Read the book: «Счастье в мгновении. Часть 3», page 16

– Именно он.

– Ты с ума сошла! – указывает с простодушной откровенностью она и посторонние озираются на нас. – Продавать свой самолет, сумасшествие!

– Сумасшествие дарить такие подарки, подруга! – хохочу я от ее реакции, чуть приподнимая платье вверх, которое так и спускается всё ниже и ниже, оголяя верхнюю часть тела.

Вне себя от изумления, смешанного с негодованием, она, ломая руки, отходит на пару метров в сторону, хватает, как орел добычу, свободный микрофон и выкрикивает:

– Полтора и я приобретаю его!

Я впадаю в ступор.

– Ритчелл, ты-ты-ты чего? – трясу ее за плечо, сделав два шага к ней.

– Я не посмею тебе это сделать!

– Нет, – кричу я в потрясении, – извините, произошла ошибка!

– Я не ошибалась! Он – мой! – настойчиво пронзает Ритчелл и, отмахнувшись от меня, идет к сцене.

– Раз эта элегантная леди настолько горит желанием его купить, то мы не должны ей противостоять. Он – ваш. Продано! – Раздаются визжания и хлопанья в ладоши.

Я стою с раскрытым ртом и держу руки по швам. Само дыхание пришло в шок. Повернув голову вправо, зрею Джексона, стоящего с Питером, которые примерно с таким же состоянием поражения, как у меня, озираются на Ритчелл, вольно размахивающей сертификатом на приобретение движимой вещи. Питер быстрыми шагами ступает ко мне, в явном недоумении происходящего. Тревога в душе растет.

– Сестренка, ты мне можешь объяснить, что моя леди Джеймс делает на сцене и что за золотую бумажку она разносит по воздуху? Я беседовал с Джексоном и Итаном и не совсем… – Он замолкает, видя, как ей делают комплименты, пожимают руки и делают несколько фотографий на фоне самолета, который в ближайшее время следует забрать с места его стоянки и оплатить за него сумму.

Ошеломленная, в состоянии растерянности, с появившейся улыбкой изумления от фраз брата, сообщаю:

– Сию минуту она купила мой самолет.

– Купила что, прости? – Глаза Питера залезают на лоб. – Мне послышалось явно неверное. Что ты сказала? – Он сверлит взглядом по моему рту, чтобы не упустить слова, вырывающиеся наружу, и прочесть по губам.

– Она. Купила. Мой. Самолет. – Произношу по словам с расстановкой и поднимаю на него взгляд. Его глаза, точно стекла. Никоим образом больше не скажешь иначе.

– ЧТО? – с плевком выражает Питер и закусывает нижнюю трясущуюся губу.

Джексон на расстоянии полметра от нас неудержимо бросается с бешенством:

– Позволь уточнить, ты продала свой самолет и ничего мне не сказала об этом?

Никогда бы ранее не могла подумать, что тема состоявшегося диспута возникла из-за того, что я продала СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ самолёт, не одежду или планшет, не книгу или кресло, а порхающую белоснежную «бабочку», увеличенную живым микроскопом в сотни тысяч раз.

– Детка, ты ограбила киллера? – смеётся Питер от поражения, что, пожалуй, ему только и остается. – Что за «миллионерские» шуточки?

– Я не шуч…

– Ты скрыла от меня это! – уже настойчиво и с грубостью повторяет Джексон, не дав мне доказать, проникая разозленным взором. Пуговицы на рубашках готовы вылететь в потолок от его перенапряжения.

– Джексон, пожалуйста, – берусь за его огненные руки, – не говори так. Ты знал, что я не смогу принять такую вещь.

– Ты ей что, и самом деле подарил само… – Распахивает глаза старший Моррис, потирая бровь. – Ты в порядке, братец?

– Не с тобой говорю! – грубо отрезает он, смотря мне в глаза. Теребя бабочку, висевшую у его шеи, он в конце концов сдирает ее себя, что приподнимает ворот его рубашки. – Причина скрытия? – Он снова раскрывает неровности характера.

Я вздыхаю, сама начиная злиться то ли на себя, то ли на то, что он опять выясняет со мной отношения, высказывая поток горечи, колеблющейся у него в сердце, и никак не желающей отходить прочь.

– Я не успела сказать и поэтому в последний момент выставила его на продажу, – признаюсь я, сжимая руки за спиной.

– И моя будущая женушка его выкупила, – развивает мысль Питер, повышая, то понижая голос от удивления.

Джексон про себя высказывает парочку недовольственных замечаний в мой адрес.

Счастливая подруга спускается со ступенек и, спустив маску, чтобы увидеть нас, возвращается обратно.

– И почему ты мне не сказала, что приобретешь самолёт? И откуда мы возьмем деньги, чтобы выплатить такую сумму? – Питер берет роль Джексона. Его лицо искажается сетованием.

Я лихорадочно смеюсь, не зная, как остановиться. Нервный смех бьется наружу.

– Родители меня поймут… – с радостью заключает она, – и помогут. Но сам пойми, я не могла видеть, как этот малыш попадет в чужие руки.

– Малыш? – Питер старается спокойно принимать случившееся, но эмоции перехлестывают его непробиваемость. – Какой «малыш»? Это таким он представляет из себя на картинке, но в натуре – большая ледяная глыба. – Мысли раз за разом атакуют брата: – Почему ты не посоветовалась со мной?

– А что в этом такого? – Ритчелл настораживает тон Питера.

– Ничего не находишь? Покупать без учета мнения своего мужчины?

Джексон, не выдавая ни единого звука, неожиданно хватает меня за запястье и с резкостью движений куда-то тащит, высказав до этого коротко серьезным голосом:

– Мы скоро вернемся.

Его рука, насытившаяся внутренней злобой, кажется, стала больше. На его скулах вздутые желваки.

– Джексон, куда мы так рванули?

В ответ – тишина. На фоне безмолвия от Джексона – торги коттеджа на берегу морского побережья.

Прорезав мрак, мы становимся его частью и окутываемся его таинственным покровом.

– Джексон… куда мы зашли? – настороженно спрашиваю я, не видя ничего, кроме сплошной тьмы, едва лишь лунные отблески отбрасывают тень на маску Джексона, запихнутую им в карман брюк, почти угаснувшую без лучей света.

– Мы в «Комнате Рафаэля Менгса», – отвечает он едва слышно. – Здесь только мы одни. – Захлопывает плотно дверь.

– А почему ты говоришь шепотом? И почему здесь такая тишина, давящая на слух? И я не вижу фресок от темноты, лишь устрашающие тени…

– Есть предложение, – произносит пылко он.

– Какое? – с наивностью лепечу я, инстинктивно догадываясь о его потайной мысли.

– Заменим её на стоны? – спрашивает тот, кто никогда не интересовался моим мнением, проявляя несгибаемую властность, могущую подчинять меня его действиям. Положив палец в ложбинку между грудей, он награждает меня горящим взглядом. Я сглатываю и чувствую приближающиеся мурашки по телу.

– Не думаю, что это лучшее место для… – В мыслях бушует предположение, что кто-нибудь решит прийти сюда. И этим кто-нибудь окажется мой руководитель, который, улучив эту возможность, разорвет со мной контракт. Я встряхиваюсь, отогнав от себя думы напряженного воображения.

– Ты пробуждаешь во мне неизъяснимый набор чувств. Хочу овладеть тобой прямо здесь, – часто и глубоко дыша выдавливает он, перешагнувший в мир страстей, лаская округлые полушария, перекатывая между пальцами их острые кончики.

Обожжённая его словами, меня пронзает предвкушение. Щеки начинают багроветь. С жадной настойчивостью, он прижимает меня к двери с такой силой, что я, разогнав воздух, с ветром упираюсь в дверь. Тесно прижимаясь ко мне, он целует с мучительной нежностью мои щеки, но неодолимое его влечение переходит на уровень ярости бури.

– Что ты де… – Он обрушивается на мои губы с неукротимой страстью, заглушая мои протесты. Я делаю большие глаза, исполненные напускной наивностью.

– Наказываю за самолет, – возбужденным голосом хрипло выдает прямо в губы, разжигая обретенную во мне страсть и воспламеняя огонь внизу живота. Сумрак усиливает ощущения от властных прикосновений – сильных рук, упавших на мои бедра.

Упираясь руками в стену по обеим сторонам от моей головы, заявляет в глаза в тот миг, когда до нас добирается луч света от непреднамеренно включенного фонарика на его устройстве; потоки света образуют в темноте движение пылинок, подобно звездам, кружащимся в загадочном медленном движении, по стенам начинают плясать тени:

– Теперь ты никуда от меня не убежишь!

Грубым рывком развернув меня спиной к себе, с искаженным от желания лицом, вырвав сладостный крик из моего горла, с безрассудством и лихорадочной поспешностью он расстегивает голубые атласные маленькие пуговки на моем платье, не поддающиеся его властным большим рукам. Грудь вздымается, ощущая токи, проходящие по всему телу. Тесно прижавшись ко мне, я чувствую, как играют его мускулы и трепещет раскаленная, как сталь, мужская плоть.

– Ты же не собираешься… – шепотом бормочу я, смущенная, что посторонние смогут нагрянуть в это потаенное место, но отказные силы начинают давать сбой, какие бы веские аргументы не выдавал рассудок.

Я чувствую треск рвущейся ткани.

– Джексон! – даю громкий голосовой знак, пока он окончательно не порвал мне и без того открытое платье.

Полотно, плотно облегавшее меня, оказывается на полу, подобно небесному облаку, проплывающему по бездонному небу.

Прислонившись ко мне, пуская горячий воздух в ухо, он отрывисто с яростью и страстью, переполняющее сердце, молвит:

– Не я надевал на себя такое платье, не меня нужно обвинять виновным!

– И что ты хочешь… – Я пытаюсь разумно рассуждать, но с каждой долей секунды теряю связь с миром и погружаюсь в увлечения, насыщенные пылкостью, но не теряю попыток подыскать окончание фразы.

– Тебя, – с поспешностью добавляет он, объятый вспышкой вожделения и шальной безрассудностью.

– Но это место предназначено для…

– Предназначено для нас, – восклицает со страстью он, распахивая препятствия, не позволяющие погасить восставший огонь природной жидкостью, готовящейся вырваться наружу. – Довольно, мисс Грация, меня заговаривать! – с чувственными нотками велит он. – Расслабься, – пронзает он разгоряченными словами и губами проводит по оголенной спине, одновременно рукой спускается ниже копчика, и я сгибаюсь от этих прикосновений, затуманенная желанием. Его пальцы нетерпеливо горячечно мнут плоть ягодичных мышц и вторгаются в изнывающие в ожидании ласки створки, пульсирующие приливаемой кровью.

Распятая между ним, как распростертая над небом, пригвожденная к месту, с поднятыми руками, запястья которых он держит тисками, с меня изливается тонкий пронзительный тихий крик, как только жаркие прикосновения рукой нарастают и с замиранием сердца дразнят мучительным томлением, создавая влагу. Извиваясь от сладких мук, мои щеки вспыхивают жарким огнем. Несказанное наслаждение от его ласк рождает дьявольское очарование.

Потонув во мраке, он погружается в меня целиком, выжигая клеймо напором восставшего естества. Он берет меня жадно и раскованно, неудержимо врываясь в глубины тела. Его немыслимая скорость в движениях сводит с ума от чувственного восторга. Зарычав, он кладет руку на мое бедро, крепко сжимая его. Дрожа, как спелая красная вишня на дереве, подхваченная летним ветерком, я извиваюсь от сладостных ощущений, выпуская огненные брызги. С его губ срываются хриплые слова, сливаясь в ослепительном дыме насыщения, преисполненного внутренним расцветом удовлетворения. Подкашивающиеся ноги отказываются меня держать, и я, повернувшись к нему лицом, стискиваю его шею, найдя в ней подпорку.

Скрытые под покровом ночи, выпустив животворный родник, мы смыкаем губы друг друга в глубоком, долгом поцелуе, к которым могут прибегать влюбленные, незримо любящие…

Перебравшись в сад, располагающийся на пути к выходу, мы парим по цветочной аллее рука об руку, прижавшись друг к другу, чувствуя биения сердец, с захватывающим духом от красоты. Нечто вдохновенно-прекрасное взращивает трепет чувственности.

Вселенная дня заменилась Вселенной ночи. Первая – лучистая королева, отличающаяся благородностью, от нее так и влачится нежность, ласковость, сентиментальность манер. Наряженная в золотой бархат венецианского стиля она пускает в ход лучи, покрывающие бескрайние дали, под песнь веселую и игривую, душевную и красивую. Вторая – ослепительная завораживающая графиня, наполненная романтичностью, грациозностью, изящной наружностью и любовью, пленяющая одним своим движением под утонченные симфонии-баллады. Ее темно-синий велюр, переливающийся лунным сиянием, сквозь мириады звезд, владеющих ею, опутывает чарами каждое бьющееся сердце, попавшее под ее колдовство. Упоительное зрелище этих двух сфер подчиняет к себе души, покорно отдающиеся им.

На интенсивно синем небесном шелке играют звездочки, образуя живое сверкание. Постаралась Вселенная ночи покорить нас. Мерцающие безвестные огни наполняют душу счастьем. Представившееся нашим глазам бормотание ночи, стрекотание сверчков, облекающий мир, выражающий бездонный небосвод столетий, дарят часы райского блаженства. Соловьиные трели, льющиеся из глубины деревьев, прекращены по зову нежного голоса Офелии, очарованной Гамлетом, чувства с которым не наречены долговечностью, оттого страдания эфемерного существа повергли ее в вечную пропасть.

Сказочная растительность, оплодотворенная в черный бархат, кажущаяся призрачным обманчивым видением, обретшая сверхъестественное сияние, позволяет раствориться в безмолвии. Выдохшийся за день ветер великодушно, мимолетным дуновением, обладающий талантом усыплять, чуть колышет тонкие, как дамские пальчики, веточки кустарников на фоне невыразимого молчания, освежает горящие лица, не отошедшие от симбиоза тел, нывших от неутолимой страсти и отдавшихся в секунду внутренним чувствам и желаниям. Постепенно звуки природы поглощаются, уступая затишью. Благоуханная тишина такова, что будто все живое повелевается ангелу, запретившему совершать любое движение. Касаясь мыслей живого ночного мира, душистый туман из цветущих разноцветных шаров, излучает сладостный, дурманный аромат. Велико таинство многообразия спящего мира. Непередаваемую безмятежность мы инстинктивно не удосуживаемся нарушать, поэтому беспрепятственно окутываемся сахарными грезами, пленяющими чувственным восторгом.

Посматривать на звезды, повисшие над нами и забываясь в мыслях, самое увлекательное и завораживающее явление. Словно человек подключается к ним через взор, как включает в розетку шнур, и становится единым с ними. Если звезды смотрят на нас, значит, это большой звездный взгляд.

– Созерцательница вселенной, что занимает тебя? – с отблеском земного блаженства льется из Джексона, будто у нас свидание среди разительных простор поднебесья.

В мой думающий процесс обо всем великом и мелочном врывается любимый голос.

– Джексон, прости меня за то, что тогда… – признаюсь я, ослепленная лунным блеском, – я была несправедлива к тебе.

– Любимая, – его голос подобен пению ласточки, – мне не за чем тебя прощать. Я возомнил себя королем и не выслушал тебя, построил то, чего не было, поверил другим.

Теплится огонек от слов, что сорвались с родных уст.

В мыслях цепляюсь за слова Питера: «Как не нанимал? Это они?» Если это не Джексон, то кто тогда сделал фотографию меня и Мейсона? Овладевающая нерешительностью, не соображаю, как спросить об этом.

– Джексон, – все же нужно попытаться, – но снимок меня и Мейсона не мог же спуститься с неба?

Отсвет серьезности на его лице придает оттенок волнения в голосе:

– Тайлер занимается этим вопросом. – Увидев, как я смотрю на него, пытаясь разгадать в нем тайну, Джексон крепче сжимает мою руку. – Мы вместе и это главное. Но, Милана, будем откровенны друг с другом впредь?

– Да, – соглашаюсь я, раздумывая, кто это может быть. – У меня есть одно предположение, однако я не уверена в этом.

– О том, чьих это рук дело?

Я коротко киваю.

– А что, если моя мама строит этот план, чтобы разлучить меня с тобой?! Что, если она не нашла адреса родителей Беллы и пытается сделать так, чтобы ты стал сомневаться во мне?! – оправляя складки на платье, полагаю я.

Мама способна на все. И я чувствую, как в эту секунду она готова уничтожить семью Моррисов, так как ее дочь ушла из дома ради них. Она не хочет встать на мое место и не хочет понять, что того, кто обогащает смыслом мою жизнь, я не отпущу от себя.

С минуту помолчав, добавляет:

– Никто не сможет навредить тебе и нашим отношениям! Все только зависит от нас самих, поэтому тебя это не должно волновать. Я решу эту проблему сам.

В такие блаженные часы, когда уровень понимания с другим человеком равняется твоему, внутри будто взрастает божественная радость. Обняв Джексона и прислонившись к его плечу, мы медленно-медленно двигаемся вдоль тропинки.

– Милана, совсем забыл. Я передал Тайлеру информацию о Даниэле. Как появятся новости, он передаст письмом.

Бесценно, когда он делает это для меня, несмотря на то, что владеет не самыми приятными чувствами по отношению к Даниэлю.

– Спасибо… – Чувствую за собой вину. Ничего не могу поделать с собой. – Ты точно больше не злишься на меня?

– Злюсь! – смеётся он и затем нежно целует меня в лоб. – Это самолёт был твоим, ты могла…

Я останавливаюсь и упираюсь кулачками о его грудь.

Молвлю с жалостью:

– Милый, я хотела помочь благотворительным фондам и…

– Продав его подруге и брату-барану? – на одном тоне произносит он, но в глазах пробегают смешливые искорки.

– Кто знал, что она его выкупит, – мягко подбираю ответ, едва сдерживая смех, припомнив, как Ритчелл в мгновение ока направилась к сцене.

Через секунду он разражается смехом и внутри меня будто разливается успокоение.

– Лицо Питера, когда Ритчелл решилась на такую покупку… – продолжает хохотать, обнимая меня.

Давно я не слышала такого беззаботного смеха с его стороны.

– Ритчелл не смогла вынести то, что мой самолёт кому-то достанется, – добавляю я, смеясь вместе с ним.

Проскочившая мысль в его голове, стирает с его лучистого лица ребяческие повадки и безмятежную радость.

– На самом деле, для того, чтобы быть откровенным с тобой, мне нужно тебе еще кое-что сказать.

Не нравится мне начало этого предложения.

– Да, – смотрю в его глаза, опустившиеся вниз.

– Заверяешь, что, узнав об этом, не поддашься обидам и примешь это обстоятельство?

Живая растительность словно сама замерла в ожидании того, что скажет Джексон. Но его сдержанность в эмоциях не дает моему сердцу увеличить ритм, разве что нарастает легкое, едва незначительное трепетание.

– Милый, обиды разрушают отношения, – рассуждаю я. – Считаю, что нам стоит прислушиваться к мыслям каждого без негативных эмоций…

Кивнув, поглаживая подушечкой пальца мою щеку, заявляет в полголоса:

– Максимилиан знает о нас.

Стоя, как статуя, до меня не сразу доходит смысл услышанного, но одно лишь имя «Максимилиан» вызывает панику, так как тот день, когда я была с ним один на один и когда он отчитывал меня, грозясь, что вышвырнет, если я еще раз не последую его заоблачным правилам, еще не ушел бесследно из памяти. А вчера я, охваченная смелостью, смогла перечить его гнусному поведению, направленному на близнецов из группы.

– Что? Кто? – Я стараюсь поразмыслить. – Максимилиан который?..

– Который твой руководитель. – Беспокойство непрерывно наполняется, стремясь к волне ужаса.

«Максимилиан знает о нас», – прокручиваю эту фразу, донося смысл до сознания.

– Знает, о чем? Не совсем понимаю, – с беспокойным голосом уточняю я.

Со вздохом, дернув свой кончик носа пальцем, отвечает:

– О наших отношениях. – Произведенное впечатление от его слов не дает прийти мне в себя больше минуты.

Меня в раз простреливает, а перед глазами всплывает красной бегущей строкой: «Р-А-С-Т-О-Р-Ж-Е-Н-И-Е К-О-Н-Т-Р-А-К-Т-А».

Сделав шаг назад, взявшись за голову, смахнув локон со лба, возвещаю уже громче:

– КАК? БОЖЕ-Е-Е… что же теперь будет?! Боже… боже… боже…

В глухо шелестящей кроне дерева появляются шумы, символизирующие бунт, ответ на то, что я узнала от Джексона.

– НО КАК? КАК ОН УЗНАЛ?

С бесстрастным лицом выдает:

– Догадался.

– И ТЫ ТАК СПОКОЙНО ГОВОРИШЬ ОБ ЭТОМ? – Громко доносится от меня.

– Милая, ты же сама сказала, что мы…

Я неосторожно толкаю его и устремляюсь к входу в здание.

– ДЖЕКСОН, БОЖЕ, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ, – кричу я. – КАК ТЫ МОГ ТАКОЕ ДОПУСТИТЬ?! НУЖНО С НИМ ПОГОВОРИТЬ.

– Ты куда так припустилась? – позади меня он голосит. – Постой.

Я иду большими шагами, боясь, что теперь будет дальше.

– Ты даже не выслушала до конца, Милана, – молвит вслед.

– Поверь, Джексон, что может быть хуже этого?! – говорю себе под нос, одновременно стараюсь подбирать слова, что сказать Максимилиану. Вот и пришел конец лжи. Эта новость уже завтра будет на всех информационных каналах. Максимилиан не оставит это так. И Даниэль. Черт.

– Да стой же ты, – догоняет меня, когда я усиливаю шаг вплоть до бега.

Он подбегает вперед, не давая пути прохода.

– Джексон! Что ты делаешь? – грохочу я, испытывая судорогу в теле. – Время ограничено. Что будет после того, как все узнают?! Ты думал об этом? – тараторю я, буйствуя в мыслях.

– Сбавь темп, родная, – с ласковым настоянием проносит он, не понимая, что может стоять за тем, что о наших отношениях станет известно каждому встречному. Будучи ребенком, подростком не задаешься этими вопросами. Ты живешь настоящим моментом, не предполагая, что общение с кем-либо может навредить кому-то, даже себе. Во взрослой жизни, оказывается, всё совсем обстоит по-другому.

– Успокоиться? – гремлю я, вырываясь из его сильной хватки. – Джексон, я должна поговорить с Максимилианом, пока он…

Он резко перебивает, заглушая своим басом мои слова:

– Он никому не скажет о нас.

Я опускаю руки и лихорадочно дышу.

– Джексон, это не так. Именно он как раз-таки и расскажет.

– Он дал мне слово, что будет молчать, – напористо говорит Джексон. – Я сказал, что нам нужно время, чтобы объявить об этом публично, на что он выразил согласие. Эта информация не будет услышана другими.

Но даже эта мысль не дает мне покоя. Я не доверяю этому человеку, полному непредсказуемости. Нельзя положиться на него.

Джексон пересказывает весь разговор с Максимилианом, как мои вчерашние слова смогли оказать на него влияние, о событиях его жизни, что на несколько уровней уменьшает во мне боязнь будущего. Максимилиан же может теперь шантажировать меня…

Через несколько минут мы решаем, что пойдем по очереди обратно в зал.

Подправив маску, утомленная новостью, что о нас уже много кто знает, и никуда не спрячешься в этом мире, перемещаюсь в насыщенную толпой комнату. Неожиданно на подол тянущегося моего платья кто-то наступает, отчего я, так и не сделав шаг вперед, припадаю к рукам мужчины, засмотревшегося в другую сторону, идущего прямо на меня.

– И-извините, – бормочу, растерявшись, я, когда чужие мужские руки обхватывают мою талию. Подняв голову, замечаю, как мужчина запечатлевает на мне пристальный взгляд из-под красной бархатной маски.

– Пардон, леди, – слышу я от того, из-за которого я перемещена в посторонние мне сети и отшатываюсь от незнакомца.

– Вы могли разорвать ей платье! Смотрите в следующий раз под ноги! – за меня заступается учтивый мужчина, оттого я и не успеваю открыть рта.

– Сэр, я уже попросил прощение у прелестной дамы, – умело находит ответ толстячок, верхняя парадная одежда которого обтянута на пупке, и удаляется.

Подправив одеяние, сохраняя спокойствие, что второй раз за час я чуть ли не осталась без платья, я приподнимаю глаза, замечая, что спаситель моего облачения застыл. На нем черный фрак, состоящий из укороченного пиджака с пуговицами спереди и длинными узкими фалдами сзади; брюки сшиты с атласными лампасами. Точно представитель Франции восемнадцатого века. Для полноценного комплекта ему не хватает только трех атрибутов уважающего себя джентльмена: черной шляпы, трости и курительной трубки.

– Спешу поблагодарить вас, но это не было столь необходимым, чтобы заступаться за меня, – едва улыбаюсь я, улучшая положение своей маски, узелок которой расшатался, не позволяя плотно ей прилечь к лицу. «А в неугомонных мыслях одно – О НАС ЗНАЕТ МАКСИМИЛИАН».

Напустив страстный вид, он создает странную улыбку на лице, выдающую его сокровенные мысли, плодящиеся в голове.

– Вы теперь должница, – выдает красочным голосом незнакомец, подмигнув правым глазом. Не успеваю создать недоумевающий вид, как он изъявляет все в том же стиле обольстителя: – Бокал шампанского для знакомства? – спрашивает и при этом с ловкостью борца берет с подноса официанта напиток, подавая его мне.

Вежливо отказавшись, сообщая, что мне нужно торопиться, незнакомец не сдается и с живейшим желанием, проникая все глубже глазами в меня, оброняет:

– Вам очень повезло, что я оказался рядом. Сорвать богатое убранство с дамы на первом же свидании – грубо и пошло. – Я стою, отдавшись молчанию, не доводя несерьезную, хитростную, с частицей претенциозности, весьма глуповатую шутку до сознания. – Имею честь узнать, какое имя у прекрасной девушки и в качестве кого она присутствует на вечере? – Он сверкает хищной улыбкой.

От произнесенной им фразы в стиле величавого властелина меня подталкивает умерить его порыв похитителя дамских сердец, на который я не клюю.

– Модель! – приподняв подбородок, уверенно отвечаю я, бегая глазами по толпе, поверх широкого плеча мужчины.

– Имя? – баритональным голосом колышет он воздух.

Возникает желание бросить издёвку и бесцеремонно исчезнуть.

– Мэрилин Монро! – саркастически, смеясь, отвечаю я с высокомерием дамы и через мгновение, мои глаза находят человека, которого я никоим образом не ожидала здесь встретить. Сердце дрыгается, распыляя тревогу по телу.

– У вас такой взгляд, мисс Монро, – флиртует высокий тип, привязавшийся ко мне, как колючка к одежде. – Вы опасаетесь кого-то?

Остается спасаться бегством, уводя отсюда и Ритчелл, и Питера, которых не видно, и затерявшегося Джексона.

– Позвольте пригласить вас…

Громкий голос Джексона позади меня перебивает приклеившегося ко мне мужчину:

– Это еще кто?!

Без разбирательств, я хватаю руку Джексона и бегу с ним в поисках наших молодых, не сказав ничего типу, увязавшемуся за мной. Больно ударившись бедром о какой-то стоящий стул, которого я не замечаю, я лечу, параллельно растирая участок ладонью. Если мы сейчас не скроемся от мамы, то громогласного скандала не избежать. Пока Джексон снабжает меня вопросами, которым сейчас совершенно не время, – о том мужчине, о том, куда мы бежим и заботливыми выражениями: «Сильно ударилась? Насколько тебе больно?», – я заглядываю в лицо почти каждой женщине, имеющей красный оттенок платья. «Боже, где они?»

– Могу я позволить себе смелость спросить, отчего такая паника и спешка в твоих действиях? – непонимающе допрашивает Джексон. – Ты ищешь Ритчелл и Питера?

Отделавшись кивком, продолжаю поиски, переживая за то, что мама в любой момент может меня заметить.

– Так они в саду гуляют, последовали нашему плану, – усмехается Джексон, про себя что-то добавляя, что Питер всегда найдет повод прихватить все его идеи, – поэтому я успел еще с ними поболтать, а к тебе в это время снова прилипли Похитители Ангелов! – с ревностным порывом вставляет он.

– Что же ты отмалчивался! – восклицаю, чувствуя, как колит в желудке от нарастающего волнения. – И не сейчас, Джексон, говорить о Похитителях Ангелов! Бежим!!! – Осознав, что мы в минуте от изобличения, я рвусь с места, держа за руку Джексона. От выбранной космической скорости, я теряю по дороге туфельку, но возвращаться за ней не время, несмотря на то, как долго я ее выбирала в магазине и пообещала себе, что она займет особое место на полке, так как красивее такой пары обуви я еще не встречала.

Увидев воркующих Ритчелл и Питера, на расстоянии, впопыхах из меня вырывается:

– М-ма-ма. Т-там.

Вчетвером мы выдвигаемся из сада и, словно выбежавшие из сказки короли и королевы, мчим к дому родителей Ритчелл, который станет нашим укрытием.