Глава 5
Милана
Темное время суток оказалось тревожным. После того, как внезапно Брендон Гонсалес с Беллой заявились к нам, Брендон с надменной серьезностью, оповестил Джексона о каких-то документах, которые он должен был подготовить, у меня началось мысленное наводнение. Я шестым чувством ощущаю, что предвидится очередное событие, которое сможет подорвать настоящую реальность. Или это леденящие душу мысли, не облеченные в реальные формы, которые подсовывают нечистые силы?
Переночевав с Ритчелл и Питером, с час назад уехавшим к родителям, в предвкушении свадебных хлопот, я, ещё не возвращаясь домой, в суровую реальность, параллельно звоня Даниэлю, до сих пор не отвечающему, собираюсь к месту работы Джексона. Питер говорил, чтобы мы вдвоем съездили к Даниэлю, но нет желания отягощать его заботами, поэтому я съезжу одна перед встречей с Джексоном.
Душа раздвоена пополам. Вдруг, Даниэль тоже подпал под чьи-то темные помыслы, или он рассержен, что я уехала без предупреждения с Джексоном в Милан? Мысли то о Джексоне, то о Даниэле неотступно мной овладевают, вытесняя все остальные. Если и расставаться с человеком, то без вражды. Вечером мне предстоит поговорить обо всем с мамой. Удастся ли нам снова ладить? Сомневаюсь, что она примет моего мужчину, но у нее нет другого выбора.
* * *
Подъехав к дому Анхелики и Армандо, купив фрукты и сладости заболевшей Мэри, я забегаю в дом и слышу от них всё то, что и знала о Даниэле, других вестей нет. Записка гласит: «Отъеду на время в другую местность. Решу проблемы и вернусь». На какое время, куда и зачем уехал – он не посчитал нужным пометить. Может, паника его бабушки была и вправду излишней и на самом деле всё не так, как мы с ней представляем?!
Еще недолго постояв с ними у порога, вежливо отказавшись от завтрака, пожелав еще спящей Мэри выздоровления и настояв, чтобы в случае новых новостей звонили мне, я выхожу и печатаю сообщение брату о своем приезде к Санчесам.
Через час я захожу в уже знакомое мне место, где когда-то я была и нисколечко не могла и размышлять, что внутри одного из кабинетов сидит тот, кто с каждой встречей растворяет мое сердце в омуте своих зеленых глаз.
Иду вдоль длинного застеленного ковром коридора, поднимаюсь на лифте и ступаю в приемную. В первый раз, когда я была здесь, я даже и не обратила внимания на то, как искусно украшен офис – повсюду фарфоровые статуэтки, фигурки корзин с цветами, на стенах висят несколько портретов герцогинь и императоров. За то время, что меня здесь не было, кто-то явно преобразил рабочее помещение. От шумных возгласов, я переключаю взгляд на суматоху, расширяющуюся в своих пределах секунда за секундой. Работники ведут себя хаотично, бегая из одного угла в другой, то к одному коллеге, то к другому. Что здесь происходит?
Выглядывая из-за угла, я слышу:
– Мистер Джексон уже скоро приедет. Я не доделала недельный отчет! – напугано трещит девушка, лет двадцати пяти, безостановочно печатающая что-то на клавиатуре.
Сидящая неподалеку в уже зрелом возрасте женщина, окованная экраном ноутбука, в спешке бросает:
– Это еще пустяки. Этот человек за сутки приказал мне подготовить предварительную успеваемость учащихся по всем специальностям, создать макеты электронного журнала и распределить время для проведения собраний для озвучиваний детальных моментов профессионального обучения, где сам наш Моррис будет выступать. Кто совсем скоро лишится премии?!
– Коллеги, – вмешивается знакомый мне с виду мужчина, плотный по сложению, немолодой, но со вкусом элегантно одетый, курчавый, с черной густой щетиной, которую он, наверняка, подкрашивает краской. Руководящий всеми и держащий себя вышестоящим по должности работником, он приказывает всем ускориться и не жаловаться на указания начальства. Мужчина профессионально держит дистанцию и не позволяет себе ни доли мягкости в голосе, что приводит меня к мысли, что он давно привязан к работе и знает весь ее механизм: – Какие могут быть претензии? Если сказано, что этот документ или этот материал следует сделать – значит, вы обязаны были приложить все усилия, чтобы успеть к этому времени справиться с задачами. Вы должны были давно привыкнуть к такому режиму. Не забывайте, что вы занимаете рабочие места в одной из лучших компаний мира!
Его зоркие глаза внезапно встречаются с моими, и я, вмиг обдаваясь лихорадочным румянцем, выхожу из-за угла.
Он подходит ко мне.
– Вы к…
– Я к Дж… – И быстро изменяю: – К мистеру Моррису. На 10 утра мы планировали встречу и… – Мужчина так внимательно меня изучает, что мне становится неловко.
– Где-то я вас видел.
– Я Милана Фьючерс. Мы работаем с мистером Моррисом над одним проектом…
– Вспомнил. В гостях у Джексона. Я помню вы читали великолепные стихи… – В голосе все та же строгость, но в глазах совершенно другое.
Как все же человек может настолько слиться с работой, что порой трудно разграничить эти две роли, которые он играет!
Я улыбаюсь и с неловкостью переминаю ноги.
– Да. Спасибо вам…
– Так вы к сэру Джексону, но его еще нет на месте. Да и я не представился. Я Боб Миллер. Состою в команде «Успех равно Счастье».
Я протягиваю руку, и он легонько пожимает ее.
Со спины внезапно раздается:
– У нас гости! Боб, чего не подозвал меня? Я бы устроил девушке экскурсию по нашему славному офису. Это новая кандидатура в редакционный отдел? То есть в мой отдел!
Боб усмехается:
– Нет, Алекс. Это не новая кандидатура. А ты всё не меняешься!
С этим именем мои зрачки округляются.
Алекс занимает положение напротив меня.
– О-о-у, Милана, – с вокальной выразительностью проговаривает он. – Давненько я тебя не видел. Ты что тут делаешь?
Лифт открывается и, полуобернувшись, я замечаю Джексона: серьезного, стильного, задумчивого. Его орлиный взгляд устремляется на нас троих. И сразу же становится жестким и холодным. На какой-то миг даже я улавливаю в себе испуг.
Голоса приветствий тут же разносятся по всей площади:
– Доброе утро, сэр Моррис!
– Доброе утро!
– Здравствуйте, сэр!
Кивком головы со всеми поздоровавшись, он пожимает руку Бобу, Алексу. Последний с издевкой в голоске выбрасывает:
– Моррис опоздал?
Каждый раз этот Алекс, которого уже прозвали «занозой» указывает на ошибки Джексона. Кого он себя возомнил?
Однотонным голосом тот отвечает:
– Это другие пришли рано. – Он обладает железной волей и для пущей убедительности пытается говорить так, чтобы его не заподозрили в проявлении каких-либо чувств. От его будничных тонов нет и штриха. И кашлянув, громче предъявляет: – Немного внимания, коллеги. – Боб и недовольный Алекс отходят в сторону. – Хочу познакомить всех с Миланой Фьючерс, фотомоделью, молодой писательницей, талантливым человеком и моей… – Он смотрит на меня, застывая, положа свою руку на мою талию. Я расплываюсь улыбкой и взглядом подталкиваю его закончить предложение: – Моей партнершей по проекту. Некоторые уже знакомы с Миланой.
За напускным безразличием скрывается сверхчувственное сердце.
Рассыпаются сторонние комментарии:
– Очень приятно!
– О! Удивительно!
– Какая она красивая! У Морриса все красивые партнерши! Знает толк в женщинах!
Предельно засмущавшись, я тихонько благодарю всех, зацепив одну руку другой.
– Мы часто будем работать здесь, вместе, поэтому прошу любить и жаловать. Милана, это Боб, Алекса ты уже знаешь, Кара, вдалеке от тебя сидит по правую сторону. Николас Эванс, который будет заниматься твоей книгой, позже подъедет. Это часть моей команды.
– Приятно познакомиться, – скромно отвечаю я.
Джексон шепчет мне:
– Ты обустраивайся в моем кабинете, а я минут на пятнадцать-двадцать проведу планерку. Извини, что заставляю тебя ждать. Как твоя головка?
– Всё хорошо, – его забота теплом отзывается в моём теле. – Ничего, я подожду. Мы не опаздываем. До собрания с детьми целых два часа, – счастливым голосом даю я ответ и двигаюсь к уже знакомой мне двери, на которой висит табличка «Дж. М». Персонал обводит меня оценивающе-удивительным взглядом, перешептываясь между собой.
«Странное влияние оказывает на него эта девушка».
«Господин Моррис что, умеет улыбаться?!»
С деланой гордостью я распахиваю дверь и закрываю ее за собой поплотнее. Взглянув на неубранную рабочую обстановку я с удовольствием прибираюсь: сначала складываю раскиданные листы стопкой, вставляю валяющиеся ручки и карандаши в подставку и, заметив неиспользованные файлы, беру их и открываю выдвижной первый ящик стола, чтобы положить внутрь. Переполненный канцелярией, бумагами, он еле выдерживает такой груз. Я вытаскиваю все наружу, чтобы аккуратнее разложить. Мне попадается листик с заголовком «Планы на день», написанный по датам две недели назад.
09:30: позвонить В. Фишеру и отправить ему на проверку решенную ситуационную задачу по психологии
10-30: проверить бронь отеля в Милане и изучить достопримечательности города
11-00-17-00: работа в офисе
18-00: провести личные собеседования с кандидатами на должности преподавателей Международной школы профессий «Успех равно Счастье»
21-00: заказать аудиокниги на испанском языке
22-00: сыграть новую песню на гитаре и продумать маскировку для дня рождения М.
23-00 – 02:00: проверить отчеты, присланные от головной компании
Он занимается психологией?
После того сборника моих стихов, после той комнаты, которую он сделал для меня… я поняла, как много о нём еще не знаю. «И готовился к нашему дню, даже несмотря на то, что работает день и ночь. Какой же он у меня работяга! И успевает заниматься саморазвитием». «Я считаю потерянным каждый час, не потраченный на работу», – как-то проскальзывалось в его словах.
Который день я думаю о том, чтобы подарить ему одну вещь, но не знаю, как красиво её преподнести. А что, если я положу ее в ящик и он, как только откроет его, увидит мою коробочку? Так и сделаю.
Под размышлениями от его реакции я прибираюсь.
В самом крайнем уголке ящика располагается маленькая по объему книга: старенькая, дряхленькая, с кучей закладок. Антуан де Сент-Экзюпери «Планета Людей». Он читает книги и такого жанра?
Я переворачиваю страницу за страницей, на которых приклеена бумажная звездочка – закладка и прочитываю вслух выделенное маркером:
«Кому из нас не знакома эта надежда, угасающая с каждой минутой, это молчание, которое становится все тяжелее, словно роковой недуг?»
«Нет сокровища дороже, чем столько общих воспоминаний, столько тяжких часов, пережитых вместе, столько ссор, примирений, душевных порывов».
«Спасенье в том, чтобы сделать первый шаг. Еще один шаг. С него-то все и начинается заново…»
«В ту ночь и мы были влюблены…»
«В недрах погасшего очага пытаюсь отыскать искорку жизни».
«Вытерпеть можно всё на свете».
«Ибо нет ничего в мире драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком».
«…заблудившийся среди песков и звезд, я сознавал, что обладаю только одной радостью – дышать…»
Какие мысли!..
Дохожу до конца книги.
На обложке приложена фотография меня с Джексоном – момент танца на банкете по открытию 101 филиала модельного агентства. Как он на меня смотрит, а как я на него смотрю… Je t'aime13.
На обратной стороне начертание – «Я сделаю к тебе первый шаг и поклянусь любить до последнего вздоха».
– И я, и я Джексон, обещаю любить тебя до последнего вздоха, – растроганная, я шепчу, целуя его на снимке.
Припевая под нос песню «Je T'Aime» Lara Fabian, я завершаю разборку и затем, раскрыв окно, откуда меня обдает свежим воздухом, поливаю цветок – фиалку, дремлющую на солнышке, на подоконнике.
– Сейчас мы тебя напоем водицей, и ты наполнишься энергией, засверкаешь, как звездочка. Выпрямишь своё зеленое платьице с бутончиками и станешь самой красивой принцессой… – Я приглаживаю листики цветка и улыбаюсь.
– Я поражен…
– АА-Й… – испуганно вырывается из меня, и я поворачиваюсь в сторону услышанного голоса. – Джексон! Ну как так можно! Ты же напугал меня! А давно ты вот так смотришь? – Он стоит у закрытой двери и, засунув руки в карманы, проникает глазами в меня.
– Я так поражен… – И с него исходит добрейшая усмешка.
– Поражен? – вскидываю брови и осматриваю себя: испачкала руку в чернила. – Ты из-за этого, что ли? Ты считаешь меня грязнулей? – цокаю я и, развернувшись к окну, чтобы свет падал на мою руку, оттираю ее влажной салфеткой.
Он медленно направляется ко мне и подходит сзади.
– Поражен твоей добротой… Ты так ко всему добра… – проводит губами по моему плечу, положив руки на талию.
– Доброта спасет мир. И как писал когда-то Уильям Шекспир: «Как далеко простираются лучи крохотной свечки! Так же светит и…
Джексон продолжает, не давая докончить:
– …доброе дело в утомленном мире»14.
С раскрытыми от удивления зрачками, я поворачиваю голову:
– Я…я… поражена! Ты читал?
– Смею предположить, мисс, что Вы обо мне до сих пор не всё знаете!..
Говорить, что я видела в его ларце – не буду. Но он не на шутку увлекся полной мудрости, любви литературой.
Порывистый ветер поднимает белую тюль вверх, и мы оказываемся будто под свадебной фатой. Крепко прижимая меня к себе, водя носом по моей шее, Джексон заставляет переключить моё тело в расслабленный режим, покрывая мурашками. Я перестаю мыслить, перестаю дышать, перестаю смотреть, погрузившись в ту сферу бытия, где существует лишь любимый.
– И чего же я еще не знаю о тебе?
– Узнаешь. Когда-нибудь. Но могу поделиться тем, о чем думаю в эту минуту.
– Да!
Он одурманивает меня протяженно-плавающим, негромким, повелительно-красивым голосом:
– Мысль о том, что ты будешь с другим… о том, что он будет касаться тебя… смотреть так, как я на тебя смотрю… а ты будешь улыбаться ему той улыбкой, которая освещала мой день и приносила ему смысл, убивает меня. Я хочу, чтобы ты была только моей. Никто, никто не имеет права касаться тебя.
Сердце стучит. Я слышу эти слова и еще раз проговариваю их про себя, заполняя ими всю свою душу.
Память припоминает: «Он разузнал о Даниэле всё… нанял человека, чтобы тот проследил за ним, разведав, каким он представляет мужчиной в обществе…»
– Джексон, можно вопрос?!
– Д-а… – восторженно-нежно произносит он.
– А кто у нас такой любитель фарфора? Холл весь обставлен фигурками…
Он мнется, но через полминуты отвечает:
– Белла. Она как-то заходила, но меня не было и решила оставить от себя след.
– А-а-а.
Увидев моё резко изменившееся выражение лица, принявшее ревнивый оттенок, он резко разворачивает меня к себе, впивается в мои губы и через мгновение, приостановив поцелуй, шепчет, дыша в меня:
– Ты же знаешь, что меня она абсолютно не задевает.
– Тогда почему не убрал то, что напоминает о ней? И какое она вообще имеет право наводить тут свои порядки? – Я продолжаю злиться.
– Я слишком был занят… – Его губы касаются моей шее, но я и не смею поддаваться этой ласке, расплавляющей сердце, и держусь.
– Чем же? Снова работ…
– Тобой, малышка… Может, исчезнем на день? Подальше… ото всех… Куда тебя отвезти? – Не проходит и следующей секунды, как я сдаюсь, заслышав фразу, и, вдохнув резкий древесный запах, преграждавший дорогу разуму, лирикой страстно-протяжным голосом отвечаю:
– Отвези меня к звездам.
– Ночь, звезды, палатка, костер, лес, только ты и я, принимаешь?
Он всерьез сказал?
Я отшатываюсь назад, улыбаясь.
– Джексон, я ли это слышу?! От господина Морриса, работающего ночи напролет? Я же пошутила! – смеюсь я. – И у нас скоро встреча с малышами и их родителями, помнишь? Ты подумай!
– Довольно думать, надо чувствовать! Такая погода, какая встреча?! – Его отрешенно-любовный взгляд так смешит меня. В его фразе, что я еще много чего о нем не знаю, правда. – Всё, я звоню Тайлеру и прикажу, чтобы купил нам палатку и собрал теплые вещи.
– Джексон! – Я обхватываю пальцами его щеки и дергаю их, будто пробуждаю его ото сна. – У нас работа! Как ты не понимаешь?! Тебе что-то на голову упало, пока ты ехал сюда?
– Ты правда очень упертая! Что задумала – сделаешь. – Он делает шуточно-недовольное лицо. – Отказалась от звезд!
– Давай в другой раз, ну пожалуйста! И никто от них не отказывался! – восклицаю смешливо я. – Помимо того, ты собирался объясниться с Брендоном, ты забыл? Ты писал ночью сообщение, что у вас встреча…
Сделавшийся в секунду строгим в лице и впавшим в размышления, я начинаю припоминать свои слова, вдруг я сказала то, что могло огорчить его.
– Джексон, ты…
– Ты права, я совсем забыл, – рабочим тоном произносит он и поправляет светлую льняную рубашку, заправляя высунувшуюся часть в брюки. Я разбудила его, и он возвратился к своим тревожным мыслям. «Предстоящий разговор с Брендоном беспокоит его».
Сев в кресло, он окидывает взглядом стол:
– Сразу видно, моему кабинету не хватало женских рук.
Но голос все тот же – чересчур серьезный. Может, дело в чем-то еще?
– Джексон, с тобой точно…
В дверь стучатся, и я замолкаю, автоматически отбегая от стола на метр, чтобы не подавать никаких подозрений о нашей близости, и для вида беру в руки свой ежедневник. Джексон со вздохом воспринимает мои действия и занимает кресло за столом. Нам обоим тяжело скрывать отношения, но другого выхода нет. Если вся правда о нас разлетится, то про это снова напишут в газетах, начнутся проблемы и у него на работе, и у меня. Ему нужно разорвать связь с семьей Гонсалесов, мне – продолжить поиски Даниэля, поддержать его семью. Новость о нас приведет к излишним проблемам, поэтому мы договорились повременить с этим и довольствоваться тем, что на время работы с проектом без опасений можем быть вместе.
– Заходите, – сухо произносит Джексон, переплетая пальцы рук, лежащих на столе.
Солидный темноволосый мужчина, чуть крупнее по телосложению, чем Джексон, в черном костюме, приветствует нас, представляясь Николасом. Мне хорошо он помнится.
– Рад видеть. Не ожидал тебя увидеть здесь.
Я стесняюсь, сильно покраснев.
Джексон дает ответ на его заявление, заметив, каким пристальным взглядом пульнул в меня Николас:
– Мы зашли ненадолго. Я провел короткое совещание. Скоро поедем по делам, касающихся совместного дела.
Николас кивает в такт словам Джексона, который делает подобающее случаю лицо.
– Понял. Джексон, я хотел переговорить с тобой насчет одного странного отзыва о компании. Займу буквально пять минут времени.
Ощутив неловкость, что становлюсь не желаемым третьим лицом в беседе, где участия не проявляю совсем, да и оно будет не к месту, я сразу же после Николаса говорю:
– Я могу подождать снаружи.
Джексон машет головой. По глазам – напряжен.
– Милана, мы можем встретиться в отдельный день и обсудить этапы нашего взаимодействия с книгой? – обращается ко мне Николас, и я расплываюсь в улыбке от одной лишь мысли, что моя книга получит первое дыхание.
– Да, да, конечно.
Я возвращаюсь на улицу, пройдя сквозь десяток растопыренных глаз. И одну фразу той секретарши, которая когда-то практически застала целующихся нас с Джексоном, я уловила с вырвавшимся изнутри меня смешком перед тем, как выйти: «Вы не обратили внимания, каким рядом с ней становится Моррис? Он впервые не кричал на нас и даже смеялся».
Глава 6
Джексон
Николас не на много старше меня, лет так на семь, но еще в восемнадцатилетнем возрасте он взял в жены прекрасную светловолосую Ребекки, родившую ему двух девчонок – Аву и Лили, первой – три года, второй – пять лет.
С приездом моей команды в Мадрид, Николас решил захватить с собой семью, без которой, как он признается, невыполнима ни одна его жизненная цель. Они поселились на время в центре. Я гостил несколько раз у них в Нью-Йорке и всегда с приятным послевкусием уходил домой и с желанной радостью возвращался к ним снова. У них дома особенная атмосфера, отличающаяся настоящей искренностью и удивительным построением домашнего очага, где обязанности по дому возлагаются на каждого, никто никого строго не призывает к хозяйству и не поднимает голоса, на спокойных тонах обсуждая любое разногласие, следующее устранить. Пара сменяет друг друга то в уборке, то в приготовлении блюд, то в воспитании малышек. Николас превосходно готовит, порой, не в обиду Ребекки, вкуснее, чем она. «Его коронным блюдом считается баранина по-каталонски в гранатовом соусе с мятой». По средам и субботам глава семьи уделяет внимание детям, считая это своим долгом, а супруге дается время на себя, дабы путем всяких женских штучек отодвинуть от себя свидание с морщинами. Я весьма удивлен тем, какими отеческими чувствами наделен этот мужчина. Воскресенье у них день приемов. Они приглашают людей, при общении с которыми муж и жена приходят к новым идеям по их бизнесу – издательского центра, основной деятельности двоих. (Он из тех, что не любит, когда о нем часто говорят, поэтому, когда я приглашал всех своих коллег в новый коттедж, он, подавая Милане похвалу о ее стихах, сообщил, что через друга свяжется со знакомым издателем, которым он же и является). И я время от времени попадал на такие интеллигентские сборы, набираясь незаменимой информации о бизнесе. «Попадал не один, а с Беллой, которую и не интересовали беседы, в которых они ничего не смыслила, зато ей по нраву приходились дети, то и дело уводящие её в собственную игровую комнату». Николас один из немногих в моей команде профессионалов, кому полноценно можно перепоручить часть работы и быть уверенным, что этот человек сделает её качественно. И даже то, что многие члены команды уже уехали в Нью-Йорк продолжать работу, мы с Николасом и еще несколько коллег остались в столице до поры, пока не сотворим намеченное. А в планах у нас – несколько важных мероприятий, которые с грядущего дня следует вводить в действие.
Питер знаком с Николасом еще со времен, когда он начинал свою писательскую деятельность и периодически с ним сотрудничает.
Николас, присев, спрашивает:
– Джексон, во-первых, с возращением. Как прошел твой мини-отпуск? Как Италия?
Я не говорил ему подробностей, но и не скрывал, что улетаю в Милан, так как в случае непредвиденных обстоятельств, он мой первый главный заместитель. Николас редко допрашивает, но он не сплетник и ему я доверяю.
– Италия чудесна! Хотелось бы подольше, но работа есть работа…
Он докладывает то негативное обращение, которое поступило к нам в мадридский филиал, прозванный анонимом сектантским объединением.
«Помимо того, ты собирался с Брендоном объясниться, ты забыл?» – припоминаю и чернота заполняет все пространство души. Другого варианта как ясно и без агрессии донести ему еще раз свои мысли и раскрыть сердце –нет. Как же убедить Брендона отказаться от запуска в жизнь той бумажки, что я в неясном, завладевшем мною порыве подписал? Решив отвлечься ото всего, что предстоит мне сделать, я и предложил Милане съездить куда-нибудь, но она в чем-то права – оттягивать момент разговора – сильнее развивать вихрь внутри себя. Беспорядочность, какая-то неопределенность в моей душе. Надо мной нависли черные тучи и чем глубже я вдумываюсь, тем нахожу положение дел чудовищным.
– Джексон, что скажешь? Угрозы этого инкогнито меня не то, чтобы испугали, но заставили напрячься, ибо он, ну или она, намерен их размножить. Мы только открыли филиал в Испании. Проблем с тем, чтобы к нам не приходили студенты, не хотелось бы иметь. И статистика показывает, что поток малый… Но, если взглянуть с другого вектора, то у нас три волны поступающих и пока длится еще первая волна. И вдобавок, новый пиар-специалист, Аделина дорабатывает концепцию по поиску новых каналов общения с инвесторами, партнерами. Сегодня-завтра пришлет письмо, я тебе его сразу же перенаправлю. Джексон, и все же, не хочу вмешиваться в твои дела, но принимать ее на работу, находясь в командировке в Италии, не совсем логично. Ты не общался с ней вживую… – В ту минуту мы были с Миланой на дефиле и целью этой поездки было помириться с ней, а не пропадать в телефоне по работе.
– Николас! – прерываю я его размышления и остро бросаю, сам того не контролируя: – Я все держу под надзором. Сторонних и некомпетентных людей нет и быть не может в моем бизнесе! По отзывам от других людей она достаточно подходит на эту должность. А без критики и непрошенных комментариев никуда не деться. Ты думаешь такие обращения не поступают в Нью-Йорке? Там их пруд пруди. Всегда есть те, кто нам завидует. Мы быстрорастущая компания и в сравнении с другими образовательными направлениями занимаем лидирующие места два года подряд.
– Ну что ж, твоя правда.
В этот момент Аделина высылает ему свои разработки и, открыв электронный документ, он принимается читать вслух и истолковывать со своей стороны, одобряя подобранные ею методики.
Решив записать пару из них на бумаге, я выдвигаю ящик и, взяв ручку, подмечаю посторонний предмет – небесно-голубую коробочку небольшого размера, на которой написано:
Я не знала, что подарить тому, у кого всё есть и решила подарить тебе звёзды. Это ночник «Вселенная на ладони». Ты можешь зажигать его каждый раз, когда звезды в твоей душе погаснут, рассыпавшись с грохотом на землю, и взирать до тех пор, пока не почувствуешь тепло в своей груди…
С любовью, твоя Милана.
Не в силах противостоять улыбке, я озаряюсь будто лучом света и таю, как облако. Она не знает, что я люблю её больше всего на свете.
– Джексон, каким будет твой ответ? Продвигаем ее механизмы? – Он заканчивает читать, а я не перестаю думать о том, как бы хотел прижать её к себе в это мгновение и никогда, никогда не отпускать от себя ни на шаг.
– Продвигаем, – машинально отвечаю я и мечтательным взглядом ворошу в памяти, как зайдя в кабинет, тридцать минут назад застал этого ангела за общением с цветком. «Доброта спасет мир». С ней я понял, что и у меня есть душа.
– Джексон, замечу, что ты явно несосредоточен на работе, если тебя что-то заботит, то…
– Нет-нет, думаю о том, что…
Он не дожидается моего ответа:
– Расскажешь?
– Что? – Улыбка не стирается с моего лица.
– Что случилось?! – Он тоже улыбается. – В тебе что-то изменилось.
– Когда-нибудь я скажу, но не сейчас.
– Хорошо. Будь по-твоему. Так, утверждаем? – указывает на средства, отмеченные пиар-специалистом.
– Утверждаем. Можешь не пересылать мне.
– Я передам ей. Побежал. На связи.
И попрощавшись с ним, я бегу к своей любимой звезде, со вселенной в руках.
* * *
Через окна мне видится любимая, стоящая у моей машины и пишущая что-то в своем дневнике. Улыбнувшись, я мчусь к ней, сбивая всех проходящих через турникет у входа в бизнес-центр. С нечеловеческой силой я рывком обхватываю и привлекаю это хрупкое тельце к себе.
– Спасибо, любимая, спасибо за звезды!
– Ты видел? Ты уже видел? А ты включал их? И как тебе освещение? В механизме семь режимов. Ты все попробовал? Всё работает? Ты разглядел планеты? – Девичьи речи проникают в мои уши. Вместо слов я так плотно придавливаю к себе этого ангела, что она лепечет смеющимся голоском:
– Мне больно-больно, любимый. Почему не отвечаешь?
Но я не воспринимаю значения вопросов, я зарываюсь в этих объятиях, которые будто снова и снова зажигают во мне какой-то свет. Ее любовь как глоток чистого воздуха среди удушающего безразличия.
Ощутив в себе потребность слышать её особенный смех, как у птички, я пробегаю пальцами по ее ребрам, щекоча ее. Она заливается смехом, пытаясь вырваться из моих сильных рук, но ей не удается, что смешит меня, и мы хохочем на всю улицу.
– Джексо-о-о-н, пожалуйста, прошу-у-у-у, отпусти-и-и-и, – и чирикает смехом, как воробушек, – на нас же все смотрят, – едва всполошенным тоном добавляет она. – Что на тебя нашл…о…о…о…
Закатившегося меня от смеха, останавливает вдруг слышимый вдалеке-вдалеке голос Николаса, но наведенного не на меня, а на другого человека.
– Хорошо, хорошо. – Я прекращаю и не перестаю смотреть на лихорадочно яркие губы Миланы, не от того, что они покрашены, а от естественного жара, овладевшего ею в момент борьбы с щекотками.
– Тольк…о п…опроб-у-й-й «ещ…с…ё…», – смех в ней еще сохраняется, и она заглатывает буквы в словах.
– Попробую-попробую, вечером, – уже чуть став внешне серьезным, я все равно играюсь с ней. – А если мы в течение пяти минут не сядем в машину, то смеем показаться родителям и детям неответственными.
– Время! – Она с ужасом глядит на часы и запрыгивает внутрь.
Надев солнечные очки, я сажусь и нажимаю на газ.
– Я так счастлива, что мой подарок смог так тебя восхитить! Я так желала сделать тебе приятное, но не знала, что подарить…
– И подарила вселенную…
Широкая улыбка протягивается до ее ушей.
– Ты не ответил, ты убедился, светильник рабочий?
Я машу головой в стороны.
Сделав недовольную рожицу, и произнося: «И как ты можешь восхищаться, если еще не «зажигал вселенную»?!», она мигом вставляет батарейки в разъем своими длинными тоненькими пальчиками. Замедлив движение на светофоре, я поворачиваю голову и созерцаю звезды, планеты…
– Когда меня не будет рядом, включай звезды… Может, найдешь среди них особенную, которая затмит остальные.
– Уже нашел.
– Какая? Покажи! Эту? – Она показывает на полярную звезду.
Я еду, отвечая:
– Та, что правее.
– Эта, что ли? Это же Сатурн, Джексон. А почему именно Сатурн? Он обладает мощнейшим магнитным полем! Его кольца считаются самыми необычными и красивыми, и я читала, что они могут со временем исчезать. А еще сутки на этой планете длятся чуть больше десяти часов.
Я издаю смешок, одновременно поражаясь ее знаниями о планетах солнечной системы. Космология взаправду таинственная наука, которую я уже, как год, почитываю сам в свободное время, но пока не буду говорить своей любимой – замучает без конца задавать вопросы.
Поясняю со звонким смехом:
– Я про ту, что порой без умолку может щебетать.
– Я? – так удивляется она, будто и вправду не поняла, что речь все это время шла о ней.
– Ты, родная. – И говорю мысль, пришедшую в голову: – Несмотря на то, как с тобой обошелся отец, он помог рождению яркой звезды на этой земле. Эта звезда настолько яркая, что затмевает все другие звезды, которые я знаю.
Она молчит, засмотревшись вдаль.
– Джексон, давай не будем. Потом. Как-нибудь потом.
Милана включает мою флеш-карту и, звучавшая песня «End of time» Westlife, перекрывает мои слова:
– Но мы все равно поговорим. Не сейчас. Но вечером.
Всеми инструментами общения она уводит меня от темы, на которую я хотел с ней поговорить:
– Ты мне лучше расскажи, что Николас говорил про меня?
– Ничего не говорил! И! – Я поднимаю указательный палец вверх. – Я больше не буду тебя запускать в офис! Познакомилась со всеми и хватит! А то некоторые мужчины пораскрывали рты, увидев тебя! Всё! Будем работать где-нибудь в другом месте! Там, где на тебя буду смотреть только и только я!
– Джексон, это же глупости, ну и пусть смотрят! Они меня не волнуют.
– Зато они волнуют меня! Нет! Это решенный вопрос!