– Я надеюсь, ты их еще не благословил там без меня?
– Да уж дождемся-то повторно тебя! – Ответил-поддел его один русоволосый.
И сразу же, под недовольное же и хмыканье девушки перед собой закрыл ей обзор на недодраку-перепотасовку своей правой большой ладонью, левую же так же все оставив на ее талии. На что она только лишь вновь поджала губы, в обиде же еще и до этого нижнюю надув, что ей не дали сказать, так еще и сейчас смотреть запрещают и скрестила руки под грудью. Прикрывая уже и с тихим, но и злостным «ну и ладно», будто бы и в отместку же и этим ему мстя свои глаза. А когда уже услышала ветер в ушах от резкого перемещения и открыла их – сидела на капоте машины Егора, спиной уже и вновь к бывшей троице, ставшей с Александром уже и полноценной великолепной четверкой и рядом же с Никитой и Кариной. Кои же, кстати, и то самое же сборище по интересам так и прозвали при и с ней. Только еще и шепотом. И с гордым невопросом: «Видала».
– Можешь ничего мне не говорить и не рассказывать… – тихо проговорила ей Карина, хитро подмигнув и двинувшись навстречу, чуть отстранившись, в свою очередь, от Никиты. Будто и так он мог действительно ничего не услышать, когда слышал и самый мало-мальский шепот за километр. Но и, во всяком же случае, попытался. И даже отвернулся еще – для вида. И ведь сразу же было понятно – из-за и для кого. Да и по чьей именно просьбе, вычитав между строк только одно нужное и важное, главное для нее же опять-таки слово: «Нужно поговорить девочками», – …пока. И здесь и сейчас. Сегодня! А вот дальше – не знаю, не знаю… – и придирчиво осмотрела свой и так ничем и никем не испорченный идеальный, как и она же сама сейчас маникюр. Будто бы и враз утеряв интерес ко всему и всем, кроме него. Но и только лишь – на первый же взгляд. Как и последующий вдох. Что и вмиг же стал вязать и буквально обвязывать глотку самой Софии: внутри и снаружи. Не петлей, конечно, и крепко. Но и самым же что ни на есть захватом и сильно. Пусть и все еще женским. Но и вполне же достаточным так же для этого. При условии еще и вплетения в него жженого, кристаллообразного сахара с молочно-кислородной же прослойкой. Будто и надевая под шумок и туман поверх имеющихся на брюнетке украшений в виде все тех же ее двух крыльев и креста еще и ожерелье из тех же самых кристаллов. Не ограненных. Что и по одному же щелчку вмиг затянулись и продолжили утягиваться, душа. Подзадориваемые еще и своим же механизмом сзади шеи. И так же пока лишь не прорывая кожу и не устремляясь же под нее. Но уже и готовые к этому однозначно. – Посмотрю на твое поведение!
– И это все?! – Округлила в недоумении и, более того, откровенном же и шоке свои и так немаленькие карие глаза София. Что и вроде бы, с одной стороны была довольна, что ее собственная экзекуция переносится на другое место и время. Но и сразу же с другой – нет, ведь и один же уже и перед этим ушел на второй план и в тишину же перед бурей. Второго же такого, как он, а уж и в лице-то еще ее, она точно не выдержит и не вынесет. – А как же… вынос мозга, уничтожение всех моих нервных клеток, вынимание души с вырыванием же сердца и последующее изъятие остальных органов по одному? Без глаз и мозга сначала! Чтоб я все еще была в каком-никаком, но сознании и все же это так же более-менее видела… А вот под конец – уже и их. Твое ж любимое! И из неизменного же чисто ангельского прейскуранта…
– Ха-ха-ха! – Саркастично посмеялась шатенка, совсем не натянуто и вовсе не наигранно держась за живот. И почти тут же глянула на девушку перед собой серьезно и в самую же душу, пробивая и просверливая ее плоть своими серо-зелеными глазами с прищуром. – Это все – позже и на десерт! – Но под страдальческий стон упавшего на ее ноги, а и тем самым же еще и буквально к ним же самим тела, орошая все и вся вместе с тем своей же все сиреневой депресс-меланхолией не выдержала все же и громко рассмеялась, сразу же приобнимая подругу своей правой рукой, левой же зарываясь в ее темные пряди. – Ладно тебе! Знаешь же, что я не злопамятная.
– Конечно! Только злая и с памятью хорошей… – пробубнила куда-то вниз и себе же под нос обиженно София. Но и так же ее тоже было прекрасно слышно. Как и Карине. Как и весьма же при том ощутимо. Что и тут же подцепил сам Никита будто бы и настоящей же пыльцой и пару раз чихнул. Вновь затем разворачиваясь к своим подружкам-говорушкам. – Прости! Как-то… бесконтрольно вышло.
– Все нормально! – Отмахнулся с тихим смехом от нее и ее же извинений парень. – Зато и только сейчас же наконец заметил, как сирень с лавандой хорошо сочетается…
– О! Значит, не галюн… – прохрипел из-за спин ребят Влад, уже даже и не пытаясь вырываться, лишь для вида еще пока сопротивляясь. Но уже и вполне себе понимая и принимая все превратности своей судьбы и кармы в лице же все того же и одного Егора. – А то я ведь уж и правда почти подумал – одному мне это кажется… Но и благо же еще не успел перекреститься, как… Не кажется! Спасибо, Ник… Уважил хоть ты и сейчас своего брата!
– Ты себе сейчас не помогаешь, знаешь! – Осадил его тут же вновь разгоревшийся и веселый пыл утвердительно, без всякого вопроса и желания услышать же чужое, а и тем более другое-его же мнение на все это Егор.
Хоть и зная же, прекрасно зная, что замалчивать, как, впрочем, и вовсе же затыкать и Влада что так же, что этак и что им же самим, Егором, что не им – было одним и тем же, что идти с саблей на танк. В их же конкретном случае – делить море на две части. Да и той же все саблей. Или какой палкой. Плитами! Или и с той же все его-не-его божьей помощью, на крайняк. Как Моисей! Чтоб, и как ракушки, собрать мысли его в один единый процесс, без сбоев и тупых не для него, но и для всех же остальных идей. Хотя и проще же всего было бы скорее провести лоботомию и на нужный им же всем лад – разделив и отделив же обе его части мозга, логическую и эмоциональную, друг от друга. Чтоб не мешали же друг друга, а еще ему и им же. Ну а главное – не смешивались между собой. И попытка бы была, наверное, когда-то и где-то, кому-то засчитана. Да даже и сейчас. Как и сыгранной же ставкой. Если бы за секундным удовлетворением ярости и гнева не приходило тут же и влажное, склизкое ощущение на кончике языка. Словно и ко всему же ядерно-негативному всплеску вдруг примешивалось еще что-то от садиста, маньяка и каннибала – в виде желания лизнуть тот же самый все его мозг. А там и шаг в шаг за Лектором – отрезать и съесть какую-то из его частей. Мимолетное, да. Но и не оставшееся же без внимания. Как назло же и как всегда! В ненужное время и в таком же месте. И давно же ему не снились кошмары наяву, действительно. Почти что и никогда. И тут на тебе! Не было, не было и вот опять. Заразно, походу. Кармически.
И сморщившись же затем, как и сплюнув неожиданно ставшую горькой и кислой, почти что даже и кислотно-ядовитой слюну куда-то себе же под ноги. Вместе и со всеми же мыслями до. Стараясь тут же и не зацепить свои же белые кроссовки. Но и ничего же опять-таки не имея против обратного и обуви Влада же. Что и только лишь шнурками ее под цвет все своей же рубашки от его и отличался. Егор вновь затянул удавку из своих обеих же рук потуже вокруг его шеи, возвращаясь и концентрируясь все же на деле.
– Ладно, Егор… Все. Брейк! Он наверняка уже все понял… – закатил глаза Женя, уже порядком и уставший от всего и всех, так еще и от такого прямого избиения слабого ребенка сильным на глазах у всех. Что уже и не дергался даже, а просто висел. Ожидая, как и все же, скорейшего конца. Пусть уже даже и своего. И глянул на Александра, ища уже и в нем для себя какой-то поддержки. И сыскал. Оторвав в секунду же его задумчивый светло-серый взгляд от созерцания своих же голубых туфель, но и тут же будто и сквозь них и переведя его вновь на эту заварушку. – И даже что не понял – понял!
– Уж и не знаю, как вы все… – усмехнулся русоволосый и, обойдя, подошел наконец к двум своим сыновьям, протискиваясь тут же меж них без особого труда. Будто только этого, перед этим еще все же и выпросив небольшой аудиенции только друг с другом и ждали: что он, что и они. И так же по маслу – отделил их друг от друга, беря сразу же и каждого под отдельное же свое крыло, – …но а я вот будто только что на свадьбе побывал! На которой: и покричали, и подрались… Все же почти сделали и из нее же выжали. Но… и что-то же все равно забыли. Одному мне… горько на душе от этого?
– Го-о-орь-ко! – Крикнула София. И, тут же извернувшись в руках Карины так, чтобы быть лицом к небу и одновременно же к ней и Никите, к ним, развернула еще и ее же лицо к его обеими своими руками и так же, но уже и именно соединила их между собой, не высматривая особо дальше. Ведь уже и неважно – поцеловались они так или нет. Важно и дело же было – в самой же этой ее недошутке. Где и главное же – успеть самой и первой пошутить и так же посмеяться, чтоб уже никто не повторил, а уж и тем более не сделал этого же всего с ней. Что же она и сделала, собственно. И пусть же все и под испепеляющими взглядами обоих. Что и в согласии же серо-зеленого и желтого с красно-коричневым вкраплением и двух же энергий почти что и идентичных по сладости и сахарности смотрелось не столько и страшно, сколько и умилительно. Но зато и все же – оба, вместе и в согласии. Что уж говорить и про их легкое же высветление и затемнение глаз соответственно с пробудившимися же тут же и такими же, почти что и один в один способностями, которое так же ведь не смогло сбить ее же уже веселый настрой. Только распалить же еще больше. Что же, собственно, затем и произошло. – Зажали – теперь выкручивайтесь!
– Ну все!.. – завилась Карина. И только же дернулась в ее сторону, чтобы что-то сделать, как буквально и с неба, будто и ниспослание, ответ же на все ее просьбы-мольбы покарать, но и не очернять никого, по крайне мере и душевно прилета черная кожаная куртка и рухнула же аккурат на Софию с мужским же приказом-требованием в придачу: «Ночь! Спать». Укрыв ее тем самым не только с головой, но и почти с подогнутыми же все это время к телу ногами. Полностью ликвидировав на мгновение не только все ее телодвижения, но и жизнедеятельность: от непонимания же и шока всего только что произошедшего. Ну а когда спустя несколько минут чуть все же оклемавшись и придя в себя, она выглянула уже даже и из-за своего сейчас псевдоукрытия в растерянных чувствах и растрепанных же волосах увидела подле себя тот самый ларчик-собаку, что и так просто открылся, как только был отрыт. Переливаясь же теперь ей уже и оскомину набившими и мозоль на языке натеревшими: серыми, синими и зелеными цветами. Не забывая еще и про пепельно белый, почти что и стальной. Как и про окружение же: из морской свежести, лесной хвои и скалистой равнины. – А тому ли я, кхм, молилась?
– Точно? Точно, Дездемона?! Уверена, что именно это слово должно было там стоять, а и не слова: дала, обещание любить и… душу! – Бросила на нее уже свой испепеляющий взгляд София. – Не тому. Ведь и иначе бы… с нами тут не сидел сейчас этот Отелло-Пеннивайз собственной персоной! Без охраны… И со своим же все серо-синим презеленым… красным шаром! Как и аурой… Вокруг же и нас теперь всех! – И, сняв-скинув же с себя кое-как, будучи и в лежачем же еще положении не свою верхнюю одежду, передала ее с легкой же своей правой руки ее хозяину, левой же в это самое время держась за Карину, чтоб не упасть на землю окончательно. Но тот же к ней даже и не дернулся: ни к своей же еще вещи, ни не к своей же пока еще девушке. Как и рук же навстречу не протянул: ни чтоб взять первую, ни чтоб поднять вторую. Правда, и в одном же все же пошел ей и к ней же на свою уступку – почти воплотил в жизнь ее худший и свой же лучший в своей же ведь еще и интерпретации кошмар: в виде и того же все самого улыбона. С темно-синим же еще при этом, почти что и черным взглядом из-под своих светлых бровей. И меж таких же почти незаметных ресниц. Ну а дальше – она предусмотрительно и в открытую смотреть не стала. Собственно, как и сам же и до этого же всего небезызвестный фильм. Уже и не догадываясь, а зная, к чему же это все могло и в дальнейшем же привести и как она же сама на это все вновь отреагирует. Пусть уже и без рук на лице, как и смотря же не меж пальцев. Тем более же! Да и делая же этим и в первую же очередь уже ему самому и свое же одолжение, ведь и во время закатывания глаз, как и перевода их на нос, играючи, а и в данном же случае еще не и развода их по обеим сторонам: вправо и влево, будто уже и не в шутку с карандашом же при проверке зрения, а и, на самом деле, двумя, друг за другом и с резким же уже их разводом – и как хочешь, так и следи, не моргая, а то ведь еще и стерками можно в зрачки получить, кричать, пугая, никого и никогда нельзя. Поэтому и тут же отвела взгляд влево – смотря теперь только и точно перед собой. – Спасибо! Мне не холодно.
– Что конкретно тебе до сих пор непонятно из моего же к тебе обращения? – Вновь никак не отреагировал на нее, как и на ее же недовыпад-перепровокацию Егор. И хоть и был про себя и внутри достаточно недоволен как и ее обращением не обращением к нему, так и с ним же самим, ко всему же еще и разорванным затем зрительным контактом, но еще и не совсем зол, вернув тут же и часть же из этого уже от себя и ей же в ответ. Как и лишь немного еще при этом опустив уголки своих губ. Но и все так же продолжая цедить женскую фигуру слева от сидящего уже себя и рядом серьезным взглядом.
– Ну… не знаю! Может, вид этого самого обращения – приказ-требование? Или слово же само и отдельно: «спать». После же все и восклицательного… восклицания: «ночь!». – Фыркнула брюнетка и чуть скривилась, почувствовав пока только ноющую боль в еще пока вытянутой к нему и зафиксированной в одном положении пусть и недолгое, но и все же ведь уже время да и без особого движения руке. – Я тебе что, птичка в клетке? Попугайчик? Канарейка?.. Чтоб меня так и подобным же образом затыкать-усыплять!
– Нет! Конечно же, нет… – усмехнулся блондин и все-таки перенял из ее руки свой предмет гардероба. Но и только лишь затем, чтобы тут же вернуть его на его же новое-прежнее место, а именно – на нее. Только и теперь уже не просто накинув, а и буквально же укутав им ее и еще подоткнув, как одеяло же, со всех сторон. Перед этим, конечно же, еще и сняв рюкзак с ее плеч. Не без брыканий все же и какое-то время, ну а дальше и наконец все-таки оценив все неудобство своего же сейчас положения и с соглашения же молча. И отодвинул-таки его подальше от нее – к лобовому стеклу. Поймав и собрав же в процессе на себе все и разом удивленные взгляды. В том числе и уже прямо-таки настороженно-недоверчивый самой же Софии. С легкой же еще и ее-своей травянистой кислотой, почти что и горечью при сглатывании. Но и никак же обратному не посодействовавший. Равно как и не помешавший. Чем же еще больше и распалив, заинтересовав его самого. А что уж говорить и за ее попытки прикрыться, где еще можно и уже нельзя касаться от его рук. Но и он не пытался, даже и не думал лезть дальше ей же ему положенного. В который же раз уже убеждаясь, что пусть это и страх, но и явно же не его, как и отвращение. Всего-то лишь – смущение. И прежде же всего – себя. По всем же фронтам и параметрам: от будучи с собой и с ним и до уже его самого. – Заяц, да? Зай-ка… Попрыгайка! А еще ведь и… зазнайка.
– Если хочешь сбросить, зачем укутываешь? – Смерила его все еще подозрительным взглядом София, никак не отреагировав на его прозвища ей и до этого. А когда и ко всему же еще этому, его действиям и словам, прибавился еще и его же скептически-недоуменный взгляд. Даже и слегка еще просветлевший от отсутствия понимания вопроса, как и от отсутствия же пока на него самого же ответа. А перед этим еще и от утери связи с прошлым же своим уже и монологом, просто ведь и ушедшим с ее не помощью в никуда. Тихо рассмеялась. Подзадориваемая еще и легким морским бризом спевшихся так неожиданно, но и приятно же еще более и от этого же еще безусловно Егора и Никиты. Что и, казалось, даже еще при этом и не заметили этого. Как и того, что и не к тому же это приурочивали, если б знали и прямо метили. Скорее же, наоборот, к успокоению. И всех. Но и все же вышло уже так, как вышло. – Я так легко и просто, спокойно легла и лежу до сих пор на твоей машине… С ногами… Обутая и одетая. И речь же сейчас даже не о раздеться и разуться – не смотри и не думай так на меня! Когда до этого вы же с Владом и дружно согнали сидевшего почти и так же на ней, полусидя-полулежа Никиту. Оба! Ведь и если бы нет – ты бы вновь впрягся за него, защитил и запретил делать это Владу. Теперь же – он и Карина стоят около нее и лишь немного облокотясь. Ты же сидишь… Но оно и понятно – насчет тебя же. Но я-то? Почему я и до сих пор лежу на ней и не будучи же сброшенной с? Что же со мной – не так или, наоборот, так? Чем я же это все заслужила? Так еще и в твоей же вещи… Чтоб моя же собственная рубашка чистой осталась? Ну уж если и валяться, то валяться и изваляться полностью, не считаешь? Чего размениваться-то на чуть-чуть и части? Зачем действительно и сейчас все это? Здесь! Да еще и… так уже. С тобой же! Мне ведь и правда не…
– Зато мне: холодно! – Ворвался в ее сознание рьяный и резкий голос Егора, почти и нависшего над ней теперь уже и не только снаружи. Так еще и облокотившись на обе свои руки по обе же стороны от ее тела. Что ей тут же пришлось и в срочно-спешном же порядке оглядеться, дабы понять, как и что с этим всем делать. А и для начала – кто их такими и в таком же положении тел видит. Поймав сразу же и как ни странно из всего же их сборища только хитрые янтарные глаза Влада, отвлекающего сейчас и как нельзя же так же кстати натянутого по струнке Александра и напряженного Женю на себя с его же подобием «ок» с правой руки. Но и только лишь – на первый взгляд. На второй же – это явно была если и не его самого, то и чья-то же филейная часть. В которую разве что и только пока не направлялся его же левый сейчас поднятый вверх большой палец. Явно же и так же не знача для них же все троих: «класс». Разве что и коррекции да и уже группа, куда если же и не они с Егором, обойдясь все той же малой кровью и навыпуск, то и она все так же ведь направится и к таким же ведь сговорщикам, что пусть и устраивали еще не там и не такое же, где она только и сейчас устроила, но и до сих пор же устраивает и в виде же все такого же эпика да и все на той же непарковке двора университета. Содом же и Гоморра да и на своем еще том веку такого явно же не представляли, что они же тут все разом и как раз таки представляли. Прям же почти что еще и под окнами же у самой администрации. Которая если же еще и не чавкала попкорном, запивая все же это недело колой. То и точно уже курила нервно в сторонке. Да и уже непосредственно в самом же этом дворе. Поближе, так сказать, к сцене. Да еще и в отдельной для этого курилке-партере. Променяв ложу. Но и все еще совмещая же таким образом полезное с приятным. А затем приметила еще и пока легкий румянец Карины, отвлекаемой так же бесподобно, как и бесплодно Никитой на чьих же ногах и рядом же уже с кеми, собственно, все это действо здесь и сейчас происходило. И, поглубже вдохнув ее уже и горящий вместе с кастрюлей же сахар, выдохнула через нос и сцепленные же зубы уже и чистый воздух, тут же попытавшись, как и тот еще ионизатор, и охладить сим пространство не только меж ней и Егором и рядом, но и вокруг, прибрав же еще при этом и лишние разряды тока уже и между ними двоими. В который уже раз да и за этот день путаясь и тут же пугаясь этого полного отсутствия всего и всех – рядом с ним. Когда будто и весь фон враз замирает, размывается или вовсе же чернеет и посередине него остается одно лишь светлое пятно. И в нем же – лишь двое. И больше – ничего и никого. Да и ведь ничто, никто более-то уже и не нужно, не нужен. И не интересует же так же уже ни то, ни другое от слова: совершенно. Вот – что страшно-то! Но и одновременно же так до шума тараканов в голове, пожара чертиков и демонов, дьявола в глазах и полета бабочек в животе у собственных же плантаций сирени при одной же лишь пещере в скале с таким же драконом и как никогда же и ни с кем с божьим промыслом в легких красиво и прекрасно. Совершенно!
– И кто в этом виноват? – Фраза-вопрос и в ответ же ему вышла из нее вновь куда жестче и грубей, чем планировалось. И она уже почти была так же готова продолжить его, дополнить и пояснить. Может, даже уже и попросить прощения. Ведь и явно же уже и будучи здесь и сейчас, с ним, можно же и сказать, что и как раз таки наконец наедине не хотела да и не думала же даже изначально перекладывать всю ответственность за нее, него и них на него же одного. Вроде и того, что: «может быть, именно в этом и проблема?» в ответ же все и на его же желание защитить ее, продиктованное затем еще ко всему же и первым же его признанием ей. Обвинив же тем самым еще не только же само чувство его к ней, но еще и его же самого: за то и другое. И надо ж было так опростоволоситься на не старости-то еще лет, пойдя на поводу у так ненавистного же ей самой единственного человеческого дневника среди же не таких остальных и с одной же лишь единственной, единой цитатой подо все, всех и ко всему: «я не знаю, что я чувствую». С продолжением же уже от себя: «а вот раз ты и знаешь – ты и виноват». Что за нее-себя, что и за того парня. А ведь и всегда, как и та же все баба-яга была против, стояла и продолжала же стоять, отстаивая то, что отношения, какими бы они ни были – были обоюдным договором и таким же согласием-соглашением лишь и только двоих. Без односторонне-третьего вмешательства и изменения! Но ведь он и так и без этого же все это и по ней же прекрасно понял. Как и помнил же, зная ранее. Где-то еще и дополнив при этом сейчас, утвердившись же еще и за счет же и начавшего тут же, как и только слова же слетели, подрагивать в своей же свободе и свежести, так еще же и морозности озона. Как и мечущихся по его все лицу карих глаз, особо задерживаясь на его же уже глазах как вместе, так и порознь. Переходя от одного к другому. И обратно. Ища же лишь один его намек на ее же последующее отступление. Который он ей не дал, а скорее даже, наоборот, еще и помог, как и она же ему сама еще сегодня не помогала – но хотя бы и правильно умела распознавать знаки, как и читать же меж строк. Уже неплохо. – Лучше спроси: «что с этим делать?».
– И что же?
Усмехнувшись от таких ее очередных же в него самого стрел, но уже и не от перевода темы, а от вопроса же на вопрос, находясь все еще в одной Егор лишь мельком отвел от нее глаза. Почти и незаметно – так быстро. Но оттого и почти, что и слишком резко. Особенно же и для той, что только так же все почти и делала в отношении же все него, так еще и сейчас же так же почти что и лежала под ним. И единственное же, что и пока же могла рассмотреть и за чем могла следить в принципе, как и особо тщательно, так это за его же все и раз от разу меняющейся мимикой. И поймала же его здесь и с ней, в этом же конкретном моменте за тем, к своему же и прямо-таки безмерному удивлению, за чем и не рассчитывала вообще – за подглядыванием. Буквально! И пусть же и совсем недолгим. Но! С такой явной же еще и завистью, почти и ревностью к тому, не принципиально же и лично, а скорее же даже в общем и именно к тому, что видел. Что сначала же и не сдержала такого же удивленного вдоха, а затем и предательского легко, но и не менее же громкого смешка на выдохе! И дернул же ее опять кто-то из рогатых блеснуть умом, которого, видимо, все-таки и нет, как и глазами же, которых скоро точно так же и вслед же не будет, судя же и опять-таки по тому же все потемневшему синему взгляду напротив, обращенному теперь ровно и прямо в них, подумав вдруг о вуайеризме. Но и что ни делатся же – все к лучшему. Вот и пришел же таким образом, собственно, и сам же момент ей просить прощения. Да и как же еще говорится: «лучше поздно, чем никогда». Хоть и не бывает же рано, как и поздно и бывает же только в свое время. Но и если же еще и там, чуть ранее и при первом же еще ее ответе-вопросе ему еще было рано. То уже здесь и сейчас могло быть и в принципе уже поздно. Судя же и опять-таки еще и по тому, как ее, почти что и сбивая же с ног, обдало его морским же все прибоем с пеной. А это ведь еще она не стояла на берегу. Напротив проходящего же мимо нее теплохода с музыкой и без ведра с хоть чем-то уже и из того же все их бара. Не махала же им и им. Зато – и одна, да. Да и на той же самой все, почти и в девять же этажей скале у леса. Боясь лишь единожды и, прямо-таки и спотыкнувшись, все же шагнуть вперед и сразу же утонуть. Так еще и, так же оступившись, отступить назад – напороться. А больше ведь и некуда. Шаг влево же, шаг вправо – расстрел уже лично и им самим. Севшим же сейчас уже и перед ней самой ровно и так же устремившим свой сразу же похолодевший твердый взгляд, заблаговременно отведя его от нее же, но и в ее же все до этого сторону. Так и ушел до конца и с ее же все концами теплоход. А пить-то все хотелось. Но и что бы он мог ей сейчас и в таком же еще своем состоянии не стояния еще предложить: как минимум – дегтярную смолу и забродивший березовый сок с таким же кленовым сиропом, а и как максимум – за ними же самой пойти. В ответ же еще таким вот образом на ее же ему прошлое собственное направление и придание скорости. И, так ведь и не выбрав вновь из двух зол, как и не найдя же будучи все еще сейчас и здесь, со всеми и с ним же самим, в своем же еще и положении не положении ничего лучше, как и сделать же то же самое, что и он, она почти что и села же уже подле него. Как и тут же ведь вспомнила про свои же все ноги и саму же на них обувь. И только же вновь хотела было сойти с капота и полностью же встать, чтобы хотя бы и нормально разуться. Но и то ли же так же вновь думала слишком громко. То ли и уже так же негодующе ко всему же кряхтела, пытаясь сначала сесть и не упасть в этой же и что ни на есть кожаной смирительной рубашке, а после еще и что-то придумать с ногами: облокачиваться ими уже на машину или нет и на весу подержать. Но Егор ее вновь же и в этом опять опередил. И просто закинул ее ноги на свои. Вновь будоража же ее тем самым как внешне, так и внутренне. Вместе и со всей же ее прошлой гаммой-базой воспоминаний. Только и с одним же лишь пока еще уточнением – убрав свои руки с нее и них почти тут же и за себя, по обе же стороны от и на капот. Все же обиделся.
– Я знаю, что ты не вуайерист… – начала быстро говорить София и все равно же запнулась, буквально и спотыкнулась о два синих блюдца вновь обращенных к ней как географическая карта с Восточным и Западным полушариями какой-нибудь планеты да и даже самой Земли. Только и без материков – с одной лишь водой. И с темным же глубоким центром-дном в каждом – зрачком. – Я над этим посмеялась… сама пошутила – сама и… а и не над тем, что ты и… хочешь как они!
– Ты просто не перестаешь меня удивлять… Но спасибо, что хоть и в этот раз без вопроса – в ответ! – Хмыкнул Егор и, вновь опустив и потупив свой взгляд в ее сомкнутые, хоть и продолжающие дербанить друг друга пальцы, слегка покачал головой из стороны в сторону. – Пусть и вновь же без особой уверенности в правильности своего же предположения на счет меня… «Правильного» же, как ни крути!
– Почему? – Склонила голову к своему правому плечу брюнетка и тут же с досадой прикусила еще и нижнюю губу.
– Что: «почему»? – Глубоко вздохнул и почти так же, хоть уже и чуть тяжко выдохнул он. И чуть растрепал правой рукой свои же короткие светлые пряди, загоняя их как стадо белых лошадей обратно в загон – в сторону затылка и к макушке, продолжая упираться-опираться левой в капот. – Почему «они»: Карина и Никита? Или почему я, а не «он» – Влад? Или… «кто» там еще!
– Почему не «ты»? И именно же «так», как и хочешь того только ты!
– А ты?
– А «я-то» тут?.. – Начала было опять и о том же все, по и от дурости же своей, конечно, в желании всегда быть и не на все же сто серьезной София, но и тут же, поняв и приняв это, прикусила язык. Выдавая тут же в себе и себя дробью столп пощечин и затрещин. Только и заметив же вновь его напрягшуюся и сжавшуюся, будто уже и готовую к броску и, несомненно, на поражение позу. Что ж, его тоже можно было и уже понять – он тоже уже устал от этих своих бегов от нее, ее встречной же беготни от него и от их в общей же сумме «кошек-мышек» на и от двоих же все как еще и себя. – Кхм… Прости. Не то хотела сказать… Я тоже «тут при чем», конечно, как и ты. Просто… Если ты о том сейчас, о чем и Женя же был чуть ранее, что и мне выбирать… Да, конечно! Но и чтобы выбирать, как и выбрать… надо ведь узнать, понять: как и что. Кто! А я ведь… не знаю. Ни в сравнении, ни… Никак! Что с Владом, что и…
– «Что»?.. – Хмыкнул Егор и пренебрежительно цокнул. – Только не говори мне, «что» это был как раз и именно тот парень, что все свое… да и всего же себя… вложил в розы… А ты же и все так же – именно та, «кто» его отвергла, не приняв сей… до одури же «пошлый» сейчас… презент!
– «Миллион алых роз»? – Улыбнулась, но и как-то грустно же все, ведь и уголками же вниз девушка. И опустила взгляд на свои же теперь ноги, сжимая и ими же уже онемевшие от до этого и без остановки сгибаний-разгибаний пальцы рук. – Красивая история… «Историей» и осталась. Собственно, как и почти что… «сказкой». На грани. Я же так и не увидела, не видела ни одной из них… Равно как из этого самого и сам же букет в принципе… Да и так же ведь не знаю – от него ли он… точно! Ну а то, что в медведе… уже сухие лепестки. Высушенные даже… и будто бы… специально. Да и он же через Розу еще его передал как бы… со словами: «Вроде и спать крепко помогает… Без кошмаров». Ну и пока вот, до сегодняшнего же дня – действительно помогал… – и вроде бы уже чуть приподняла уголки губ, но и тут же ведь опечаленно выдохнула. – Хотя, и судя же опять же по сегодняшним… всем и всех, со всеми же… разговорам, не только и как сами же по себе. Как и не от себя же еще завися… Как и я же уже сама. А я ведь предполагала! Думала, что что-то такое и… есть. Подтверждений же этому только не находила… А тут же, и вот оно как, оказывается, еще же бывает… И к тому же еще, что «в расставании всегда виноваты двое: он и его мать» вдруг неожиданно может приписаться: «…и твоя же, то бишь – и моя немать». Что ж… Но и сам бы он вряд ли такое придумал, я думаю. Да и мы же не общаемся уже… почти. Как окончательно же спустилась сюда, так и… все! Основное же. Иногда же лишь видимся… так… между прочим. И разве что по моей редкой, но и меткой все инициативе… Не на той мы ноте расстались и закончили, чтобы иметь что-то кроме… И как-то же еще это все иначе.