Во-вторых, в этом году образовалась нехватка людей, потому мне пришлось тренировать строевую. Но сколько усердия ни прилагай, если не дано, то и не получится. Так именно я и оказался самым слабым звеном нашей команды в искусстве марша в строю.
Итоговый результат был удручающим. Метившие на первое место, мы из-за плохой строевой даже второе занять не сумели. Слава Богу, вышли на третье, но спасибо хорошо пройденной эстафете.
Но и тут в этом году я был не я. Хорошо начав и обойдя соперника на четыре секунды, замешкался при сборке автомата: затворная рама села в паз неровно, а при попытке поправить её, безнадёжно застряла. Только ударом об стол её удалось вытащить и вставить обратно в правильном положении. К счастью, несмотря на мой прокол, команда пришла первой с большим отрывом от остальных соперников.
Но не эстафетой единой… В стрельбе первым я как в прошлом году тоже не был, заняв второе место с сорок одним очком против сорока шести у ближайшей соперницы. Причиной послужило то, что Аркадий Петрович выдал другую винтовку, пристрелянную совершенно не так, как мне было привычно. И всё прямо перед соревнованиями.
Это вдвойне обидно, так как во время турнира по стрельбе вне «Орлёнка» ситуация повторилась. Вновь иначе пристрелянная винтовка била не туда, куда я привык. В результате в нижнем левом углу мишени образовалась кучка метких попаданий. Располагайся они в центре, и я бы смог побороться за первое место, а так получил шомполом по заднице от судьи и ушёл на заслуженное четвёртое, оставшись без наград. Впрочем, пенять на оружие можно бесконечно, но в этом случае уже был виноват конкретно я, ведь знал тогда, куда била винтовка.
А тогда на «Орлёнке» не знал, в результате отстрелял плохо и уходил из спорткомплекса, где всё проводилось, в самом поганом расположении духа с бронзовой медалью на шее, понимая, что можно было вполне и на золото претендовать. Но не сошлось. Увы.
И возвращался домой я в скверном расположении духа далеко не один. Рядом со мной разделял моё уныние Андрюха Волчак из третьей школы, чья команда в прошлом году уходила с золотыми медалями, а в этом расположилась на скромном шестом месте.
Почему так? На самом деле сказать сложно. С одной стороны стрельба у них в этом году оказалась ни к чёрту. Сам Андрей, считавшийся самым метким стрелком, только двадцать три очка из пятидесяти набрал – скверный результат для высшей, так сказать, лиги. А ведь он ещё снайпером в армию идти хотел! С другой же стороны у всей команды, а также у их тренеров сложилось чёткое убеждение, что третью школу засудили на строевой – слишком мало баллов они набрали, хотя шагали вроде бы чётко и без ошибок.
Вот и получилось так, что и я, и Андрей выходили из «Атлета» в самом скверном расположении духа, равно как и вся его команда вместе с тренерами, шедшими впереди нас.
В свойственной себе в школьные годы манере я любой волнующий меня эпизод жизни комментировал, обильно приправляя матом. Настроение отличное – мата много, настроение плохое – мата если не больше, то уж точно не меньше. Вот и в тот день я шёл вместе с хмурым Андрюхой по улице, громко обсуждая причины поражения, а также оскорбляя судей самыми последними словами. Притом, как мне казалось, говорил тихо: голос у меня негромкий, нежный, сипленький, гнусавый немного и даже писклявый чуть-чуть, ибо пубертат, казалось, ко мне и не приходил, оставив с детским чуть поломанным голоском. Оказалось же, что матом орал я ещё как громко, ибо все сокомандники Андрея, шедшие в пятидесяти метрах впереди нас, оказывается, слышали каждое моё слово.
Вообще, сегодня я матерюсь редко, да и то не при людях. Отучился сам уже в зрелом возрасте, когда понял, что мат речь совершенно не красит. Разумеется, крепкие слова использовать не перестал, но Пелевинский мат научил, что если сквернословием и пользоваться, то только в те моменты, когда это звучит к месту и красиво, а не когда и как попало, аналогично тому, как ругаются, например, мужики на стройках или на производствах. Но то уже я в зрелом. А тогда выражений не выбирал совсем, к тому же делая это максимально громко и эмоционально, будто итальянец, на глазах у которого в пиццу добавили ананасы, а спагетти разломали, чтобы те уместились в кастрюле. Вот тогда мне моя дурная привычка и вышла боком.
Одна из учительниц ОБЖ и физкультуры шла впереди и слышала каждый мой мат. И чем больше брани я употреблял, тем быстрее было готово лопнуть её терпение. Но, прежде чем продолжать, стоит сказать, кем она была.