Read the book: «Честохвал», page 3
Явление тринадцатое
Клеон и Погорелой
Клеон. Старинушка, голубчик, батюшке моему теперь недосужно. Он приказал, чтоб ты немного обождал. И так поди, мой друг, на крыльцо, там есть лавочка, посиди на ней до тех пор и отдохни себе. Небось ты устал, бедненький.
Погорелой (кланяется.) Хорошо, батюшка!
Клеон. О! как же мне он жалок, небось, бедненький, не ел еще сегодня и ему есть хочется. Пойду велю ему целую половину пирога отрезать: лучше сам есть не стану, а ему велю дать.
Конец первого действия.
Действие II
Театр представляет гостиную комнату г. Благонрава с уставленными кругом стульями.
Явление первое
Феона, сидящая на креслах;
Честохвалов, стоящий перед нею;
Оронт и Клеон, стоящие при конце театра впереди.
Честохвалов. Нет! сударыня! я вам честию моею клянусь, что это правда!
Феона. Возможно ли, батюшка?
Честохвалов. Черт душу мою возьми. Ежели это не так и я вам что-нибудь прибавил. Да что ж это за диковинка?
Феона. Да кстати ли, батюшка, чтоб могло столько людей быть. Мне кажется, что по небольшой величине сего оперного дома не уместится их и во все ложи и партеры столько, сколько вы говорите.
Честохвалов. Ха! ха! ха! Поэтому вы худо его изволили видеть. Да бывали ли вы когда в нем, сударыня? Не по слуху ль одному знаете?
Феона. Не знаю, батюшка, может, быть, и не бывала.
Оронт (в сторону и тихо). А позабыл, что сам с нею там говорил.
Честохвалов. Велика ж диковинка – 653 человека! Да в последнюю перед сею комедиею было всех людей 889 человек, сударыня! Да одних девиц, как теперь помню, было 235.
Феона (удивляясь). Двести тридцать пять?
Честохвалов. Что вы и этому, небось, не поверите, сударыня! Со всем тем это так справедливо, как в треугольнике три, а не четыре угла. Ха! ха! ха! клянусь, сударыня, вам Стиксом, ежели не верите.
Феона. Я должна верить, когда вы утверждаете такими клятвами, но могу сказать, что мне это очень удивительно.
Честохвалов. Удивительно! Вы боле бы, сударыня, удивились, когда б увидели все наши веселости. Вы об них понятия иметь не можете.
Клеон. Неужели это все были благородные девицы?
Честохвалов (кинув на него презрительный вид и, отворотясь к театру, тихо). Уж и у этого щенка язык есть!
Феона. Да! вот и быть? Но чему дивиться, мы не имеем понятия, может быть, и благородные все.
Честохвалов. Пожалуйте, пожалуйте, сударыня, не издевайтесь! Чего не было, так что говорить. Благородным быть всем, конечно, не можно, однако и благородных было ровно 70 девиц.
Оронт (к Феоне). И то-таки хорошо. Но будет ли полно и во всем этом городе столько?
Феона. Да! Об этом надобно подумать наперед.
Честохвалов. Подумать! Вы думайте, сударыня, как хотите, однако это правда. Но разве не можно быть и не одним городским, но в том числе приезжим?
Феона. Конечно, может быть, были из уезда.
Честохвалов. Бессомненно. Вам думается, что все так запершись в четырех стенах сидят, как вы с батюшкою. Нет, сударыня! Не все так мало думают о том, что благородному их состоянию свойственно и прилично. Ныне уже старина выходит из обычая, и благородство поболее в моде.
Оронт (тихо). Бессомненно, и лганье в том числе.
Честохвалов. Что это, что вы, господин физик, шепчете. Конечно, звезды и планеты считать изволите. Сколько вы начли? Не можно ли одолжить и сообщить нам нечто из вашей премудрости?
Оронт. Я считаю, сударь, сколько в уезде нашем (тихо) таких повес.
Честохвалов. Не девиц ли? Ха! ха! ха! Это бы смешно очень было! Но разве не можно быть и из других уездов… Но хорошо, сударь. Ежели вам, господин естества испытатель, благо угодно о том сумневаться, так извольте знать, что были тут девицы из весьма многих уездов. Были, сударь, тут некоторые из-за Орла, многие из Калуги, несколько из воронежских пределов, да мало ли откуда было. Я всех наперечет их знаю.
Феона. Уже не было ли из самого Киева приезжих?
Честохвалов. Конечно-таки, было несколько, и, как теперь помню, ровно десять.
Феона. Конечно, ехавшие мимо. Куда же как счастлива сия комедия была!
Честохвалов. Какая нужда до того, проезжие или приезжие, но довольно, что были.
Феона. Но умилосердитесь, батюшка, считали что ли вы их, что вы так верно число их знать изволите?
Честохвалов. Считали! Ха! ха! ха! Да разве это можно? разве мудрено? Мудрено, сударыня, это тем, кто алгебры не знает, а алгебраисту это безделка! Ежели хотите, сударыня, так скажу вам, что я с большею частик" из них и разговаривал и успел десятков у трех – у четырех руки перецеловать. Ажио губы заболели.
Феона. Ну, батюшка! Так поэтому у вас очень много знакомых, и девицы к вам, как видно, очень благоприятны.
Честохвалов. Бессомненно! И могу сказать, что и очень, очень, очень. В этом я могу похвастаться. Редкой наш брат бывает столь счастлив.
Оронт (тихо). А особливо, небось, крестьянки!
Феона. Радуюсь.
Оронт (вслух). Слава богу!
Клеон (тихо). Нечего уже говорить.
Явление второе
Те ж и г. Благонрав
Благонрав (вошед и садясь в стуло). Что это такое? О чем таком вы разговариваете? Садись-ка, гость дорогой.
Честохвалов (кланяясь). Слуга покорный! Я еще не устал.
Феона. Мы дивимся, батюшка, тому, как много людей на последней опере было. Господин Честохвалов рассказывает нам непонятные вещи. Он изволит говорить, что было ровно 653 человека.
Благонрав. Чему ж этому дивиться, Феона! Это легко статься может.
Феона. То так, батюшка. Этому мы и не верим и верим, однако, это не все. Но господин Честохвалов изволит знать наперечет, сколько было мужчин, сколько женщин, сколько благородных, сколько подлых, сколько дам, сколько девиц. Тому-то мы удивляемся. Он изволит говорить, что мужчин было… сколько бишь (к Оронту) не помнишь ли ты, братец?
Оронт. 398, а женщин 255. В том числе девиц одних будто было 91. А сколько подлых, это уже и я позабыл.
Благонрав (Честохвалову). Это вы говорите?
Честохвалов. Я, сударь, и это верно так.
Благонрав. Батюшка ты мой! Да почему это могли вы узнать?
Оронт (тихо). По алгебре.
Честохвалов. Я имел, сударь, случай!
Благонрав. Ну! Случаю сему надобно быть весьма уже особливому. Кажется, пересчитать трудно да и некогда: разве по билетам. Но и по билетам одно общее число узнать можно, а протчее того труднее. На них не подписано, которой взят от мужчины, который от женщины или от девицы. Разве была, братец, всем входящим перекличка и у всех спрашивали.
Честохвалов. Боже мой! Неужели и вы не хотите поверить в том моему Честному Слову?
Благонрав. Батюшка ты мой… Душевно б рад. Но воля твоя… Но вот господин Добродушин.
Явление третье
Те ж и Добродушин
Благонрав. Добро пожаловать, сосед дорогой! Откуда взялся? Прошу садиться.
Честохвалов. Ба! ба! ба! Господин майор! Любезный господин Добродушин! В живых ли видать!
Добродушин. Вот как видите! Но все ли вы, милостивый государь, благополучно находиться изволите? Они сказали, что будто вам одно поле не слишком благополучно было. Какой-то дурак мужик… где-то…
Честохвалов. Пустяки, ваше высокоблагородие. Какая тебе старуха это сказывала? Ничего не бывало, сударь. А скажи-ка ты, милостивый государь, все ли здоровенько поживаешь? Все ли веселенько? Что твоя саврасая делает? Хорошо ли поедает сенцо и овесец? Жива ли твоя половопегая любимая сучка? Не забыла ли ремесла своего: таскать, знаешь, ветчинку-то. Нет уже! Ваше высокоблагородие, теперь-то ничего уже не говори про мою охоту и про мою любезную Венерку.
Добродушин. Не про ту ли Венеру деревенскую, за которую дело-то стало?
Честохвалов (тихо). Чирей бы тебе на язык! (Вслух.) Что ты, что ты, заглушаешь речь мою, государь! Уже не твоей дуре-то чета. Знаешь ли, какого русака подцепила: легко ли ровно 39 фунтов было, как свесили.
Добродушин. Помоги бог!
Оронт (тихо). Залыгать-та всех. Благо нрав. Как это в русаке-то 39 фунтов?
Честохвалов. Да! сударь, да еще чай с осьмухой, словом, без мала пуд.
Добродушин. Диковинка! ей! ей!
Честохвалов. Не ей! ей! а умилосердись: скажи-ка мне, ваше высокоблагородие, для чего ко мне-та никогда не заедешь? За что такой гнев и немилость к нам, нижайшим слугам вашим?
Добродушин. Виноват, милостивый государь! Извините меня в этом, истинно за домашними суетишками некогда все было.
Честохвалов. Так! У вас это старинная песенка! И вы, как сорока якова, так сии слова затвердили: некогда! некогда! Но будет ли когда тому конец?
Добродушин. Хорошо вам, господам молодым, рассуждать, когда вам ни до чего самим нужда не доходит, а есть кому за всем и без вас присмотреть. Бы вам не верить.
Честохвалов. Не поверю-таки, не поверю никогда, государь! Разве согласитесь, ваше высокоблагородие, меня в том нараспев уверить. А что, право, господин Добродушин, не можно ли для нас спеть песенку? Куда как ты хорошо поешь. (Оборотись к Феоне.) Клянусь вам честию, сударыня, что я никогда такого приятного голоса не слыхивал, какой имеет господин Добродушин, таки самый ангельский: самая лучшая италианка так петь не может.
Добродушин. Полно, сударь, полно вам над старым человеком издеваться-то и трунить.
Честохвалов. Трунить! Что вы, господин Добродушин, у меня и на уме того не бывало! И как же, сударь, разве вы худо поете? разве непрелестно? разве я не слыхал? Помнишь… ей-ей! прелестно. Ну запой-ка, право, запой что-нибудь.
Благонрав. Да где это вас бог допустил его слышать?
Честохвалов. Уж где-нибудь да слышал, сударь. Не обо всем вам знать! Так ли, господин Добродушин? (Треплет его по плечу.) Так ли, ваше высокоблагородие?
Добродушин (отворачиваясь.) Что уж с вами говорить, господа! (Идет к Благонраву.) Благонрав. То подлинно, что так. Сядь-ка, сосед дорогой, подле меня, поговорим лучше со мною. (К Клеону.) А ты поди, Клеонушка, вели нам что-нибудь выпить приготовить. (Клеон уходит.)
Явление четвертое
Благонрав, Чеетохвал, Феона, Оронт и Добродушин
Благонрав. Куды ездил и где побывал, мой друг, или нарочно ко мне пожаловал?
Добродушин. Таскался, батюшка, по полям, осматривал хлебишки, а оттуда проехал к вам. Давно уже у вас не был.
Благонрав. Благодарствую, мой друг, что меня не забываешь. Я всегда тебе всем сердцем моим рад. А сын мой тебя, как родного, своего, любит.
Добродушин. Дай бог ему здоровья. Я сам его люблю, он умник дорогой. Вам есть чем веселиться и благодарить за что бога.
Благонрав. Каковы-то у тебя, сосед дорогой, хлебы? А у меня очень плохи.
Добродушин. Такие же, батюшка, или еще хуже! Ржи не думаю, чтоб и на семена стало.
Честохвалов. Дивлюсь я и не понимаю, как это у вас хлебы худы, а у нас так они преузорочные! Таки ужасть какие! (Оборотясь к Феоне.) Намнясь ходил стрелять и шел сквозь ржи, сударыня, так меня вовсе в них не видать было: еще на поларшина разве выше меня.
Благонрав. Диковинка! А кажется, они везде плохи, и мне нигде не случилось таких в нынешний год видеть. Поэтому надобно им очень высоким быть.
Честохвалов. Бессомненно, сударь! а вот я вам и скажу, сколь они высоки. Я мерил, и было слишком три аршина в соломинах.
Благонрав. Велики! (Усмехается.) Так надобно быть им очень умолотным.
Честохвалов. Бессомненно, на сих днях молотили у нас копну, и вышло из ней две четверти с половиною.
Добродушин. Две четверти с половиною?
Оронт. Ну умолотна! Но разве колосья у ней были чрезвычайной величины?
Честохвалов. А вот, милостивый государь, как велики, я их мерил, и было в них ровнехонько полторы пядени.
Добродушин. Велики, но зерен в них все не больше обыкновенного.
Честохвалов. А сколько б, ваше высокоблагородие, вы думали, я их считал, и в каждом колоске было по 230 зерен.
Оронт. Да разве это какая особливая рожь, сударь, а в нашей более 50 зерен не бывает. Я сколько раз ни считал, но более не находил.
Честохвалов. Это еще не великая диковинка, что вы, милостивый государь, не находили. Где вам еще такую рожь видать? Это, сударь, нездешняя, а камчадалская, ежели хотите знать.
Оронт. Камчадалская! Вот это дело иное: теперь не хочу спорить, а посмотрел бы я охотно на такую рожь, надобно ей быть весьма особливой.
Честохвалов. И, конечно, чрезвычайная! И какая же (указывает на Добродушина) этому господину и во сне такой не пригрезится, а не только, чтоб видать: даром что он почтенный ранг имеет и его высокоблагородие.
Добродушин. Где нам видать, милостивый государь! Однако мне случалось слыхать, что в Камчатке никаких ржей нет.
Честохвалов. Ржей нет! Ха! ха! ха! Кто это вашему высокоблагородию соврал? Не старушка ли какая, имеющая любимое у себя место за печкой?
Добродушин. Никак, милостивый государь, а мне случалось самому туда однажды ездить курьером, и я там месяца два-три пробыл, и как сам себя знаю, что там ничего, кроме одного ячменя, не родится да и родиться не может.
Честохвалов. Вранье, сударь, и вот какой вздор! То, может быть, тогда было, когда вы там были, а ныне знать, что есть, когда к нам привезли оттуда.
Благонрав. Батюшка ты мой! Но лето и ныне, надеюсь, там такое ж короткое, как прежде бывало?
Честохвалов. Но что нам попалось одно – рожь да рожь (оборотясь к Добродушину) Ба! ба! ба! я и не вижу: на вас, конечно, обновка. Давно ли, ваше высокоблагородие, такое прекрасное платьецо сшить себе изволили? Но – ба! ба! ба! – да и покроем-то еще особливым и новоманерным. Откуда такая благодать взялась? Уже не из Камчатки ли вы вывесть изволили? Да и манжеты-то посмотри, пожалуй, истинно щегольские. Откуда вам бог послал такие? Не камчатские ли девушки вам их подарили?..
Добродушин. Ну, нечего более с вами говорить. (Уходит.)
Честохвалов. Ха! ха! ха! Постойте, ваше высокоблагородие, постойте!.. Нет, бегом бежит, прогневался, конечно. Ха! ха! ха!
Благонрав. Чего доброго, вы, пожалуй, рассердите. Пойтить бы за ним. (Уходит.)
