совсем не походили. Ханс-Йорг почему-то ждал: будут они обращаться с ним, гражданином свободной Европы, с исключительным пиететом. Но все время казалось: наемные кладоискатели – пусть держатся вежливо – исподтишка над ним посмеиваются. И постоянно пытаются надуть.

Русского языка он не знал – бабка умерла достаточно молодой, дочку (его мать) приучить к своему наречию не успела. По разговорнику перед поездкой освоил самый минимум. Из путеводителя узнал: в России, даже в самых медвежьих углах, весьма развит интернет, такси, еду, всякие услуги принято заказывать через мобильные приложения. В договоре меж ним и кладоискателями значилось: все накладные расходы – за его счет. Разумеется, он старался экономить. Но исполнители – наемные «шестерки» – вечно морды кривили и демонстрировали собственную значимость. В хостеле в Калининграде жить отказались – сказали, сами заплатят за нормальную гостиницу. Такси по тарифу «эконом» тоже забраковали – вызвали за собственные средства машину с кондиционером. Но самый большой раздрай случился, когда прибыли на место и выяснилось: кружочек примерно соответствует площади десять на десять метров. И на его месте – позднейшая постройка. Сарай. Тоже развалившийся, но с фундаментом крепким. Так что не землю надо копать – пробивать бетон.

Ханс-Йорг настаивал: нанимать арбайтеров с отбойными молотками. Исполнители горячо возражали: тогда поднимется такой грохот, что полиция приедет через полчаса. И настаивали: нужен георадар. О принципах работы прибора Ханс-Йорг знал смутно, но кладоискатели быстро нашли, скинули ссылку на родном немецком. Прочитал, неохотно признал: будет гораздо эффективнее. Спросил:

– Насколько возрастет стоимость поисков?

Услышал про двести евро и едва не задохнулся от возмущения:

– За что? За час работы?!

– Можно поискать подешевле. Но сам прибор дорогой. Плюс к нему нужен высококвалифицированный и, безусловно, надежный специалист.

– А вы тогда кто?!

Наемники переглянулись. Залопотали меж собой на собственном наречии. Лица у них были нехорошие, и Ханс-Йорг почувствовал себя очень уязвимым. Поздним вечером. В чужой стране. В мрачном, заброшенном здании.

Решил пойти на компромисс:

– Gut. Я согласен оплатить, но исключительно аренду прибора. Управляться с георадаром вы должны сами. Какая тогда получится сумма?

И опять этот насмешливый, совсем неуместный на лицах наемных варваров взгляд.

Самый наглый из двоих (только он знал немецкий), Denis, взялся ему втолковывать:

– Ханс-Йорг, ну поймите. Георадар – очень сложный прибор, сродни компьютерному томографу. И в аренду он сдается только с квалифицированным оператором, желательно с инженером. Полдела – получить информацию, надо ведь ее расшифровать правильно. А непрофессионал может арматуру или пустую полость принять за искомое место.

Напарник сердито дернул того за рукав, разразился гневной тирадой на русском. Ханс-Йорг отчетливо разобрал слово «фраер»⁶. В итоге озвучили решение: они сами найдут и оплатят георадар. Вместе с человеком, кто будет его обслуживать.

По условиям договора сопровождающим причиталось двадцать процентов от найденного – вероятно, надеялись все затраты отбить.

Отказываться Ханс-Йорг не стал. Но выяснилось: немедленно сотрудник со своим прибором прибыть не сможет. Надо возвращаться в Калининград и ждать до завтра.

Ханс-Йорг буркнул:

– Эта лишняя ночь – точно за вас счет.

– Согласны, – хладнокровно ответил Denis.

На следующий вечер снова приехали в поместье фон Маков. У полуразрушенного забора уже ждал старенький черный «Фольксваген»-фургон. Оттуда навстречу им выскочила – Ханс-Йорг глазам своим не поверил – фрау. На вид лет сорока, в лихой кепочке и ладно сидевшем комбинезончике.

– Это и есть ваш квалифицированный оператор? – иронически спросил Ханс-Йорг.

– Guten morgen, – смущенно поздоровалась она.

– Guten abend, – поправил немец и вздохнул.

Но когда фрау взялась за работу, снисходительности в нем поубавилось. Дело свое она, сразу видно, знала отлично. Обоих его гоношистых сопровождающих приспособила себе в помощники, требовательно на них покрикивала. Те послушно суетились.

И буквально через полчаса позвали к экрану лэптопа.

Амелия (так звали даму) указала на точку. Denis объявил:

– Здесь. Сомнений нет.

– Какой размер сокровища? – заволновался Ханс-Йорг.

– Небольшой, – виновато развел руками русский сопровождающий. – Что-то вроде кубышки или горшка. Глиняная посуда.

– Копайте, – обреченно приказал немец.

Перфораторы у кладоискателей оказались свои. Дорогие. Работали они умело и споро, Амелия топталась рядом, корректировала направление.

Уже через час метровый слой бетона оказался разрушен, и оттуда извлекли старинную амфору. Но маленькую, совсем маленькую!

Тот, кто немецкого не знал, что-то разочарованно прочирикал.

Denis растерянно перевел:

– Это примерно первый-второй век. Вряд ли принадлежит фон Макам.

– Открывайте, – велел Ханс-Йорг.

И уже через минуту в недоумении разглядывал десяток серебряных монет. Неужели это все?

Он гневно обернулся к фрау. Заорал:

– Ты плохо смотрела!

Та поняла без перевода, на глазах выступили слезы. Схватила его за руку, потащила его к экрану лэптопа, тыкала лазерной указкой в экран, что-то лопотала обиженно.

– Она высококвалифицированный специалист, – тихо сказал по-немецки Denis. – Вы зря сердитесь. Тут действительно больше ничего нет.

– Значит, надо расширить территорию поисков! Плевать на деньги, я все оплачу!

Но фрау благородно отвергла его предложение о дополнительной оплате. Согласилась задержаться просто так и прошла со своим прибором по еще большему радиусу. В отличие от металлоискателя на всякие пробки или единичные монетки георадар не реагировал. Однако никакого более серьезного схрона обнаружить не удалось.

Начинало светать.

Denis печально сказал:

– Ваш родственник, вероятно, ошибся. Или подшутить решил над своими будущими наследниками.

Напарник его что-то сердито буркнул по-русски.

– Что он сказал? – потребовал Ханс-Йорг.

Denis в смущении перевел: яйца надо вырывать за подобные шуточки.

– Это точно. Вырывать надо, – ледяным тоном ответствовал немец. – Только я пока не понял кому.

* * *

– А римские денарии – это деньги? – с интересом спросил Митя.

– Да. Монеты первого-второго века. С портретами императоров Августа и Нерона.

– Но это ведь очень здорово!

– Да, – кисло улыбнулся Богатов. – Монетка продается за три тысячи рублей, если постараться – можно за десять или даже двадцать. Но Ханс-Йорг совсем на другое рассчитывал. Фон Маки богатейшие люди были. А десять денариев – это, вероятно, заначка какого-то мелкого торговца янтарем. Калининградская область всегда им славилась. Племена эстиев, которые здесь тогда обитали, продавали солнечный камень римским купцам. Да, безусловная историческая ценность, но практической пользы никакой.

– Все равно интересно. А у тебя хоть одной случайно не осталось?

– Есть, – улыбнулся Денис.

Достал из кармана, продемонстрировал серебряный кругляшок с гордым профилем императора.

– И ей действительно две тысячи лет? – благоговейно спросил Митя.

– Точняк. Возьми себе. Будет талисман. Но если захочешь продать, на «Авито» не выставляй. Ищи коллекционера – больше дадут.

– Дядь Денис, как я могу продать талисман? – возмутился мальчик.

А Таня – она тоже слушала рассказ с интересом – резюмировала: