Read the book: «Заблудившееся чудо»

Интересно, сколько историй было начато словами «Он проснулся и сразу почувствовал, что сегодня что-то должно произойти»? Или другой расхожей фразой – «День начался, как обычно и ничто не предвещало…» Эти две, казалось бы, диаметрально противоположные предпосылки, преследуют, в общем-то, одну и ту же цель: сразу настроить читателя на захватывающий разворот сюжета. Вот сейчас все завертится, главный герой будет втянут в гущу событий, покажет чудеса смекалки, изворотливости, смелости и силы, чтобы выйти из всех передряг истинным победителем.

Уложив в конце концов всех злодеев и возможно став в итоге обладателем каких-то сокровищ, избитый, но не побежденный, он, конечно же, получит себе в награду еще и какую-нибудь красотку – как же иначе! С кем-то же надо разделить свою победу, вкусить ее сладкие плоды? Стандартный сюжетный штамп, регулярно используемый в бестселлерах – в первую очередь, конечно же, «заокеанских», отчего может сложиться впечатление, что и придумано это было там. Но и наши, родные, русские Иваны – что дураки, что царевичи – если вспомнить, всегда выступали практически в том же стиле. И начали они, к слову, гораздо раньше всяких Джонов и Биллов…

Да что там Иваны с Биллами! Вся история Человека – это суть история этой борьбы, так или иначе отраженная в его многочисленных религиях, сказаниях, былинах и мифах.

Откуда это? От непоколебимой уверенности в том, что зло обязательно должно быть наказано, а свершивший подвиг – поощрен? Но давайте предположим, что зло наконец-то побеждено (а иначе зачем бились?) и стерто с лица м-м-м… города, страны, всей Земли наконец – почему бы и нет? Ура! Как мы уже говорили, герой наш отправляется пожинать плоды своей удали с красавицей, и все довольны… И тут возникает закономерный вопрос: «А дальше-то что?»

Есть такая коварная болезнь – снежная слепота. Это когда человек теряет зрение, долгое время находясь в снегах. Белых, абсолютно белых и девственно чистых. И если предположить, что черное это Зло – оно ведь всегда рядится в черные одежды, то белое стало быть это Добро. Выходит, что Абсолютное Добро это штука для простого человека, в общем-то, не совсем понятая. В какой-то степени – даже опасная. Не приспособлен он пока к Абсолютному Добру. Ведь если бы встретились ему среди всей этой белой бескрайней, девственной, непорочной чистоты и белизны пусть даже серые пятна, глядишь – и отдохнул бы на них глаз, не приключилась эта самая снежная слепота…

К чему это я? Да всё просто – если есть Добро, то где-то рядышком обязательно должно ходить Зло. Ну, просто так, хотя бы для сравнения. Чтобы Добро «форму не теряло». И покуда стоит этот мир, так и будут они существовать рядом – эти два вечных полюса Жизни, два извечных противника, и схватка между ними не закончится никогда… А вот уж под чьи флаги встать – здесь каждый сам для себя решает.

И, заметьте, сценарий этой вечной битвы между Добром и Злом почему-то всегда один. Добру свойственна некоторая простота, налет некоей наивности, что ли. Ему всегда немножко не хватает решительной, твердой силы. Может быть поэтому и появилась на свет знакомая нам всем присказка «Добро должно быть с кулаками»? Кстати, если поискать как следует, похожее выражение можно будет найти у многих народов.

Ну, а Зло, хоть хитрое оно, сильное и коварное, но побеждая, обязательно попозерствовать должно, посмеяться над Добром, прочитать перед ним монолог на тему «Я лучше Добра» или «Почему я такое». На худой конец, подойдет и «Скоро вы все будете такими же, как я!». Ну не может оно без этого, хоть ты тресни! На этом вечно и прокалывается.

Добро же, не будь оно чуточку наивным, станет в таком случае просто расчетливой силой. Ну, и какое же это тогда будет Добро? Да и Зло, не будь оно таким самодовольным и кичливым, разве пропустит тот миг, когда выбитый им из рук Добра меч будет снова поднят и готов к бою? И невозможно здесь ничего изменить. Так и бьются они и биться будут.

Да и дело-то в общем даже не в них. Не только, и не столько. Например, когда встречаются две футбольные команды – пусть спортивные – но тоже ведь непримиримые противники, самое неприятное происходит не на поле – ужасно то, что потом, после матча, могут натворить фанаты… И подчас самим командам потом бывает жутко стыдно за содеянное теми, кто еще совсем недавно, размахивая флагами на трибунах, неистово кричал: «Наши, вперед!» вполне искренне поддерживая игроков…

Часть 1

* * *

Самое начало 2000-х…

Солнце, пока еще невидимое за чередой низких облаков, привычно карабкалось вверх по небосводу, даря городу рассвет – довольно сумрачный для летнего утра. Огромное, огненное светило, маленькая, почти невидимая деталь, крохотный винтик исполинского, непостижимого механизма вселенной, который незримо и бесшумно вершил свое загадочное движение – неведомо когда и кем начатое. Стрелки на невидимых часах неумолимо двигались к назначенной отметке…

День начинался как обычно.

Он проснулся и, не открывая глаз, прислушался к себе. Смутное беспокойство и какая-то безотчетная хандра витали внутри. Перед глазами еще метались тени снов. Голова была неожиданно тяжелой – по затылку растекалась тупая боль, и немного ныло правое плечо. Конечно, это все пройдет – стоит только встать, умыться холодной водой и сделать несколько упражнений. Умыться надо непременно холодной водой – и чем холодней, тем лучше. Для него это было не просто привычкой, а скорее даже неким ритуалом, проверенным и надежным средством от подобных утренних «сюрпризов».

Но сейчас причиной его хандры была, пожалуй, вовсе не эта тяжесть. В последнее время он все чаще стал ловить себя на том, что каждый раз, после пробуждения, ему все труднее становится заставить себя сделать то самое ПЕРВОЕ движение, с которого начнется его очередной день. Хотелось просто лежать, не шевелясь и ни о чем не думая, растворившись в тусклом свете зари очередного мертворожденного дня. И он полежал так некоторое время, поддавшись этому желанию – не открывая глаз, чтобы не впустить в себя ненароком бледный, болезненный свет нового утра, и стараясь удержать перед своим внутренним взором осколки снов… Снов, которые нередко оказывались куда лучше той реальности, что караулила его снаружи, за смеженными веками.

Понятно, что бесконечно это длиться не могло – и он открыл наконец глаза, щурясь на белесый прямоугольник окна, поднялся со смятой постели и побрел в туалет. Впереди – еще один день, такой же, как и сотни до него – не несущий с собой ничего нового. Замкнутый заколдованный круг, проклятое беличье колесо…

Даже нет – скорее красные «волчьи» флажки, за которые никак не пробиться. А самым ужасным было то, что абсолютно все это где-то уже заранее предопределено. Как было предопределено и все то, что происходило с ним раньше.

Да, предопределено абсолютно все. Даже такие мелочи, как эти обязательные полчаса, ежедневно отводимые им на борьбу с капризами собственного тела, которое, увы, не становится моложе.

А потом чайник на кухне закипит и выключится – и очередные пятнадцать минут уйдут на завтрак… Потом он выйдет из дома и в который раз станет частицей миллионного потока человеческих тел, несущих своих невидимых хозяев по миллиардам их ежедневных неотложных дел.

Пять дней. Спринтерская дистанция, сумасшедший бросок между выходными, которых так часто теперь стало не хватать, чтобы восстановиться перед очередным броском. Или, может быть, он просто разучился правильно восстанавливаться?

Он сплюнул зубную пасту в раковину и посмотрел на свое хмурое отражение в зеркале. Нечего лукавить-то, по крайней мере с самим собой! Дело тут совсем не в коротких выходных, и не в том, что он разучился отдыхать. Просто жизнь с некоторых пор перестала его «заводить» так, как раньше. А это уже совсем другой разговор.

Чайник на кухне закипел и выключился…

* * *

…Лифт был измалеван местными подростками – своеобразный способ метить свою территорию, этакая альтернатива собачьей лапе, поднятой около каждого столбика ограды, дерева или колеса машины. В лифте, кстати, ощутимо воняло и мочой – то ли четвероногих братьев наших меньших, не дотерпевших до улицы, а возможно и их двуногих хозяев – не дотянувших до дома. И сколько его ни мыли, сколько ни скребли – он, словно заколдованный, с поразительной быстротой возвращался в прежнее свое состояние.

Скрипя и подергиваясь на ходу кабина опустила его наконец на первый этаж. С трудом переводя дыхание, он вывалился в прохладу и относительную свежесть подъезда – после газовой камеры лифта даже застоявшийся подъездный воздух казался почти морским бризом.

Машина тихонько спала на парковке перед домом, терпеливо дожидаясь своего хозяина – дремлющее, механическое тело. «Интересно, – подумал он, подходя к въезду парковки, – может быть, она, как и я, тоже испытывает утром похожие чувства? Ноет передняя стойка – результат вчерашней встречи с небрежно заделанным канализационным люком (а когда это, скажите, у нас их заделывали аккуратно?), третья свеча что-то стала пробивать, и глушитель сечет, и воздушный фильтр давно заложило от бензиново-солярочной гари автострад… Да и топливный тоже основательно подзабился всякой дрянью из-за «паленого» бензина, что залил хозяин на неизвестной автопоилке…»

Мозг почему-то зацепился за эту мысль. А действительно – почему бы и нет? Машины ведь так похожи на людей, стоит только к ним повнимательнее приглядеться.

Вот, к примеру, старичок «Жигуль», «копейка» лет, этак, двадцати пяти от роду. Возраст, по автомобильным меркам, весьма солидный, по крайней мере для детища отечественного автопрома, хотя попадаются экземпляры и гораздо старше. А ведь такой чистенький, опрятный – ни пятнышка ржавчины на нем. Да и бегает еще очень шустро! Признайтесь, а ведь нередко встретишь подобных старичков и среди людей. Лет восемьдесят пять лет ему, а он бодр, аккуратно одет, спешит куда-то по своим делам, и в его глазах горит чуть ли не юношеский задор…

А вот прет по улице молодой парень-качок. Крепкий, плотный, сбитый. И наглый, как танк. Снесет на своем пути любого, если вовремя не посторониться, да еще и матюгом отборным при этом обложит. Кого же он напоминает? Да это же вылитый бумер – не новый, машинка лет, этак, четырех-семи! Разве не попадались вам подобные на трассе? Едет такой «немец», словно он один на дороге, фарами и сигналом посылает всех куда подальше!

А сколько всего люди придумали для пущего «очеловечивания» машин! Вот, например, аэрографическая роспись по капоту или дверям, ставшая очень модной в последнее время – что это, как не тату?

Есть у машин и свой макияж, косметика – мастики, полироли, наклейки-накладки. А при желании можно машине и вовсе – «пластику» сделать. Особая светотехника, бампера, пороги, решетки радиаторов – все эти элементы есть теперь практически для любой модели и на любой вкус. А доводка двигателя и ходовой? И здесь тоже возможно все что угодно – от простенького «фитнеса» до крутого «бодибилдинга», все зависит от средств хозяина. Появилась у автомобилей даже собственная парфюмерия, ароматизаторы-освежители воздуха.

Забавно, но за рулем подобных машин и персонажи нередко попадаются весьма оригинальные. Будьте уверены – если машина с «фенечками», то и у ее хозяина с большой долей вероятности или одежда, или внешность будут «с прибамбасами». Не согласны? Говорю же, надо просто приглядеться повнимательнее. Машины и люди очень тесно связаны!

Вот из солидного офиса выходит весьма импозантный джентльмен – стильная прическа, изысканный костюм и великолепный кожаный кейс в руке, на запястье которой, со скромным достоинством выглядывая из-под манжеты ОЧЕНЬ дорогой сорочки, ВЕСЬМА недешевая часовая механика с изумительной, почти космической, точностью отсчитывает для своего хозяина время. Даже легкого налета пыли не может быть на этих шикарных ботинках ОЧЕНЬ известной, и столь же дорогой, торговой марки. Попробуем прикинуть, кто это у нас будет по автомобильной «табели о рангах»? Вероятнее всего – какой-нибудь хороший «немец» представительского класса, скажем, «Ауди» или «Мерседес» последних моделей. В «Мерседес», кстати, этот господин и садится – полный спокойствия, уверенности и собственного достоинства, и неторопливо удаляется, оставив после себя не тошнотворный, словно хронический, утренний перегар алкаша, бензиново-маслянный, сизый выхлоп изношенного движка, а сухой, прозрачный и едва ощутимый, горьковато-миндальный запах идеально отлаженного мощного двигателя с нейтрализатором. Вполне под стать аромату дорогого парфюма его хозяина. Так-то, знай наших…

Люди, машины… машины, люди. Вспоминаете, что это там пел в свое время Высоцкий про «темно-серый лимузин»?

* * *

Он подошел к своей машине и в этот момент с ним произошло нечто странное. Его словно мазнуло по лицу горячим паром, в висках часто и сильно застучало, голова противно закружилась, качнулась под ногами земля, и он на мгновение потерял равновесие. Хорошо еще, что машина была рядом – он уперся руками в ее прохладный капот и несколько секунд стоял, зажмурив глаза и пытаясь понять, что же это было.

Постепенно неприятные ощущения прошли. «Это что, действительно старость подкрадывается, что ли? Первые звоночки? – с недоумением и даже некоторой обидой подумал он. – Не рано ли?!» Но организм больше не шалил и он, успокоившись и переведя дух, забрался в машину. Поворот ключа разбудил спящий мотор. Дав ему минуту поработать (машине ведь тоже надо придти в себя после сна!) и сунув панельку в приемник, он, под радостный треп радиодиджея, выехал с парковки. А через пару минут он уже был на трассе, плавно влившись в многокилометровый, вялотекущий автомобильный поток. Вернее сказать – в огромную пробку, потому что назвать как-то иначе передвижение со скоростью пешехода язык не поворачивался.

Все. Полтора часа, если не случится по пути никаких непредвиденных обстоятельств, можно посвятить своим собственным мыслям. Особого неудобства от ежедневного движения в пробке он не испытывал – привык, хотя осознавать, что ты тратишь полтора часа на дорогу, которая должна занимать никак не больше минут сорока, было все же досадно. Но каждый день он упорно нырял в этот металлический поток. Иногда он даже ловил себя на том, что в какие-то моменты его сознание перестает контролировать процесс управления автомобилем, словно где-то внутри у него включается своеобразный автопилот.

Несомненно – дело в привычке. Если ты ездишь каждый день, да еще одним и тем же маршрутом, в течение нескольких лет, то неминуемо запомнишь все тонкости движения этого огромного организма, имя которому – пробка, и выучишь правила ее игры, ее жизни. Например, правило номер один: бесполезно постоянно рваться из ряда в ряд в погоне за сиюминутной, кажущейся выгодой, вызывая своими рывками лишь недовольные гудки соседей. Выбирать ряд нужно заранее, на основе собственного опыта и интуиции, а перестраиваться только в случае очевидных преград, вроде закипевшего «чайника» или не поделивших полосу упрямцев, обреченно слоняющихся теперь около своих поцарапанно-помятых железных коней с прижатыми к уху мобильными телефонами, в томительном ожидании инспектора ДПС. Да еще при встрече с трейлерами, плывущими в автомобильном потоке, словно бревна по реке, которые, как известно, всегда собирают вокруг себя массу сучьев и щепок, превращая в итоге русло в настоящую запруду. Вот тут как раз действовать нужно решительно, оценив ситуацию и перестраиваясь таким образом, чтобы побыстрее оставить этот трейлер позади – вместе с его копотью, неповоротливостью и неизбежной стайкой все тех же чайников, испуганно трущихся – как те самые щепки – около «своего бревна».

Попытаться хоть как-то ускорить собственное плавание по автомобильной реке можно лишь одним способом – своевременно используя местные особенности трассы. Посмотрите за движением воды в причудливо извивающемся ручейке и вы все поймете. Здесь тебе и стремнины, и тихие заводи, и водовороты. Дорога это тот же ручеек. И здесь имеются свои «заводи и стремнины» – места, где практически всегда одни ряды в какой-то момент начинают идти быстрее остальных – расширение ли впереди, или поворот – неважно. Кроме того где-то имеются различные дорожки-дублеры, «проездные» дворы. Если знать все эти хитрости, то выигрыш от их использования может оказаться вполне ощутим.

Но, конечно, не в том случае, когда дорога встала полностью. Тогда только «по стенам домов, да по проводам» остается ехать, что некоторые и пытаются делать. Кое-кто, например, задним ходом, по обочине встречной полосы рулит, а кто-то и вовсе выруливает на тротуар – есть и такие «асы»…

…«Тойота», шедшая чуть впереди, справа от него, не подавая никаких сигналов, вдруг резко начала перестраиваться влево, заставив его отвлечься от собственных мыслей. Нагло прижимая его к бетонному разделителю-отбойнику, она стремилась любой ценой втиснуться в оставленный им для собственного спокойствия, небольшой – буквально в полкорпуса – промежуток между впередиидущей машиной и бампером своего авто. Он немного притормозил, пропуская шустрилу. С некоторых пор он перестал реагировать на такие маневры. Раньше, в пору своей «автомобильной юности», он вступил бы в беспощадный бой за место и не упустил бы случая «поучить» негодяя. Но прошло вот уже несколько лет, как стиль его вождения поменялся, причем как-то незаметно для него самого – стал более спокойным, что ли. И это при том, что машина у него сейчас была довольно шустрая и в принципе давала возможность побороться за место. Но нет. Лезешь – да и шут с тобой, залезай. Посягательство на пространство перед собственным бампером перестало восприниматься им как личное оскорбление. Ему всегда в этом случае вспомнилась присказка одного из приятелей. «Кто понял жизнь, тот не спешит». Вполне верно подмечено. Ненужная суета – абсолютно пустое дело. Все должно быть, как в том бородатом анекдоте про двух быков, старого и молодого. «Мы ме-е-е-дленно спустимся с горы и…»

А метров через триста он уже и сам, выбрав приемлемый промежуток на соседней полосе, и поморгав для вежливости, аккуратно, но достаточно быстро, чтобы не вызывать особой заминки, перестроился вправо. И почти сразу – благо ситуация позволяла – ушел еще правее, в крайний ряд. С этого места две правые полосы шли намного быстрее остальных рядов – он знал это. Впереди было небольшое расширение и развилка, и часть машин уходила с шоссе на примыкающий к нему проспект.

Поток машин побежал веселее. Подборка новостей, как это бывает на некоторых музыкальных радиостанциях, больше походила на короткую сводку событий, нежели на настоящий новостной выпуск. В горячей точке взорвался автомобиль, начиненный тротилом, кто-то с кем-то в очередной раз встретился, президент объявил о начале нового этапа непримиримой борьбы с терроризмом, пообещав всем россиянам скорую жизнь совсем в другом государстве. «Вот интересно, – усмехнулся он про себя, – а я-то, дурак, думал, что те, кто этого хотел и так уже живут припеваючи в ДРУГИХ государствах!»

В Ираке полным ходом шли поиски хоть какого-нибудь намека на наличие секретных лабораторий по разработке и выпуску оружия массового поражения. Видимо эти лаборатории были ОЧЕНЬ секретными, если их до сих пор так и не удалось найти. Как и сами продукты их деятельности.

У американцев вчера пропал спутник, якобы метеорологический, и они первым делом, естественно, поспешили обвинить в этом Россию. «Знаем мы ваши метеорологические спутники, – подумал он, – наверняка шпион. Или боевой. Чуть что, сразу у них виновата Россия! Да мы на земле-то со своими проблемами не можем толком разобраться, а эти янки нам еще и про космос талдычат!»

По радио тем временем доложили курсы валют, пообещали на ближайший день хорошую погоду и на этом новости закончились. Машины плавными волнами катились вперед. Он всегда удивлялся – откуда берется это странное, волнообразное движение на дороге, где нет ни серьезных перекрестков, ни разветвлений, казалось бы – тянись и тянись себе потихоньку. Так нет же, пробка почему-то всегда напоминает ползущую гусеницу или червяка.

Видневшийся невдалеке светофор горел зеленым. Из приемника зазвучал очередной шлягер певца, осмотрительно окружившего себя тремя лучшими эстрадными секс-бомбами. Песня была не самая плохая, да и певец был не из безголосых, в основном заполнявших нынче отечественную эстраду. С оригинальным, сильным, а самое главное – узнаваемым голосом.

Он начал негромко подпевать радио – «…сто шагов назад, тихо, на пальцах…» Петь он совершенно не умел, но любил тихонько подпевать, когда слышал понравившуюся песню. Справа, за газоном, по пустому тротуару вереницей тянулись машины, образуя еще одну, «дополнительную» полосу. Гаишник, стоящий около светофора, метрах в ста впереди, лениво тормозил их, уже зная, что все равно отпустит. И действительно отпускал – после того, как в окне очередной машины появлялись то какие-то крутые «корки», а то и просто лица, произносившие видимо, некий волшебный пароль. А некоторым при этом он еще и честь отдавал. Понятное дело – абы кто на глазах гаишника на тротуар не полезет.

Он смотрел на проплывающие по тротуару машины, а губы его шептали в такт песне – «…лети моя душа, не оставайся…»

Стрелкам на невидимых часах оставалось теперь лишь одно деление до некой незримой черты. Медленно двигались шестеренки этого неведомого механизма, анкер размерено поворачивался то в одну, то в другую сторону, свивалась и вновь раскручивалась пружина – тоньше волоса, толще спирального рукава галактики. Еще один взмах незримого маятника и еще один… Вот стрелки плавно качнулись и словно бы замерли, остановив на мгновение свой бег – и без того незаметный – на неком рубеже, назначенном кем-то, кого мы вряд ли даже можем себе представить.

Как ни в чем не бывало, он продолжал свой утренний путь с каждой минутой удаляясь от своего дома и даже не подозревая, что для него возврата уже нет, что всего один миг назад стрелки ЕГО часов перешли ту черту, за которой начинается совсем другая жизнь, другой мир, и – кто знает – может быть, даже другая вселенная.

Песня закончилась и по радио началась реклама. Один из этих дурацких диалогов в эфире типа:

– Ой, а что же мне делать, мне так нужно то-то и то-то.

– Да ты что, разве не знаешь?! Теперь фирма такая-то как раз это делает! И еще много чего! И почти даром! Вот слушай, у меня и телефончик ее есть!

– Ух, ты! Повтори-ка номер! Какой, какой? Еще раз, я не запомнил. О-о-о! Повтори-ка, я запишу, чтобы не забыть – ага, пишу: три, три, два, два, три два… У-у-у! Вот это фирма! Таких больше нет! Это как раз то, что надо! Я пойду, надо срочно рассказать об этом остальным!

Иди, иди. Расскажи. Всем без исключения. Ведь без этого жить нормальному человеку – ну просто никак нельзя…

Боже, они сами-то слушают этот свой бред?

Иногда, во время особенно тупой и навязчивой рекламы (как, впрочем, и во время «мозговыносительных» песен с рифмами из серии «девчонки – юбчонки» и мелодией из трех нот, из которых две – одинаковые) он старался переключить приемник на другую станцию – просто не было никаких сил это слушать. Вот и сейчас он, почти не глядя, ткнул в кнопку…

И тут… его опять накрыло.

Только на этот раз все было немного по-другому. К «горячему пару», опять мазнувшему лицо, добавилось новое ощущение – его словно тряхнуло основательно током. Уши тут же заложило, звук пропал. Окружающий мир на секунду размазался и вновь обрел свои привычные очертания, осталась лишь слабая дрожь в руках и коленках, комариный звон в ушах, да возникла противная пустота под ложечкой. А потом исподволь, где-то во лбу, в самой глубине, появился зуд, словно какое-то маленькое, настойчивое насекомое пыталось выбраться из черепной коробки наружу. А потом раздался голос. Женский, хотя он не сразу это понял. Торопливый, с непонятным, еле заметным акцентом, полный отчаяния и… надежды:

– …кажется, получилось! Выслушай нас, прошу! Иначе… – настройка приемника словно сбилась, но голос почти сразу вернулся – …очень сложно. Связь, к сожалению, односторонняя. Мы использовали уже практически весь доступный нам запас энергии. Остатка едва хватит…

Настройка снова сбилась, и от волнения он вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев. Непонятно почему, но он сразу поверил в реальность происходящего, начисто позабыв в тот момент о своих необычных ощущениях. Это явно была не реклама и не радиопостановка – какие могут быть радиопостановки в FM-диапазоне, на коммерческих станциях! Он даже не задумался в тот момент, как это вообще возможно. Словно подсознательно ждал чего-то подобного – возможно, позже он и задумался бы над этим, но не сейчас. В этот момент у него отчетливо возникла только одна мысль – с кем-то стряслась беда и они каким-то образом нашли способ использовать для экстренной связи радиовещательный канал. Все это было так странно, что он даже не внимания на то, что голос как бы обращался именно к нему. Понял он это, только когда голос зазвучал вновь:

– …так получается, что мы можем связаться только с тобой. И не знаем, как долго нам удастся удерживать эту связь. Помоги! Мы скажем тебе, что необходимо сделать, чтобы… – из динамиков вновь послышался какой-то шум, треск, но голос вернулся снова – …нет другого способа. Пока нет. Возможно, нам будут мешать. Мы не знаем кто это, но те из-за кого мы попали в беду, вероятнее всего будут искать тебя, можно только надеяться, что они пока не знают точно, с кем нам удалось связаться, чтобы просить о помощи. Постарайся себя не выдать, пока тебе ничего не должно угрожать. А после того, как ты все сделаешь, тебе уже ничего угрожать не сможет…

И в этот самый момент в опасной близости от капота его машины возникла корма «семьсот сорок пятого» БМВ с маленькой рогатой антеннкой на крышке багажника. Он мог бы поклясться, что еще мгновение назад ехал за «Волгой», или, как их еще называли «баржей», которую – как и трейлеры – он не любил за медлительность и неуклюжесть. Когда между ним и «баржей» успел вклиниться бумер, он не заметил, и хотя его внутренний автопилот отреагировал почти мгновенно, да и скорость в этом месте была едва ли выше пяти километров в час, его машина все же клюнула бампер иномарки. Вполне достаточно для того, чтобы четко обозначить касание. Обе машины замерли, едва миновав светофор. Пассажиры в БМВ не торопясь, зная, что он никуда от них не денется, вышли из своей машины и направились к его автомобилю. Они были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы – абсолютно ничего не выражающие, холодные и тусклые как у мороженой рыбы, глаза и странные, прямые, пепельно-серые волосы до плеч. На них были одеты абсолютно одинаковые костюмы – не спортивные, но какие-то легкие, не стесняющие движений, но и не скрывающие накачанных фигур. Ему даже показалось, что у каждого под легкой курткой надета наплечная кобура. Плавные, упругие движения «близнецов», наводили на мысль о каких-то крупных хищниках. Он автоматически выключил зажигание и ткнул кнопку «аварийки». Приемник замолчал, оборвался на полуслове тревожный женский голос. Ничего. В конце концов сказали же они, что смогут связаться еще раз – значит свяжутся, а сейчас, похоже ему будет совсем не до этого. Ощущение зуда в голове мгновенно пропало.

Один из подошедших амбалов открыл дверь машины и без лишних слов вытащил его из кабины наружу – сопротивляться этому было бесполезно. «Терминатор» оказался чуть ли не на голову выше его и наверно раза в полтора шире, поэтому желание строить перед ним из себя Джеки Чана пропало у него, даже не успев толком родиться.

Поток машин, шедших за его машиной, заморгав поворотниками, привычно принял влево и пополз дальше, плавно обтекая неожиданно возникшее препятствие – равнодушно-безучастный ко всему, кроме процесса собственного движения. Он внутренне приготовился к тому, что его сразу же начнут активно прессовать, как это обычно бывает в таких случаях.

Но почему-то события начали развиваться по другому сценарию. Второй подошедший обменялся с первым коротким взглядом и нырнул в кабину. Казалось, дверной проем машины даже слегка раздался в стороны, пропуская в салон крупное, сильное тело. Гаишник демонстративно отвернулся, хотя обе машины стояли буквально в пятнадцати метрах от него. Первый амбал продолжал держать его за предплечье. Враждебности, правда, было в нем пока не больше, чем в стене. Скорее брезгливое безразличие.

Он даже не успел возмутиться такой наглостью – второй вынырнул из машины, они вновь обменялись быстрыми взглядами, и ему показалось, что второй едва заметно отрицательно качнул головой. Все было сделано настолько быстро, что досмотр его салона вряд ли заметил кто-либо со стороны. Да и кому это было нужно?

Последующие события уже больше стали походить на то, что он ожидал в начале. Один из бугаев довольно противным и каким-то бесцветным голосом начал втирать ему, что надо держать дистанцию, что машина у них новая, бабок стоит немерянных и что ремонт ему теперь дорого встанет – бампер-то придется менять. И вообще у них нет на все это времени и поэтому ему надо срочно рассчитаться, чтобы не создавать себе лишних проблем. Только делал всё это бугай как-то вяло, не было у него в голосе подобающего этой ситуации энтузиазма и напора – словно бубнил он какой-то заученный урок или повторял без выражения, просто так, для памяти, слова какой-то роли. И при этом постоянно оглядывался по сторонам, словно выискивая кого-то взглядом.

Ему это стало надоедать и он дернул рукой, пытаясь освободиться. Куда там! С равным успехом можно было пытаться оторвать якорь у эсминца. Амбал даже не покачнулся и вообще, кажется, даже не заметил его рывка. Да уж, нечего сказать, странная получалась подстава.

– Ребята, слушайте, если я виноват, то давайте я позову гаишника – вон же стоит, у светофора, и мы все оформим. Я только не пойму, чего вы тормозили-то так резко? И давайте хоть посмотрим, чего я вам там повредил на вашем танке. А то сразу – бампер менять!

– Это мы тебе сейчас что-нибудь повредим, а потом гаишника позовем – глухо, но без всякой угрозы в голосе, проговорил второй, оглядываясь на своего подельщика и неопределенно дернув при этом щекой.

У него вдруг появилось ощущение, что он совсем перестал интересовать пассажиров БМВ, и они ищут сейчас предлог, чтобы уехать, хотя какой предлог мог быть им для этого нужен? Внезапно кожа на лице у второго качка едва заметно шевельнулась, прошла волной, словно мышцы у него на лице свело судорогой, и ему показалось, что на мгновение черты лица амбала словно смазались, проступило сквозь них что-то такое… Что-то неприятное, совсем уж не понятно на что похожее, но это длилось какую-то долю секунды и уже в следующее мгновение он засомневался – а не показалось ли не тень от пепельных волос так легла?