Поезд идет на восток

5. За нашу победу!

В один из дней, как и договорились, я позвонил своим попутчицам по оставленному ими телефону. Они после долгой дороги перед тем, как отправиться в свою провинцию, на некоторое время остановились отдохнуть в Пекине. Женщины стали живо интересоваться моими условиями проживания, расстроились моим неудачам при получении места в общежитии, особенно трогательно расспрашивали, сыт ли я. Потом я понял, что это элемент вежливости в Китае всегда при общении со всеми. Еда – это основа жизни в Китае. Посоветовали на следующий день найти подругу старой китаянки, покойный муж которой был ранее профессором, деканом одного из факультетов этого университета, а сама она и сейчас должна была работать в Пекинском университете. Они объяснили, что в Китае почти все вопросы решаются по знакомству и очень трудно добиться чего-либо без протекции. После этого я почти без проблем нашел нужного мне человека, и очень обрадовал старушку посланием от подруги ее шанхайской юности. Она рассказала, что два ее сына уже работают в Америке, а один пока с ней и тоже работает в этом университете. Тут же состоялся телефонный разговор между этими женщинами, во время которого они договорились о встрече, и меня пригласили там присутствовать.

Прием проходил «по высшему разряду» китайского гостеприимства. Сначала старушка зашла по пути с работы за мной, а уж потом мы пришли домой к бывшему декану факультета, семья которого продолжала жить в обычном панельном доме, принадлежавшем университету. Сначала загрохотала железная защитная дверь-решетка, которыми, как я успел заметить, здесь закрыты буквально все квартиры, а потом уже обычная деревянная дверь. Войдя в квартиру, мы сразу же очутились в большом холле, который в Китае обычно одновременно служит и гостиной, а уж такие буржуазные мелочи, как прихожая, вообще просто ни к чему. Три другие комнаты служат спальнями. Небольшой санузел и крохотная, именно крохотная, кухонька, в которой едва поместилась маленькая газовая плита, небольшая мойка и с большим трудом может стоять один человек. Мрак! Но отсюда выходит дверь на небольшой балкончик-подсобку, раньше служивший холодильником. Сейчас же большой холодильник занимал достойное место едва ли не посреди зала-гостиной.

Пока сын (!) управлялся на кухне, хозяйка предложила нам фрукты (груши, дыню, виноград), беседовала с нами, вернее со своими друзьями, потому что понять, что они говорят, для меня было совершенно безнадежным делом, поэтому мое участие в разговоре было весьма условным: Гань Дэмин переводила для меня с китайского на китайский. Я был весьма удивлен, когда мне предложили большую чайную чашку крепкого кофе. Уже потом я понял, что в данном случае соединилась китайская традиция встречать гостей предложением выпить чаю с одной стороны и с другой стороны – желание использовать традицию всех иностранцев, по их понятиям, пить кофе. Сами китайцы кофе в то время еще почти не пили.

Раскладной круглый стол сын быстро поставил посреди этого зала-прихожей-гостиной и стал также быстро метать на стол тарелки с едой: мелко порубленная говядина с овощами, жареная капуста, жареный арахис. Русский, по их понятиям, салат, который даже называется не собственно китайским, а заимствованным словом «сала», был приготовлен специально для русского гостя, только вместо яблок в нем были кусочки дыни. На столе стояла тарелка с кусочками какого-то душистого нежно-зеленого растения, которого я вообще никогда не видывал, а оказалось, что это сельдерей. После этого последовали горячие блюда. Специально для гостя была открыта бутылка пива, больше к пиву никто не притронулся, пили только воду. Ну, а в конце обеда, как положено, чашка вареного риса совсем без ничего. Принесенный мною торт остался по совершенно непонятным причинам невостребованным. Более того, Гань Дэмин укоряла меня в том, что я бесполезно трачу деньги. Но тем не менее встреча прошла в очень теплой дружеской обстановке. Не знаю, чем мне могла помочь эта встреча, но по словам все той же рассудительной Гань Дэмин, мне полезно знакомиться с жизнью китайцев разного социального положения вживую. Трудно что-либо возразить против такого разумного совета.

Только потом я узнал, насколько необычным был этот прием. В Китае редко приглашают гостей к себе в дом, разве что только близких родственников и то не всегда. Чаще всего гости, даже родственники останавливаются в гостиницах, а прием гостей происходит в ресторане или какой-либо харчевне, дороговизна блюд которого зависит от состоятельности принимающей стороны.

Еще один китайский прием уже в другом месте и уже по правильной схеме состоялся где-то через месяц, когда я немного освоился и собирался найти хоть какую-либо временную работу. Я позвонил по телефону, который получил в России при весьма странных обстоятельствах в вагоне поезда еще тогда, когда я только замыслил поездку в Китай. Однажды во время зимних каникул я ехал с сыновьями на мою малую родину. Стоя вечером у окна вагона в коридоре, я случайно услышал китайскую речь. Говорили в соседнем купе. Вскоре оттуда вышел мужчина-китаец и проследовал в конец вагона. Меня как китаиста, естественно, распирало любопытство и желание познакомиться. Когда я попытался заговорить с этим мужчиной по-китайски, реакция была поразительная: он сначала опешил от неожиданности и едва не уронил туалетные принадлежности, которые держал в руках, и лишь через некоторое время смог заговорить. Вероятнее всего он решил, что это работа вездесущего КГБ и за ними установлена слежка. Он сразу же сообщил о нашем знакомстве своим попутчикам, и через некоторое время они уже пригласили меня в свое купе. Это были профессора из Пекинского технологического института, которые приезжали в Ленинград, а после окончания переговоров отправились в путешествие по стране. Мне как раз были необходимы знакомства и связи в Пекине, поэтому в конце беседы мы обменялись телефонами, и я пообещал по прибытии в Пекин позвонить им.

Профессор Юн вспомнил меня довольно быстро и после небольшого разговора мы договорились встретиться. Спустя несколько дней я был уже у него в институте, и он представил меня чуть ли не всему составу института, включая уже знакомых мне бывших попутчиков. Как я потом понял, это нужно было ему, для того чтобы самому не засветиться в связях с иностранцами. После этого мы побывали в его лаборатории, где процедура знакомства продолжилась. Затем пришла его жена. Хозяева опять предложили гостю кофе, а затем повели в местный ресторанчик. Мы сидели в отдельном кабинете и постигали разнообразие китайских блюд, которые мне по ходу дела представляли. Профессор Юн исписал всю салфетку какими-то таинственными и в то время не всегда мне понятными иероглифами (какие-то блюда с креветками и кальмарами, с медузами и т.д.), а также яичница, пельмени, салат, мясо. Хозяева сели с двух сторон и усиленно пытались все это впихнуть в меня под единственную бутылку пива. В общем, как я ни сопротивлялся, гостеприимство было продемонстрировано на высшем уровне, но по чеку, который он выписал, отойдя к стойке кассира, я понял, что за это гостеприимство будет расплачиваться их институт по статье «Прием иностранных гостей».

Разговаривали, как всегда, обо всем и ни о чем: о семьях, о развале Советского Союза (китайцев особенно интересует, кто виноват), о событиях в России (эти темы не перестают оставаться главными в разговорах с русскими, особенно если разговор ведется лицами старшего поколения).

Говорили и о том, как живут люди в России и в Китае в это непростое время перемен. При этом мои собеседники употребили до сих пор незнакомое мне слово «байсин» (сто фамилий), которое оказалось незнакомым мне ранее разговорным синонимом слова «народ». Сам перевод звучал как «сотня фамилий», то есть в Китае действительно ограниченное количество фамильных иероглифов. Правда, для выказывания некоторого уважения к этому самому народу с сотней фамилий добавляют еще уважительный иероглиф, и получается «лаобайсин». Уяснив это понятие, я с жаром стал рассказывать о том, как живут люди в России, старательно подчеркивая тот факт, что мы с вами, дескать, тоже являемся этим самым народом. Мои собеседники почему-то меня в этом не поддержали. И только через несколько лет я понял, что «лаобайсин» в их понимании был лишь синонимом слова «простолюдин», а они в профессорском звании таковыми себя никак не считали. В то время мне казалось, что «мы с ними одной крови», выходцы из «социалистической шинели», но для китайцев высокие идеи «равенства и братства», как оказалось, оставались пустыми фразами, а свой родной китайский менталитет, взращиваемый тысячелетиями, был все-таки значительно сильнее. А по этому менталитету получалось, что любой ученый, в смысле образованный человек, а тем более профессор уже выходил далеко за рамки этих «ста фамилий» простолюдинов, даже если у него по-прежнему фамилия была одной из этих ста.

В конце разговора удалось перевести беседу на интересующую меня тему поиска подработки в свободное время. Я понимал, что без дополнительной подработки, без дополнительно заработанных средств, мне будет трудно и прожить этот год, и привезти подарки родным, и попытаться привезти с собой хоть что-нибудь из того, что так было мило сердцу китаиста. Но, по их словам, стало ясно, что больше всего в Китае интересуются естествоведами, технарями, а не языковедами. У комитета по образованию лимит на лириков уже исчерпан.

Прошел уже месяц моего пребывания в Пекине, а работы все так и не было. «Ведь какой хороший для Китая специалист пропадает. Вот одумаются, а уже поздно будет», – с безнадежным высокомерием думал я.

7 ноября, в очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, я проснулся необычно рано, как всегда в этот день. Но если раньше не обращал на это внимания, то сегодня было как-то горько по чему-то утраченному и очень дорогому. Нет, я уже не думал о таких высоких категориях, как коммунизм или социализм, как великая советская держава. Я просто вспоминал, как проходил этот праздник в течение всей моей жизни. Вспомнилось приподнятое праздничное настроение с самого раннего утра, где бы я ни находился. Конечно, это было немного другое настроение, чем в новогодние дни. Конечно, на настроение влияла общая обстановка в стране, старательно создаваемая средствами массовой агитации и пропаганды, всеми подготовительными мероприятиями в учреждениях и на предприятиях, но все-таки был и особый настрой, подъем настроения у самих людей, независимо от политических или других мероприятий, которые часто действительно носили подневольный характер. И все же это был праздник. Осенний праздник. В первые морозы, а случалось, даже и в метель. Покрытые первым ледком лужи, иней на земле. Холодный свежий воздух приятно бодрил. Приятным было ожидание прихода гостей, когда маленьким мальчиком я старался первым встретить их на улице. Чуть позже это был ранний подъем в суворовском училище в Ленинграде, сосредоточенная суета подготовки к построению на парад, когда даже не нужны были окрики командиров, каждый твердо знал, куда идти и что делать. И пьянящая расслабуха после парада.

Потом были праздничные загулы во время учебы в Москве, когда использовался каждый свободный день для активного молодежного отдыха. Не менее интересно проходили праздничные вечера и позже, уже в других городах, в которых приходилось служить. Теперь же все было в прошлом, как на известной картине художника Максимова.

– Неужели же действительно так, как у этих старух? – вопрошал я сам себя. И сам же отвечал себе:

– А чем ты собственно лучше?

Да ладно, Бог с ним, со своим прошлым. Но ведь и событие Великой Русской революции в истории не только России, но и всего мира довольно значительное, без которого не могло быть настоящего. Это событие изменило ход истории не только нашей страны, но и всего мира, изменило характер отношений как между странами, так и между народами, между нациями, способствовало развитию экономической жизни всего мира, способствовало освобождению одних, улучшению жизни других. Конечно, что-то можно было сделать иначе, но история не любит сослагательного наклонения. Как было, так уж было, и ничего уже не изменишь, но надо бы помнить и об этом, ведь без прошлого не бывает будущего, а тем более настоящего, как можно этого не понимать.

В якобы «социалистическом» Китае, к сожалению, тоже ничто не напоминало об этом событии, которое в истории Китая сыграло немаловажную роль, но об этом сейчас предпочитают молчать. Скорее всего, чтобы не раздражать тех, которые заставили замолчать саму Россию. Стоило ли удивляться этому, если даже по "Радио России", которое я попытался поймать, в это время передавали какую-то чушь, как в обычный будничный день. Все же китайское радио в этом отношении оказалось чуточку честнее, ведь шла передача о Чайковском, день рождения которого отмечался в эти дни. Послушал знакомые мелодии. Но на душе не стало лучше.

Положение дел с поисками подработки не улучшалось, а ведь я приехал в Китай не только для стажировки. Приволок с собой кучу разных бумаг, разных писем к разным людям, визитных карточек и благих намерений, но сколько ни стараюсь, все прожекты постепенно отметаются, получатели писем уходят, мило улыбаясь и обещая подумать, но воз и ныне там – никакой работы не найти.

Подумал-подумал, потом вспомнил, как проводил мифический Максим Максимыч Исаев этот знаменательный день на чужбине… Достал привезенную с собой бутылку водки, нарезал хохляцкого сала, подаренного мне в дорогу моим соседом по дому в селе, с которым мы в бытность выпили немало горилки, и …За нашу победу!

6. Достопримечательности Пекина.

Пекин в 90-е годы даже в центре выглядел средним европейским городом – были широко распространены многоэтажки еще советского образа и подобия, такие как гостиница «Пекин» или великолепной красоты «Центр культуры народов Китая». Большая же часть территории города представляла собой одноэтажные густозаселенные районы с бесчисленным «хутунами», то есть узкими улочками, по которым можно было проехать разве что только рикшам. Но открытая экономическая политика уже привела к тому, что постепенно с помощью иностранного капитала стали строить высотные дома из стекла и бетона. Это в основном были богатые гостиницы и богатые же магазины, выделявшиеся среди одноэтажных трущоб. В эти магазины можно было ходить, как на экскурсии, потому что там было много интересных вещей, импортной одежды и обуви, но все это великолепие было явно не по карману большинству простых граждан Китая. Я любовался традиционными китайскими изделиями из шелка, кожи, фарфора, керамики, нефрита, жемчуга, с интересом смотрел на лаковые миниатюры, изделия из черного дерева. Мебель инкрустированная – глаз не оторвать. Шелк переливается всеми цветами радуги. Очень много хорошей литературы, о которой я мог только мечтать.

Время от времени университет устраивал для иностранных студентов экскурсии по достопримечательным местам города. Тогда же я понял, как непросто ощущать себя в шкуре иностранного туриста, на которого с интересом смотрел в своих городах, но не подозревал, что буду выглядеть таким же в глазах представителей другого народа.

Так уж получилось, что первой такой экскурсией была поездка в парк Храма Неба. Нас доставили туда на автобусах, вручили билеты и попросили вернуться к автобусам вовремя. Храм Неба, судя по всему, не имеет никакого отношения к небу, поэтому сам перевод мне представляется неверным. Нет смысла выяснять, чья это ошибка, китайского ли переводчика или русского, но заметно, что это название стоит парой к другому храму, Храму Земли, находившемуся раньше в северной части Пекина. Существовала раньше также и еще одна пара храмов: Храм Солнца на востоке Пекина и Храм Луны на западе города. Этот же храм вполне можно было бы назвать Храмом Бога (в китайском языке иероглиф «небо» имеет оба значения), поскольку именно этот храм являлся местом поклонения Богам в фактически языческом Китае.

Вообще-то считается, что Китай относится к странам, где преобладающей религией является буддизм, который был заимствован Китаем менее тысячелетия назад из Индии, но при ближайшем рассмотрении все не так просто. В Китае вообще нет индуизма, который распространен в Индии, а ламаизм распространен лишь в отдельных западных районах или кое-где по основной территории Китая. Те изображения Будд, которые находятся в китайских храмах, не очень похожи на таковые в Тибете, а тем более в Индии. Более того, монахи тоже имеют существенные отличия, тем более, что наряду с буддистскими монахами, прекрасно уживаются монахи-даосы и конфуцианцы со своими храмами, со своими святыми и со своими теориями.

В храме неба со своими студентами      

 На Великой китайской стене

Фото из личного архива автора

Следует также знать о широком распространении христианства во многих местах страны, так духовником одной из первых императриц Цинской династии Китая и ее сына, а значит императора, был христианин. Как и когда удалось католическому миссионеру убедить этих людей в правоте христианства, история умалчивает, но даже это не заставило этих людей рубить головы своим монахам, выбрасывать из храмов изображения будд. Скорее всего, их собственные храмы оставались даже в императорском дворце, что не мешало императрице молиться двум, если не трем богам. Кто-то из императоров посещал ламаистский храм, кто-то строил даосский храм, а кто-то ездил в христианскую церковь. А все вместе почитали конфуцианское учение и по сути оставались приверженцами своих языческих представлений.

Так и Храм Неба выглядит скорее средневековым языческим капищем, чем божественным храмом, поскольку именно сюда приезжал властитель страны со своей многочисленной свитой, чтобы помолиться всем богам о хорошем урожае, о хорошей погоде и совершить в связи с этим жертвоприношение, то есть на специально установленном месте принести в жертву тельца, который по индийским религиозным традициям является священным животным и не подлежит насилию. О языческом характере китайских императоров, а, следовательно, и всего народа, говорят и таблички Богов Солнца и Луны, богов Туч, Дождя, Ветра и Грозы, находящиеся при этом Храме.

Храм был только что замечательно отреставрирован и сверкал глазурованной синевой своего купола. А на всей территории окружающего храм парка поддерживалась необычная чистота и порядок. Это выглядело очень контрастно по сравнению с другими местами города. Но это неудивительно, ведь вход в парки города, причем не только в музейные, платный, поэтому есть возможность содержать штат работников парков для ухода за ними.

Тяньаньмэнь, то есть «Ворота небесного спокойствия», куда нас привезли в другой раз, производит грандиозное впечатление огромной площадью, раскинувшейся перед воротами, ведь она является самой большой площадью в мире, а также размахом трибун и особенно высотой главных ворот, где собственно во время торжеств находятся руководители Китая. Можно сказать, парят над толпами масс трудящихся. Наш Мавзолей, выполнявший до недавнего времени такую же роль, все же выглядит намного проще и демократичнее, да и кремлевские стены с башнями и звездами все же смотрятся красивее, но о вкусах не спорят.

Здесь императорского дворца совсем не видно, он находится далеко за воротами Небесного спокойствия (Тяньаньмэнь). В центре стены по-прежнему красуется большой портрет «великого кормчего», ошибки которого старательно забываются, а в заслуги которому возводится ни много ни мало как создание КНР. Активно бытует песня, слова которой меня очень раздражают: «Если бы не компартия, то не было бы нового Китая». В свою очередь я переделываю ее так: «Если бы не было СССР, то не было бы и нового Китая». По обе стороны ворот огромными иероглифами красуются лозунги «Да здравствует Китайская Народная Республика» и «Да здравствует солидарность народов мира». Никакого тебе привычного для всех коммунистов мира «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», что уже сразу поколебало мои ожидания увидеть социализм в Китае, в дальнейшем же я убедился окончательно, что никакого социализма здесь даже и не ночевало ни-ког-да. Были лишь некоторые совершенно дичайшие деяния одной партии с авантюристом во главе, которая по недоразумению называлась «коммунистической», с целью укрепить свою власть, имея могучую поддержку со стороны Советского Союза.

Людей на площади в субботний день было довольно много. Хотя, когда и где в Китае бывает мало народа? Как и на Красной площади в Москве, большинство, похоже, приезжие. Много детей, но приводят под руки даже совсем дряхлых стариков (как в Мекку). Люди, как муравьи, мельтешат туда-сюда без всякой цели, потому что в принципе любоваться почти нечем, и чувствуешь себя на этой огромной площади совершенно маленьким, потерянным и очень никчемным. Именно этого эффекта и добивались архитекторы этого комплекса, чтобы прибывающие на аудиенцию к императору люди оказывались песчинками на этом огромном пустом пространстве.

Прямо перед центральными трибунами установлена высокая мачта, на которой каждое утро с восходом солнца, взвод роты почетного караула водружает государственный флаг. Своеобразный «Пост номер 1». Чуть дальше, в центре площади Памятник народным героям, погибшим в годы гражданской войны против Гоминьдана. Памятник этот условный, потому что при взятии Пекина войсками КПК никакого сражения не было, город прежние власти сдали без боя. Поэтому никаких жертв не было и хоронить, как это сделали в Москве на Красной площади, тоже было некого. Но на памятнике посредственного качества горельефы героического пафоса в духе «рабочих с молотками, крестьян со снопами и пионеров с поднятыми для салюта руками», которыми были украшены наши парки культуры и дома пионеров в 50-60-е годы. У посещающих площадь людей такого пафоса в отношении этого памятника, как например, у вечного огня Могилы Неизвестного солдата в Александровском парке в Москве, совсем незаметно, хотя живые «пионеры», как и положено, в праздничные дни стоят в почетном карауле вместе с солдатами. Следует объяснить, почему слово пионеры взяты в кавычки. Дело в том, что китайские «пионеры» не имеют ничего общего с той детской пионерской организацией, которая некогда бытовала в Советском Союзе. Да у детей начальной школы с 1 по 6 класс на шее есть красный галстук по образу и подобию советского, но никаких других пионерских атрибутов и ритуалов у китайской «пионерии» нет. Просто, как только ребенок приходит в первый класс, ему повязывают пионерский галстук, скорее лишь как признак того, что он стал школьником. Сам факт наличия красного галстука был привезен из Советского Союза, где воспитывались дети вождей китайских революционеров всех мастей от Чан Кайши до Мао Цзэдуна, поэтому такие галстуки носят даже школьники на капиталистическом Тайване. Но ни те, ни другие не заморачиваются на идеологическую сущность этого явления.

Еще одной из особенностей площади и всех ее строений является большое количество военизированной охраны, как вытянувшейся на отдельных постах, так и свободно патрулирующей по разным направлениям, заметны и сотрудники в штатском. Блюдут порядок. В отличие от других мест Пекина здесь очень чисто, и даже есть урны.

С южной стороны площади сверкает мраморной белизной, великолепно построенный Дворец памяти Мао Цзэдуна, предусмотрительно обнесенный металлической оградой на достаточном расстоянии, видимо, для того чтобы нельзя было ничем добросить. Это уже не скромная усыпальница, каковой является Мавзолей на Красной площади в Москве, а настоящий Дворец.

      Фото из открытого интернета

Очередной экскурсией, организованной университетом, была поездка в Гугун – древний императорский дворец Минской и Цинской династий, двух последних императорских династий, основную часть которого, похоже, отреставрировали совсем недавно. И хотя день был явно не экскурсионный, моросил даже мелкий дождик, впечатления остались хорошие. Дворец, как и предваряющая его площадь Тяньаньмэнь, дублированная затем перед воротами Умэнь, поражает своей обширностью. Сам дворец полностью изолирован, поэтому одно из его названий Запретный город, ведь на территории этого города целые кварталы разных дворцовых строений. Есть входы с четырех сторон, но сейчас открыты для посетителей только южный (главный) и северный входы.

Здания дворца богато отделаны все в том же национальном стиле: красные столбы и стены, поэтому, видимо, еще одно название дворца – Пурпурный город. Изогнутые четырехскатные крыши покрыты черепицей оранжево-золотистого цвета. Других строений с таким оттенком черепицы в Китае быть не должно, поскольку это привилегия только императорских зданий. И стилем, и оформлением этот дворец кардинально отличается от императорских дворцов не только западных стран, но и России. Фактически же, он ни в какое сравнение не идет не только с Зимним дворцом, но и с собственно царскими палатами Московского Кремля, которые были построены примерно в то же время, но все же выполнены в стиле архитектуры европейской ориентации значительно красивее и богаче. О чем говорить, если во всех помещениях этого так называемого дворца каменно-бетонные полы, а стеклянные окна сделаны только с приходом иностранцев, до этого все дворцовые помещения обходились без стекол, окошки заклеивали бумагой. Большая часть дворцовых помещений, по мнению многих иностранцев, производит впечатление огромных полупустых сараев. Но в этом собственно и заключается разница культур, обычаев и условий жизни в разных странах. Императорский запретный город фактически дублирует обычный китайский жилой дом, только увеличенный в огромном масштабе.

Всем туристам особенно нравится внутренний дворик, расположенный в самой северной, отдаленной от деловых зданий, части территории дворца. Здесь на небольшой площади много экзотических деревьев, кустарников, красивые беседки, искусственные водоемы, камни причудливой формы, привезенные из разных концов страны, а также искусственные горки с многочисленными ходами, гротами и беседкой на самом верху. Очень живо представляешь себе, как здесь резвились дети императоров.

В западной части восстановлены жилые помещения последних императоров, их многочисленных жен и наложниц. Нельзя сказать, что они блещут особой красотой, скорее просто отличаются более богатым убранством по сравнению с другими домами жителей китайской столицы. Но становится немного не по себе, когда остаешься в каком-то дворике или коридоре в одиночестве. Сразу же представляешь себе, какие страсти кипели здесь еще относительно не так давно. Такого чувства мне не приходилось испытывать, бывая в Зимнем дворце, возможно, потому что фактически тот дворец давно превращен в Эрмитаж и воспринимается просто как картинная галерея, а здесь действительно жилые дома, комнаты с нехитрой мебелью, кровати с пологами, которые невозможно даже назвать альковами, хотя они и принадлежат к таковым по своему назначению. Но еще страшнее становится в абсолютно пустых молчаливых проходах-колодцах, ограниченных со всех сторон высокими мрачными стенами. Так и кажется, что сейчас откуда-нибудь выскочит подосланный убийца и воткнет тебе в спину нож или распластает мечом, подобным тем бутафорным, которые продаются здесь в каждом сувенирном киоске.

Фото из личного архива автора

Особой популярностью среди посетителей Запретного города пользуется колодец, в котором Цыси приказала утопить свою невестку перед входом в Пекин английской армии. Формальным поводом для этого стало опасение, что она может попасть в руки вражеских солдат, но ведь ее можно было прихватить с собой туда же, куда убегал весь императорский двор.

Реальной же причиной этой жестокой трагедии стало то, что молодая женщина, ставшая женой императора-марионетки, неосторожно проронила где-то слова о своем величии императрицы, что не понравилось Цыси, которая, обладая реальной императорской властью, формально в сан императрицы все-таки введена не была, а, оставаясь императорской наложницей, была лишь опекуншей при малолетнем императоре.

Великая китайская стена, куда нас привезли на очередную экскурсию, является местом поклонения всех без исключения иностранных туристов.

Фото из личного архива автора

Это, конечно, грандиозное свидетельство величайшего китайского упорства, величайшего трудолюбия, но и …величайшей глупости. Потому как считается почему-то сооружением оборонительного типа, но даже невооруженным взглядом видно, что в военном отношении она была совершенно бесполезна даже в те времена. Какому военачальнику понадобилось бы строить оборонительные сооружения на склонах труднопроходимых гор? Достаточно было построить таковые по ущельям, где противник мог реально пройти и где войска хоть какое-то время могли задержать его продвижение. Когда я попытался высказать свои сомнения экскурсоводу, тот был в некотором затруднении, поскольку твердо уверовал в неоспоримость указанных ему истин. Но через некоторое время стал объяснять, что постоянных войск вдоль китайской стены действительно не было, а были сторожевые посты, которые вели наблюдение, и в случае появления противника обязаны были оповестить императора о нападении, чтобы тот смог подготовиться к отражению. Такой вот «золотой петушок» в китайском исполнении на тысячи верст. То есть фактически пограничная служба на границе государства, а стена в виде лестниц специально для удобства немощных пограничников.

Один из императоров (Хуанди), который объединил несколько княжеств в одно единое государство, решил обозначить границы своего государства с севера, где жили другие, причем, весьма воинственные народы, время от времени совершавшие набеги на китайские города, поскольку в те времена никто никаких границ не соблюдал. Но сейчас признавать истину такой границы государства китайцы не хотят, потому что границы уже расширились до немыслимых пределов, более того, существуют претензии на более обширные территории.

Фото из открытого интернета

По сути дела, китайская стена – это известные казацкие курганы, которые справлялись с такой задачей гораздо проще без нагромождения таких жутких сооружений, строившихся веками и потребовавших миллионы жизней людей, легших здесь костьми и замурованных, по преданию, в эту же стену. Таким образом, это еще и памятник этим строителям, а фактически всему народу.

Но зато это сооружение красоты неописуемой, особенно в хорошую погоду и во время весенней зелени или осеннего разноцветья в природе. Если забраться на одну из наиболее высоких башен этой стены, на что может уйти несколько часов, то можно видеть, что она действительно, как дракон, извивается вдоль гор, местами опускаясь в долины, местами возносясь к заоблачным вершинам. Возможно, создатель или проектировщик этой стены, если таковой вообще был, даже не подозревал, что он создает величайшее произведение искусства, а не обороны. Это дало мне основание утверждать, что он явно, в душе по крайней мере, был поэтом.