Free

Мой встречный ветер

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Вообще, конечно, много что сейчас не такое, каким было раньше. Илья, например, тащит с собой ноутбук, потому что пообещал кому-то что-то посмотреть. Может, даже Нику. Мамин пятничный воспитанник отказался переносить занятие, так что завтра они будут беседовать по видеосвязи (что еще лет шесть назад вряд ли бы стал кто-то осуществлять). Лишь только мы с папой остаемся неизменными. У меня с собой гора хлама – блокнот, пара книг, ручки, скетчбук, несколько комплектов одежды, как будто я буду всем этим пользоваться. А папа то и дело отвечает на телефонные звонки, потому что без него работа не может никуда сдвинуться.

Когда мы приехали на базу отдыха, небо усиленно темнело. И все же время было слишком ранним, чтобы ложиться спать (хотя я, в отличие от всех остальных, к концу поездки начала уже клевать носом). Мама с папой остались в домике, чтобы приготовить ужин (у мамы с собой была гора продуктов, потому что она думала не только о собственных развлечениях). А мы с Ильей отправились исследовать территорию.

Вообще здесь было симпатично.

Незаметный съезд с трассы, лес, а потом вдруг появляется полянка, заставленная рядами одинаковых деревянных домиков. Внутри они небольшие, зато есть все необходимое – две спальни, кухня, совмещенная с гостиной (если судить по старинному дивану), ванная комната с горячей и холодной водой, батареи. В спальнях стены покрыты гипсокартоном, да так и брошены. Кухня сохранила первозданный деревянный вид.

Дорога между домиками вытоптана, по бокам растёт низкая трава и цветут ромашки. Я набросилась на ни в чем не виновные цветки, как дикая. Сорвала самую симпатичную ромашку и начала гадать. Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, любит, не любит…

В воздухе повис тот самый ромашковый запах, лекарственный.

…Не любит, плюнет.

Лепестки нормального размера закончились, но осталось несколько недоразвитых лепестков длиной миллиметра по три. Я задумалась, можно ли посчитать и их, чтобы выиграть в ромашковой лотерее что-нибудь приличное, и в этот момент Илья спросил:

– На кого гадаешь?

Он и вправду смотрел на меня, как на дикарку.

– На тебя, дорогой братец, – ответила я. – Ромашка сказала, что ты меня ненавидишь.

Я думала, Илья начнет возмущаться. Но вместо этого он тоже сорвал цветок (не повезло же этому кусту ромашек попасться нам на глаза). Пересчитал лепестки – я видела, как он их перебирает, нашептывая: «Пять, десять…». Затем Илья на мгновение поднял глаза к небу, что-то там посчитал и выдал:

– Ромашка сказала, что и ты ко мне аналогичные чувства испытываешь.

И еще мы нашли качели.

Не так давно я уже вполне себе преисполнилась качанием, и все же невозможно было удержаться от такого щедрого предложения – давай тебя покачаю.

Качели были хорошенькие, недавно выкрашенные, со спинкой. Я расслаблено растеклась по сидушке, и зря. Совсем забыла, что Илья подразумевает под покачиванием. Каких-то пятнадцать секунд, и вот я уже начинаю визжать, чтобы он перестал надо мной издеваться и раскачивать качели. По ощущениям – еще чуть-чуть, и начну делать солнышко. На деле, подозреваю, всё куда менее грандиозно, и тем не менее, тем не менее…

Илья смеялся, как не в себя. Но качели вскоре остановил. Я спрыгнула на землю, пошатываясь из стороны в сторону. И пригрозила ему кулаком, чтобы больше не смел так делать.

Хотя, подозреваю, хватит с меня качаний.

Только возвращаясь к домику, я поняла, что за весь вечер мы не встретили ни комара, ни мошки. Повымерли, что ли? Ведь раньше как было – приезжаешь к бабушке, и тебя облепляет с ног до головы. На летней кухне дедушка всегда зажигал зеленые спирали, которые своим дымком должны были отпугивать комарье. Не помню, помогало ли. Но от бабушки я всегда возвращалась, покрытая красными волдырями.

***

Первые два дня нашего путешествия погода в самом деле была неплохой. Мы успевали посещать по два озера в сутки. Хотелось бы мне сказать, что на каждом мы валялись по полдня, но прежде, чем попасть к каждому из озер, сначала нужно было отыскать к нему верный маршрут. А это зачастую занимало даже больше времени, чем сам отдых.

И все же мы успели вдоволь накупаться и наесться помидоров. Почему именно помидоров, не знаю, но, кажется, мама взяла их с собой килограмм десять, не меньше.

А я еще и полторы книги одолела. Не зря брала все-таки.

Третий день стал неудачливым. Во всех планах, если смотреть со стороны путешественника. Но мне понравился больше прочих.

Во-первых, выдался он пасмурным и прохладным.

Уже к вечеру второго дня небо затянуло тучами, так что с четвертого озера мы уезжали впопыхах, чтобы не попасть в непогоду. Вечером дождь так и не начался – решился на это лишь ближе к утру. Я прямо-таки слышала, как он барабанит по наружной стороне подоконника сначала менее интенсивно, а потом все громче и громче. Мне не спалось.

Во-вторых, пятое озеро оказалось самым красивым (об этом позже), но и самым трудно обнаруживаемым из всех. Мы пару раз пропускали повороты, ибо на карте они присутствовали, а на деле давным-давно уже поросли травой. Нам предлагали новые маршруты, и вместо того, чтобы сокращаться, расстояние между нами и озером лишь только увеличивалось…

И все же в конце концов мы его нагнали.

Папа ругался. Говорил, теперь только по проверенным картам ездить будет, никак не по навигаторам. Мы с мамой кивали – да-да, именно так, и все же взгляд был устремлен вперед.

Озеро было необычайное – розово-красноватая вода на фоне мрачного серого неба. Бьются о песочный берег волны, точно морские. Ударяются о поверхность косые дождевые капли, расходясь на неуверенные круги. Народу, кроме нас, пара человек – все остальные то ли так и не смогли отыскать дорогу, то ли испугались дождя.

Вдалеке – холмы, верхушки которых прикрыты дымкой, как вуалью. И парусник с белым крылом. Кто же оказался настолько смелым, чтобы соревноваться с непогодой?

Аргиллиты. Так назывались минералы, из-за которых казалась розовой вода. Пока я искала это, смахивая с экрана дождевые разводы, Илья уже побежал вдоль побережья, чуть-чуть загоревший за эти два дня. А вскоре и вовсе скрылся в воде с головой.

Я не рискнула сегодня купаться.

Но, справедливости ради, мама тоже.

Мы немного походили по берегу, мама вдохновилась на фотоискусство, и даже я несколько раз попала в кадр – получилось красиво. Можно будет выбрать что-нибудь для новой аватарки. Разбушевавшийся ветер трепал волосы и одежду, и казалось, будто, стоя на краю обрыва, мы в какой-то момент сделали лишний шаг, и вот уже летим вниз, в бесконечную злобную пропасть.

Парусник вскоре пропал – надеюсь, просто причалил к противоположному берегу, а не поглотился на ужин этой красивой розовой водой…

А погода с каждой минутой портилась все больше, усиливался дождь, и мы с мамой очень быстро свернули всю деятельность. Стояли на берегу, укрываясь куртками. И кричали нашей дорогой родне, чтобы они как можно скорее возвращались к нам, дурные (мало того, что мокро, так еще и опасно).

Илья кричал в ответ, что вода здесь – самая теплая из всех тех мест, где мы успели побывать.

Только и наших, и его слов было почти не слышно – слишком сильно шумел в голове ветер. В какой-то момент я и вовсе прикрыла глаза, на мгновение представив, что нахожусь на необитаемой планете. Той, куда есть доступ лишь у меня… а так хотелось, чтобы его знал кто-нибудь еще.

Обратный путь оказался куда менее запутанным, чем путь к озеру. И все же мы ехали домой, а не на базу, поэтому выдался он долгим.

Непрерывно работали дворники – дождь сопровождал нас всю дорогу. Настолько же непрерывно болтал Илья. Видимо, очень уж он вдохновился этой поездкой, хотя ехать хотел меньше всех. Илья-то, к слову, ноутбук так свой и не открыл ни разу…

А я нацепила наушники и включила музыкальную волну: подборку треков из разных периодов моих жизни. Задумалась обо всем этом и кое-что поняла.

Если я что-то и покорю, то, наверное, не сейчас. Позже.

***

Мне отчего-то казалось, что теперь, после нашей первой настоящей прогулки, все стало совсем по-другому. Что исчезли всякие недомолвки, установившиеся между нами, и уж теперь-то мы начнем общаться как нормальные люди, которым не то чтобы все равно друг на друга.

Но я ошиблась.

Недомолвок стало лишь больше.

Во время нашего небольшого путешествия я и вовсе не писала Нику, убеждая себя в том, что занята отдыхом. Причем моя ужасная занятость не запрещала отвечать на сообщения, если Ник напишет первым. Я почти не появлялась сети, всем своим видом демонстрируя, насколько поглощена процессом отдыха.

Я бы ответила, если бы он написал, но ни того, ни другого не случилось.

Хорошо. Я убедила себя, что и у Ника сейчас имеется множество развлечений. Он ведь совсем недавно вернулся, наверняка разгребает дела. Я позабыла это величественное слово – «гордость» – и написала ему первой, как только мы переступили порог квартиры. Спросила, не хочет ли он прогуляться.

Ник ответил довольно быстро. Но не то, что я хотела услышать.

«погода не очень вдохновляет гулять….»

А в нашем городе, как оказалось, тоже вовсю идет дождь. Не удивлюсь, если громадная черная туча захватила всю страну, а то и планету – и скоро свершится новый всемирный потоп.

И все же я продолжала стоять на своем:

«август заканчивается, теперь еще два месяца будут дожди».

«когда-нибудь закончатся».

Когда-нибудь закончится мое терпение, если Ник продолжит отвечать в том же духе.

«вместе со свободным временем. ибо если в нашем институте студентов не щадят, то что уж говорить о вашем».

«ибо?»

«тебе перевести?»

Не знаю, откуда во мне взялось столько злости. Быть может, в нее трансформировалось разочарование? Ну хорошо, сегодня и вправду не погуляешь. Завтра тоже обещают ливень каждые два часа. Но почему бы не встретиться послезавтра? Через пару дней?

 

«я знаю это слово…

просто раньше только в стихах его использовал».

Ну вот мы и говорим о словах, как я когда-то хотела. Где же радость?..

«я еще и «ежели» знаю.

красивое слово, острое, как веточка крыжовника. взгляд через плечо, и вот благородная дама бросает: «ежели так»… как будто укол».

«ежели и я знаю. необычные ассоциации… как по мне, оно скорее мягкое».

И больше ничего не написал. А мне тоже перехотелось с ним разговаривать. Хотя уж о словах я точно могла сказать многое.

Будет ли Ник вспоминать обо мне каждый раз, когда встретиться с этим «ибо?». Будет ли вспоминать обо мне хоть когда-нибудь, хотя бы вдесятеро реже, чем я вспоминаю о нем?

И надо ли мне это – о нем вспоминать?..

***

«сегодня солнечно».

«вижу….»

«не хочешь прогуляться? пока опять не начались дожди».

«сегодня не получится, много дел…..»

«удачи тебе во всех твоих делах».

«спасибо:) и тебе».

***

– Илья, слушай.

– Да?

Три дня отдыха обернулись для него неделей работы. Сидит за компьютером, бедняга, сгорбившись, глаза краснющие и вид замученный. Как будто мешки таскал всю ночь или тусовался. Как говорится, каждый в молодости гробит здоровье по-своему.

– Это твое?

И протянула ему бордово-белый бомбер, который со всей тщательностью прятала в углу шкафа. Думала, отдам при следующей встрече, но до сих пор не знаю, когда она состоится и состоится ли.

Илья покосился на бомбер с огромным сомнением. И ответил:

– Точно не мое. Дай сюда.

Развернул, всмотрелся в нашивку.

– Кажется, Ник в такой ходил.

– Видимо, забыл, когда приходил к тебе что-то забрать?

У меня взгляд невинный-невинный, а у Ильи – чересчур подозрительный. Тем не менее, бомбер он свернул и бросил на кровать. Видимо, это было такое своеобразное обещание вернуть его при случае.

– Давно его уже не видел, – заметил братец.

– Занят?

– Я да. А вот Ник… – Илья качнул головой и вновь уставился на меня. Даже когда он смотрел снизу вверх, со стула, взгляд у него все равно был полным превосходства. – Хорошо, я у него спрошу, не мог ли он забыть у нас эту свою толстовку.

– Хорошо.

Илья будто бы пытался вывести меня на чистую воду. Уличить на обмане – и почему же я всем кажусь лгуньей?

Быть может, я поспешила с тем, чтобы отдать Илье этот груз.

Быть может, я даже хотела обсудить с кем-то свои чувства. Если бы Илья продолжил гнуть свою линию, я бы во всем призналась, рассказала правду до мельчайших подробностей, как я сама ее вижу.

Но, видимо, Илья и в самом деле занимался чем-то важным. Ибо он просто махнул рукой, отпуская меня на все четыре стороны.

Вот и все. Теперь совесть моя перед Ником чиста. А перед самой собой нет, как будто я сделала недостаточно.

***

Зато был Пашка, готовый отправиться со мной гулять в любое время, в любую погоду. Даже при условии того, что я не так давно отвергла его чувства.

Наверное, мне не нужно было соглашаться ни на какую прогулку.

Но Пашка в самом деле вёл себя так, будто тот откровенный разговор мне лишь приснился. Я в целом начала сомневаться в реальности – ибо (ибо!) происходящее совсем не соответствовало моим ожиданиям. Случился ли тот наш с Пашкой разговор? Была ли встреча с Ником? И если да, то почему всем настолько все равно?

– Мой любимый месяц в году, – признался Пашка, когда мы встретились. И вот мы вернулись к тому, от чего пытались уйти – ни он не стал обнимать меня при встрече, ни я его.

– Август? Почему?

– Все еще лето, – он пожал плечами, – меньше солнца, но свобода действий все еще остается. Куда ты хочешь сходить?

Туда, где будет Ник, чтобы высказать ему всё, что думаю. Но такое, конечно, я говорить не стала.

– Полина попросила забрать заказ. Она только завтра приезжает, а срок выдачи истекает сегодня. Привезли на неделю раньше.

– Это где-то поблизости?

– Да, десять минут от общаг.

А общаги – в десяти минутах от нашего института, возле которого (по традиции) мы встретились.

Пашка кивнул, и я спросила:

– А тебе куда-нибудь нужно?

– Сейчас нет, но через полтора часа придется уйти. Пригласили на мероприятие, чтобы я потом написал про них.

Я только сейчас заметила, что на нем – белая рубашка, чуть-чуть более официальная, чем он носит обычно. И волосы слегка спокойнее прежнего.

– Ого, у тебя, наверное, еще и бейджик есть с именем.

– Нет, но на месте выдадут. – Он качнул головой и добавил: – Полтора часа – мало.

– А мы быстро, – я улыбнулась, – за заказом и немного погуляем.

Пашка кивнул со всей серьезностью. Мы двинулись в сторону общежитий (потом уже придется смотреть по картам, где именно находится пункт выдачи). Пашка напомнил:

– Ты говорила, что вы ездили на озера. Расскажешь?

Повествование я начинала неохотно. Да, ездили, жили там-то, плавали там-то. Там была целебная грязь, а вот там – розовая вода, ливень, и я не осмелилась…

– И я не осмелилась в воду войти дальше, чем по колено. Стояла на берегу, и еще этот ветер… А я в платье. Не знаю, почему мне смелости ни на что не хватает.

– Ты и не должна была заходить, если не хотела.

– Значит, трусиха.

Пашка помотал головой:

– Значит, посчитала наиболее надежным для себя не заходить. Люди любят оценивать риски – и отказываться от чего-то, когда они слишком высоки, – хмыкнул он.

Я поняла – Пашка говорит про свои отвергнутые чувства.

В которых он мне признался, несмотря на высокие риски быть отвергнутыми.

Почему мой мир сконцентрировался на Нике? Не на нем? Пашка вдруг показался мне взрослым, знающим куда больше меня. Будто я бумажный кораблик, пущенный по течению ручейка вдоль автомобильной дороги. А он – судно длиной в три футбольных поля, что рассекает океан, оставляя за собой след из волн. Мне ничуть не проще, чем ему, но, если сравнить нас в масштабе, я буду настолько ничтожна, что никто меня даже не заметит.

Мы приблизились к общежитиям (или они приблизились к нам). Невзрачные снаружи, они и внутри были неидеальными. Пару лет назад общежития отремонтировали, но лучше они не стали. Две кухни на этаж, но в каждой – холодильник высотой по пояс, которым должны пользоваться все жители крыла (места, конечно же, не хватает). Сломанные духовки, одна рабочая конфорка на две плиты. Внезапные отключения света (на день) и горячей воды (на пару недель). Души, которые спустя год после ремонта перестали функционировать, все до единого, и теперь вновь переделываются, что сопровождается пылью и шумом.

Подружки мне постоянно жалуются на это безобразие.

А самое забавное – в общежитии живут журналисты, которые умеют работать с прессой, и каждый общажный катаклизм где-нибудь, да мелькает, но толку от этого мало, ибо (ибо…) руководство общежития на все имеет собственное мнение.

Навигатор заботливо проложил маршрут – девять минут петлять между домами.

– А у тебя что нового? – поинтересовалась я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

На удивление, ничего нового у Пашки не произошло. Хотя, помнится, на предыдущих наших прогулках у него постоянно имелось множество новостей.

И все-таки все совсем не так, как прежде.

– Как дела у Полины и Оли?

Раз друг о друге мы больше не говорим, можно, видимо, и других обсудить.

– У Оли неплохо. У нее намечается любовь.

– Хорошо, что хотя бы у кого-то… – пробубнил Пашка.

– Что?

Всё я прекрасно слышала. Просто не сразу поняла, что это упрек в мою сторону. Не ожидала… Пашка помотал головой – мол, ничего.

– И у Полины неплохо, – продолжила я, умолчав про все те проблемы, с которыми столкнулась ее семья. – Завтра вот приедет, узнаю подробнее. А если…

Вдруг захотелось спросить то, о чем я думала периодически, на что иногда надеялась (с каждым днем все меньше и меньше).

– Да?

– Сейчас на пешеходный… А если я вдруг начну с кем-то встречаться, ты не будешь обижаться?

Пашка опешил. И ступил на дорогу лишь спустя три секунды после того, как на пешеходном светофоре загорелся зеленый.

Небо серое, а каемка Пашкиных глаз, листва на тополях и светофорный фонарь – зеленые. Красивый контраст.

– Почему я должен обижаться?

Спросил совершенно будничным тоном, но мне показалось, будто в голосе его стало вдруг меньше жизни.

Зря спросила. Да и сама не знаю, с какой целью. Просто мы так быстро перестали притворяться, что разговора с признанием не было, и я решила, что теперь можно говорить с учетом того, что он был. Меня беспокоило, что Пашка может увидеть, как я гуляю с кем-то другим (хотя не то чтобы я делаю это часто). Наверняка это заденет его настолько же сильно, как меня задевает вероятность, что с кем-то другим гуляет Ник.

Я не стала ничего объяснять, пожала плечами.

– Нет, я не буду обижаться, – продолжил Пашка. – С чего бы? Ты можешь общаться с теми, с кем сама посчитаешь нужным. Я не хочу никак ограничивать твою свободу, да и прав на это не имею.

– Ну хорошо.

Он отвернулся. Что ж, не будем больше развивать эту тему.

Интересно, а мне было бы обидно? Если бы я знала, что, вероятнее всего, вместе с этим человеком мне не быть. Болело бы внутри от осознания факта, что он счастлив с кем-то другим?

Думаю, да.

Было бы мне легче, если бы я не знала, что он встретил человека, который симпатизирует ему больше, чем я? Если бы я чуть-чуть, но надеялась, что он может поменять свое отношение ко мне?

Скорее всего, тоже да.

– Нам сюда.

– Куда именно?

Друг за другом, в соседних подъездах – три пункта выдачи самых больших интернет-магазинов. С одной стороны, выглядит нелепо. А с другой – наверное, это удобно, можно сравнить цены на товар и сделать заказ там, где будет выгоднее всего.

– Налево.

На выдаче сидела наша ровесница – девушка с яркими рыжими волосами. Пискнул сканер, и она скрылась в подсобке, за синей шторкой.

– Там что-то объемное?

– Нет, книга. Мне в сумку влезет.

На приклеенной этикетке значилось – «Код: создание, анализ…» и что-то еще, разглядеть я не успела, потому что сразу спрятала ее в сумку от чужих любопытных глаз. Интересно. Не припомню, чтобы Полинка увлекалась программированием, не то чтобы это наша специальность. Может, взяла на подарок? Вот и заказала заранее, чтобы успеть в срок. Спрошу, предварительно извинившись за любопытность.

Спасибо, до свидания, и вот, пожалуйста, мы вновь на улице, с начала нашей прогулки прошло полчаса, и у нас еще два раза по столько же – всё-всё-всё обсудить.

– Как думаешь… – начал Пашка. Не сговариваясь, мы двинулись в сторону института, в более знакомые края. Глядишь, еще и по парку пройдемся. Слишком много событий лета связывают меня с этим парком. Клянусь, весь учебный год буду обходить его по касательной.

– Да?

– Раз уж мы все-таки заговорили об этом. Каким он должен быть, идеальный парень или девушка, с которыми приятно проводить время?

Звучит как очередной вопрос с подвохом. Я пожала плечами:

– Таким, чтобы тебе самому нравился. Не думаю, что есть универсальный рецепт. Это же не кулинария.

– А лично у тебя?

Угадала.

– Тоже. В разное время мне нравятся разные люди.

– Все равно должно быть между ними что-то общее. Хорошо, давай я начну, – предложил Пашка. Я кивнула, хотя мне очень сильно хотелось избежать всех этих сомнительных разговоров. – Мне нравится, когда человек искренний и открытый. Смело делится переживаниями, потому что доверяет. Люблю, когда люди идут на контакт.

Это точно был упрек в мою сторону, так что я решилась ответить:

– А я люблю, когда необязательно говорить, чтобы понимать друг друга.

– Да? – Пашка заинтересовался, ну или хотя бы сделал вид.

– Да. Бывает так, что и при разговорах некомфортно. А бывает так, что у вас и тишина общая, одна на двоих. И еще надо, чтобы постоянно хотелось смотреть в глаза.

– В глаза… – протянул Пашка. – Разве не важнее то, о чем человек думает, говорит?

– Вот ты знаешь, какого цвета мои глаза? – Я демонстративно отвернулась. Как назло, когда мы оказались на пешеходном переходе. Благо, дорога была пустой. Вообще-то, когда дорогу переходишь, нужно постоянно смотреть по обеим сторонам, так что, может, зря я тут драматизирую.

Несколько секунд Пашка молчал, потом заметил:

– Не знаю. Как будто ты знаешь, какие мои.

Я всплеснула руками – мол, после таких заявлений нам с тобой нечего больше обсуждать. И потом все же заметила:

– Да, знаю. Карие, и по краям – зеленая дымка.

– Извини.

Вновь посмотрела на него. Пашка будто просил прощение за свои чувства ко мне – и за то, что не является тем идеальным человеком, которого я бы хотела видеть рядом с собой. Я помотала головой:

 

– Нет, это ты извини. Каждый имеет право на собственное мнение.

Зря я цепляюсь к тому, кто ни в чем не виноват. И все же, возвращаясь к этому извечному вопросу – виновата ли я?..

Пашка заглянул мне в глаза и заметил:

– Серо-голубые.

Помнится, когда-то давно я обещала рассказать, что же можно понять о человеке по тому, как он описывает цвет глаз.

На самом деле, тут всё просто.

Если человек – технарь до мозга костей, для него существует всего два цвета глаз: темные и светлые.

Если человек творческий и ранимый, он будет использовать природные эпитеты. Васильковые, небесные, цвета болотной тины. Если человек знает цену вещей, он использует драгоценные камни – сапфир, малахит, горный хрусталь.

Если человек мягкий и душевный, он сравнит глаза… с едой. Шоколад, мёд, орех.

У тех, кто считает себя неординарной личностью, глаза обычно всех цветов сразу. Зеленые весной, синие под солнечным светом, серые по четвергам.

Если человек одинок, для него все глаза имеют один цвет.

– Не вижу в них ничего голубого, хотя хотелось бы. Расскажи лучше про мероприятие, на которое тебя позвали. Или про те, на которых ты уже побывал. Думаю, будет полезно. По крайней мере, замотивирует.

– Хорошо. Ника, ты ведь пишешь стихи?

Этот вопрос оказался неожиданным, я ответила растерянно:

– Да, пишу…

– Отправишь? Я бы хотел почитать.

Я будто наяву увидела эту картину: время перевалило за полночь, Пашка попеременно смотрит то на потолок, то на экран телефона, где белыми линиями на темно-синем фоне светятся мои строки. Он читает их снова и снова, пока не выучит, и он видит меня настоящую, но такую, какой я никогда для него не стану.

– Я не люблю делится своими стихами. Может, потом.

Он кивнул.

Не решился настаивать.

И еще сорок минут я слушала Пашкин рассказ, изредка уточняя детали. И почему-то думала, что нескоро мы еще погуляем вот так, если вообще погуляем однажды. Пашка продолжит задавать провокационные вопросы в попытках выяснить, что именно мне в нем не понравилось. А я буду обижать его своими ответами.

Он говорил, после признания можно сохранить дружбу. Но были ли мы когда-то друзьями? Такая я на самом деле, какой он меня видит? Несу ли такие качества, благодаря которым его зацепила? Во мне нет ни искренности (слишком часто обманываю даже саму себя), ни, тем более, открытости. Полная противоположность идеальному Пашкиному образу.

Влюбляются не благодаря, а вопреки?

Ник ведь тоже понравился мне несмотря на свои многочисленные недостатки. Или из-за положительных качеств, которые я в нем разглядела? И продолжает мне нравиться, хотя все плюсы так старательно затмеваются его полным равнодушием ко мне.

И вот мы с Пашкой пришли к остановке – ему пора отправляться. Правда, согласно расписанию, до автобуса остается еще восемь минут. Я не стала уходить, решила дождаться, когда подойдет автобус.

Поднялся ветер, было боязливо – хоть бы дождь не начался. Тучи неслись по небу как летучие корабли, одна за другой. Хорошо, что я не стала надевать юбку – иначе давно улетела бы. А у Пашки и вовсе растрепались приглаженные волосы, но я не стала их поправлять.

– И какого цвета глаза у него? – спросил вдруг Пашка.

И все-таки дождь начинался.

На землю по одиночке падали крупные капли. Сейчас они разведают обстановку, а потом в одно мгновение хлынет дождь. Знаем, проходили. Придется и мне ехать на автобусе. Я спряталась под крышу остановки, а Пашка остался стоять, как будто совсем не боялся растаять.

– У кого?

– Того, с кем ты собираешься встречаться, – терпеливо пояснил Пашка.

– Я ни с кем не собираюсь встречаться, – пробормотала я.

– Тогда бы не спрашивала.

Я просто пожала плечами.

Наши автобусы подошли практически одновременно. И вот мы уже разъехались по разным сторонам, друг другом недовольные. Даже не обменялись взглядами на прощание.

…Насыщенно-зеленые. Как заросли травы, сквозь неё бежишь, не различая дороги, и она оставляет порезы на ладонях и застревает в обуви. Как листва, через которую просвечивает июльское солнце. Не совершенная, присущая маю, а с неровностями и потемнениями. Как сон, в котором у тебя имеется все, что нужно для счастья, а сам при этом ты ничего не должен, лишь находиться в гармонии с этим миром.

Вот какие у него глаза.

***

На этот раз я оказалась права.

На наш город опустился сезон дождей. И если раньше оставалась хоть какая-то надежда, что тепло еще придет, то теперь надеяться уже и не на что.

Последние августовские дни.

Печальнее может быть лишь начала января, когда новый год наступил, а ты все еще осталась прежней. В квартире свежий воздух перемешивается с прошлогодним и так тихо, будто ее все покинули, при том что все сидят дома.

Полинка вернулась вчерашним вечером, а сегодня мы договорились встретиться (чуть-чуть не доходя до нашего любимого института). Обычно мы ходим куда-то втроем, но Оля вернется лишь послезавтра. Надеемся, она простит нам такую самоорганизованность.

Я шла к месту встречи с Полинкой, кутаясь в толстовку, еще и зонтом укрывалась. Надо будет зайти куда-нибудь посидеть. Гулять в такой дождь совершенно невозможно. Пожалуй, не так уж сильно был неправ Ник, когда оправдывался плохой погодой.

И все-таки – почему-то мне и Полине это не помешало.

Если захочешь, и в град пойдешь, и в метель. Правда, лишь ради немногих решишься на такие подвиги. Ник явно не станет жертвовать собой, чтобы меня увидеть. А вот я? Была бы готова принести себя в жертву? Ради Ильи – пожалуйста. Ради мамы и папы, ради девчонок – тоже. А ради него?

Может быть.

Мы с Полинкой подошли одновременно. Быстро обнялись, сцепившись зонтами. И потом, смеясь, пошли искать место, где можем посидеть. Впрочем, институтские окрестности мы знаем неплохо, так что и искать долго не пришлось.

– Какую хочешь пиццу?

Полинка сказала, что не против перекусить. Так что мы завалились в ближайшую пиццерию. Народа здесь было немного – занята от силы треть столиков, в большинстве своем люди сидят возле стен, чтобы заряжать ноутбуки.

А мы, не сговариваясь, заняли место около окна, как будто всё никак не могли насмотреться на дождь. Нашли друг друга, такие драматичные.

Мой Илья – фанат пепперони. Каждый раз, когда мы вдруг заказываем пиццу на дом, он вопит громче всех. А я для меня пепперони слишком солёная.

Мы остановили выбор на «Цезаре» в надежде, что листья салата окажутся такими же симпатично-зелеными, как на картинке. Милая девушка на кассе сказала, что пицца будет готова минут через двадцать. Так что мы с Полинкой расселись друг напротив друга, слегка взбудораженные тем, что встретились впервые за долгое время.

– Так давно не виделись с тобой вживую! – заметила я.

– Всё лето общалась с молодыми людьми? – Полинка хитро взглянула на меня.

Хотелось улыбаться, и смеяться, и чуть-чуть даже прыгать. Не знаю, откуда во мне вдруг проснулась такая игривость.

– Ага. Илью учила мыть посуду сразу после того, как поешь, но он так и не научился. Зачем, когда есть сестра-посудомойка? Еще с Пашей виделись вчера, забрали, кстати, твою книгу, сейчас отдам!

Глаза у Полинки округлились:

– Подожди. С Пашей? С нашим?

Я отчего-то была уверена, что говорила девчонкам о наших прогулках. Так что вопрос Полинки поставил меня в тупик.

– Да. А я не рассказывала?

Подруга медленно покачала головой из стороны в сторону и заметила:

– Даже не намекала, Ника.

В общем, я выложила всё как есть. Казалось, что времени до пиццы предостаточно. Но рассказ затянулся, так что к тому моменту, как я начала рассказывать про признание, мы с Полинкой уже держали в руках по кусочку пиццы. Ароматному, между прочим, кусочку, от которого пахло курицей, помидорами и сыром, аж слюни текли.

Я думала, Полинка удивится.

Но она лишь пожала плечами:

– Я так и думала.

Полинка со спокойным лицом откусила пиццу – лист салата уместился в рот лишь со второй попытки. Зато я свой кусок едва не выронила. Вот тебе раз.

– Почему вы всё так думали?

– Он постоянно вьется вокруг тебя. И смотрит слишком красноречиво.

– Обычно он смотрит, как на всех, – пробубнила я.

– Так что ты ему ответила?

Я так старательно пыталась стереть из памяти всё слова, произнесенные после признания, что не сразу нашлась с ответом.

– Сказала, что ничего не могу сказать. А он сказал, что мы можем остаться друзьями. – Я отвернулась к окну. – И вот вчера пытались общаться как обычно, но я ведь знаю, что он что-то там ко мне чувствует. И не могу воспринимать его, как друга.

– Значит, и не нужно, – Полинка вздохнула.