Нестерпимый жар, исходящий от раскалённых камней городской площади, обжигал лицо молодого монаха-францисканца, тщетно пытающегося найти следы греховности среди кучи мокрого пепла, обожжённых костей и наполовину сырой человеческой плоти. Лишь один человек в сером облачении с капюшоном и в сандалиях на босу ногу стоял среди едкого дыма и невыносимого смрада, исходящего от обожжённых кусков одежды, человеческих останков и дохлых крыс, которые из собственной жадности подыхали на раскалённых камнях в поиске лёгкой добычи. Всю свою жизнь молодой человек нёс в народ проповеди апостольской бедности, аскетизма и любви к ближнему, пока не получил послушание изучения борьбы с преступлениями против Бога, Церкви, ереси и ведовства.

«Да, простит вас Господь…» – чуть слышно сорвалось с губ францисканца.

Сложно представить, что переживал молодой монах, достигнув окраин средневекового Магдебурга. Даже на подступах к городу он не переставал озираться, ускоряя свой шаг по направлению к шуму и свету, в надежде поскорее выйти из густеющего сумрака. Шепча молитву, он изредка замечал среди чернеющей листвы отражения огней в глазах ночных хищников, сопровождавших его на протяжении всего пути.

Служители церкви негласно провозгласили вервольфов и волков исчадиями ада, объявив им священную войну. В ночь полнолуния городская округа словно оживала. Хор волчьих голосов при полной луне словно брал целый город в плотное кольцо. И чем темнее становилось, тем плотнее это кольцо сжималось. В народе считалось, что дьявольский вой оплакивал души грешников, чьей участью был освящённый огонь костров инквизиции.

«Благодарю, Господи, за милость Твою, за то, что уберег от хищных зверей», – первое, что прошептал молодой монах, продвигаясь к городской площади.

Сейчас же среди густого пара, исходящего от обильно поливаемых камней площади, перед пришлым монахом возвышалось здание городской ратуши. Языки пламени многочисленных факелов отражались в чёрных оконных проемах готического силуэта строения, утопающего в сумраке ночи. Францисканец тщетно пытался отыскать малейшие признаки жизни вокруг и внутри ратуши, как вдруг от силуэта здания отделилась остроконечная фигура. Это был не кто иной как почтенный монах по виду доминиканец в остроконечном капюшоне, покрывающем голову и половину лица. Доминиканец молча указал следовать за ним. Чем ближе религиозные братья подходили к городской ратуше, тем отчётливее виднелась тонкая полоска слабого света, пробивающаяся сквозь узкую щель неприметной двери.