– Как же плотно в тебе это сидит до сих пор, да? – Усмехнулась София, опустив обреченно и даже как-то горестно свою голову вниз и покачав ею из стороны в сторону. – Но и мне же самой по сей день странно-интересно, что именно я попала под обстрел твоей подростковой… – и, как только же подняла ее и глаза обратно на него, вмиг пожалела как об этом, так и о ранее сказанном вслух, про себя же все как-то лучше звучало, мирнее что ли, да и безопаснее, в темноте-то и собственного же сознания, не говоря уж и о бессознательном, а не его же вмиг сузившихся зрачков при всей же вновь темно-синей окантовке бездны, не начавшей вдруг и ни с чего, а и точнее с нее, а продолжающей смотреть на и в нее, не спрашивая разрешения, да и особо не ожидая взгляда в ответ, начав и вряд ли уже когда-то закончив первой, – …извиняюсь, сыновьей ревности! И самой же первой! А как же Никита, м? Он же был первым на том самом подоконнике и той же жердочке, разве нет? Но почему-то все лавры-тернии достались именно мне! Это все потому, что я девушка или потому, что ты сексист-мизогинист, а я уже после девушка?!
– Душ не поможет, ведь и изначально еще не может помочь избавиться от парения, если после него ты вновь берешься это делать! – Будто и тут же не пропустив мимо ушей все то, что она сказала до, спокойно проговорил ей Егор, сразу же вновь утыкаясь носом в ее волосы, но и уже у лба, окольцовывая параллельно ее талию и ее же саму своими руками, отпустив ее уже почти полностью, но и сдержав таким образом еще и дистанцию – и так чересчур касался и напряг, напугав что ее, что и самого же себя, теперь чувствуя лишь запах мятного шампуня Влада с ее же еще встревоженной, но и как-то уже все более затухающей и успокаивающейся сиренью на скошенной траве и примесью ментола, парникового ментола: и что ни говори, а дым от башки и правда сладок, пусть пока и без ее же ответных касаний. Но и кто, спрашивается, в этом виноват? А кто – не? Сложные вопросы. Как и первый шаг – ко всему и всем. Но и он же свой, вот, сделал. И хоть и не так, как это должно было быть. Но и кто сказал, что будет легко, а и главное еще именно так, как надо. Да и тем более – у них. Им обоим просто нужно было время. И прежде же всего чем друг на друга, для начала – на и для себя же. И он вновь готов был первым его дать, как и ждать: ни на что, как и ни кого более не надеясь – только на себя и нечеловека напротив, дуя, как говорится, уже и на воду, однажды обжегшись на человеке и молоке. – У Влада – нет с этим проблем. И можно было бы сказать, что и нет проблем вовсе… Но и лучше же, достойных сей парилки: он убивается по-крупному, в отличие от… некоторых… и по тяжести, если уж на то пошло и за это же зашло – не детским лепетом вроде этого и… тебя. А вот ты – да! И да, я могу долго разглагольствовать на тему того – в какую сторону дул ветер, когда я выходил на балкон проветриться и приметил сначала дымно-паровые облака из открытого окна его комнаты, а потом уже и горящий синий индикатор… А могу и просто сказать правду, что… беспокоился… вместе с Женей, что принес тебе медведя… и проверил тебя у Влада… и что оба же мы обрели явно не то и ту, кому он был нужен! Да и вообще же – странное возрастное сочетание. Не говоря уже и за не трезвое, а там и адекватное написание… всего! Хотя и куда уж странней – выбора в пользу всего неодушевленного, нежели, наоборот, и… без не. Но к чему и это все, если папе в любом же случае это не понравится! Па-пам… Обоим!
– Было бы странно, если бы понравилось… – буркнула брюнетка и, чуть еще постояв с руками по швам, словно еще и серьезно раздумывая, прощупывая почву на предмет «Сапера» и имеющихся под ней для нее же самой лично бомб, все-таки уместила свои на его же спине, не сжав их и не прижавшись же к нему, просто накрыв его вмиг напрягшиеся и окаменевшие, но и затем разомлевшие и зашевелившиеся в едином духе и строе мышцы под слоем кожи и ткани одежды. – Если еще и учесть, что изначально ему и одному… самому первому и моему же… не нравилась и не нравлюсь же я. А и точнее – не понравлюсь, когда он увидит ту самую меня, какой я стала сейчас и… здесь… без него!
Уже и сам ничего на это ей не ответив, он прикрыл глаза и просто продолжил наслаждаться тем, что было и кто был в его руках, во всем же ощущенческом и обонятельном плане, не давя на нее, не расспрашивая и не заставляя же отвечать, как и на себя же самого, заставляя спрашивать и слушать ответы, да и как и на ее же все голову и спину с талией, он просто был близко, да и даже куда ближе, чем близко, рядом с ней, слушал и слышал сам, и пусть же все и по-своему, но и от своего же желания, давая таким образом ей лишь понять, что он все еще здесь, есть и с ней, как и никуда уже не денется, что бы ни случилось и кто бы ни случился прямо здесь, сейчас или где-то поблизости, да и в отдалении, вообще не в этом мире и не в этой же вселенной, хоть и сам же он, ведь и да, он не изменится, но извинится и просто всегда придет к ней, на помощь или просто так, но и как это можно, нужно и должно, выслушает, поймет и примет, не дав совет – предложив решение, и только тогда уже спросит позволения на помощь, сделав и все затем, что сможет и от него же самого будет зависеть, но уж и точно не отпустит, не сам как максимум, ну а как минимум до нужного ей и ее же момента. Не своего и себе, где он уже и сам ей рукава закатает или таки приподнимет же кофту до конца и докоснется, вскрыв личину, да и не только уже свою, но и Розы, резинка которой и сама уже бледную полоску кожи впалого живота оголила, но недостаточно, недостаточно для того, чтобы определить уже весь масштаб трагедии, да и чтобы объяснить и разъяснить ей же самой – почему и как он это видит, если тьма только Розы и лишь она это все безобразие и порнографию в одном лице может показывать и скрывать, по ее же собственным и ей же тем же самым фокусам и заверениям, после чего вскроются и остальные – и вот они уже все вместе возвращаются к сегодняшнему ночному инциденту, после чего уже он на полгода, а затем и четыре года назад, чтоб слететь с катушек вновь, но уже и не один, а вместе же с ней, а потом и приседают или вообще отъезжают, стоит только Совету и ее же собственному отцу первым ее не осведомить об этом всем, ведь и приказано было и со всех же сторон, в том числе и Ксандера, ждать и наблюдать, следить как максимум. Но и кого он обманывал, кивая этой же еще ночью, а под самое же утро – не в силах же и уснуть и с каким-то маньяческим желанием вглядываясь в одно лишь единственное окно и балкона, дабы рассмотреть хоть что-то или выждать, чтобы сама же она вышла на него и хоть как-то, чем-то уже запалилась так же, но вот он парадокс и вот она же ирония: запалилась она табаком, что, конечно же, не отметает ее внутренних демонов, опять-таки, как бы ни иронично, по проблеме, но и не добавляет же очков вместе с тем никому из них и ни к чему же из имеющегося на сегодняшний день у них на нее же, не подтверждая и не опровергая, ничего, полный ноль, и уж где-где, а здесь он – точно не результат, не тоже и даже не близко, очень далеко и так же надолго, как и глубоко.
– А точно стоило прятать от меня именно Влада? – Прервала повисшую между ними тишину тихонько девушка, слегка осев в голосе, будто и проорав, сорвав же его в дебатах с собой же внутри, на деле же, как и он, уйдя настолько глубоко вновь в себя, что и забыв на какой-то момент, как это – быть с голосом снаружи, так еще и говорить же с кем-то, кроме все и хорошего же человека, то бишь себя. И тут же откашлялась, пару раз еще и сглотнув, дабы убрать сухость и ком, образовавшийся в горле из-за застоя слюны и слизи из носа, и продолжила уже куда громче, чем ранее, хоть и так же все еще чуть хрипя и с хитрецой же возвращая их диалог в куда более их русло, с умилением же параллельно отмечая, как и провожая же стройные ряды мурашек по коже шеи его сверху вниз и снизу вверх от ее же дыхания, врезающегося в нее при каждой новой букве, слове и предложении. – Как и меня же – именно от него… Не знакомить нас. А и не от кого-то другого… и других! Я имею в виду…
– Ты все-таки хочешь лично проинспектировать «Уголок потребителя», да, ревизорро? – Прошипел-прорычал блондин, вдыхая ее запах и все так же с закрытыми глазами, но и только уже не ради самого же наслаждения, какого-то и своего же эстетического удовольствия, а для того, чтобы успокоиться и вновь не засвистеть-завестись с ничего, только ведь перестроился, хорошим стал, а для кого, кому это действительно надо, нормально же молчали и вот надо было ей заговорить, так еще и так стриггерить, уму непостижимо, насколько же она на самом деле мазохистка, да и к добру же таки, не худу, ведь и он не из простых, из пасленово-перченых и сушено-виноградовых: уйдя по первому – не слегка и в застывшую же еловую смолу, собственно, как и она же сама и взяв во втором – куда больше именно цветом. – Потребителя моих нервных клеток! И в том же все самом конкретном углу. За дверью. У холодильника!
****
– То есть как: похоже?!
– То есть как: «тату»?!
Так и не дождавшись Егора с Софией, Влад и Женя обоюдно решили якобы намекнуть Александру на разговор тет-а-тет и одними же мужчинами соответственно в гостиной, который тут же вылился в женское, очистившееся и вернувшееся из дамской комнаты, яростное: «Нет! Здесь и с нами же. Сейчас же!». А после – и в не менее жестокое противостояние женского и мужского: где количество вторых явно же и знатно перевешивало количество первых, зато вот и в качестве – первые не уступали вторым, а в каких-то моментах – даже еще буквально и перевешивали количество их, неожиданно познав всю прелесть вестернов «с их миром, что слишком мал и тесен для них двоих», в разрезе же их и как двух же скооперировавшихся в одночасье группировок.
– По-о-оля! – Уже даже и проныл Женя, но скорее даже просто и по факту произнес ее сокращенное имя без каких-либо чувств и эмоций, не надеясь, что она хоть как-то смилостивится и успокоится наконец, спустя уже десять-пятнадцать минут объяснений и столько же – вымаливания прощения за молчание ночью и непосвящение. И, скрестив затем руки в закатанной до локтя белой рубашке в светло-серую клетку на столе из темного дерева, уже даже и упал на них лбом, уставившись своим уставше-обреченным светло-болотным взглядом в пол-ковер, а и точнее в черно-белую полоску же его межу своих же ног и стулом в тон столу, облаченных в темно-коричневые джинсы на черном кожаном ремне с тонкими и толстыми цепями, что и как никогда же показались ему куда интереснее, чем все то смешение коней и людей, залпов тысячи орудий вокруг, в виде двух же вполне уже и определенных энергий, буквально снедающих сейчас их вкусовые рецепторы своей излишней сладостью жженого сахара и глазури и перецветше-приторного цветочного поля.
– Нет… И вот даже – не начинай! – Махнула она свободной от стола своей правой рукой в его сторону, отмахиваясь, левой же в это самое время почти уже и промяв пальцами и выскоблив ногтями его крышку не хуже и дикого зверя, пока где-то плакали, куря в сторонке, ножевые насечки и из них же, но уже и имена: «Здесь был(а)…». – Ни о какой моей беременности сейчас не может идти и речи! Тем более – ни о каких: «Ты же – девушка! Ты не должна ругаться. Успокойся!». Я не буду «девушкой», «не ругаться» и «спокойна», пока не будет спокойна моя малышка… И твоя же еще и сестра, между прочим! Которая мало того, что подверглась всему этому… Теперь еще – и вторит судьбе этой вашей… – дернулась всем телом и той же самой рукой, но уже и с вытянутым в нужную же сторону указательным пальцем она, поражая им Влада и заставляя тем самым еще больше и его, чем и от голоса, медленно, но верно переходящего на фальцет, скрючиться и сжаться на стуле: в надежде уже не столько провалиться под землю или слиться с обстановкой, как хамелеон, сколько слезть под стол и обосноваться там, пока эта фурия не устанет или Женя уже что-нибудь не предпримет, желательно же уже – именно кардинальное и от себя и них, нежели только от и за нее, как и лишь их, – …на двоих бывшей! Буквально – рвясь опять между вас же: двух огней! И это же я не к тому, что ту мне жалко… Я ее и не знала до момента, как Женя появился в моей жизни… И со всем вот этим, как и всеми же вами… А я же, соответственно, у вас и Жени… А там же – где-то и лет пять есть уже, наверное… Да и как бы – не шестой-то уж пошел. Короче! Вполне же достаточно, чтобы и мне же сказать то, что она – заслужила все то, что с ней произошло сразу же после всего того ее. Да и потом еще сверху… А София – нет! И это… капец, товарищи! Надо что-то делать с этим… Что-то решать! Вместе. И немедленно!
– Я согласна с Полиной! – Кивнула Карина, стоя все это время по левую же сторону от подруги, внимательно слушая и лишь периодически вмешиваясь – соблюдая беспрекословно и до конца иерархию от взрослых к младшим. – Пусть я и не знаю пока всего… Да и то же, что знаю – тоже не до конца. Впрочем, как и сама же София! Но…
– Ага! И именно поэтому… по этому же своему незнанию… совершенно не сыграла ту самую первую свою сценку с «тату»! – Закатил глаза Влад, сразу выровнявшись на стуле, будто бы и обретя же в моменте новые силы в борьбе с двумя бестиями за свою и своих же мужскую правоту – посредством одной из них: кого еще можно было взять в оборот самому и приструнить-пристыдить, если уж и не Полину, что и сама кого угодно в морской узел завяжет, а после и в рог бараний закрутит, не используя и тех же все рук, ведь и в то же время ими же отлично изгаляясь над его же сейчас полузастегнутой что по рукавам, что и на груди розовой рубашкой, не заправленной, да и изначально не отглаженной, буквально же что и расхристанной, в черные мешковатые штаны, а просто опущенной на того же цвета их поясную резинку и незавязанные завязки над подвернутыми штанинами у его узких щиколоток на манер тех же все рукавов и над острыми уже его локтями. – Станиславский же в гробу перевернулся, отбив телом и азбукой Морзе свое коронное: «Не верю!». И не стыдно тебе, а? – И, качнувшись на стуле назад, вновь сел на своего старого доброго конька с просветлевшим лицом и взлохмаченной рыжей головой, светло-янтарными же глазами упершись в потолок, отлично различая говорящих по их же голосам и мелькающим где-то внизу и с его же верха почти темным против света силуэтам, как и по слегка размытым макушкам, что давало ему лишнее право не смотреть на них да и не видеть же в принципе: насмотрелся же и до этого, можно успокоиться и честь знать. Да кто только позволит? – Ты-то – куда?!
– А ну цыц! Не забыл про ее скидку на возраст, которой у тебя нет? И о доверии Софии – аналогично? Надеюсь, что нет! А то ведь иначе… Не дай же мне сейчас последнего… да и лишнего уже, честно говоря… повода окончательно и бесповоротно усомниться в тебе, Влад! – Шикнула на него блондинка, то и дела бегая своим встревоженным взглядом светло-голубых глаз от него в сторону кухни и обратно, сверяя обстановку здесь и там и взвешивая внутренне: стоит ли вмешаться или еще подождать. – Когда это все… и между ними тоже… полетит к чертям. Нет! К ним – уже почти летит. К дьяволу. Да! Когда это все полетит к нему – ты будешь тем, кто это же все… вместе же с ними самими… вернет обратно и на круги своя. Я серьезно! Никто иной – только ты. Хотя бы и потому, что ты отсутствовал, когда мог бы быть… хоть, да, и все еще незаконно… но и помочь же чуть раньше, чем все же это теперь разгребать в процессе, да и почти же под и в самом же конце! И да, так же пусть и не по своей вине… Но и теперь же, вот, ты здесь – и можешь… должен отработать все свои долги: в одно же свое лицо и горя́ другой же… противоположной точкой своего тела… с напалмом! Кармы, не кармы… Судьбы, не судьбы… Счастливого случая или злого рока… Как угодно зови это. Но главное – делай-отрабатывай! В прошлый же раз – у тебя это очень неплохо получилось… И получалось! И пусть и закончилось затем неважно… Но ведь и первый блин – всегда комом. И на ошибках – учатся!
– Слышал, Женек? Не ревнуй только! – Хохотнул рыжий, хлопнув не такого, как и он же сам, развеселого парня справа от себя по спине, так и не оторвав того от стола, но заставив вздрогнуть и пробурчать что-то такое же хмурое, как и он же сам, под свой же нос. – Она – все еще твоя. Мне такое «счастье» – с перебором! Да и ваш же с ней ребенок – тому безусловное и беспрекословное подтверждение… Безоговорочное и безвозмездное!
– Ксан? Что делаем? – Подал голос молчащий, как и названный же им до сих пор, Никита, пребывая в не меньшем раздрае и внутри себя, чем и сам же мужчина, одновременно присутствуя и отсутствуя напрочь, только смотря в одну и ту же точку на двоих на столе и думая об одном и том же, но вот и только в разных направлениях и разрезах, как и головах. Не говоря уж и за общий их вид, где будучи в белой рубашке подстать Жене и в светло-серых брюках на темно-сером кожаном ремне, он снова был как белая ворона. Но уже и не только среди говоривших до этого в гостиной и не говоривших сейчас на кухне вовсе, а и на фоне же еще одетого во все синее, от кофты с воротником и краями рукавов ее от белой рубашки до брюк со стрелками на кожаном ремне, мужчины. – Может, стоит подержать ее здесь какое-то время и бросить всю слежку на Розу? – Продолжил затем и за собой же самим он, так и не получив должной реакции Александра, да и в принципе же никакой, лишь короткие переглядки от остальных, находящихся сейчас здесь, ребят и то, как все они дружно приосанились, вернувшись на свои же места и в вертикальное положение тел, ожидая хоть какого-то, но уже и вердикта самого старшего из них, помимо вброса же его очередного потока сухого воздуха в их и так весьма душное положение вещей, дел и само же помещение, осевшего значительно в прошлой еще сладости, но и тут же уже поднявшегося по уровню солености и кислотности к и до горечи на языке. – Она же явно будет вне себя! И точно – не от счастья. Ведь… Не столько же и оттого, что мы уже знаем, сколько и оттого, что мы… пусть пока и не до конца порушили… но вмешались в ее планы. И без разрешения верхов, к слову! Так еще и буквально же выкрали Софию из-под ее… и их же все… носа. Пусть и не хотя, не желая этого изначально… Но! Раз уж выкрали – то выкрали. К чему так рано ей ее и возвращать? Нужно же хотя бы теперь уже и наконец-таки понять – куда она свой путь дальше держит, что собирается предпринять… и куда нам свой держать и что наперерез предпринимать, чтобы, сыграв в долгую и на опережение, опередить же! Пусть София и не такая важная часть ее плана… Пока, во всяком же случае… Мы же не знаем до конца и… всего: как его, так и… рисунка. Но пока Роза… и не только… просто выбивают все это на ее теле, стоит поискать тех, кого она подстраивает под это дело и само же… тело. Не того, с кем она это все проворачивает: за ним уж – не заржавеет, ведь и след-то его еще не остыл, найдем! А именно: жертв. Кого мы не видим, но они есть – и «тату», как уже ранее сказал, но и о другом Влад, тому же прямо-таки и веский аргумент!
– Черт! – Рявкнул неожиданно Александр, ударив обеими своими руками по столу, и все тут же замерли, замолчав что и ртами, что и глазами, неверяще уставившись на него, пока он же тем временем сжал ими уже свою голову, смотря в стол каким-то в своем и по-своему же темно-серым обезумевшим взглядом, одновременно зная, как он это запустил и тут же совершенно не зная, как распутать и распустить же все, выпутавшись из этого всего же: с чего начать и к чему, кому по итогу прийти, если и вообще еще есть возможность, какой-то и небольшой шанс встать, пойти и выйти из чего-то, кого-то для начала, а там уже и после же всего к чему-то и кому-то прийти. А и тем более там, где Роза одновременно и создает невесть что, и стремится же к чему-то неописуемому, несусветному, непроисходящему и тут же происходившему же доселе, подходя сразу: и под переворот со сменой власти, а это и уже нехилый такой срок, как и наказание длиной в вечность, а уж и в разрезе ее и с повтором, что в противовес ей же самой и не учение ни разу – и в бесконечность, и еще же под что-то, что было уже на поверхности, но и еще сокрыто в этих же ее самых знаках на теле Софии. Да и не говоря уж о том, что ни первое же со вторым в квадрате, как и ни третье же само по себе не вязались с миром и покоем уж точно, а уж с равновесием и балансом – и подавно, ведь мира там не было как в принципе, так и в общем, только бой, война и самая главная же битва насмерть, о которой как слагали, так и будут же слагать, как видно, еще долго легенды, как о противоборстве добра и зла, тьмы и света: где на одной стороне – ничего чистого, а на другой – все чистое, но и отчего-то же тут же и грязное, точнее же и от кого-то. – Простите… Кхм! – Почти тут же встряхнулся он и, откашлявшись, вернул обе свои руки на стол, но и теперь только уже в замке, сцепив длинные пальцы между собой до белоты и почти синевы, словно и держась ими хоть уже и за что-то, пусть и по факту: ни за что – за тот же все воздух и немного лишь за кого – себя самого, чуть спокойнее и уравновешеннее затем продолжив. – Сделаем так… Я отправлюсь к Розе и попробую… Стоп! – Тут же пресек он очередным своим ударом, но уже и одного кулака из двух же все ладоней по столу распри окружающих его вновь – еще и на эту тему, пройдясь следом еще и своим суровым, почти что уже и стальным взглядом во всем и каждому. И, собрав по пути туда и обратно лишь встречные потупленные и смиренные взгляды, вновь взглянул перед собой. – Попробую поговорить с ней. Равно… как и уговорить оставить Софию у нас. Заодно еще – соберу сумку с ее вещами… Или она сама соберет – уж в чем-чем, а в этом-то она нам точно не откажет: еще и насовсем отдаст, а не на время проживания здесь! Нам не нужны лишние проблемы, ребят, хорошо? Только – не сейчас, когда мы же все… и в буквальном же смысле… сидим на пороховой бочке: где любой не такой ее или наш, а и тем более переподвыподверт – может помочь сдетонировать ей не хуже настоящей! Да… Ведь это и пока она сама раскачивается вместе с лодкой на плаву и по волнам, не показывая себя… Охотится тише воды и ниже травы, не вылетая за скобки и в сводках, как маньяк-насильник и убийца… или что-то в этом духе… совершая не одно, а массовые убийства… Но один неверный, а там еще и лишний шаг – и она сделает свой за десять. И это я сейчас не о количестве – я о качестве. И прежде всего – для Софии же, как негативном! И которую же мы вернем ей – спустя время. Вряд ли она так уж тесно сейчас общается с Сергеем… Если и вообще – общается, судя и опять же по нашей с ним прошлой встрече! Скажу, что он попросил присмотреть за ней, как в старые добрые и на своей-нашей же территории. И что Совет тоже уже в курсе и одобрил… От них же самих чего-то ждать – уже смысла нет: что придет – то придет. Будет другой день – будут и пища, иные и новые обстоятельства. Да и глядишь, к тому времени – мы, может, и сами уже все разрулим! – И, обведя вновь уже и чуть размягченным своим серо-голубым взглядом собравшихся за столом и не найдя тех, кто хотел бы что-то добавить в этой его театральной паузе, поддержать или опровергнуть, он перешел к сути и раздаче поручений, вновь сузив зрачки и затемнив, залив радужку вокруг них синим, как и все же вокруг – своим солнечным жаром, дабы еще и убрать лишнюю воду, не разомляя ей вновь и их. – Сейчас Карина… после завтрака же все, конечно… останется здесь… вместе с Егором и Софией… для подстраховки! И вместе же уже с ним попытается… еще раз… попытается… не требуя и не отбирая… уговорить Софию самой показать… хотя бы и часть того, что уже есть, пусть и не в виде самого рисунка, а лишь очертаний: чтобы мы могли уже начать искать что-то схожее и похожее… если уж не сравнивать и принципиально найти точно и до конца… что даст нам зацепку на раскрытие всей идеи Розы и до ее полноценного осуществления-претворения в жизнь… пусть и на ее почти уже и предпоследних стадиях!
– Она может сама и не показывать… как и более иначе не насиловать себя и сама же не рассказывать-повторять… все есть в ее телефоне! – Выдала на одном дыхании до этого задумчивая и почти не дышащая, как и все же, кто был рядом, шатенка и только после уже поняла, до конца еще и осознав-приняв, что именно же сказала вслух, хоть и обещалась же, обещая обратное, и покраснела сразу же как рак, попав затем еще и под все же не на шутку заинтересованные взгляды разом. – Ой! Я же не должна была… То есть… Да! Я не должна была говорить и… удалять! Точнее, то – не должна. А это… Удалять – как раз таки и должна была. Она же сама мне все это… хоть и опять же все-не-все… иногда присылала… – и нервно сглотнула, потупив свой серо-зеленый взгляд в сжатые меж ног руки, – …когда я и сама еще просила ее показать. А она же, в свою очередь, уже меня просила – тут же это удалять… Ну, после уже и… самого просмотра. Да. Да и потом… Ведь на ней это все само собой пропадало… Точнее, не без помощи Розы и… В общем, нам нужен ее телефон, вот!
– Который – у нее, да… – прищурился янтарноглазый, так и не сводя своего же проницательного коричнево-янтарного взгляда с теперь уже и прямо-таки побледневшей девушки. – Под рукой… Так еще и всегда же причем! Что ж… Очень интересно! Опять же, не неожиданно и так же все неприятно. Но и все же… спасибо за предоставленную новую информацию и… добро пожаловать в клуб… точнее… в эту… как ее… какую-никакую, но уже вот и семью… – хлопнул тут же саркастично в ладоши он, но и с радостью уже разве что только в руках, а так – иронизируя по полной программе и давясь уже порядком и сам своей же лавандой: но и что не сделаешь ради того, чтоб задать-преподать очередной урок тона и манер затычке-зазнайке, – …будем же теперь вместе думать – как его у нее забрать и не привлечь при этом недюжинное ее же внимание к этой самой презанимательно-интереснейшей процессии… как и ко всему, что так или иначе связано с ней… и что так же пытаются увести из-под ее же хоть и курносого… но носа!
– Влад! Ты опять?.. – Почти что и по буквам процедила-прошипела Полина и только хотела продолжить и уже не только на словах встать на защиту Карины, как ее перебил сам Александр «И не только!..» и слегка сжала своими обеими руками ее левую руку она же, мол: «Все хорошо и я в порядке. Здесь нет ничего, что было бы мной не заслужено. Я справлюсь». И хоть сама она и не винила ее ни в чем, как и саму же Софию, сама, как и сами же, все они, не лучше, уповая и гневаясь скорее на их быстрое взросление и внедрение в этот по иронии же не по-детски взрослый мир, но и была рада, что те все понимают и принимают и не как должное, а готовы исправляться и учиться же на собственных ошибках, жаль только, что сами взрослые, опять же, никак к этому не придут, все еще наступая на одни и те же свои грабли – и речь же здесь не только за них самих, сколько за тех, кто над ними и за кем, как и за кого они должны это все разгребать, принимая на себя и свой счет, в ожидании уже явления этого самого «братства креста и не Христа» народу для объяснения и разъяснения наконец всего: крест же все же – их, а несут не они, несправедливо же как-то, но вот только и, по-видимому, лишь для остальных. – …Нужно будет сделать еще кое-что. И для отвлечения – уже именно ее! – Продолжил, кивнув следом, он, все еще пребывая в каком-то своем потоке сознания, время от времени лишь посматривая на собравшихся, в остальное же – смотря перед собой и на темную же древесину стола, не видя никого, в отличие и от того же Влада, в эти моменты: просто не выходя из транса и себя ни на секунду, будто и боясь же сбиться с мысли – стоит только отвести глаза и переключиться на нечто иное или кого-то же иного. – Отвлечь внимание Софии – уже от нашего внимания к ней… и не только… чтобы она не лезла и не ввязывалась, не участвовала и не была замешана в это и этом: по возможности – максимально долго! Ее руки – должны быть чисты до последнего и победного, это понятно? Чтобы… и в случае чего… для Совета и отца – она была ни при чем и ком… просто не зналась… и были только мы. Равно как и то и те, что и кто за этим всем потянется и вытянутся! В противном же случае – она просто-напросто от нас отвернется. И да, вполне возможно, что сделает это и так! Если и уже не сделала… – грустно выдохнул и как-то горько усмехнулся он, отчаянно и прямо-таки обреченно рассмеявшись, нервно взвихрив двумя ладонями свои русые волосы. – Возможно, что и даже закроется вовсе… Но! Не сейчас. Сейчас же – нам нужен ее трезвый и адекватный разум. И почти такое же… хоть уже и куда в меру… твердое, как и холодное ко всему же и вся, всем сердце… Мы заслужили, как и заслужим остальное – за все свое молчание, утаивание и… ложь. Как и все. Но: потом! Пока же – ее нужно отвернуть, не отвергнув. Не раньше же ее самой! А лучше – и развернуть в какое-нибудь другое русло… Увеселительное действо! Принакрыв всю эту нашу с вами серость – чем-то цветным.
– Ве-че-ринка! – Щелкнул пальцами сначала у своего правого плеча, а затем и у левого, будто в танце и еще своими же фенечками-бусами, как кастаньетами Никита. И, засветившись, словно и вместе же с лампочками над головой, так еще и буквально же возникшей из ниоткуда, как и исчезнувшей же тут же в никуда собственной, отбил пять с обеих же рук Влада через Женю, который, как оказалось, сам только об этом и подумал, о чем и сказал еще затем своей же не в меру широкой и хитрой ухмылкой, мол: «Вот где и что значит – братья! Об одном же и том же». – Ты позволишь нам ее устроить? Здесь?!
– А где же еще? – Развел руками вроде бы и с принятием, но и тут же еще с небольшим страхом разрушения всего, вся и всех мужчина, что и сразу же затем скрыл за отчужденностью, дабы не надумать уже сейчас лишнего, чтобы еще и правда сбылось, вновь заводя их уже за голову и устремляя свои светло-серые, почти что и прозрачные глаза теперь в потолок. – Конечно же, здесь! И нам важно же всем – быть здесь. Как и то, чтобы сама София нечасто, если и не вообще, отсюда выходила… Хотя бы и пару дней – тех, что впереди! Сегодня же и завтра – два учебных дня. Второй из которых – сокращенный. Послезавтра – выходной… Сегодня – она пропустит. Завтра – съездит и вернется сюда же: мало ли с кем и со сколькими еще Роза это все проворачивает – Софию вполне могут уже искать и в скорости же найти! Тот же, что «второй выходной», она тоже проведет здесь же… За ним – пойдет новая учебная неделя! Завтра, после того как Женя отвезет ее в университет… с Кариной и Никитой… он же и отпросит ее по уважительной семейной причине еще на пару-тройку дней – за выходными. Так… для галочки. И чтобы лишний же раз не цеплять саму Розу! Заберет их… привезет сюда… и вы устроите вечеринку. На один день или два… Не так важно! Важно, что затем – мы перейдем к следующим шагам… После шагов, естественно, самой Розы! К этому моменту – она должна уже будет к чему-то прийти или на кого-то и что-то выйти… Начать активничать и больше двигаться… Не имея же и под рукой ту, на которую могла до этого выпускать и выливать весь свой запал и пыл… Выдавать всю свою спесь и тратить время даром! Ей придется обойти ее… как и без нее же обойтись… и перейти к оставшимся своим пунктам. Если они у нее, конечно же, еще остались – а они остались: она ведь та еще перестраховщица! – И, вернувшись в вертикальное положение своего тела, он обратился уже куда более серьезным и твердым темно-серым взглядом ко всем, скрестив руки на груди и продолжил, повторяя для точности. – Подытожим! Карина, как и уже оговорили ранее, остается здесь сейчас. Никита и Влад… вместе с Женей и Полиной… едут закупаться для вечеринки. Перед этим – еще заезжая в университет и замаливая словечко за обеими девушками на сегодня! Никита же… Как хочет: может остаться там, а может и вернуться сюда. Да! Я и тебе разрешаю – положение терпит. Но и, если что и нет, прощает! Ни в чем вас не ограничиваю, как и своим же присутствием отягощать в тот момент тоже не буду… Но постарайтесь не переборщить – ни в ком и ни в чем, ясно? Ну, а я же – к Розе! За это же все время… нашего с ними всеми отсутствия тут… Карин…