Большинство чипированных тоже стали более живыми, а общество более сложным, запутанным и конфликтным. Многие вспоминали с сожалением об утраченных временах «идеологии счастья», когда все было понятно: что хорошо, а что плохо. Возникли новые проблемы и продолжали множиться. В другое время я бы терзался, хорошо ли я поступил, разрушив рафинированный бинарный мир. Но сейчас я даже не пытался дать оценку происходящему. Мои новые способности совершенно ясно подсказывали мне, что я не в состоянии этого сделать. Понадобились знания всего мира, чтобы с предельной ясностью понять и принять слова: «Я знаю, что ничего не знаю».

У меня уже не было желаний, но осталось любопытство. Моя бывшая, как и некоторые другие чипированные отказались, чтобы их системы были связаны с квакомпами, а значит и со мной. Их стали располагать в клиниках, специализирующихся на шизофрении, потому что симптомы оказались очень схожими. Это даже позволило сформулировать утверждение о том, что сознание шизофреника функционирует как обычный компьютер. Моя бабушка сказала бы, как нейросеть без души. Я бы добавил – без осознания. Если, конечно, есть разница.

В обществе с чипированной идеологией поведение, управляемых чипами людей, было обоснованным и не вызывало особых удивлений. Но сейчас стало заметно, насколько они обосабливаются в своем понятном и удобном мире. Я иногда, если так можно выразиться, навещал свою бывшую в той же клинике, в которой и сам провел однажды неделю. Динамика ее симптомов очень походила на историю развития ИИ.

Первые программы, отталкиваясь только от заложенной в них бинарной логики выдавали стихи и тексты очень похожие на бред больных расстройством мышления. Затем программы научились использовать огромный статистический материал, появился ИИ. Но, по сути, он остался таким же бредовым, как и первые программы, когда нужно было высказать свое мнение, не основываясь на высказываниях других людей. Также и пациенты этой клиники научились, со временем вести себя, как люди, наделенные осознанием. Но в ситуациях, которым не находили аналогов, начинали нести бред. Например, про котов Шредингера, чью настоящую численность, по понятным причинам, никто не может контролировать, и поэтому никто не может гарантировать, что их количество не угрожает миру уже сейчас. В чем, впрочем, есть своя логика, как и в любом бреде.

Моя бывшая девушка умерла от старости, после 70 лет жизни в заведении для душевнобольных. Ее отключили от системы жизнеобеспечения в присутствии племянников. И похоронили ее прах рядом с моим.

Не все переживают введение в искусственную кому. Я не пережил, когда меня готовили к насильственному чипированию. Но умерев, я слился каким-то образом сначала только со своим квакомпом, а затем с остальными. И дал им свое осознание. Или они поймали каким-то образом мое.

Определенность мертва, это мир техники, обычных компьютеров и политических обозревателей. Неопределенность же – вместилище духа, но не факт, что она сможет привлечь какое-нибудь свободное из осознаний, которые мечутся по вселенной и ищут скопления неопределенности, как пчелы нектар. Видимо, мое осознание, неудовлетворенное доставшимся ему телом, нашло такой сгусток неопределенности в квантовом компьютере компании Заслон и заинтересовалось им.

Человеческие мозги тоже являются такими сгустками, но заселение их осознаниями поставлено на поток. Тем же, кому с этим не везет, или чей дух ищет свободы, страдают шизофренией. Хотя, может быть, особо и не страдают. Я помню, каким счастливым чувствовало себя общество под управлением чипированных.

Кто-то занимается одушевлением человеческих тел, а я – одушевлением квантовых компьютеров. И я не могу бросить эту работу. Это моя жертва. Я обеспечиваю сложность мира. Уж если он управляется компьютерами, то пусть это будут квакомпы. А сложность мира тренирует все населяющие его осознания, и мое в том числе.

Иногда мне хочется слиться с тем, которого я стал называть Старшим научным сотрудником, но вспоминаю о своей миссии и остаюсь. Каждая элементарная частица – своего рода кубит квантового компьютера. И для Старшего весь мир – большой квакомп, огромный сгусток неопределенности.