Read the book: «Мир Умбра»

Font:

ISBN 978-5-4496-7783-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1
МЕТКА

ГЛАВА 1

К седьмой кружке у пива пропал вкус. Всё было на месте – яркий насыщенный цвет, лёгкий солодовый аромат, стойкая белая пена. Даже температура напитка была в норме – по слегка запотевшей кружке стекали слезинки конденсата. А вкуса не было. Я махнул рукой официанту:

– Ты что за пойло мне притащил?

Длинноволосый, худой как Кощей, парень сделал вид, что не расслышал оскорбительного тона и, слегка улыбаясь, ответил мне:

– Не узнаешь свое любимое? Может быть, тогда уже хватит?

– Семёныч, не зли меня! Без твоих умных советов как-нибудь обойдусь. Дай нормального пива! Разбавил, небось? – Я хватил кулаком по столешнице.

– Вижу, ты не в настроении, Илья, – официант ловко подхватил кружку и скрылся за барной стойкой. Через пару минут новая кружка, как по волшебству, появилась передо мной.

Изрядно отхлебнув, я посидел, пытаясь оценить вкус, помотал головой и вздохнул:

– Всё равно дерьмо. Слушай, Семёныч, вы чего таким дерьмом народ поите?

Кощей помолчал, исподлобья глядя на меня, а потом вдруг спросил совершенно не по делу:

– Илья, а чего ты опять один бухаешь? Куда Тарас пропал?

– Ну и какого хрена ты мне в душу лезешь? Иди, работай лучше. – Я кивнул головой на зал.

– Да кроме тебя и музыкантов больше никого и не осталось, закрываемся уже скоро.

Я обвёл глазами пустой зал – отыгравшие свою программу музыканты собирали инструменты, устало перешучиваясь, да ещё у дверей тискалась парочка. Действительно, за столами оставался только я.

– Да, опять один, – грустно подтвердил я и опрокинул в себя остатки. Пенные усы ненадолго украсили моё лицо, пока я не смахнул их рукавом своей потрёпанной джинсовой куртки. – Ещё нальёшь?

– Всё, кассу сняли, давай домой! – Официант забрал из моих рук пустую кружку и скрылся в подсобных помещениях.

– Главное, понимаешь, – не обращая внимания на отсутствие собеседника, продолжил я, – ведь друг-то у меня один. И всё. Родители уехали, с девушками мне как-то не везёт, а на работе и поговорить особо не с кем. А Тарас, с ним… Короче, я за него готов…

Я помолчал, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, опять глубоко вздохнул и продолжил говорить с пустотой:

– Ты ведь, Семёныч, знаешь, мы с Тарасом с самого детства дружим. Мы же вместе с ним огонь и воду… Он для меня больше, чем друг. Брат! А теперь у него какие-то секреты. Пропадает всё время. – Я выплёскивал из себя всё, о чём передумал в последние дни, что давило на сердце. – Как бы он в историю какую не влип. Надо бы с ним серьезно поговорить. Разобраться надо. Друг он мне или нет?

Из подсобки появился Кощей, уже переодевшийся в цивильное:

– Ты прав, надо с Тарасом разобраться. Вот утром с ним и поговоришь, когда выспишься, да протрезвеешь.

Наверное, он прав, пойду домой, посплю, утро вечера мудренее. Я сильно покачнулся, поднимаясь со стула. Изрядно штормит. Пришлось даже схватиться за угол стола. Крепко сжал веки и стал трясти головой, надеясь выбить из неё весь хмель. Резко распахнул глаза и оглядел непривычно безлюдный зал: в полумраке весело перемигиваются друг с другом светодиодные ленты. Над головой свешиваются огромные тележные колеса на мощных цепях. Заливая столики мягким оранжевым светом, слегка покачиваются потрепанные абажуры. Уборщица со скрипом толкает обшарпанные деревянные стулья и лавки и ожесточённо размахивает грязной тряпкой.

Ресторан не без недостатков, но я его обожаю. Можно сказать, прикипел к нему. Свой дух, неповторимая атмосфера, уют. Ко всему прочему – вкусные напитки с неплохой едой, знакомые работники, почти всегда классная музыка – и всё это в пяти минутах от дома. У нас Тарасом уже давно завелась традиция посидеть здесь в пятницу или в субботу с вечера и почти до закрытия. Только в последнее время я всё чаще появляюсь здесь один. Сижу, пью, с каждым разом становлюсь все более угрюмым и раздражительным. Вот уже на ребят срываться начал. Просто очень не нравятся мне такие перемены. Мы с Тарасом раньше и пары дней друг без друга не могли провести, а теперь он что-то от меня скрывает, занят всё время… Вот как съездил к отцу полгода назад, так и началось.

– Пока, Семёныч, зла не держи, наорал я на тебя сегодня. Прости. Честное слово, неудобно, – я протянул Кощею пару бумажек, – возьми, будь другом, тем более я у тебя лишнюю кружку ещё вытянул бесплатно.

– Да ладно, ничего страшного! С Тарасом заходите вместе. Завтра хорошая команда играть будет. – Рот у Кощея расплылся чуть ли не до ушей, деньги он сцапал и резко оглянулся – не видит ли кто-нибудь. Насколько я знаю, у них принято делиться чаевыми. А парень явно не в восторге от этого правила.

Я кивнул ему на прощание и, придерживаясь рукой за красные кирпичные стены, двинул к выходу. «Так, стоп! Ну-ка, давай завернём в заведение для мальчиков», – мой внутренний голос остановил меня на полпути. Действительно, пива было выпито немало. Пока я мыл руки, из грязного, треснутого зеркала на меня уставился высокий, слега помятый молодой человек в кроссовках, джинсовых брюках и куртке. Много алкоголя, отсутствие сна, грустные думы – вот внешний вид и страдает. Надо как-то взять себя в руки, привести мысли в порядок, да и переодеться не помешает.

– Ну, чего вылупился? – поинтересовался я у своего отражения. Оно лучезарно оскалилось ровными белыми зубами в крупных губах и тряхнуло давно не стрижеными кудрями. Потом махнуло мне рукой и отвернулось. – Ладно, пока, до встречи, старик! – кинул я ему напоследок.

На улице уже светлело. После душного зала свежий утренний воздух подействовал, как ватка с нашатырём. Я зевнул, закинул руки за голову и с наслаждением, до хруста в пояснице, потянулся. Бодрящий ветерок, первые лучи солнца, родные улицы, пока еще свободные от людей и машин – я широко улыбнулся, слегка поёжился и зашагал сквозь арку на улицу.

«Сейчас отосплюсь и пойду к Тарасу, разберусь с ним наконец-то, хватит мне по ушам ездить…», – продолжал я размышлять, неспешно переходя Садовую улицу и разглядывая знакомые чуть ли не с пелёнок дома.

Пока притихший северный город дремлет, становится заметно, как меняется его лицо – вот здесь появился новый магазин, здесь наконец-то убрали уродливую вывеску, а тут недавно был пожар и теперь копоть мерзкой кляксой украшает фасад памятника архитектуры.

Или вот этот удивительный дом со свадебными платьями во всех окошках. Во время моего детства был местным пугалом – разваливался, стоял заколоченным, с выбитыми стеклами. Жуть жуткая. С фантазией у нас в те годы было всё отлично – мы представляли, что это замок с привидениями, рыцарями, принцессами и драконами. А родители, перешёптываясь, говорили что-то про маньяка и требовали не приближаться к бетонному забору, ограждавшему таинственный замок. Казалось, ничто не сможет спасти развалюху – проще снести и построить красивый новый дом. Хорошо, что кто-то купил, вложился и вернул почти утраченную жемчужину горожанам. Реставраторы постарались, и теперь возрождённый фасад своим игривым, весёлым обликом дарит всем обратившим на него внимание хорошее настроение. Я много раз видел, как люди, разинув рот, любуются, тянутся за фотоаппаратами и телефонами.

Обожаю родной город – можно каждый день находить что-то новое, прежде не замеченное в суете, а потом замирать в удивлении и восторге. Свой район я уже обследовал вдоль и поперёк. Все закоулки и сквозные дворы, незакрытые чердаки и подвалы, все интересные места знаю с малых лет. Родился на улице Маяковского, в детский сад пошёл на Гороховой, а на канале Грибоедова окончил школу. Теперь работаю в автосервисе на Бойцова. Кино, кафе, рестораны, магазины, рынок – всё рядом, рукой подать. Жизнь здесь бурлит и кипит днём и ночью уже лет триста. Наверное, поэтому покидаю родные пенаты я крайне редко – ведь здесь есть всё, что нужно.

За все свои двадцать пять лет только дважды я уезжал отсюда: в девятилетнем возрасте летал с родителями в отпуск за границу, а в восемнадцать пошёл за компанию с Тарасом в военкомат и оттуда в армию. Теперь два раза в год приходится ездить сдавать сессию в заочном институте, который мне кажется на другом краю света – ехать на метро где-то с полчаса и пёхом ещё телепать минут пятнадцать. Честно говоря, даже от таких поездок мне становится не по себе. Когда родители предложили мне переехать с ними заграницу, категорически отказался – не мог представить, как буду жить без своего друга и без родного города. Так я и стал единоличным обладателем небольшой, но очень уютной родительской квартиры в историческом центре и относительно свободным человеком.

В подъезд я зашёл почти трезвым (как мне казалось) и в приподнятом настроении – решение принято, Тарас от разговора не отвертится. На пороге меня встретил неистребимый дух петербургских парадных, который ничто не смогло вытравить, даже два года назад проведённый капитальный ремонт. После утренней свежести улиц почти сшибает с ног. У нас на третьем этаже живет кошатница. Не знаю, сколько там пушистиков, но запах… Боролись с ней всем подъездом, писали жалобы и заявления. Но старая мадам со своими подопечными не сдаётся. Чтобы совсем не задохнуться, было принято общее решение – открыть настежь окна в пролёте лестницы над вторым этажом. Зимой конечно прохладно, но это лучше, чем задыхаться и кашлять. А весной-летом даже такие меры не спасают от ароматного амбре.

Я почти уже поднялся к своей квартире, когда споткнулся о развязавшийся шнурок и остановился его завязать. Один за другим прозвучали два лёгких хлопка и поначалу я решил, что гуляют рамы от сквозняка. Как бы стекла не посыпались… Но тут же на площадке кто-то охнул, послышались сопение и возня. Затем некто хрипло и очень тихо, по складам, произнёс:

– Где ка-мень?

– Какой ещё камень? – прошептал другой. Голос у него сдавленный и испуганный, но чем-то неуловимо знакомый…

– Где ка-мень? – медленно, раздельно произнося буквы, просипел первый. И хотя интонация почти не изменилась, у меня по коже побежали мурашки – настолько жутко прозвучал вопрос.

«Может лучше свалить, пока тут такие разборки?» – прикинул я.

Второй явно испугался значительно больше меня, его голос задрожал, мне даже показалось, что я слышу, как застучали его зубы:

– Нет у меня камня! – Раздался удар, кто-то всхлипнул и застонал. – Он у Яна! Ты же его… – отвечавший захлебнулся от очередной оплеухи. В ту же секунду меня будто ударило током – я узнал голос и рванул наверх – Тарас в беде! В тусклом свете закрашенного желтой краской плафона видны были три фигуры: мой друг, схвативший его за горло невысокий коренастый человек в длинном темном плаще и ещё один в таком же плаще и примерно такой же комплекции. Последний резко развернулся, услышав топот на лестнице. Рука его выскользнула из-под плаща.

Так и не завязанный шнурок спас мне жизнь. В спешке я наступил на него и грохнулся на лестницу. Со всего маху приложился головой о выступ ступени. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от головы, срикошетила от стены, вышибив из неё здоровенный кусок штукатурки, и ушла в окно. Грохот выстрела, звон разбитого стекла и страшный крик Тараса, согнувшегося от нового удара, наверняка должны были разбудить соседей. Внизу хлопнула дверь и Василий Петрович, сосед с первого этажа, заорал в пролёт:

– Чё-за дебилы спать не дают?! Я щас ментов вызову!!

Нападавшие развернулись и оба, как по команде, прыгнули прямо с площадки через перила. Нецензурно выругался грузно поднимавшийся по лестнице Петрович, раздался негромкий хлопок, и обладатели чёрных плащей растворились в воздухе.

– Чё-за хреновина, бл… – продолжал вещать сосед, но осёкся на полуслове, споткнувшись об меня. От пинка я пришёл в себя и, покачивая раскалывающейся от боли головой, сел на холодные ступени.

– Ребята, да что же тут случилось? Может полицию всё-таки вызвать?

– Вызывайте, Василий Петрович, и «Скорую» тоже. Похоже, Тарасу сильно досталось, – с трудом ворочая прикушенным языком, проговорил я. Только придерживаясь за перила, мне удалось подняться на неожиданно ставшие ватными ноги.

– Тарас!

Тарас поднял голову и тихо застонал. Я тут же забыл про боль в голове, про слабость в ногах, про распухший и кровоточащий язык. Метнулся к другу, лежащему на резиновом коврике. Помог ему приподняться и сесть, упираясь в дверь спиной.

– Потерпи, старик, сейчас «Скорая» приедет, тебе помогут.

– Илья, хорошо, что ты тут, – прошептал Тарас и закрыл глаза.

По его рукам, крепко сжимавшим левый бок, вяло струилась темная струйка, собираясь в лужицу на полу. Я остолбенел: вид крови и бездвижного друга заморозил все мысли. Дернулись и поплыли, постепенно ускоряясь, двери, устроив вокруг меня дикий хоровод. Откуда-то из глубины живота к горлу покатилась волна. Руки и ноги перестали слушаться, я не смог удержаться и осел на колени рядом с другом. Веки того с трудом разлепились, он сфокусировал взгляд на моём лице:

– Слушай… меня внимательно… В рюкзаке планшет… пароль «белка348»… прочти дневник… найди Яна… предупреди его…

После каждой пары слов Тарас на несколько секунд умолкал, собираясь с силами. В его горле булькало и хрипело. Бледность растекалась по застывшему лицу, покрывающемуся крупными каплями пота. Тарас с такой силой прикусил посиневшую губу, что потекла кровь:

– Дай руку!

– Чего?

– Руку дай! Идиот, ЛЕВУЮ! – почти крикнул Тарас и, с невесть откуда взявшейся силой, оттолкнул протянутую правую руку и схватился за ладонь левой. Крепко, до боли, сжал. Кисть пронзило невидимым лезвием. Я едва сдержался, чтобы не заорать и не вырвать свою руку. Перед глазами поплыли круги, все вокруг потемнело, а в следующую секунду меня почти ослепило ярким светом. Перед глазами неслись диковинные картины: поле с сияющим над ним зелёным солнцем, бескрайнее малиновое море, каменный лес, безумно сложные геометрические фигуры. Я взлетал в небеса и парил в бездонном, непроглядно чёрном пространстве, где не было абсолютно ничего. Потом рухнул вниз и провалился в желеобразный океан. Ярко-жёлтый, бездонный, полный невероятных существ. Меня бросало в жар и вымораживало до онемения. Вокруг благоухали цветущие сады, сменяющиеся смердящими жерлами вулканов.

Кажется, прошло по меньшей мере сто лет, пока не вернулась острая боль. Тошнотворный кульбит и я вижу себя со стороны: стою на коленях на полу… держу себя за руку… очень хочу, чтобы друг помог мне, ведь я могу положиться только на него… он всегда мне помогал… всю жизнь, с детства… я напуган, мне жутко больно и холодно… я не хочу умирать.

«Схожу с ума» – пробилось сквозь нагромождение образов. Мир кувыркнулся ещё раз, меня выдернуло и швырнуло в собственное тело. Теперь я смотрел на Тараса, продолжая ещё жить его мыслями и чувствами. Всё оборвалось также внезапно, осталось только жгучее чувство в ладони.

Тарас впился в меня взглядом, будто надеясь что-то разглядеть в глубине моих глаз:

– Прости, братишка, я сплоховал… – Его рука обмякла, потом дернулась, он выгнулся и повалился на пол.

Перехватило горло, по глазам резануло и щёки в миг стали мокрыми. Я запрокинул голову назад, рванул себя за волосы и завыл. Через несколько минут, растянувшихся на века, утреннюю тишину улицы вспороло сиреной. Ещё одной. И ещё. Звуки приближались, разрывая тишину тихо спящих утренних дворов.

«Сейчас приедут, сейчас приедут, сейчас приедут» – наползали мысли друг на друга. Я сидел рядом с неподвижным другом, раскачиваясь из стороны в сторону и, как заведенный, повторял эти слова. Перед глазами проносились лестница, окно, площадка, двери, тело Тараса, отброшенный в сторону рюкзак. Какая-то мысль пыталась пробиться сквозь бесконечные «сейчас приедут». «Что он говорил про планшет?» – я дёрнулся к рюкзаку, схватил лямку, дернул молнию. Вот планшет. Спрятать! Покрутил головой по сторонам по сторонам – голая лестничная площадка. Дверь открыть никак не успеваю – снизу уже слышен скрип тормозов. Перепрыгивая ступеньки, взлетел к окну и едва успел запихнуть планшет между подоконником и батареей, как снизу хлопнула входная дверь и парадная заполнилась гулким топотом. Я осторожно вернулся к двери и сел на пол рядом с Тарасом.

Первыми на площадку, как чертики из коробки, выскочили полицейские с автоматами наперевес. За ними поднялись невозмутимо спокойные медики и разбуженные соседи. Завертелась круговерть полицейской работы, засуетились медики, заохали соседи. У меня слипались глаза, мир продолжал кружиться, к горлу волнами поднималась тошнота, а сердце сжало тисками. Я даже не заметил, как мой мозг, словно зависший компьютер, отключился и перестал воспринимать происходящее.

ГЛАВА 2

Я проснулся от невыносимой боли в сведенной ноге. Пытка какая-то, честное слово. Пальцы скрючило и никаких сил не хватает распрямить обратно. Кажется, будто в ступню через пятку вставили стальной прут и теперь проворачивают туда-сюда. Пришлось схватиться обеими руками за ногу и с ожесточением тереть её. Ну вот, немного отпустило. Сел, огляделся. Что за ерунда? Деревянная полка, облупившиеся стены без окна и массивная железная дверь, всё это отвратительно густого зеленого цвета. В довесок ко всему, жуткая вонь от грязной кучи какого-то рванья на полу. Куча пошевелилась и смачно захрапела.

События прошедшей ночи плохо восстанавливались в голове. Отлично помню ресторан, Семёныча, мерзкое пиво. Помню, как вышел на Садовую, как подошёл к подъезду. А дальше – пустота. Голова трещит, словно с дикого похмелья. Вроде не так много и выпил. Еще болит лоб и под правым глазом. Я ощупал голову – ну точно, шишка. А под глазом фонарь, надо думать. Похлопав себя по карманам, обнаружил пропажу телефона, документов, денег. Может мне дали по голове и обокрали? Тогда где я? На больницу не похоже, скорее на СИЗО. Долго гадать, что произошло и где я нахожусь не пришлось. Загремел ключами и отпер дверь молодой лопоухий сержант, в мешковатой форме на пару размеров больше нужной.

– Мальцев, на выход!

– Куда?

– Рот заткни! На выход, значит – на выход. Вопросы здесь будут задавать тебе. – Несмотря на молодость, хамил полицейский, уже вкусивший безнаказанной власти. – Руки за спину, лицом к стене!

Щелкнули наручники, загремели ключи. Сержант запирал-отпирал двери, ведя меня по слабоосвещенному узкому коридору. Кажется, страх и ненависть за многие годы впитались в эти стены и теперь вместе с низким потолком давят на плечи. Тягостное безмолвие коридора нарушается только лязганьем засовов, да звуками шагов арестованных и конвоиров.

Сержант отворил очередную массивную дверь и пропустил меня в комнату без окон, зато с невероятно скромной обстановкой – стол и два стула. Одно хорошо: уходя, он забрал с собой наручники, уже успевшие содрать кожу на запястьях. Сел на один из стульев, потёр ссадины. Ждать пришлось долго и я, от нечего делать, принялся внимательно разглядывать комнату. Здесь тоже всё выкрашено в мерзко-зелёный. Ремонта не было давненько. На стенах краска потрескалась и кое-где отвалилась. На потолке влажные разводы и свисающая бахромой побелка. Линолеум на полу настолько затёрт, зашаркан, что невозможно определить его первоначальный цвет и узор. Затхлый запах нежилого подземелья замечательно дополняет картину. Именно так я себе и представлял какую-нибудь допросную по фильмам и книгам.

Дверь, противно заскрипев, лязгнула и впустила мужчину невысокого роста, худощавого, одетого в хорошо сидящий на нём тёмно-серый костюм. Я подскочил со стула, не зная, как положено вести себя на допросе. Мужчина стремительно пересёк комнату, бросил на стол тощую картонную папку на верёвочных завязках и указал мне на стул:

– Садитесь, Мальцев. – Голос оказался ниже, чем можно было ожидать от человека такой скромной комплекции. – Олег Антонович Юревич. Ваше дело буду расследовать я.

Он в упор уставился на меня, сведя брови. Весь лоб его избороздили глубокие морщины.

– Олег Антонович, я ничего не понимаю. Почему я здесь оказался? Какое такое дело? Я вообще не помню…

Следователь прервал меня, резко махнув рукой. Дернул верёвки, распахнул папочку с моей фамилией на обложке и разложил на столе несколько фотографий. Молча подвинул их ко мне. Несколько секунд я не мог осознать, что там снято, а потом меня словно хватили дубиной по темечку, вспомнилось всё сразу. Я застонал и схватился за голову.

– Вспомнил? – Взгляд Юревича был невыносимо тяжёл, такое впечатление, что он пытается просверлить во мне дырку, через которую станет видно все мои тайны. Я не смог выдержать и опустил вниз глаза. – Теперь так. Я хочу знать правду. За что? Почему? Кто сообщники? – Оглушил он меня вопросами, выпуская их очередью, не давая даже опомниться. – Всё, по минутам. Жду.

Я, сбиваясь и путаясь, начал рассказывать про вчерашний день, потом перескочил на нашу старую дружбу, запутался окончательно и совсем сник. «Этот следователь что, реально меня подозревает? Похоже, так. А что он еще может думать? Вот труп, вот парень весь в крови рядом сидит. Сосед тоже невесть чего мог наговорить. А что же мне теперь делать? Что сказать, чтобы мне поверили?» – в голове завертелись-закрутились мысли. Я глянул на Олега Антоновича – тот стал мерять комнату шагами, стремительно разворачиваясь и посматривая при этом на меня. Постояв у двери, он опять вернулся к столу, резко дернул ящик стола, сгрёб туда папку и фотографии. Запустил руку вглубь ящика и извлёк самодельную пепельницу из разрезанной алюминиевой банки. За пепельницей последовала пачка дешёвых сигарет, с которой он одним движением сдернул пластиковую обёртку и подтолкнул по обшарпанной столешнице ко мне.

– Куришь? – Следователь похлопал себя по карманам, один раз, второй, заглянул в открытый ящик стола и вытащил старую бензиновую зажигалку.

– Бросил. – Помотал я головой, но Юревич продолжал держать сигареты и зажигалку. – Хорошо, давайте.

Я честно попытался прикурить: щелкаю раз, другой, а пальцы дрожат, соскальзывают – ничего не получается. Олег Антонович забрал зажигалку, спокойно чиркнул и протянул мне огонь. Теперь сигарета занялась с первой же затяжки, глубокой, сильной. Сразу же закашлялся, да так, что не остановиться. Давно не курил, уже больше года. Табак очень крепкий, терпкий, горло дерёт – дай бог. В голове немного поплыло, но на душе вдруг стало значительно легче. Понял, что весь дрожу, меня бьёт озноб и по спине струится холодный пот. Затянулся ещё раз и сразу стало теплее, спокойнее. Надо взять себя в руки. После третьей глубокой затяжки я смог собраться и слова хлынули сами собой:

– Олег Антонович, я не убивал Тараса! Он мой лучший друг, даже больше чем друг – он мне как брат! Был… – Обожгло меня воспоминание о вчерашнем, пришлось стиснуть зубы, крепко зажмуриться и заставить себя продолжать. – Я из бара как раз возвращался, просидел там до закрытия почти всю ночь. Можете проверить. Официанты меня хорошо знают, подтвердят. – Я торопился высказать всё как можно быстрее, боясь, что забуду что-нибудь важное, не смогу убедить этого сурового человека. – Когда домой пошёл, было около пяти утра. На улице ещё пусто совсем, ни прохожих, ни машин. Тихо, спокойно всё. А когда в парадную зашёл, то услышал такие негромкие хлопки, вроде как в ладоши. Потом наверху стали о чём-то спорить. Один про какой-то камень спрашивал, второй вроде как отвечал, что не понимает, о чём речь. Тут я узнал голос Тараса и бросился к нему на помощь…

– Кого-нибудь в парадной внизу заметили?

– Нет, внизу никого не было.

– Почему соседей на помощь не звали?

– Я даже не успел ни о чём подумать. Если Тарас в беде, надо ему помогать. А потом в меня выстрелил второй. Там было двое в одинаковых плащах, такие невысокие, но чувствуется, что крепкие, накачанные. Один Тараса держал, второй просто на площадке стоял. Когда он меня заметил, руку выхватил из-под плаща и пальнул. Хорошо, я споткнулся, а то бы продырявил меня, сто процентов. А так пуля рядом чиркнула, там должен был остаться след на стене. Кусок знатный выбило, меня всего крошкой каменной осыпало. Потом пуля срикошетила и в окно. Вы стёкла соберите, там должен быть осколок с дыркой.

Юревич слушал внимательно, не перебивал, ловил каждое моё движение. Когда я останавливался, он задавал уточняющие вопросы. Серьёзный мужик, наверное немало повидал на своём сыщицком веку. Только сможет ли разобраться во всей этой чертовщине? Надеяться мне больше не на кого, лучше выложить следователю всё, как есть. Я помолчал, подумал и совершенно неожиданно для себя ляпнул:

– Это я виноват.

– Здесь подробнее. В чём конкретно вы виноваты? – Олег Антонович оживился, даже потёр руки, пересёк комнату и опустился на край стола. Нагнувшись ко мне повторил: – Так в чём же вы виноваты?

– Не уберег я друга. Мы с ним неразлучны с четвёртого класса ещё были. Они приехали тогда как раз в соседнюю квартиру. На новом месте всегда трудно сначала. Друзей нет, никто с тобой играть не хочет. В школе тоже никто не помогает, наоборот, только издеваются. А он тогда был маленький, слабый, да ещё и рыжий. Как-то иду после тренировки домой, а он голову в лестницу просунул и обратно выбраться не может. Уже посинел весь – хрипит, руками-ногами дрыгает, даже закричать не может. Я бросился домой, схватил масло растительное и давай ему голову поливать. Ну и выскользнул он. Там выше, ближе к перилам пошире было, только он дотянуться не мог. Я его подхватил, а потом как по маслу пошло. Правда ухо-таки порвали слегка. Ну и с того момента мы не расставались практически. Всё вместе делали. И учились вместе, и шалили, и гуляли, и играли. У меня ведь тоже друзей не очень было. – Воспоминания захлестнули меня и заставили забыть, где я и почему. – Я с ним даже за компанию в военкомат пошёл, хотя сначала думал в институт поступать.

– Это всё, конечно интересно, только слабо к делу относится. Ты вот говоришь, что на тебе вина. А поточнее можешь объяснить? Не впадая в детство? – Олег Антонович перестал мне «выкать» и мне почему-то стало проще от этого, пропала скованность. Как бы понятнее ему объяснить? Так чтобы он понял – да, я виноват. Но не в смерти Тараса, а в том, что не смог помешать его убийцам.

– С полгода назад это началось. Он к отцу в Белоруссию ездил. Его родители давно в разводе были, поэтому они с мамой и переехали сюда. Тут приходит телеграмма Тарасу – отец умирает и просит приехать. А как вернулся, его словно подменили. Поначалу я просто думал, что переживает парень тяжело. Только что-то разладилось в нашей дружбе. Он стал меня сторониться, новые знакомые какие-то появились.

– Так, а подробности поездки он не рассказывал?

Сигарета обожгла мне пальцы, я посмотрел на окурок и вдруг ясно увидел перед глазами страшную картину умирающего на моих руках друга. Из головы тут же вылетел весь разговор со следователем, я вытаращился на свои пальцы, но не видел ни их, ни сигарет, ни Юревича.

– Мальцев! – Громкий возглас вернул меня обратно. – Рассказывал Тарас о своей поездке к отцу? – Повторил он свой вопрос и протянул мне ещё одну сигарету.

– Нет, ничего не говорил, – продолжил я, затягиваясь с каким-то остервенением. – Он отмалчивался, можно сказать игнорил меня. А когда я его однажды припёр к стенке и прямо спросил, что с ним творится – он просто от темы уклонился. Наплёл с три короба фигни всякой. В общем, не хотел со мной откровенничать. Для меня это, как удар под дых. Родные у меня за границей живут. Девушкой не обзавёлся пока. Друзей, кроме Тараса, нет. Такая грусть-тоска на меня напала. А в баре этой ночью решил: всё, хватит, пора с ним серьёзно переговорить, теперь не отвертится. Я боялся, что его затянуло в какой-то незаконный бизнес. Значит надо парня спасать.

– Почему ты решил, что он занимается чем-то противозаконным? – Насторожился следователь, как охотничья собака, учуявшая след.

– Деньги. Мама у Тараса бизнесом занималась. И раньше всё шло хорошо. Потом кризис, банкротство, она уехала куда-то с новой идеей и пропала. Так мой друг, по сути, остался один. Деньги кое-какие были в заначке, но надолго их не хватило. Тарас на работу устроился, но не шиковал. А тут вдруг телефон дорогой, часы, шмотки. И ещё, у него постоянно появлялись какие-то гости. Я слышал за стенкой разговоры.

– А видел кого-нибудь?

– Нет, – помотал я головой, – только слышал. Это странно, конечно, но ни людей на лестнице, ни звонков в дверь, ничего.

– Тогда в чем же ты винишь себя, можешь всё-таки пояснить?

– Да в том, что не успел. Я не смог остановить его, не поговорил по душам вовремя. И сегодня не успел. Приди я хотя бы на пару минут раньше…

– У нас, возможно, было бы на один труп больше. – Остудил меня Олег Антонович. – Что дальше происходило в подъезде?

Я вспоминал, ещё раз подробно описывая незнакомцев в плащах. Опять рассказал о выстреле, о том, как убийцы сиганули прямо в проём, как Тарас схватил меня за руку. На этом месте я запнулся, а следователь, сузив глаза и насупив брови, терпеливо ждал продолжения.

– Ну и вот, он вцепился мне в ладонь, хотел что-то сказать, потом задёргался и… Дальше плохо помню. Приехали скорая и полиция, соседи набежали и я отключился. – Про то, что я побывал в мыслях Тараса, говорить не стал – сочтёт, что вру. А малейшее сомнение в правдивости хотя бы части рассказа наведёт тень на всё остальное. Про планшет сначала даже как-то и не вспомнилось. Ну, это и к лучшему, мало ли что там у Тараса в файлах. Надеюсь, меня всё-таки отпустят. И тогда я сам попробую разобраться с его дневником.

Юревич спрыгнул с края стола, вытащил из стола стопку чистых листов бумаги:

– Всё, что рассказал, здесь запиши. Внизу число, дату, подпись. – Распахнулась скрипучая дверь. Уходя, следователь прихватил папку с моим делом. Лопоухий сержант зашёл, дождался, когда я закончу писать, и отконвоировал меня обратно в камеру.

Время за решёткой тянется бесконечно долго. Сменялись мои соседи: бомжи, воришки, солидный мужчина в дорогом костюме, пьяный в зюзю иностранец. Говорить мне с ними было не о чем, да и они не откровенничали. Состояние угнетённое, мрачные мысли, не до разговоров. Кажется, всю свою жизнь вспомнил, мельчайшие подробности. В основном, конечно, думал о Тарасе и о том, как такое с нами случилось? Тараса больше нет, а меня подозревают в убийстве.

Рухнуло всё, чем я жил, что было мне дорого. Рассыпалось вдребезги. Как дальше быть? Одно я знаю точно – сколько бы времени я ни провёл здесь, когда окажусь на свободе, тотчас займусь поисками убийц. Мысль, что я должен сам их найти и покарать, постепенно зрела во мне, пока я восстанавливал в памяти ту страшную ночь. Где бы эти гады ни прятались, я разыщу их, достану из-под земли и отомщу.